A. Ружье

 

Ружьем в общем смысле этого слова называют всякое ружье: одноствольное, двуствольное, винтовку и штуцер. Но сиби­ряк-охотник редко произносит слово ружье: дробовик так он и называет дробовиком, а винтовку или штуцер - винтовкой или пищалью. В настоящее время не стоит и говорить о прежних, старинных и знаменитых, ружьях, каковы были, например, Старбуса, Моргенрота, Лазарони (Куминачо), Кинленца и других; к чему вспоминать об них, когда нынешние ружья известных мастеров далеко превосходят их в отделке и не уступают в бое! Особенно в последнее время ружейное мастерство сильно по­двинулось вперед, а прежние знаменитости чрезвычайно редки и составляют украшения оружейных палат и кабинетов богатых людей. Нынче так много хороших ружейных мастеров, что труд­но и упомнить фамилии всех их. Не знаешь, кому из них отдать первенство, - все хороши; но все же не могу не указать на дро­бовики Лепажа, Мортимера, Колета и штуцера Лебеды. Из рус­ских мне случалось видеть порядочные ружья Гольтякова. Я имею два английских дробовика: Мортимера и Ричардсона - и при­знаюсь, редко видал им подобные. Какая прочность в работе, щеголеватость в отделке, сила и крепость боя! Штуцера в по­следнее время наделали много шуму и тревоги не в одном клас­се охотников, но и в целом свете; какой переворот они произве­ли в устройстве самых войск! Системы их устройства чрезвы­чайно различны, но эти различия не имели большого влияния на охоту, потому что главное основание - далекобойность, а в охотничьем мире она не играет такой важной роли, как в во­енном. К чему, например, охотнику иметь военный штуцер, ко­торый бьет на 1600 шагов? Ведь на такое расстояние охотнику по дичи стрелять никогда не придется, да и не выцелить хорошо на такую даль - глаз не возьмет.

Если штуцер хорошо бьет на 100 или 150 сажен, больше ни­чего и не надо охотнику; таким штуцером можно стрелять во что угодно. Что увидите вы в лесу, не говорю уж о чаще, далее ста сажен, тем более в лесах нерасчищенных, сибирских - словом, в тайге? Попробуйте сказать здешнему промышленнику, что вы убили козу или волка за 200 или более сажен - он над вами жи­вотики надорвет да, пожалуй, еще скажет без церемонии: «Эка ты хлопуша», то есть лгун. И действительно, на такое расстояние козу или волка невооруженным глазом выцелить невозможно. Как бы целик на винтовке или штуцере ни был мал, а чрез 200 и даже 150 сажен он должен совершенно закрыть собою небольшого зверя, волка или козу. Охотник, смотрящий через резку (про­резь на визире) и наводящий концевой целик на предмет, по­следнего не увидит до тех пор, покуда не отведет немного конец ствола в ту или другую сторону или ниже выцеливаемого зверя. Спрашивается, какая же тут верность выстрела? Да и к чему стрелять на такую даль, когда всякий зверь -почти всегда подпустит охотника на гораздо ближайшее расстояние. Разве дро­фы или степные куры, напуганные выстрелами охотников, раз­гуливая по широкой степи, не подпустят к себе ближе этого расстояния? Но, по-моему, тогда уже лучше совсем не стрелять и не пугать их еще более, потому что такой выстрел будет про­изведен зря, или на блажь. Конечно, из тысячи таких ветряных выстрелов, быть может, случится только раз или два убить роковую дрофу.

