За двумя гусями
Все хорошо знают, что охотиться сразу за двумя зайцами – ничего не добыть. Знают, чем закончилась история веселых гусей, живших у бабуси. Может быть, даже читали, как охотился на диких гусей из бочки Остап Вишня с приятелем, умостив ее посреди озера.
О настоящих охотниках и говорить нечего: им то, уж, точно ведомо, что осторожнее и крепче на рану, чем гусь, птицы нет.
Знал обо всем этом и я, да что ж с того, коли ученье не впрок. Ведь говорил же когда-то дядька, не поминай на охоте черта…Он под любой корягой оказаться может, уши развесит и ждет, когда его окличут. Тогда притычки не миновать.
Стояли мы зорьку на рисовых чеках. Только-только солноворот совершился. И как хорошо к новогоднему столу жареного гуся с яблоками подать!
Вовсю шел поздний прилет. Причерноморские лиманы окутал гомон зимующих стай. А птица все прибывала и прибывала. Погода стояла разладная: то дождь накрапывает, то снег сыпет, но нам-то она развсецело гусиная. Здесь всегда так: тепло-тепло, потом фукнет, как из трубы, и зачертили косяки в небе.
Бывал я в Остаповишневских местах прежде только раз, когда писал о нем очерк. В ту пору плавни изнывали жарой. Нынче вот в зиму на гусей подались. Чеки, вроде, и не в самом берегу, а дует порядочно. Продрог и в арык опустился – все меньше, взашей, холодит. И справа, и подальше, товарищи мои постреливают, а у меня-то всего ничего: селезень заполошный налетел, да шилохвосток еще в темную пропуделял.
Жую всухомятку бутерброд, грустно так, без аппетита. Да и откуда ему взяться – облетает меня птица.
Бывает, охотники удачу себе наманивают. Ну, там, к Господу обращаются, дескать, пошли хоть перышко, хоть шерстинки клок…Не знаю, но, говорят, помогает. Сам-то я не пробовал, да и приговоров, что-то не припоминаю. И тут, будто, кто дернул меня. Захотелось вслух выразить желание подстрелить гуся. Я и гаркнул во все горло – все одно никого, стою, как перст. Только получилось не обращение к Вседержителю, а как раз наоборот: - «Черти что, а не место, гниль болотная», - и запустил недоеденную корку в очерет. Полез на дамбу, собираясь, в скорости, убраться с нефартового номера. Пустозоряный выход. Вдруг слышу:
- «Ка-га, ка-га…» И ближе, ближе…- Наконец-то! Давай, давай же…А гуси левистее берут, вот-вот ускользнут.
Таки, достал я последнего с клина. Срезал вчистую. Бегу и смеюсь: - « Ну, вот и черт пособил. Нет, брехня все это…Сам налетел. Серый!».
Так второй раз произнес я бесовское имечко на той охоте.
Обтер гусака от грязи и положил на сухую кочку. Стало гор-раздо веселее. Посмотрел на гуся и думаю, что никуда ему теперь, кроме новогоднего стола, не деться.
Не долго и ждал, как прорезались с тумана белолобики: « - Кью-кью-коц, ки-лик…ки-лик», - переговаривалась о чем-то своем летящая на кормные поля стая.
Стрелять довелось вкосую, но под перо и крайний гусь тряпкой свалился в приарычный очерет.
- По - оперло, лиха беда…
Провозился в поисках белолобика не так уж и долго, а когда вернулся к заветной кочке, серый меня не ждал. Его просто не было, как если бы я и не укладывал его собственными руками.
