Гадючья высыпка

 

Был в излёте октябрь. Ещё с Покрова небо посерело и опустилось. Пошли дожди. Прошмыгнувшее лето охотой по перу не одарило. Утиные перелёты неожиданно захирели, а дупеля и бекасы как-то рано отлетели.

Не успел я разложить по заветным углам амуницию, возвратившись с фазаньей охоты, как из Москвы позвонил Николай Иванович. Мой старый друг по флотской службе и охотничьим скитаниям, сообщал, что купил путёвку в санаторий «Крым», но хотел бы приехать на недельку раньше и побывать на охоте по осеннему вальдшнепу.

В минулые времена во многих санаториях имелись первичные охотничьи коллективы и отдыхающие из охотников, если в сезон, могли соединить, как говорится, полезное и приятное. Теперь не так. Что я мог ответить моему другу?.. Только одно: - «Конечно, Николай…Жду!»

Года два назад мы охотились на пролётного гуся на лиманах Одесской Бессарабии и один знакомый охотник – крымчанин приглашал нас на вальдшнепа.

- Его у нас к ноябрю, что грязи собирается. Высыпки-и…Ой, Иван, ты таких не видел! – хвастался Боря Рогозин.

Пришлось напомнить о приглашении. Вопреки сомнениям, он его подтвердил и сказал, что вальдшнеп уже подтянулся и в хороших кондициях. Жирует. Я облегчённо вздохнул, сообщив другу хорошую новость. Через восемь дней с Борисом мы встречали его в Бахчисарае.

Громогласный и бурный, как горный поток, Николай тут же, на перроне, обрушил на нас лавину вопросов. И только получив утвердительный ответ относительно охоты, постепенно угомонился.

Весь вечер у гостеприимного Бори Рогозина он предавался воспоминаниям наших совместных охот. Ну, а уж флот, особенно…Да и Борису тема родная. Из моряков, ведь. Старший мичман запаса. Теперь купил приличный домик в Бахчисарае, откуда родом жена. По его семье, как и многих других моряков, жизнь тоже прошлась плугом. Младший сын Сергей служит в украинском флоте, а старший – Вадим, в Североморске, под Андреевским стягом.

- Соберутся, бывало, в отпуске – чёрти что наслушаешься, будто и не братья…Потом выпьем за флот без разделения и песни до утра поём…Наши, старые: «Усталую подлодку», «Прощайте скалистые горы», «Легендарный Севастополь»…Ну, там, сами знаете чего…Новых-то почти нет. Так в обнимку и сидим.

Закончив монолог, Борис хмыкнул: - Смешно и грустно. Тузлу делим. Ха!..

-Будет тебе, - вмешалась Борисова жена Алия, - бы лучше альбом свой охотничий гостям показал, обрыдла уж всем политика…и подала на стол жаркое из…вальдшнепов. Мы задохнулись ароматом.

- Всё мамочка, всё…Вы насчёт вальдшнепа не сомневайтесь. К самому куражу поспели. Тут разве подгадаешь?! Вроде и время прилететь: ан,- нету, местный только. Вот когда пощекочут его первые морозы на московской широте, смотришь – у нас появляется. И совсем густенько высыпает, как от Киева холодок

спускаться начнёт. Тогда долгоносика где только не встретишь: в садах, виноградниках, в лесопосадках, в огородах, кукурузных полях, по опушкам – везде есть. Каждую осень собака с грядок во дворе поднимает.

- Этих-то когда успел, - кивнул я на блюдо.

- Свеженькие. В среду на Каче охотились.

- Видим, успешно. Да много ли было, - любопытствовал Николай Иванович.

- Одному много, другому мало…Количество категория относительная. Случается, единого добудешь, а он дороже десятка.

Утро выдалось пасмурное, но сухое и тихое. С Николаем мы вышли во двор. Борис уже возился с уазиком, проверял масло, укладывал вещи. В сморщенных листьях виноградных лоз, аркой обрамляющих выход из резной веранды чирикали и суетились драчливые воробьи. У ног хозяина вертелась, помахивая лохматым хвостиком, пегая сучонка: спаниель – не спаниель, больше дворняга, но милая, так что ругательное слово ублюдок к ней применять, не хотелось.

- Не мешай Дельта. Иди, я позову, - не глядя на неё, обронил Борис, и «жучка», опустив голову, будто обиженная, потрусила к крыльцу и там уселась, молча наблюдая за нашими приготовлениями.