Дробовиков у нас в Восточной Сибири мало; она запружена винтовками. Почему сибиряки не уважают дробовиков - очень ясно, если мы только вникнем в их положение и поймем сибир­скую охоту. А именно потому, что свинец и порох здесь доста­вать довольно трудно и дорого*, а известно, что дробовик требует гораздо большего заряда, чем винтовка. Но этого мало. Сиби­ряку гораздо выгоднее охотиться с винтовкой, нежели с дробови­ком: винтовкой он бьет все, что на глаза попало: и медведя, и рябчика, и утку, а с дробовиком идти на хищного зверя он не отважится. Кроме того, сибиряк с детства привык к винтовке; дробовик уже прихоть. На этом основании торговые люди чрез­вычайно редко привозят к нам дробовики для продажи, а потому почти все они попали в Забайкалье не иначе как с теми людьми, которые завезли их вовсе не для продажи, а по собственной на­добности, - людьми служащими, переселенцами. По большей же части у здешних простолюдинов, записных охотников, почти все дробовики сделаны из стволов солдатских ружей и некоторые, надо заметить, бьют нисколько не хуже прежних Лазарони и Старбусов; нужды нет, что ствол и курок иногда привязан к ложе различными ремешками и веревочками. Сибиряк не го­нится за красотой и отделкой ружья - ему нужен в нем хоро­ший, крепкий бой, а не изящество работы; посмотрите, как он грубо обращается со своим товарищем охоты, - нарочно мо­чит его водой и снаружи никогда не чистит для того, что ружье, покрытое ржавчиной, никогда не блеснет на солнце во время охоты и тем не испугает дичь; зато за внутренностию ствола он смотрит зорко и содержит ее в большой чистоте. Сначала я по­говорю о дробовиках, а потом займусь винтовкой и штуцером. Многие охотники, в особенности люди из простого звания, ду­мают, что чем дробовик длиннее и казнистее, тем он дальше и кучнее бьет, но этого за постоянную норму принять нельзя, по­тому что это правило не всегда справедливо. Я знал много ру­жей с чрезвычайно короткими стволами, но с отличным боем; также много случалось видеть ружей превосходной щеголеватой отделки, с довольно длинными стволами, которые били весьма незавидно; зато доводилось стрелять и из таких, которые были связаны в нескольких местах мочалками и веревочками, но превосходно били всякою дробью, как крупною, так и мелкою. Впрочем, эта истина, я полагаю, известна многим охотникам.

* Прежде, когда еще действовали среброплавиленные Нерчинские заводы, тогда свинцу везде было вдоволь. Но в настоящее время, когда за­воды не действуют, в свинце крайняя бедность, и нередко здешние про­мышленники платят за фунт свинца до 50 коп. сер.

Не отступая от своих убеждений, основанных на опыте, я все-таки должен признаться и как бы согласиться с простолю­динами, что из простых ружей (нашего произведения) те бьют дальше, сильнее и крепче, у которых стволы длинные и казнистые. Воля ваша, а это правда. Не знаю, разве способ сверления дробовиков и пригонка к цели у простых мастеров иначе произ­водится, нежели на фабриках.

По этой причине нельзя дать решительно никаких советов при покупке ружей из магазинов или от мастеров. Да и что мо­жет быть лучше пробы в этом отношении? Стрельба в цель и, еще лучше, по дичи покажет достоинство и недостатки. Но вот странный способ выбора ружей, употребляемый простыми охот­никами; на чем он основан - объяснить не умею. При выборе охотник берет ружье, ставит его вертикально на приклад (на ложу), накладывает рукою (мякотью ладони у большого паль­ца) на дуло и крепко прижимает. Потом смотрит - чем сильнее на руке осталось впечатление от краев дула и чем темнее сере­дина, равная его внутренности, тем ружье считается лучше. Та­кие ружья, они говорят, бьют далеко и крепко. Я много раз из любопытства испытывал этот способ над всевозможными ружь­ями - результат был верен.