- Куда ж…ожил, ушел… - нес я околесицу и лихорадочно осматривался, в раскид держа в одной руке ружье, в другой – белолобика, пока не приметил свежий след на мелководье – раздвинутую ряску. Он уходил в очерет. Было ясно, что гусь каким-то чудом отямился и улепетывает от меня подальше. Вот так, запросто, не за понюх табаку, расстаться с добычей, когда почти вьяви ощущаешь запах ее до бронзовости зажарившейся кожицы?.. Скоренько я положил второго гуся на место сбежавшего и начал преследование. Мелководье разлива постепенно делалось глубже. Уже и щиколотки скрылись в булькающей жиже. Уйдет на глыбь – не достать. Но след повернул в прибереж и потянулся вдоль дамбы. Несколько мелких перышек подсказывали мне, что птица близко и далеко уйти не сможет. Прибавив ходу, я увидел сквозь просвет очерета что-то белесое, словно свет в конце туннеля, обласкавшее мой взор. Видно, к кочке приторочился, плут.
- Не-ет, если ты не дошел, меня не подпустишь. Я тебя для верности и…бац! – Только пух закружился облачком. Подхожу и глазам не верю. Пух есть, даже много, а гуся нет…
-Не вытряхнул же я тушку, не убежал же голый гусь снова.., - мучаюсь нелепыми вопросами и чувствую, что от волнения покрываюсь испариной.
Совершенно ошеломленный, смотрел я на окровавленное гусиное убранство. Перья разлетелись широко, а легкий подпушек кружился и зависал над местом странного исчезновения моей добычи.
Продолжать поиски не имело смысла, и я еще раз чертыхнулся. Теперь уже в адрес гуся: - « Чтоб тебя черти забрали!»
-«Брали, брали», - отозвались эхом плавни, и мне показалось, будто, в глубине гнилушек кто-то закашлялся и зло захохотал.
Жаль было серого. Я пенял себе, что-де, не завернул ему голову под крыло, как проделывают это с домашней птицей хозяйки. Тогда бы не ушел, нет, а так…
- Ладно, - успокаивал я себя, - пойду, может еще пофартит. На крайний случай белолобик остался.
Представьте себе степень моей растерянности и негодования, когда на кочке не оказалось и его.
Объяснить очередную пропажу в другораз ожившим подранком было невозможно. Факт исчезновения белолобика обрушился на меня, как нежданное солнечное затмение, как…Я чуть не зарыдал от досады и принялся лихорадочно шурухтеть сапогом в траве. Пусто.
- Что за напасть, может, кто из охотников не по-доброму шутит? Так, ведь…Ну, дознаюсь, мало не покажется! – придумывал я кару злоумышленнику, обследуя место «преступления» в поисках улик.
Вскоре я их нашел. Второй след, как две капли воды похожий на первый, струился в плавни, только поворачивал в противоположную сторону, словно распашные казачьи усы. Было от чего призадуматься. Уже и не до охоты, коли творится не весть - что.
Выстрелы помалу стихали. Гусь прошел. Я знал, что утка туманцем и в день станет мотаться, и постоять еще можно, но утехи в том мало…Так опрофаниться с гусями!.. К лагерю идти не хотелось. Рассказать – засмеют. Взойдя на дамбу, я медленно тащился к машинам и в такт шагов шаркал о сапог селезень, ежесекундно напоминал о пропавших гусях.
Так бы я и оставался в неведении, строя догадки о злокозненности охотников, если бы не увидел с высоты дамбы, как какой-то зверь метнулся из-под нее в крепи. Секундою он задержался, прежде чем исчезнуть за плотной стеной очерета и я сразу опознал в нем шакала. В зубах зверь держал недоеденного гуся. Выстрелить я не успел. Ворюга натурально растворился в камышах. И будто полегчало – товарищи оказались ни при - чем. Дружно сочувствовали.
Дичь к новогоднему столу я, все же, привез. У нас не принято, чтоб в коллективе кто-то пустой возвращался с охоты.
Гости очень хвалили и гуся, и меня, и хозяйку. Мне же гусь показался жестковатым: ноша-то чужая. О своих: «сером и белом», я умолчал. Новый год ведь. И честно скажу, хоть не верю я в «нечистую», а с той охоты на номере больше никогда чертей и их родню не поминаю.