- Что и её будешь брать? – заподозрил я дворняшкины порывы.

- А то,..без неё никак. В этом деле она у нас главная. Обличьем и статью не вышла, зато чутьё отменное, да и ума – палата. Чего там…увидите.

Верилось с трудом. Но мы промолчали, зная, что в присутствии хозяина о его собаке плохо не говорят. Кто ж из охотников не знает, что осенью на вальдшнепа интереснее с собакой охотиться. Посмотрим. Однако Дельта почувствовала с нашей стороны недоверие к своей собачьей персоне и, демонстрируя характер, презрительно отвернулась.

- Ишь ты, надулась…Поняла, что вы не высокого о ней мнения. Ладно, в деле себя покажешь. Иди в машину.

Мы ехали в долину Альмы. Охоту Борис предложил начать с прочёсывания садов и виноградников, потом взять заросли кустарников, таволги, разметавшиеся вперемешку с крапивой и бурьянами по руслу реки. Лесистые редачи склонов оставили на вторую половину дня.

- Последние годы в Старом Крыму проходят настоящие «вальдшнепиные сафари». Приезжают из Америки, Англии, Франции, Скандинавии. Всё чаще россияне заглядывают. На Западе охота на вальдшнепа уже давно попала в разряд трофейных. Англичане любят сложность стрельбы, а охота на вальдшнепа, более чем любая другая этому отвечает, особенно в лесу: накоротке, навскидку, где миг определяет успех выстрела. Такого скопления птиц, как в Крыму, у них нет. Особенно в теплые зимы… Многие считают вальдшнепиную охоту чисто нашенской, что ни на есть национальной. Если б так, назывался бы кулик везде каким-нибудь «слукой», «слонкой»…А его все немецким словом кличут. Да и англичане кокера специально для охоты на вальдшнепа вывели, - размышлял Борис.

Николай Иванович запротестовал.

- Эка, куда хватил. Немецкое название к птице с петровских времён прилепилось, хоть жил-то «лесовичок» у нас извеку. Тогда довольно всего не на русский лад переиначили. Не отстояли бы наши предки своей землицы, глядишь и нас с тобой по - иному кликали бы, скажем, Гансом, или там, Николасом…

Мы уже пересекли Альму и свернули на грунтовку, направляясь к устью реки, к морскому побережью, где в Каламитском заливе, она отдаёт морю свои воды. До побережья мы не доехали. Оставив километрах в пятнадцати позади посёлок Почтовое, «спешились» и пошли проверить молодой яблоневый сад. Он тянулся вдоль склона и скрывался где-то за холмом. И сами деревья, и пожухлая листва ещё хранили запахи лета. Давно скошенные в междурядье травы поднялись вновь и теперь, высохшие и поржавевшие, стали хорошим укрытием птицам.

Как не похожа: весенняя охота на тяге и осенняя на высыпках, хотя объект один и тот же - вальдшнеп. Весною, тянущего по закрайкам мелколесья и, загодя предупреждающего голосом о своём появлении, вальдшнепа, гораздо приятнее слушать и наблюдать, чем стрелять. Романтически настроенному охотнику бывает неловко прицелиться в томимого страстью лесного кавалера. Как-то не по-мужски это.

Другое дело осень – время сбора урожая. Однако ж и тут есть противоречие. Весною вальдшнепа – кавалера с самочкой не спутаешь. Именно потому, что весной ухажер оповещает о себе голосом. Самочка молчит всегда. Осенью птицы срываются молча. Никогда охотник не определит, кто попал под его выстрел, пока не возьмёт птицу в руки. Но есть и несомненное отличие: самочка статью дороднее и нарядом нежнее.

Охота на тяге – пассивный способ: стоишь и ждёшь, когда долгоносый красавец изволит пожаловать к вам под выстрел. Случается, переместишься немного, подставляясь под тягу, шапку подбросишь разок-другой, в надежде хитростью наманить птицу – и только. Осенью - ножкам воля, душе - раздолье, а пот - взашей. И стрелять на тяге много проще. Долгоносик летит медленно, плавно, себя показывая и предлагая. Нет, конечно, и на тяге не палкой птиц сшибают. Случаются и там промахи. Но это совсем не то, что с подрыва в кустарнике или в лесу. Залопочет впритык крыльями…шмыг, шмыг... и, нету. А бывает, отлетит недалечко, и вновь сядет: подходи повторно счастье пытать.

