Бить или не бить?..

- Ух-х, - выдохнул полной грудью Николай. Он торопился. Не было и минуты перевести дыхание. До начала гона он должен был занять самый дальний номер стрелковой линии. Время вот-вот истечёт, а Николаю ещё надо добрый кусок болота обогнуть.

Ноги мягко утопали в побуревшей, поникшей траве, засыпанной мокрым листом. Зима замолаживала. Оттепели следовали одна за другой. Декабрь половину календаря отлистал, а настоящего снега и морозов не видели.

Казалось, что-то свихнулось в атмосфере, съехало с оси и совершалось вопреки законам природы. Правда, ходить по лесу не утомительно, легко. Но охота добычливой не была – сплошняком чернотроп. Без хороших собак – дело случая. Так и топали наудачу. Две лицензии «пустыми» закрыли.

Егерь Василий Иванович сочувственно качал головой:

- Кабан весь в Белом Болоте, на островах, не добраться туда. Вон оно – очерет стеной, топи кругом, торфяник! Там и ховается, когда нет морозов.

Николай на минуту задержался у дренажной канавы, осторожно попробовал палкой дно. Ржавая, застоявшаяся вода забулькала, противно запахло болотным газом. С шестом-то, оно, перепрыгнуть можно: оттолкнулся посильнее и сиганул. Всё же, как ни старался, в сапог зачерпнул.

Теперь, хочешь, не хочешь, а выливать надо – чай, не лето. И только присел сапог стащить, как услышал рычание и редкий хриплый лай. «Что такое, собак с нами нет! – мелькнула сразу же мысль. Николай быстро вскочил прислушался. Рычание и лай раздавались как раз в той стороне, куда он торопился на замыкающий оклад номер. Прячась за деревьями, где приседая, а где чуть не по-пластунски, преодолел редколесье. И сразу за ним, метрах в сорока, разглядел мечущиеся тени. Хорошо впереди ёлочка невысокая, разлапистая оказалась. В аккурат до пояса скрывает. Прикрывшись ею, осторожно выглянул. И открылась ему картина отчаянной борьбы за жизнь. Две одичавшие собаки яростно бросались на козла.

Теснимый ими, он прижимался к густому кусту, спасаясь от атак сзади. На козла собаки прыгали с разных сторон одновременно – тактика выверенная, пожалуй, волчья.

Козёл был крупный, с ещё не сброшенными рогами. Он низко опустил голову, встречая ими каждый бросок. Собаки шарахались, но хватки им иногда удавались. Несколько ран виднелось на боках, с предплечья тоже капала кровь. Козёл, по всему виду, начинал слабеть. «Отчего ж он не спасается бегством?» - подумал Николай. И тут же понял причину – левую заднюю ногу козла удерживал тонкий стальной тросик. «Вот в чём дело! Угодил в браконьерскую петлю, поставленную на тропе. Здесь его и обнаружили бродячие псы. Ну, погодите!..»

Одичавшие собаки хуже волков. Человека не боятся, а вреда чинят не меньше, если не больше серых разбойников, без разбора всё живое уничтожают.

Голосов загонщиков он не слышал. На номер торопиться уже поздно. Теперь его номер был тут. Вот только кого стрелять: козла, или собак? Лицензия у коллектива на косулю была. То есть, имелось формальное право добыть этого козла. А моральное? Пожалуй, нет. Это, ж: кому война, а кому мать родная… И чем же он будет лучше этих диких псов, если воспользуется бедой животного?

«Так не годится! Сейчас, сейчас, родненький,- шептал сам себе охотник, меняя картечьные патроны на пули, - не задеть бы тебя»…

Пёс, что покрупнее, застыл на мгновение, собравшись для прыжка. Но этой секунды хватило и Николаю. Прошитая «турбинкой» собачина взметнулась с воем и рухнула под куст без признаков жизни. Бурый метнулся в сторону, ища спасения за стволами деревьев, но кара настигла и его.

Козёл, испуганный выстрелами, подхватился разом и упал. Ещё не единожды он вскакивал и безуспешно пытался вырваться из плена. Лишь окончательно обессилев, затих, с опаской поглядывая на поверженных врагов.

Освободить животное одному, нечего было и думать. Николай протрубил в стволы. Вскоре подошли товарищи. Посовещавшись, решили вырубить рогатины и прижать ими козла к земле, чтобы он ни себя, ни спасителей своих не поранил. Вон у него копыта – остры как нож, да и рога – не веточка осины. Он же не умышленно, от испуга мог нанести рану. В конце концов удалось прижать шею и ноги. Тогда животное как-то сразу успокоилось, будто почувствовало, что беды от людей не будет.

Козёл лежал смирно, но волнение его выдавали быстро вздымающиеся бока и хрипотца дыхания. Широко раскрытые агатовые глаза следили за нами напряжённо и выжидательно.

Василий Иванович, не делая резких движений, присел и осмотрел раны. При каждом его прикосновении по телу козла пробегала дрожь. Это были первые в его жизни прикосновения человеческих рук, которые не причиняют страданий. Ведь были и другие руки, те, которые соорудили ужасную ловушку, так больно и крепко впившуюся в ногу. Мягкий и гибкий трос прорезал кожу, впился в ткань, но сухожилия не повредил. Раны, нанесённые собаками, были не глубокими и опасности для жизни не представляли.

Когда сняли петлю и осторожно отошли, козёл, вопреки ожиданию, не рванулся в паническом беге; какое-то время он лежал, как бы ещё не веря, что уже свободен. Затем поднялся и… застыл в нерешительности. Потом отбежал мелкими шажками и прихрамывая на повреждённую тросом ногу. Снова остановился, прядая ушами и глядя в нашу сторону. Было трогательно смотреть. Он, похоже, благодарил нас.

Василий Иванович махнул рукой:

- Иди, божья душа, с миром, - и сматывая трос, задумался. Теперь он будет знать козла по одному внешнему виду, и присматривать.

А Николай возмущался:

- Этого бы гада да самого ногой в петлю посадить, а потом и собак напустить. Не мастерил бы больше своих ловушек!

- Жадность толкает человека на всё, - заметил Константин Калистратыч. – Вот и собаки по его вине одичали, такими же браконьерами сделались. Но собак отстрелять можно, а вот с человеком как быть?