Здесь дробовики обыкновенно пробуют таким образом: ста­вят какую-нибудь деревянную мишень и начинают стрелять в нее полными настоящими зарядами мелкою дробью шагов на 50 и 60, а крупною на 70 и даже 80. Если ружье на такое рас­стояние кучно и крепко бьет, оно одобривается; если же оно разбрасывает и дробины не глубоко входят в дерево - браку­ется. Но вот хорошая проба ружья (дробовика), испытанная мною неоднократно: заряди ружье среднею дробью и выстрели зимою в большие холода в ворона шагов на 50 или 60 и, если убьешь его наповал, бери смело такое ружье. Крепость ворона к ра­не удивительна: однажды я выстрелил в него, сидящего на пне на расстоянии 30 сажен, из штуцера коническою пулею; ворон поднялся как бы здоровый, но, отлетев сажен 50 в сторону, упал, как пораженный громом. Подняв его, я увидал, что пуля прошла по самой середине бока, под крылом у плечной кости.

Считаю излишним говорить о степени осторожности, с какою обращаются здешние ирокезы с заряженными ружьями. Но не мо­гу не привести здесь одного случая, бывшего со мной, который каждый раз, как только заговорю о нем, заставляет меня содрогать­ся. Вот он. Ходил я однажды зимою за козами по лесу; не видал ничего, устал и, завидя на ключе ледяной, поднятый кверху, как гора, накипень, отправился к нему, чтобы напиться. Взошел на самый верх и искал воды, но на гладком льду поскользнулся и упал на правый бок. Штуцер выпал у меня из руки и покатился с накипня по льду под гору, беспрестанно задевая за неровно­сти и подпрыгивая, вниз прикладом, а ко мне стволом; я не успел еще соскочить на ноги, как вдруг меня обдало мелкой ле­дяной пылью. Штуцер, летя вниз, ударился во что-то курком и выстрелил, коническая пуля ударила в лед не далее как на пол­аршина от меня; я вздрогнул, снял шапку и невольно пере­крестился...

Вместо того чтобы говорить о том, как должно содержать порядочные ружья, что, конечно, хорошо известно всякому охот­нику, я скажу несколько слов, как сибирский промышленник промывает свои самопалы. Прежде всего надо заметить, что он по своей лености делает это очень редко и небрежно, в особен­ности с дробовиком. С винтовкой он несколько поделикатнее. В самом деле, сибиряк, как только придет очередь мыть ружье, почти каждый раз отвинчивает у него казенный шуруп, или просто казенник, и тогда уже промывает стволину обыкновен­ным способом. Если же нельзя или ему лень отвернуть казенник, он замыкает чем-нибудь затравку, наливает в ствол воды и дает ему несколько минут постоять, для того чтобы вся грязь успела отмокнуть, как они говорят. Потом оттыкает затравку, выпускает сквозь нее грязную воду, прополаскивает ствол чистою водою и протирает досуха коноплем на шомполе. А потом слегка про­сушивает стволину на печке; если же это случится на охоте, то в огне. Кстати замечу еще, что некоторые из здешних промышлен­ников дробовики точно так же, как винтовки, после каждого выстрела смазывают внутри каким-нибудь жиром или маслом. Я часто спрашивал здешних охотников, к чему они отвертыва­ют или, лучше сказать, отбивают (молотком, обухом топора, даже камнем) казенники, для того чтобы промыть ружье. На это некоторые говорили, что они это делают из любопытства по­смотреть на внутренность ствола - нет ли в нем каких-нибудь новинок, т. е. раковин, занАтрин, гибин, царапин и проч. Другие же говорили, что они поступают так просто по привычке, бессозна­тельно, видя, что это же делают другие промышленники, стари­ки, более их опытные.