Весной и собачья роль не дело. Торчит себе смирненько у хозяйских ног. А случись ему обрушить валешка на прелый прошлогодний лист: всех - то забот – найти да подать теплый комочек. Не-ет!.. Охота по осеннему вальдшнепу много волнительней. Тут мастерящий помощник доставит столько трепетных мгновений и радости, что не забудутся они веки – вечные.

Уже у придорожи Дельта засуетилась, скоренько помахала обрубочком-хвостиком и, обернувшись, усавилась на Бориса, дескать: - «Чего копошитесь, поторапливайтесь, дичь рядом»…

И правда, любит вальдшнеп побродить по закрайкам просёлков и пролесков, потыкаться своим долгим носом во влажные грязи.

Почти всю прошлую неделю, как поведал Борис, шли мелкие моросящие дожди, и висел туман. Почва отпотела и умаслилась. То там, то здесь, объезжая широкие обсыхающие лужи, мы видели метки пребывания птиц: крестики их следов и дырочки, оставленные клювами, как веснушки на лике земли.

Борис с Дельтой правились центром, слева - я. Николай Иванович определился правее, но, имея рост дяди Стёпы и широкий шаг, мало – помалу отрастал от линии нашего хода, оказываясь впереди собачонки, отчего его всё время приходилось сдерживать, словно рвущегося в карьер аргамака. Он горячился. Два года назад мы охотились на фазанов в пойме Тилигула. С его крупным телосложением, пробираться через дьявольски крутые заросли акации, было немыслимо, и он, вывалившись на опушку, «тянул фланг», прислушиваясь к чертыхавшимся в «мотне», исцарапанным колючками товарищам. Тогда собаки наткнулись на редкостно большую высыпку вальдшнепов. Но никому в чащобе не удавалось и ружья поднять, не то, прицельно выстрелить. Птицы подрывались с шумом и, оставляя в отчаянье охотников, взмывали над кронами, затем стекали по склону в низину, где неожиданно натыкались на Николая Ивановича. Тянули низко и плавно. К тому же и «семёрочка» у него оказалась в патронташе. Шесть штук жирных долгоносиков красовались на его удавках, когда измочаленные охотники выбрались на свет божий. Никто в тот раз больше не добыл вальдшнепа, зато Николай Иванович к своим дивным трофеям добавил парочку фазанов. Приятно быть королём охоты. От того-то, видать, и нынче тянуло Николая Иваныча забежать в переём. Да-а, страсть!.. Совсем забыл Борисову инструкцию: идти спокойненько и больше на собаку поглядывать – она своим видом и поведением всё скажет. Я не могу причислить себя к большим знатокам охотничьих собак, однако охотился с ними всегда и кое- что в их работе понимаю. Прав оказался Борис, когда подморгнув своей Дельте, сказал: - «Ничего, в деле мы себя покажем, а статями пусть наслаждаются те, у кого ружьё на стене приколочено». Только потом мы поняли, что работу по вальдшнепу и фазану маленькой, не выразительной внешне Дельты, без натяжки , можно было признать выдающейся, если бы кинологи смогли определить саму её породу и допустить к участию в испытаниях. Такие аномалии в собачьей генетике случаются. Борис Рогозин имел гениального «ублюдка».

Как охотники, следующие традиции, первого долгоносика мы пропуделяли. Мастерски это сделал Николай Иванович, перегоревший желанием отличиться. Дельта в поиске ходила челноком. На относительно чистых местах челнок растягивался. Периодически она оглядывалась, и если находила, что хозяин отстал, садилась и поджидала его. В густой некоси поиск снова сокращался. У собачки были в равной мере хороши и верхнее, и нижнее чутьё.

Среди охотников давно сложилось мнение об особой пахучести вальдшнепа, отчего, мол, и собаки по нему легко работают. Даже не слишком чутьистые без затруднений его отыскивают. К сожалению, не всегда это так. Тут и ветер играет роль, и состояние погоды, а, прежде всего, рабочие качества самой собаки, что бы там не говорили. Борис признался позже, что сезона два Дельта работала в паре с опытным курцхааром его приятеля, егеря Орлино – Куйбышевского охотхозяйства и, будучи от природы умненькой, быстро освоила курс хорошей школы.

