Корсак

 

Хотя я и бывал, даже живал в тех местах, где корсаки во­дятся во множестве, но мне ни разу не довелось видеть живого корсака, не потому чтобы я не искал случая с ним встретиться и не потому чтобы зверь этот жил постоянно под землею, как крот, нет, а потому именно, что корсак живет только ночью, все свои жизненные потребности совершает только ночью; днем его не увидишь, днем он спит или просто лежит, запрятавшись где-нибудь под землею. Про него смело можно сказать, что он зверь вполне ночной; даже барсук, проводящий более половины своей жизни под землею и выходящий на дневную поверхность тоже преиму­щественно по ночам, чаще бывает видим человеком при дневном свете, чем корсак. Вот почему зверь этот менее других известен охотникам, наблюдающим их нравы и быт. Постараюсь передать читателю все, что я слышал о корсаке от достоверных охотников и здешних пастухов*; последним они известнее, потому что пас­тухи, постоянно находясь на степи, днем и ночью, зимою и летом, бдительно наблюдая за безопасностью пасущегося скота, невольно встречаются с корсаками и знакомятся с их нравом и подлунного их жизнию. К тому же почти каждый здешний пастух в то же время если не страстный охотник, то, по крайней мере, порядоч­ный стрелок; поэтому это создание природы при таких условиях скорее и ближе могло познакомиться с корсаком, чем настоящий сибирский промышленник, знакомый только с лесом, где корсаков нет.

* При обширном скотоводстве в Южном Забайкалье для пастьбы скота круглый год обыкновенно нанимаются люди из здешних туземцев — братских или тунгусов, которые, как народ кочующий и занимающийся преимущественно скотоводством, живя постоянно в степях в юртах, лучше и снарОвнее обращаются со скотом, нежели русские оседлые жители.

Корсаки водятся только в степных местах южной половины Забайкалья, на китайской границе. По рекам Аргуни и Онону их множество. По наружному виду и образу жизни корсак чрезвы­чайно сходен с лисицей; в первом случае вся разница в том, что корсак несколько меньше лисицы и шерсть на нем не так длинна и пушиста, как на ней, такого же желто-серого цвета, цвета, но без красноватого отлива и несколько посветлее. Хвост у корсака тоже пушистый и длинный, с черным концом; рыло длинное, острое, глаза живые, быстрые, черные, ножки тонкие, сухие, но крепкие. Из корсачьих шкурок здесь собирают теплые и красивые меха, которые не так прочны, как лисьи, потому что шерсть из них скорее вылезает, нежели из лисьих; вот по­чему корсачьи меха и ценятся довольно дешево. Из первых рук корсачьи шкурки продаются от 50 до 60 коп. серебр. за штуку.

Корсаки живут в норах, которых они сами не приготовляют, а помещаются обыкновенно в чужих, оставленных прежними хозяевами. Здесь они поселяются преимущественно в брошенных сурочьих норах, и то не живут в них постоянно, своим домом, как, например, барсук в своей норе, нет, корсак, как здеш­ний кочевой туземец, сегодня живет в одном месте, завтра - в другом, послезавтра - в третьем и так далее; ночью он ры­щет и лишь только зарумянится утренняя заря, тотчас отыски­вает пустую тарбаганью нору, которую не нужно долго искать - их множество, - и скрывается в ней на день, до следую­щей ночи. Корсак питается преимущественно мышами, кото­рых он искусно ловит ночью, ест мелких птичек и всякого ро­да падаль, валяющуюся в степи, но ест немного и довольст­вуется малым количеством пищи. Многие утверждают, что кор­саки не пьют, вероятно основываясь на том, что их иногда до­бывают в таких частях необозримой степи, в которых совсем нет воды, но это еще не может служить доказательством, что корсаки не пьют, потому что снег, дождевая вода и роса легко могут заменить в этом отношении речную, озерную или ключе­вую воду. Но в засушливое время, летом, как здесь случается, когда по нескольку месяцев сряду не бывает дождей и когда еще не падает роса, так что земля просохнет до того, что сде­лается как пепел, нельзя не удивляться, каким образом в это ужасное время корсаки утоляют жажду! Неужели они довольст­вуются ничтожными соками животных, пожираемых ими! Не едят ли они каких-нибудь сочных степных трав, чтоб утолить палящую жажду? Но и это трудно предположить, потому что в продолжительную засуху все степные травы совершенно вы­сыхают, так что вся степь среди самого лета уже принимает желтоватый цвет, как осенью, здесь говорят, что трава сгорает от солнечных лучей*...

