целесообразно в зависимости от условий (ветер или почти полное его отсутствие, наличие наброда), что бы свою первую стойку собака делала не по самой птице, а по её первому запаху, например, дойдя в поиске до наброда и после этого поджидала, когда охотник подойдёт вплотную, прежде чем начинать дальше разбираться, использую, как верх, так и низ.
Рекомендую, Гальперин:
"
Должна ли собака делать стойку по «свежему следу»?
Выше я уже указал, что правила съезда, и я даем на этот вопрос отрицательный ответ. Но высказываются и противоположные мнения. К.В. Мошнин, описывая в 1904 году № 27 Пс. и Р. Охота требования, предъявляемые к дрессировке известным бельгийским охотником Де-Бру во время совместного судейства в Петергофе, между прочим передает такое указание Де-Бру: упорная стойка по следу или наброду недостаток, но собака, напавшая на работе на свежий след должна немедленно сделать стойку и не тронуться до подхода егеря. Затем посланная должна немедленно вести и остановиться перед птицей. Если она тронется по следу до подхода егеря - громадная ошибка. Объяснение простое: она может поднять птицу до подхода охотника и не предоставить возможности стрелять эту птицу. Одна собака была за это удалена: она напала на наброды, пошла по ним одна и птицы снялись далеко от не поспевшего егеря, но недалеко от собаки. «На охоте такая собака будет только сганивать дичь перед вашими глазами» - говорит Де-Бру. Сообщая это требование Де-Бру, покойный К.В. Мошнин не говорит, признает ли он его правильным. Но по общему характеру статьи читатель, не знающий роли К.В. Мошнина в борьбе с пустостойством, легко может подумать, что и К. В. Мошнин разделял этот взгляд Де-Бру.
Но я убежден, что большинство из вас хорошо знает, что никому мы столько не обязаны той выработкой понятия чутья и пустостойства, которые вы находите в правилах и из которого я исходил, в этой работе. Много раз я судил вместе с Мошниным, и имел много случаев убедиться, как он постоянно на практике строго проводил эти понятия, поэтому по одной указанной статье я не стану к имени одного, как говорят теперь, «большого спеца» Де-Бру присоединять несравненно больший для меня авторитет Мошнина. К. В. Мошнин держался вообще другого взгляда, того, который приведен в наших правилах, и из которого я исхожу в этхих работах. А тут, описывая требования Де-Бру Мошнин, как человек темпераментный, сам много раз бросавший новые, здоровые идеи в широкое обращение, иногда сначала несколько в утрированной форме или степени, несколько увлекся «новой» для нашей, особенно тогдашней, московской практики требовательностью со стороны иностранца высокой дрессировки.
Мы слишком снисходительны были в этом отношении на наших испытаниях, что, естественно, должно было вызвать реакцию в противоположную сторону, это и произошло по инициативе Де-Бру на Петергофских испытаниях 1904 года.
Но попробуем разобраться в приведенном взгляде по существу, независимо от авторитетности его автора и от участи в нем К.В. Мошнина.
Если вы обратите внимание на подчеркнутые мною слова, то заметите, что автор как бы старается смягчить решительность своего взгляда: он отнюдь не требует упорной стойки по следу ,это недостаток. Если он сторонник неупорной стойки, то спрашивается, какой же? Позвольте заметить, что правильнее различать твердую и нетвердую стойку: твердая это та, с которой собака сама без приказания не трогается, нетвердая та, с которой собака трогается сама. Упорная стойка, т.е. такая, с которой собака не трогается (упирается) и по приказанию, всегда нехороша, если, конечно, птица не под носом, ибо во всех остальных случаях собака должна трогаться, а если она этого не делает, то это большой недостаток и в том случае, если стойка не по следу, а по птице, сидящей шагах в 10 впереди.