Много охотников живет в таких местах, где вовсе нет не толь­ко ружейных мастеров, но даже и порядочных слесарей, что весьма часто случается у нас, в Сибири, а между тем не убере­жешься от порчи ружей. Нередко случается падать с ружьями на камни, валежины, особенно ходя в лесу, по горам и оврагам, отчего можно погнуть стволы или сделать на них ямины, углубле­ния. Такие вещи в нашем крае легко исправляются зачастую самими охотниками, хотя мало-мальски понимающими дело, а особенно лишь немного знакомыми со слесарным мастерством. Стоит только разобрать ружье, прикинуть стволы на струну, по­чему тотчас будет видна всякая впадина, возвышение или углуб­ление, вследствие чего их выбивают легкими ударами мягкого свинца (куском в 5 и 8 ф.), но отнюдь не железным молотком, до тех пор, покуда не исправят погрешностей, непрестанно при­кладывая к натянутой струне. Если не торопиться и сделать это аккуратно, то все впадины и возвышения выбиваются совершен­но, так что стволы примут прежнее настоящее, правильное по­ложение. Вот почему у редкого из здешних промышленников нет одного или двух подпилков, молотка, клещей, даже тисков и проч. необходимых принадлежностей. Казенный шуруп они про­сто отбивают молотком или закладывают в какую-нибудь крепкую щель, например в паз между бревнами в стене или в пол, и таким образом отвертывают казенники, которые обыкновенно слабы и нередко у них завинчены с тряпичками или тонкой кожицей. По этому случаю некоторые из них и получали значительные шрамы на голове и физиономии за свою неосторожность. Рус­ское «авось» неверно и у нас, в Сибири!.. Но, не защищая сиби­ряков, это слово здесь действует иногда по необходимости, даже из крайности, тем более относительно вышеизложенного случая, потому что заметный недостаток мастеровых рук не только в этом отношении заставляет сибиряка как бы нехотя надеяться и на «авось».

Винтовка - друг и товарищ сибирского промышленника! Всем известно, как метко стреляют здешние охотники из своих невзрачных на вид винтовок. Не видавши винтовки здешнего покроя, трудно представить себе ее фигуру, почему я постараюсь изобразить ее на чертеже.

Но и чертеж без пояснения, я думаю, будет непонятен мно­гим, почему познакомлю и с этим: а - ствол винтовки; с-d - ложе ее; b-е - курок с огнивом; е - нарагОн, т. е. костяная, железная или даже деревянная дужка, посредством которой спуска­ется курок, заменяя в пистонном ружье собачку; d - погон, простой ремень, на коем промышленники носят винтовки, надевая его чрез плечо; h - сошки; две деревянные палочки, связанные между собою поперечным брусочком и свободно, несколько на­туге, вращающиеся на железном шурупе (i), который прохо­дит сквозь сошки и ложу; m - железные подмоги, или так на­зываемые флЯстики, сквозь которые тоже проходит шуруп i, для того чтобы сошки не терлись от шурупа и держались крепче. Самые же сошки служат для того, что винтовки обыкновенно тяжелее дробовиков и их трудно удержать на весу руками, без сошек, служащих подпорой стволу; тем более при стрельбе пулей, где нужна такая верность прицела, сошки составляют необходи­мость. Многие сошки на нижних концах оковывают железом, что при стрельбе зверей неудобно, ибо окованные сошки ляз­гают об землю и пугают зверя; поэтому зверовщики их дере­вянные кончики только обжигают, а орочоне  (некоторые)  на концы сошек привязывают маленькие обручки, в которые проде­вают вместо спиц ремешки. Сошки на таких лежачих колесиках удобны тем, что они не стучат и не протыкаются в слабую землю, например на берегу болота, озера. j - резка (визирь); k - вы­долбленное помещение с задвижкой или крышечкой, в которое кладутся сальные или масляные смазки, чтобы после каждого вы­стрела смазывать ствол винтовки внутри. Смазки эти делаются обыкновенно из конопли или из волос конской гривы и напи­тываются каким-нибудь жирным веществом, как-то: русским мас­лом, различными жирами, конопляным (постным) маслом и проч.; l - шомпол, железный, что бывает очень редко, а больше де­ревянный из дикого персика, таволги и друг. крепких, но не лом­ких прутиков, а иногда медный; о - целик, который делается большею частию из желтой или красной меди, а случается и се­ребра.