Когда она, скрывшись в густой траве, через время возвратилась и, умильно моргая глазками, уставилась на хозяина, демонстрируя безупречный анонс, у меня не осталось сомнения в её даровитости. Борис сделал знак рукой. Дельта развернулась и повела. Перед запавшей птицей она остановилась. Ничего похожего на классическую стойку вышколенной легавой у неё и в помине не было. Замерев, она опустила голову долу и подрагивала, ожидая команды. Николай Иванович не сразу понял приглашение Бориса к первому выстрелу и замешался. Далее ждать было нельзя. Вырвавшийся из-под носа посунувшейся собаки вальдшнеп вертыхнулся вправо и, прорезав рядок раскрашенных осенью яблонь, сам налетел на нашего великана. После его пустого суетливого дуплета, порядка в наших рядах прибавилось. Дельта по-своему выразила ему неудовольствие: заскулила обиженно и отвернулась.

До конца сада мы сумели поднять ещё трёх птиц, из которых по одной взяли Борис и Николай Иванович. Мне на этот раз тоже пришлось почувствовать разочарование Дельты. И всё же начало можно было считать пристойным. Как – никак пятьдесят процентов успеха, хотя Бориса это смутило. Неделей назад здесь некоторым его друзьям не хватило патронов. Но таков вальдшнеп. Сегодня есть, завтра – пропал, словно призрак, оставив охотникам лишь воспоминания и надежду. Они и надеются, мечтая о сказочных высыпках. Мы не были исключением. Но поскольку всей-то охоты прошло не более часа – в успехе не сомневались. Впереди целых два дня.

К оставленной на просёлке машине возвращались по заросшему бурьяном увалу, жмущемуся на взлобке к саду, а внизу упиравшемуся в излучину Альмы. С козырька увала бурьян был реденький, плешивый, насквозь продуваемый ветрами. Там птица вряд ли станет таиться. Зато у подошвы он резко густел, делался выше и крепче стеблем. Дальше начиналась урёма с зарослями кустарников, перехваченных таволгою и крапивой по руслу реки.

Не доходя до крепей, Дельта забеспокоилась, но вела себя не так, как прежде в саду. Пробегала вперёд, резко поворачивала в разные стороны, останавливалась.

- Фазаны, - определил Борис, - и, поставив меня с Николаем Ивановичем, вроде как, на номера, с Дельтой стал обходить порядочный кусок чапыжника с умыслом потеснить петухов на нас, и поднять на крыло под выстрел.

Фазаний взлёт не менее, если не более, волнующ, нежели вальдшнепиный. Но вряд ли уместно соображение о предпочтительности той или иной птицы в качестве трофея, - так приятны и дороги обе они сердцу любого охотника.

Там, где исчезли в зарослях Борис и Дельта, вскоре раздалось: «Ко-гок, ко-гок», и заполошное хлопанье крыльев. Следом затявкала собачонка. Прогремели выстрелы. Начался тарарам. Фазаны, не выдерживая собачьего напора и Борисовых покриков, с треском «зажигали свечи» над кустарниками и с разворота полого уходили под сад. Борис так ладно определил номера, что почти все они тянули меж нами. Стреляли по чистому и в меру, по очереди, не мешая друг другу, а то и разом, когда взмывало несколько птиц.

Фазаны ко времени вальдшнепиных перелётов сбиваются в стаи, придерживаясь, близь воды, крепких мест. И если кому удается набрести на их дневку – охота бывает успешной.

Вот и нам благоволила удача. Дельта шустро разыскала трёх сбитых нами петухов. У Бориса, кроме петуха, оказался ещё и вальдшнеп. Напуганный криком и шумом фазаньих крыл, недалеко поднялся таившийся долгоносик. При виде двух птиц, Дельта аж затявкала от растерянности. Борис, довольный редким и удачным дуплетом, умилялся и ласково трепал холку помощницы.

Нас она долго признавать не хотела и всю дичь таскала хозяину, будто не мы её и стреляли. Он не грубо её журил и собачка, словно извиняясь, ложилась у его ног. Всё это напоминало какую-то игру, в которой действия участников заранее обусловлены ролью, а завершение предопределено дружеским соглашением. Только на привале, когда Борис разрешил собаке принять от нас угощение, и мы наговорили ей массу комплиментов, она оттаяла и, лизнув нам руки, тем самым, простила отсутствие приличных манер.

Всю вторую половину дня наша, теперь по-настоящему подружившаяся, компания, провела в редачах на склонах, где и вальдшнеп попадался чаще, и стрелять его было сноровистей.