Поэтому вместо «упорной» наверное правильнее сказать «твердой». Сделаем это. Читайте тогда далее: «но собака, попавшая на работе на свежий след дичи, должна немедленно сделать стойку и не трогаться дол подхода егеря». Если бы на этом и ограничилось указание, то можно было бы подумать, что автор требует стойку, из которой собака переходит на подводку сама, без приказания, но лишь после подхода егеря. Это был бы какой-то особый, третий вид стойки. Но оказывается не так: все-таки собака, без
посылу, не имеет права трогаться и по свежему следу. Автор далее говорит: «Затем посланная должна немедленно вести и остановиться перед птицей». Следовательно, и стойка по следу должна быть твердая, т. е. движение собаки со стойки не самостоятельно, а лишь по приказанию; таким образом, центр тяжести оказывается в слове «немедленно»: «посланная должна немедленно вести». Но ведь вообще собака должна немедленно исполнять приказания, в том числе и о подводке со стойки к птице, сидящей, например, в 10 шагах. Таким образом, все смягчения и усиления оказываются ни к чему. Автор требует твердой стойки по свежему следу, как по самой птице. Не меняет существо взгляда и слово «свежий». Этим словом обычно обозначают недавно оставленный след, пахнущий достаточно сильно, чтобы собака могла хорошо его слышать. Такой след, независимо от того, улетела ли птица за версту, пройдя и оставив след на протяжении 80 шагов, или сидит в 80 шагах от того места, где собака след учуяла, может быть одинаково недавним и пахнуть одинаково сильно, т. е. быть свежим, ибо в начале следа пахнет (и собака это чует) не самая птица, находящаяся в 80 шагах, а след, находящийся под носом у собаки. Следовательно, автор требует твердой стойки на свежем следу независимо от того, есть ли в конце следа птица или нет. Ну-с, а это требование неправильно и потому, что оно в корне противоестественно, оно против природы собаки, и потому, что оно вредно с точки зрения требования охоты.
В самом деле, благодаря чему удалось выработать в легавой собаке стойку? Благодаря тому, что всякое животное, стремящееся поймать, схватить другое животное, прежде всего старается приблизиться к своей жертве на расстояние прыжка, броска и т.п., подкрасться к жертве, и вот, перед этим прыжком или броском естественно должен быть момент, когда преследующее животное с одной стороны сжимается, собирается для этого прыжка и, с другой стороны, старается обмануть жертву, делает вид, что оно вовсе не стремиться к жертве, остается само на месте, стараясь взглядом, сосредоточением его, как бы загипнотизировать жертву, которая его видит, и удержать ее на месте, заставив жертву сосредоточить все внимание на своих глазах. Это происхождение стойки особенно ясно на свободе у всех кошачьих пород. Но стойка бывает, если он скрадывает жертву, и у волка, и у медведя. Я сам видел на грязи отчетливые следы стойки медведя, скравшего и бросившегося на лошадь, вполне подтверждавшие рассказ очевидца гибели этой лошади - пастуха, и, я думаю, многие видели стойки волков, славливающих собак по зорям на околицах, а иногда и на улицах деревень. На этом естественном стремлении, на этом первообразе стойки и была выработана стойка легавой собаки, вошедшее через десятки поколений в ее природное свойство.
Надо помнить, что побудить животное к активному положительному действию, противному его естественному влечению, в высшей степени трудно. И наоборот, гораздо легче заставить его воздержаться от естественного стремления, ибо для первого, надо как бы действовать животным, его мозговым и нервным центром, его членами, а для второго достаточно только удержать животное, причем оно остается пассивным. Так вот, задерживая цепочкой на стойке, позволяя двигаться со стойки так же медленно, крадучись, как до стойки и не позволяя сделать броска или прыжка, а наоборот, укладывая собаку при взлете птицы, человек и выработал ту стойку, которая так необходима для охоты на птицу. Когда иная собака, сделав короткую стойку, затем самостоятельно делает бросок и пытается схватить птицу или бросается за взлетевшей птицей, у нее лишь пробуждается ее основной инстинкт в не преобразованном, переработанном человеком виде, а в первоначальном. Вы , конечно, знаете все это сами, и , быть может выражаете нетерпение, что я отнимаю у вас время такими общеизвестными положениями. Делаю я это потому, что мало знать то или иное положение, взятое отдельно само по себе, надобно привести его в связь с другими явлениями, вот тут-то и бывают ошибки, подобные той, которую делает Де-Бру, а для этого, особенно для уяснения причинной связи двух явлений, необходим особо четкий их анализ.
Итак, если вы согласны с моим анализом происхождения стойки современной легавой собаки из естественного ее приготовления к решительному броску и помните подробности его, то вам нетрудно будет согласиться со мною и вы сами проделаете ту цепь умозаключений, которая вас приведет к признанию, что стойка хотя бы и на свежем, но следу, а не по самой птице, не может быть признана основанной на естественном стремлении собаки, на ее первоначальном инстинкте, ибо для него в инстинкте собаки нет разумного основания. Таким образом, стойка на «свежем» следу может явиться исключительно делом рук человеческих, результатом дрессировки и воспитания, вопреки, или во всяком случае не на основе указанного мною инстинкта животного. Что же из такого воспитания получится, и нужно ли это «для требований охоты», как утверждает Де-Бру ( см. ту же статью Мошнина).
