«Американские» гуси»

Всякому охотнику известно, что американский гусь – особенный. То есть, он такой же, как наш, - гусь, он и есть гусь, - только чуток особенный. Вот, как если бы мы и американцы…Ну, чем, собственно, мы отличаемся? Руки, ноги, голова…Ан, что-то же есть! И палитра здесь ни при чем, хотя, конечно, каждый охотник желает знать…

Тут нечто иное, скорее, психологически обусловленное. Образом жизни в голове пришпандоренное, затюканное и загогулиной вывернутое. Это я о том, от чего мы, в конце концов, избавиться захотели, как от мультяшной злокозненной лени: – «Фу, гадость, утопить бы ее в болоте». Ладно, старичье, может и помнит, как за всем импортным гонялись: водолазки, джинсы, кроссовки, « грюндики »…А молодежь? Она ж теперь капиталистически ориентированная, без этой самой, плесени соцреализма.

Таки ж, нет,…Комплекс «американских» гусей сидит и в них. В том числе и в охотничьей поросли. Только проявлялся он раньше так, а нынче этак.

За недельку до Воздвиженья охотились мы с приятелем в Днепровских плавнях. Зоренькой утренней потешились. Как говорится: было чем и кого тряхнуть.

- Бэмц... бэмц…- стукнул дуплетом мой Николаша и сам себя похвалил, дескать, старый конь борозды не портит…

- Но... – только собрался я его дополнить, как он: - Да, ладно, тебе, кто ж по мелководью глубоко пашет, - хохочет.

- Так-то оно, так, а где ж селезни?..

- Ах, тит-твою…

Крякашей тех, с божьей помощью, мы добрали и еще лупцанули маленько. Куда ж еще…Па-ашли себе, бессуетно к бережку, ушицу сварганить и все, что там к ней полагается…

Лету давно нет. Уже и юшки умяли порядочно, а за косой кто-то на заводях – бух, да, бух… и все это по воде…хлесь, хлесь…

- Вот чума, никак лысуху давит, хотя на плесах чернух не видать.

- В камыше она в это время, вот там и забавляется, лешак…

Покалякали мы, немного вздремнули в палатке, да и снова к плесу потянулись, в обжитой скрадок. Моторчик у нас пустяковенький, три хвоста крутит. Нам куда спешить, чухаем себе. Глядь, летит из-за мыса к скрадку моторка. Бурун в сажень, сама, будто, мерин в дыбках. Подлетела, и шасть в наш схрон. Минут через десять и мы притынялись.

Высовывается из скрадка, весь из себя, акселерат. Чего на нем только не висело. – «Надо же, - думаю,- бедолага полмагазина на себе таскает». А он, покачивая распальцовкой:

- Здар-рова, диназавры!..

- И тебе привет, петух гамбургский…

- Че-ево?..

- Не вежливый ты, и место чужое занял. У охотников так не принято.

Уходя на остров мы в расщелине одного из кольев скрадка оставили картонку с надписью – «занято». Но теперь ее не было. – «Слямзил, хлюст».

- Ну, вы, деды, да-аете…Я ж первый пришел…

- Первый, говоришь…Тогда скажи, что в трех метрах в камышах лежит и сколько – это раз? А второе – тут есть записка, что скрадок построен нами.

- Х-ха, что где лежит вы и сами не знаете, а записки уж точно нет,- осклабился молодец, только что упрятавший картонку и абсолютно уверенный в отсутствии главного нашего аргумента. - Покажете маляву – мотаю удочки.

Молодо-зелено!..

- Для таких, вот, халявщиков, у нас завсегда хороший болт найдется, - отвесил в ответ, засучивая рукава, Николай. – Гляди, казачок.

Сунув по локоть руку у крайнего кола скрадка и нащупав привязанный к нему шнурок, он выхватил и представил пред выпученные очи ошалевшего захватчика то, о чем пару минут и говорил. К шнурку был привязан самый настоящий болт, увесистый, не меньше килограмма; такими, вероятно, скрепляют фермы железнодорожных мостов, или какие-нибудь строительные конструкции. Надо же, как все обусловлено. Я споткнулся об эту железяку на острове, - видать когда-то служила она, в своей новой жизни, грузилом для рыбацких сетей, но потом, оставленная и без этого дела, попалась под мой сапог. Собрался я, было, уже метнуть болт подальше, но Николай остановил меня и прихватил его в лодку, приспособив таким вот образом. К грузилу он привязал маленькую пластиковую бутылочку, в которой, как кащеева смерть в яйце, покоилась убийственная для самозванца записочка.

Из молодых, да ранних, он даже не стал сопротивляться и требовать ее предъявления.

- Ух-х, ты…- раззявил он рот. – Ни-иштяк... А вы, дядьки, те еще пацаны, -нежданно подмолодил нас великовозрастный недоросль. – Ух-хожу…

Наклоняясь, он возился с мотором, а Николай не унимался:

- Слева от тебя, вона, вон там, чучела прихованы. Восемьнадцать их будет. Нет, ты поглянь…Десяток крякух, пять чирков и три красноголовика. Хватит?..

Выталкивается наш временщик из скрадка, а у него, гляжу, в носу лодки порядочная куча сереет. –«Эка, - думаю, - навалял, шельма»…

- Да ты, никак, с хорошей добычей. Не ты ли в заводях весь день бухал?

- А то…восемь гусей ухандокал…

- Восемь? – ахнул я, гусей…вот, те, фокус…

Оторопь меня взяла. – «Хороши, охотнички, - переглядываемся с Николаем, - пяток крякух на пару прибрали и возгордились. Эвон, комель строеросовый, а туда же…восемь!»