К вечеру северный ветер опрокинул в море низкие распухшие тучи. Улыбнувшееся земной юдоли солнце обласкало её тёплым светом и, поиграв красками, медленно заскользило в окоём.

Наши вязки дичи потяжелели. В среднем, не меньше десятка вальдшнепов было у каждого, и мы подумали о возвращении в Бахчисарай. Но до заката оставалось ещё пара часов, и неугомонный Борис предложил на десерт дивное охотничье удовольствие – «немую тягу». От самого сочетания этих слов веяло таинственностью и колдовством. Не алчность, конечно, двигала нами. Увидеть своими глазами: что оно такое, бывает гораздо весомее добычи. Слышать-то мы слышали, что есть, де, такой вид охоты на вальдшнепа. А вот отстоять «немую тягу» не доводилось, хоть не раз вечером случалось подстрелить осеннего вальдшнепа. Но встречи эти носили характер совершенно случайный. Теперь нам предстояло наблюдать и участвовать в самой охоте, как способе… «немая тяга»! Ну, кто ж отринет такую охотничью удачу?! Когда-то я читал у И.С.Соколова – Микитова о его охотах на «немой тяге» в Талышском районе Прикаспия и на Кавказском побережье. Даже читать об этом было фантастически интересно, а тут самому охотиться…

- Нам это по пути будет, у села Партизанского. И что интересно,- делился наблюдениями Борис, - что у Партизанского, что у Тырок, что у Сасыка, да и в других местах, летит вальдшнеп из года в год. А ведь это ж не местный, пролётный. Как понять такую привязанность? Надо только место подходящее выбрать: лучше всего на свежей пахоте у опушки, или на озими. Вылет начинается перед самым заходом солнца…Да мы уже и приехали.

Место, куда привёз нас Борис, вполне соответствовало его рассказу. Редкоствольный лесок отделял собою изумрудное озимое поле от только что поднятой зяби. Закатное солнце освещало всю озимую половину, тогда как с пахотной части от опушки на неё падала широкая полоса тени. Мы разошлись. Ожидание чего-то необычного, долженствующего вот-вот произойти, накатывалось с исчезающим за горизонтом Ярилом. Не было весенней возни дроздов, не куковала вдали кукушка, не слышались голоса пташиной мелочи. Тихо. Только граили под селом гнездящиеся на ночлег вороны, да прокричал, возвестивший о начале своей охоты, сыч.

Заря родилась цветастой и яркой, потом, как бы застеснявшись своей красы, поблекла и застыла, сделав ранние сумерки долгими и чистыми. Наверное, в такие минуты покоя человеческое сердце и разум тоже должно посещать нечто светлое и радостное.

Вглядываясь в живописную палитру заревого неба, я словно тонул в оседающих на землю тенях – так контрастно разделились в эти мгновения земная твердь и полыхающий небосвод. И долго можно было любоваться игрою красок, но эхо гулкого выстрела, зайцем запрыгавшее вдоль опушки, разом нарушило умиротворяющую тишь. Было видно, как возник на закрайке поля и мягко пропал в подлеске силуэт Николая Ивановича. Ему улыбнулось счастье открыть «немую тягу». Я представил его лицо – довольное, доброе и, по-детски, лучезарное, какими, чаще всего, и бывают лица дородных людей: без тени угрюмости и налёта блажи.

Пока я радовался за друга, громыхнул и Борис. Потом их стрельба стала переменной: то один бахнет, то другой отзовётся. А мне и приложиться не было повода. Выходило не совсем справедливо. Видно, вальдшнепы не знали охотничьей этики. Их занимали дела житейские: где бы, поскорее отыскать на ужин сладкого и жирного червячка, да заморить им пустое брюшко.