Если бы покойный Мошнин был жив, то мне понадобилось бы очень мало времени и места чтобы доказать ему, что он, отчасти по вышеуказанной черте его характера, а отчасти может быть умышленно желая, чтобы наши мозги сами поработали, передавал мнения Де-Бру не только без критики, но как бы с сочувствием. Сделать это было бы очень легко, ибо требование стойки на свежем следу противоречит всему, что К.В. проповедовал и проводил на практике до 1904 года и после него. «Покрыть» автора графы расценочной таблицы - «стиль и красота работы», автора тех пунктов правил М.О.О.О.А. А.Н, где сказано, что стойкой собака должна отмечать только найденную ею дичь, т.е. самую птицу, и что «ошибка меньше, если собака по излишней горячности» - налетит на птицу, чем если она обманет, было бы легко им самим, его собственным утверждением. Но когда надо доказать, что приведенное мнение Де-Бру ошибочно с точки зрения требования охоты, со стороны «промыслово - кооперативного» товарищества, то тут задача становится немного сложнее, но, утверждаю, никак не труднее, ибо (ссылаюсь на товарищей по съезду кинологов) к концу работы съезда весь съезд, во всяком случае огромное его большинство, объединилось на
отстаиваемом мною положении, что «охотник» один, и что то, что хорошо для Москвы, где много охотников, «бывших спортсменов», то хорошо и необходимо и для периферии, в самых глухих уголках Союза.
Итак, подходим к вопросу с «промыслово-кооперативной» точки зрения. Почему охотник идет за летней птицей не один, а с собакой, делающей стойку? Потому, что собака помогает ему в его труде, облегчает его, дает возможность в более короткое время, с меньшей затратой сил охотника, добыть больше птицы. Вот основная цель привлечения легавой собаки с промыслово - кооперативной точки зрения (я утверждаю, и бывшей спортсменской). Спрашивается, помогает ли этой цели стойка на «свежем следу»? Вернемся еще к понятию «свежего следа». К тому, что сказано выше добавим для уточнения, что «свежим следом» всякий из нас называет такой след, который не только вообще пахнет, доступен для обонятельной способности собаки, но, кроме того, дает способность разобраться в нем, выправить его и по нему довести до птицы если она, оставив его, не улетела, а сидит в конце его или продолжает движение вперед. Пример, который был приведен Мошниным от имени де-Бру после вышеприведенного разбираемого нами положения, именно на это и указывает - «собака напала на наброды, пошла пжъо ним одна, птицы снялись» и т.д. Сразу наткнувшись на след, собака, конечно, не может мгновенно решить свежий он или нет т.е. может она в нем разобраться или нет, а должна попытаться это сделать, и только тогда она сможет определить свежий это след или нет.
Так вот, я бы хотел, чтобы де-Бру и сторонники его взглядов у нас указали Ъбы, как охотник может выработать у собаки стойку не на следу вообще, как только она его уловит, а на «свежем». На следу вообще стойку можно выработать, стоит только класть собаку при первом проявлении, ею прихватки, т. е.э замедлении хода, потяжки и т.д. Ну, а как сделать это только по отношению к свежему следу? Ведь охотник не знает свежий ли след нашла собака или не свежий когда она прихватила, и попытка определить степень свежести или несвежести по поведению собаки во-первых постоянно будет чревата ошибками и, во-вторых, даже при удаче в этом отношении не может быть проведена в сознание собаки необходимость остановиться только на свежем, а не на всяком следу. Не забывайте, что остановка по самой птице естественна, она в инстинкте собаки, а остановка по следу искусственна, и для того, чтобы она проникла в сознание собаки, я представляю себе одно средство, а именно, чтобы собака понимала вполне человеческий язык и его сложные понятия, т.е. оставаясь собакой, была бы все-таки человеком, а не собакой. Поэтому я, ссылаясь на ряд наблюдений своих и товарищей по судейству и вообще по охоте попытаюсь утверждать, что выработка стойки только по свежему следу неминуемо приведет к стойке на всяком следу.