- Что за гуси? – спрашиваю, а самого бумбенит, - давно нам не попадались.

- Американские…Во, красавцы,..- и поднимает одного за шею.

Тут меня, словно обухом по темечку погладили. – « Поганки…ну, и гу-уси!».

- Американские? Что, прям, так с Америки и прилетели?..

- Егерь сказывал – американский гусь. У него в егерьской чучело стояло.

- Ну, если егерь сказал, так оно, должно быть, и есть - американские. Жена-то хорошо готовит?

- Ты, чё, батя, какой охотник бабе дичь доверит…я сам.

- И знаешь как?..

- Известно, с яблоками…

- Ну, приятного тебе аппетита, - еле сдерживаясь от уже бушующего внутри нас рокота, мы присели, чтоб затолкать нашу лодку в освобождаемое укрытие. Но только зарычала «Honda» - рвануло так, что Николай, переломившись надвое, мало не кувыркнулся за борт.

Всю вечерку мы буквально «ржали». Какая тут охота! Глянем друг на друга …и до слез, до икоты. Пару раз только и стрельнули, да и то, впопыхах, вчистую пропуделяли.

- Знаешь, Николай, - говорю своему другу, - это я второй раз в жизни об американских гусях слышу. И ведь сколько пишут…

- Кто-то ж пустил их по свету летать?.. С этим понятно, а первый…

-В восьмидесятых годах состоял в нашем коллективе Сеня Голышев. Охотник с него был некудышний. Как и этот. Зато склонность к коммерции имел необычайную. Где чего купить, кому что впарить – хлебом не корми. Охоту на выгодную шабашку всегда поменяет. Текла в нем украинско-еврейско-татарская кровяная смесь. Крови, почитай и не было, а вот такая ядреная эмульсия. Все в ней булькало и кипело.

- Скоро мы те советские времена, как дореволюционный царизм и зайцев « у чотырнадцятому роци», вспоминать будем.

- Что да, то да…Так вот, еще до Чернобыля охотились мы в устье Припяти. Утки тогда, не в пример теперешнему времени, было…черно. Все, конечно, набили хорошей птицы. А Сеня Голышев набрел где-то на выводки чомги. Молодняк, он, не такой шустрый...Сеня и расстарался. Гордый явился на «Ярославец». Посмеялись над ним, да и ладно. Только не стал Сеня печалиться поганкам. От причала Рыбачьего острова мы обычно разъезжались по домам на машинах. Натолкаемся в «жигуленок» Прохина, в «горбатый» Алексея Павловича и крутимся от Подола до Куреневки, где большинство из нас проживало, только Сене надо было добираться за Сенной базар . Он всегда последним «горбатый» покидал. А тут просит Поавловича у базара его высадить.

- Мне, - говорит, - на рынок, во, как надо. Домой на такси доберусь. Мол, к столу праздничному жена щуку заказывала.

- Мише-то что, - высадил и уехал. А Сеня, добрый человек, надыбал у самого входа в рынок местечко свободное, да на прилавок своих поганок из рюкзака и вывалил. И надо ж, так подгадать…иначе, чем везеньем не объяснишь. Только он обустроился – явилась Леля Заруцкая, по рядам пройтись, кошерненького присмотреть. Авторитетная, что и говорить, была фурия. О делах ее в Киеве много слухов ходило. Но на рынок она приезжала сама, и харчишки брала только свежие. Если Леля кого осчастливит покупкой, следом смело повышай цену, вмиг все уйдет. Торговки, к кому она подходила, не то, что в полцены, даром готовы были ей товар предложить. А почему? Знали, за Лелей убытка не будет.

Она и наткнись в тот раз на Сенины трофеи.

- Эка невидаль, что за птица? – спрашивает.

Сеня наш, не будь прост, и ляпнул:

- Гуси экзотические, американские…

При слове «американские» Лелю развернуло.

- Ой, он мне сказать…Разве ж это импортный вид?

- Гусь дикий, птица редкая, мясо его очень для печени полезно, - пояснял Сеня.

Отступать-то было некуда. Не купит Леля – никто не возьмет. Собирай монатки. Леля потыкала пальчиком в грудку чомги и вдруг спросила:

- Товар свежий? А почему так пахнет?..

- Натурально…американский мускусный гусь.

Леля задала еще несколько вопросов относительно приготовления. Но и тут Сеня, ничуть не смутившись, расписал рецепт: что-то там о вымачивании в кефире, запекании в кляре, тушении в винном соусе…Так парочка «гусей» перекочевала в корзину, неотступно сопровождавшей хозяйку, домработницы. Судьба остальных поганок была решена. Их размели быстро, но еще быстрее, продав последнюю птицу, чесал с «евбаза» Сеня Голышев.

Больше на «Сенном» рынке он не появлялся. Надуть Лелю, мало бы кто решился. Да и Сеня, как признался нам лет через пять, об этом не думал.

- Так, - сказал, - карта легла. Игра пошла сама по себе. А в этом он имел большой азарт.

Не ведомо, как готовили Леля Заруцкая и другие его американских гусей, чем поминали Сеню, только сам он впредь больших поганок не стрелял.

- Наш гусятник, ясно, продавать не пойдет, а вот гостей наверняка созовет. То-то будет.

- За охоту!.. Чего там сомневаться, если с «четвертью» присесть, очень даже наша чомга за американского гуся сойти может…