Так бывает всегда. Радоваться за успешную стрельбу друзей можно до определённого предела. Потом, если вы только и делаете, что слушаете, как они упражняются, и пребываете в бесплодном томлении, волей – неволей, вас охватывает волнение, плавно перерастающее в досаду. – «Что же это за тяга такая, получается? - стал и я задаваться нелепым вопросом. – Видно и в самом деле «немая». Стоишь, как Герасим, даже чертыхнуться не перед кем!» Чуть не подумал, что Борис спроказничал, выставив меня тут наблюдателем. И в пору уж было: тени с опушки давно вытянулись, посерели и растворялись в завеси предночи. Как не тщился я разглядеть хоть что-нибудь на фоне всё ещё хрустального купола – ничего там не находил. Но в одно из мгновений уловил краешком глаза, будто копошнулось тёмное пятнышко в урезе межи и замерло. Вот и ещё раз…Если перекинуть взгляд со светлого на тёмный фон, то не сразу и поймёшь, что там творится: может ласка в мышиной норе колупается, или ёжик вышел на промысел? Хотелось мне по мягкой почве шажок-другой сделать, как вдруг осенило: - Бат-тюшки! Это ж вальдшнеп шилом своим серебристую зорюшку к чёрному бархату землицы шьёт! Ловко так управляется. Меня совсем не видит, хоть и не далеко вовсе. Толкнет шило, пощелочет им и дальше, будто строчку гонит в мою сторону. Никогда прежде не лицезрел я кормящегося красавца. Сказать нечего – залюбовался, как малец, впервые посетивший кино. Мне непонятно было: как удалось ему подлететь и опуститься незамеченным. Не пешком же он пришёл? Вероятно, летел в полтени под лесом и не со стороны тлеющей полоски окоёма, а над темнеющей пахотой.

Я шелохнулся. Ошалевший от испуга валешек фонтаном брызнул ввысь. И не сверкнула ему вслед молния, не пропела страшную песню дробь, не громыхнул гром в безоблачном небе. Не стрелял я и тех трёх птиц, что протянули на чистом, пока дивовался кормящейся. И всё же в сгущающихся сумерках охотник во мне поборол натуралиста: таки свалил я одного на нежную мякоть озими, скорее для ощущения реальности, чем из необходимости.

Чудная «немая тяга», молчаливый диалог с природой!

Встретившие меня друзья удивлённо оглядели мой единственный за весь вечер трофей и Борис извиняющимся тоном спросил:

- Не тянули... неужто место негожее?

- Тянули, вылет был хороший.

Из мрака опустившейся ночи фары уазика дважды выхватывали копошащихся на закрайке пролеска вальдшнепов. Птицы, ослеплённые ярким лучом, замирали, становясь на какое-то время беспомощными. Легкая, легкая добыча…Взлетали они испуганно и мало не из-под колёс. Дельта, при этом, беспокоилась и скулила. И.С.Соколов – Микитов, среди прочих способов охоты на осеннего вальдшнепа, описывал и такой – «на грязи», который он хорошо знал, но ни разу не применял в силу его не спортивности: настоящий охотник не станет стрелять в сидящую, тем более ослеплённую птицу. Но те, кому важнее результат, а не процесс охоты, для кого не существует нравственных границ, преспокойно им пользуются, без всякой опаски быть уличённым в браконьерстве, ибо дозволено всё, что не запрещено законом. Им всего-то и надо: отыскать место, куда вылетают вальдшнепы кормиться «на грязи», а там – бей сидячих птиц. Талыши Прикаспия придавали охоте «на грязи» свой шарм. Они ловили живых вальдшнепов сачками при свете фонарей.

- Так то, когда было, - махнул рукой Борис. – У нас в Крыму современные «талыши» из-под фар не сачками, а ружьями добывают пролётную птицу. Им всё одно, лишь бы побольше.

Проведя не урочные дни в Севастополе, к исходу пятницы, Николай Иванович и я возвратились в Бахчисарай. Погода порядочно испортилась. Всю долгую осеннюю ночь лил дождь. К утру субботы он перешёл в мелкий бус. Тёплая ещё земля курилась туманом. Хотя сообщалось о кратковременности ненастья, перспектива бродить по сырости не радовала – когда ветерком продует? Охоты для нас оставалось два дня. Но Бориса сырость не смущала. Он собирался «угостить» нас ещё одним способом поиска осеннего вальдшнепа – охоты «в капель». Кому-то «сырая» охота не по душе. Однако сырость не повод для уныния, а даруемая охотнику возможность. Борис так и пояснил:

- В лес не полезем. Птицы там нет. Вся на закрайки перекочевала. Шум капели её пугает. Пофартит – найдём высыпку. Они чаще по таким погодам и случаются.

Но как мы не желали, высыпку в тот день так и не нашли. Вальдшнепа попадалось не много и все же на высыпки это никак не походило. К полудню Дельта, шустря в опушках лесопосадок, была мокрее – мокрого и, дрожа всем телом, жалобно заглядывала в Глаза хозяина: мол, хватит, домой пора. Да мы и сами были не лучше: по пояс – хоть отжимай, а в сапогах противная липкость. Повисшая в воздухе влага оседала на плечах, собираясь на головном уборе, время от времени срывалась холодящее – жгучими каплями и змейкой пробираясь взашей, вызывала состояние озноба и дрожь. Брр-р!..