Собака способна усвоить себе необходимость стойки, как только она услышит запах дичи, но не способна усвоить, что стойка необходима только тогда, когда запах таков, что она отчетливо может определить, куда этот запах ведет, а раз это так, получается, что при следовании требованию де-Бру такая картина, что охотник будет носить чуть ли не целый день ружье на изготовку, ходить рядом с собакой, заставляя ее идти не быстрее себя, и постоянно от усталости и от напряжения терять эту готовность к выстрелу и не иметь ее тогда, когда птица взлетит. Вы обратите внимание на то, что провинившаяся против правил де-Бру собака не сделала стойки и по самим птицам, что де-Бру находил в порядке вещей стрельбу по птице, вылетающей без стойки, очевидно не боясь, что в результате собака перестанет становиться по самой птице и будет становиться только в первый момент дошедшего до нее запаха от следа. А между тем попробуйте, даже из-под правильно поставленной собаки, делающей стойку по самой птице, сделать десяток, другой выстрелов по строгой, бегущей птице, не допускающей стойки, и вы увидите, как эта собака начнет напирать и как быстро она может утратить способность к стойке, ибо в ее сознании выстрел будет соединен не с предварительной стойкой по птице, а ведением и напором на птицу без стойки по самой птице. В примере де-Бру дело не изменилось бы и стойки не было бы и в том случае, если бы собака стала на следу и егерь подошел бы к ней прежде, чем она двинулась вперед, ибо что-нибудь одно: либо птицы были очень строгие и тогда, не допустив одной собаки до стойки, они, конечно, тем более не допустили бы ее с охотником; либо птицы, не отличаясь особой строгостью, слетели потому, что собака подошла к ним слишком близко, не сделав стойки или по недостатку чутья (или одного из его элементов), или потому, что у нее стойки нет. Если же Де-Бру предполагал, что охотник сам перевел бы собаку на стойку, то сколько раз, может быть, придется ему это сделать на длинном ходу бегущей птицы прежде, чем он случайно попадет на момент, когда должна была быть стойка по сидящей птице, и как далеко удерет птица в таком случае из-под выстрела.
Таким образом, куда ни кинь, всюду клин, и рецепт Де-Бру приведет к тому, что охота будет не с легавой собакой, т.-е. с собакой, которая становится по сидящей птице, а с собакой, которая становится на всяком следу и с которой, следовательно, охотнику придется рядом, шаг за шагом, проделать всю ту часть работы, которую собака, становящаяся только по самой птице, проделывает обычно одна и задерживает стойкой птицу на месте до подхода охотника. Едва ли может быть много споров, что легче и больше можно убить из-под такой собаки, которая становится только по самой птице, а не по следу, во-первых, потому, что не пропадет много времени в ожидании подхода охотника при стойке по следу, а, следовательно, не останется много не-пройденного из-за этого впереди пространства, где, может быть, была бы найдена, дичь; во-вторых, потому, что не придется выводить таким ходом, каким идет охотник, массы «пустых» следов, на которых птицы, в конце концов, не окажется, и таким образом, терять много времени; в*третьих, потому что охотник не утомится от напрасного напряженного продолжительного ожидания и не станет мазать, словом - потому, что при стойках только по птице, при равных чутье и прочих качествах
собаки будет больше за то же время подано под успешны
й вы- стрел охотника птиц, чем мри стойке по следу. Иначе говоря, охота с собакой, становящейся по самой птице, а не по ее следу,, гораздо добычливее, т.-е. более соответствует «промыслово-кооперативному товариществу». А потом не забывайте, что вы не имеете никакого ;. права отнимать у промысловика любовь к тому, что красиво, что легко, что красит труд. Четкость работы, красота ее даже при простой распиловке деревьев на дрова облегчает работу, увеличивает ее интенсивность. Во сколько же раз это сильнее там, где труд имеет в основе страсть, ибо я не видел промысловиков-охотников без страсти.
Нет, нуднее и безобразнее постоянных пустых стоек (ибо собака, приученная к стойке на следу, скоро начинает пустостойничать не только по «свежему» следу, но и без всякого следа, из осторожности), трудно придумать, что либо, другое из охоты с легавой собакой.
Вот по всем этим соображениям я и считаю своим, долгом настаивать на правильности приводимого правилами съезда (§ 49) взгляда, что стойка должна быть только по самой птице , а не по следу, хотя бы и свежему, и советую вам неуклонно и строго проводить во время судейства этот взгляд в жизнь и исходить из него во всех ваших заключениях и выводах из того, что вы, видите во время работы собаки как я делал в этой работе." (с)
--- Добор поста---
Не, в "анонс" верить не будем, будем в "запирание".....
С верованиями вроде пока разобрались... А вот насчет запирания.. С удивлением узнаю время от времени, что я не одинок в своей ереси:
"В процессе дальнейшего «совершенствования» правил было утеряно (потом, правда, восстановлено) понятие того, что стойка определяется только по отношению к остановившейся дичи. В действующих правилах эта ситуация трактуется следующим образом: «При бегущей птице собака может продвинуться самостоятельно». Однако следует писать в новых правилах не «может», а должна. У Гернгросса: «… собака, чующая сидящую птицу должна стать, и что собака, чующая бегущую птицу, должна вести, пока та не остановится, когда и собака должна стать».
Такое качество легавой, как «стремление задержать птицу на месте», было утеряно, по-видимому, навсегда." (с)
"Охотничий Двор" Помощники