* Г. Брем говорит, что «корсак, живущий на свободе, никогда не пьет воды; в неволе же пьет, по крайней мере очень охотно, молоко».

Течка корсаков бывает, как говорят охотники, в одно время с лисицами, то есть зимою в феврале месяце, и совершает­ся точно так же. Весною перед разрешением от бремени мать по­селяется в какой-нибудь норе и приносит молодых числом до шести, которые родятся слепыми. Воспитание детей про­изводится совершенно сходно с выкармливанием молодых лисят.

Корсак одарен весьма тонкими чувствами слуха и обоня­ния и чрезвычайно острым зрением; он проворен в своих движе­ниях и весьма легок на бегу, но, преследуемый собаками, ско­ро утомляется; он верток до того, что собаки, догнав, не в со­стоянии схватить его, так что корсак редко попадается им в зубы, а обыкновенно, увернувшись от них, он заскакивает в чью-нибудь нору. Поэтому гонять корсаков собаками достается только случайно, застав их рано утром еще жирующих на ши­рокой степи и не успевших спрятаться.

След корсака сходен с лисьим, только что поменьше его; корсак ходит тоже чисто и прямо, но шаги делает короче, чем лисица. Корсак чрезвычайно робкое животное, вот почему он редко подбегает к степным селениям и притом бегает только ночью, особенно зимою; чрезвычайно редко случается, что его видят бегающего по степи днем, и то по черностопу, вследствие голода. Корсаки точно так же, как и лисицы, во время боль­ших снегов кочуют из одного места в другое, то есть туда, где меньше снега, потому что при глубоком снеге им трудно отыс­кивать мышьи норки. Здесь замечают с осени: если по степям появится много мышей, то это предвещает, что в том месте мно­го будет лисиц и корсаков, потому что и количество мышей в степях неодинаково; в тех местах, где стояли сильные дожди, осенью и зимой мышей обыкновенно бывает мало; где же мень­ше дождя - больше мышей, а где появится множество этих последних, там, по народному замечанию, и снегу будет мало; но это замечание не всегда справедливо и бывает иногда совершенно наоборот. Другое замечание лучше: если Мыши делают свои норки неглубоко в земле, то это предвещает снежную зиму, и напротив, если норки глубоки - малоснежие; тут есть осно­вание, подходящее к законам науки.

Корсаков добывают исключительно ловушками в зимнее время; из ружей их не бьют, кроме весьма редких случаев, равно как и не травят собаками. Охота производится так: про­мышленник ездит верхом по тем местам, где водятся корсаки, обыкновенно после порошек, и выслеживает их до нор, в кото­рые они запрятались до следующей ночи. Убедившись, что кор­сак залез в какую-нибудь нору, промышленник тотчас забивает в ней все побочные отнорки накрепко, чтобы корсак не мог че­рез них вылезть, а в главном лазе норы настораживает баш­мак (смотри описание лисицы) или черкан (смотри статью 12 «Хорек»), в который и попадает корсак; вот и вся охота; другими способами их почти не ловят. Корсак, заметя, что в главном лазе норы поставлена ловушка на его голову, а дру­гого выхода из норы нет, решается иногда умереть голодною смертию, но чрез ловушку не полезет; иногда он высиживает в норе от 10 до 15 дней (факт) голодом и после того только от­важивается идти сквозь башмак или черкан; редко случается, что корсак попадает в ловушку через три или две ночи и еще реже в ту же ночь. Нельзя не удивляться, что корсак в состоя­нии переносить 15-дневный голод.

Многие здешние промышленники думают, что в таком слу­чае корсаки питаются в сурочьих норах трупами сурков, кото­рые часто пропадают сами собой или от ружейных ран в но­рах. Но ведь нельзя же предположить и того, чтобы при всяком подобном случае, которые бывают весьма часто, корсаки зале­зали именно в те норы, тем более старые, уже брошенные, где есть трупы сурков (тарбаган). Если допустить, что корсак в состоянии перенести 15-дневный голод, в таком случае нереше­ние его идти на авось под ловушку я отношу только к трусо­сти этого зверя, которая заметна во всем его образе жизни, тем более потому, что после такого срока корсаки попадают в ло­вушки обыкновенно без всяких признаков употребления пищи. Лисица, загнанная в нору, гораздо смелее его: она долее трех суток не сидит в норе, а обыкновенно решается идти сквозь ло­вушку на другую, даже на первую же ночь. Голодная смерть страшнее явной, иногда оканчивающейся счастливым случаем. Мясо корсаков не употребляется в пищу даже и здешними ино­родцами.