Зато стрелять в капель оказалось проще, чем в сухую и ясную погоду. Вальдшнеп выглядел отяжелевшим, взлетал нехотя и лениво. В нем не было прежней юркости, не грохотали о ветки крылья. И количеством дичи «капельная» охота «сухую» превзошла. Никогда прежде ни мне, ни моему гостю так не улыбалась вальдшнепиная потеха. В конце концов, мы, солидаризируясь с Дельтой, тоже почувствовали зов домашнего уюта и…горячего чая.

Осенняя погода также не стойка, как и охотничье счастье. К ночи вызвездило. Ветер переменился, а вскоре и вовсе засмирел.

Отпарив озябшие тела в Борисовой баньке, мы долго и отчаянно рубились в нарды, строя планы относительно последнего дня охоты. Неожиданно, без всякого объяснения причин, Алия стала нас от неё отговаривать, дескать: и так хорошо поохотились, веничком помолодились – отдыхайте, а шашлык из молодого барашка с красным вином будут ей неплохой заменой. Борис отмахнулся:

- Шашлык до вечера подождёт, а вальдшнеп не станет. И где это видано, чтоб охотник валешня на барана менял?!.

Скажи нам тогда, что сердце Алии предчувствует недоброе – кто бы из нас поверил, хоть и толкуют в народе о предрасположенности женщин, детей, собак к острому ощущению приближающейся беды.

Когда охота для мужчины всю его жизнь была самым дорогим и желанным удовольствием, в зрелом возрасте он ждёт её отчаянно и дорожит каждым прожитым на ней днём, как женщина последней любовью: вот минёт она и не будет ничего, чтобы спасало и грело душу. Таков человек.

Обычно встречавшая утром появление хозяина, Дельта, из своей конуры не вышла. Борис удивился, окликнул собачку, и она нехотя показалась в проёме конуры.

- Когда ж ты притворяться научилась? Сегодня отохотимся – неделю отпуска получишь. Пошли вертихвостка.

Бельбек встретил теплом и солнцем. Всё окрест прибралось и повеселело. Исчезла и квёлость Дельты. Печальный её взгляд сменился живыми искорками, стоило притормозить уазику, а Борису произнести магическое, как заклинание шамана слово – вальдшнеп.

Мы не стали обходить лесные опушки, сразу устремившись к пойменным редачам и кустарникам.

Дельта учуяла присутствие птиц сразу, стоило нам подтянуться к древесной мелочи. Её особое возбуждение, чего мы не видели в предыдущие дни охоты, показалось необычным. Нам подумалось, что она натекла на фазанов, а Борис, сделав знак остановиться, сказал не сразу понятую нами фразу:

- Наконец-то! - потом поинтересовался, как у нас с патронами. – Лучше вернуться к машине и прихватить их побольше. Высыпка здесь…вы-сы-п-ка! – протянул, улыбаясь. – Видите, Дельтушка вертится. С разных сторон запахи прихватывает.

Вальдшнепятники средней полосы, то и дело читающие ностальгические воспоминания коллег о давно ушедших временах осенних высыпок, могут, как никто лучше, понять состояние сродни тому, что испытывает, к примеру, старатель, вдруг осознавший себя открывателем золотоносной жилы.

Через четверть часа мы стояли перед Борисом с полными патронташами и вздувшимися карманами.

По долине Бельбека то там, то здесь уже слышны были выстрелы: крымчане не спали. Да и кто бы из охотников без причин усидел дома зная, что от побережья до побережья, вдоль рек и речушек, по садам, виноградникам и опушкам полуострова разметались вальдшнепиные россыпи.

Раз за разом чесали мы почти одни и те же участки припойменных мелочей, а вальдшнепы, словно из волшебной сумы, появлялись вновь и вновь. Борис с Дельтой, центром задавая всей команде направление движения, повернули правее, забираясь на склон, где некось редела, топорщились низкорослые кустики и белели плешинами выходы породы. Потом он скажет, что намеревался на взлобке устроить передых: солнце давно забралось на свой перевал и пригревало мало не по-летнему.

В какое-то мгновение я приостановился, чтобы смахнуть испарину и поправить соскользнувшие с переносицы очки. Тогда-то и случилось то, что, возможно, раньше предчувствовала обазартившаяся Дельта и чему неосознанно противилась с вечера Алия.

Близь горба склона из-под нашей труженицы всполыхнулась, один за другим, пара вальдшнепов, и Борис, обнеся ближнего, вторым выстрелом достал отдалелого. Вальдшнеп с перебитым крылом падал, завалясь набок. Как оказалось впоследствии, других ранений он не имел и шмякнувшись в траву не стал таиться, а дал деру. Метнувшаяся по команде хозяина за подранком Дельта вдруг взвизгнула и, высоко подпрыгнув, шарахнулась в сторону, будто всеми четырьмя лапами угодила на колючки шиповника. Подранка она добрала, но возвращалась к Борису не прямо, а как-то по дуге, обходя испугавшее её место. Положив к его ногам прихваченную птицу, сучонка стояла, опустив голову. С вывалившегося языка текла жидкая слюна, ноги её дрожали, а по телу, словно от подступающей тошноты, волною катилась судорога.

- Дельтушка, собачка моя, что с тобой? – наклонился над нею Борис.

Дельта легла и, откликаясь на поглаживание теплой хозяйской руки, опрокинулась на спину, явно желая показать, где болит.

В подбрюшине у последних сосков сочились сукровицей две маленькие ранки. Такие же виднелись в левом паху и на нижней губе.

- Господи, да тебя гады покусали, - ахнул Борис, - что же делать-то? – спрашивал он, то ли нас, то ли себя.

А мы и не знали, какие тут гады, и ядовитые ли они, что и озвучил Николай Иванович, желая успокоить Бориса.

- Сейчас поглядим, какие, - схватил Борис ружье и осторожно раздвигая бурьян, медленно пошёл к плешине.

Прошло несколько минут и раз за разом хлестануло его ружьё. Он быстро перезарядил его, и опять отскочившее от взлобка эхо комом скатилось в низину.

На время оставив собаку, мы устремились на зов Бориса. Несколько серо-коричневых с чёрным зигзагообразным орнаментом по спине гадов, разорванные в ветошь выстрелам, лежали перемешанные с известняком. У одной из них, уже умерщвленной, конвульсивно подёргивался кончик хвоста.

- Их тут с десяток было, - показывал Борис. – Степная гадюка. Вот твари! Зимовать сползаются. Вишь, устроили гадюшник на завалинке. Дельта в этот клубок и вперилась. Птица смутила, иначе б не сунулась.

- Так они и нас могли хватнуть? – обеспокоился Николай Иванович.

- Вряд ли. Охотятся они на мелочь, а укусят, если наступить. Предпочитают скрыться. Врагов у них тоже хватает… хотя, всяко бывает.

Рассуждать о вреде или пользе степной гадюки было некогда. Вред уже был налицо. В местах укусов тело Дельты отекло и посинело. Требовался, как минимум, ветврач, если не специалист герпетолог. Искать специалиста в селе, да ещё в воскресный день – дело безнадёжное. Мы поспешили в Бахчисарай. Борис нес Дельту к машине на руках. Она вся обмякла и затихла. Парализующее свойство яда начинало действовать. Широко раскрытые немигающие глаза собаки, полные мольбы и боли, глядели на Бориса так пронзительно, что он не выдержал и попросил:

- Подержите собаку, а я за руль сяду…

Дорогой он молчал, видимо понимая, что Дельту не спасти. Случаев смерти человека от укуса степной гадюки, как будто, не отмечали, но скот погибал. В собачонке весу меньше заячьего, а укушена трижды. До Бахчисарая мы её не довезли. Незачем стало искать и ветеринара. Похоронили радость и горе Бориса Рогозина в посадке на берегу Альмы, положив на совсем не приметный в траве холмик три стреляных гильзы.

Жена Бориса, Алия, в этот вечер, сославшись на надобность, ночевала у родителей. Никто из нас не был виновен в гибели Дельты, - так распорядился случай, - но все мы тогда вдруг ясно ощутили какую-то пустоту и тяжесть. Смерть Дельты в одночасье испортила праздник вальдшнепиной осени. Но я знаю, что время подарит новый. И будет всегда, пока водится на земле длинноклювый красавец вальдшнеп.

На следующий год Борис сообщил, что у него подрастает подающий надежды щенок курцхаара, и через сезон с ним можно будет охотиться.