Винтовки здесь разделяются на три главных разряда, а имен­но: 1) самые обыкновенные, с круглыми гладкими стволами: они дешевле всех остальных; 2) гранчатые, такие винтовки уважа­ются промышленниками и ценятся выше первых; граней на них бывает обыкновенно 6 и 8. Уважаются они более потому, что из таких винтовок ловчее выцеливать предмет, особенно в сумер­ки и даже ночью, ибо верхняя грань ствола, как лента, натянутая по стволу, придает глазу какую-то особенную правильность при­цела и виднее, чем круглая поверхность ствола, в темноте; кроме того, гранчатые винтовки красивее круглых, и 3) турки - так называемые, т. е. с витыми стволами; эти - самые дорогие; они бывают гранчатые и круглые. Впрочем, дороговизна винтовки зависит от ее достоинства, если только покупатель берет ее не в лавке, а у кого-нибудь из промышленников, потому что здесь хорошая винтовка известна в целом околодке в классе зверо­промышленников, равно как и худая, а винтовки замечательного боя нередко гремят своею славою на несколько сотен верст. Несмотря на это, винтовки (не из лавки) без пробы никогда не покупаются. Хорошей винтовкой считают ту, которая метко бьет на 100 и более сажен, это уж винтовка первосортная; на 70 и 80 сажен - считается хорошею или посредственною винтовкой. Если она берет на такое расстояние, то ее называют поносной* винтовкой; если же она крепко и сердито бьет, т. е. тяжела на рану, то ее уже называют порОнной. Вероятно, это слово произошло от слова ранить или ронять, т. е. как только пуля ударит в зверя, то сейчас его ронит на землю. Если понос и порон, соединяются, то такие винтовки ценятся довольно до­рого, доходят на месте до 40, 50 и даже более рублей серебром. Зажиточные промышленники иногда платят за такие винтовки по нескольку голов рогатого скота или лошадей, а баранов от­дают за них десятками. Если винтовка бьет постоянно метко, то ее величают цельной винтовкой.

* В Забайкалье далекобойность всякого ружья вообще называют поносом, от слова несет (пулю далеко).

В лавках же винтовки покупаются здешними промышленни­ками на «авось», потому что лавочники продают их без пробы, т. е. не позволяют стрелять; они обыкновенно ценятся от 3, 5, 8 и до 15 руб. серебр., смотря по отделке и величине винтовки. Это делается на том основании, что торговцы, получая их оптом с яр­марок, сами не знают их достоинства и потому не решаются на пробу, чтобы худые винтовки не завалялись в лавке, тем более что худых винтовок привозится гораздо больше, чем хороших. Стволы малых винтовок бывают в аршин длиною, а больших - доходят до 7,5 четвертей; точно так же и калибр их бывает от мелкой горошинки почти до калибра обыкновенного солдатского ружья; впрочем, последние здесь не уважаются, их держат более настоящие зверопромышленники, собственно для охоты за круп­ными зверями: медведями, сохатыми, кабанами и проч.; а мало­пульные употребляются преимущественно белковщиками (о белковье будет сказано в своем месте). У некоторых промышлен­ников я видел двухзарядные одноствольные винтовки-самоделки с двумя курками на обе стороны. Они заряжаются заряд на заряд; между зарядами кладется мягкий восковой пыж, который залепляет винтовочные грани внутри ствола, так называемые винты, и тем не дает загореться нижнему заряду при выстрели­вании верхнего. Я имел сам такую самоделку, била она превос­ходно. Такие винтовки ценятся здесь дорого, потому что они за­меняют двуствольные штуцера и потому придают охотнику более духу и самонадеянности при зверовье.

Вот оригинальный способ, посредством которого здешние про­мышленники выбирают себе винтовки при покупке из лавок. Надо заметить, что способ этот держится в секрете и известен тоже не всякому промышленнику в здешнем крае. Пришедший покупатель в лавку требует сначала себе у лавочника недер­жанную иголку или приносит свою, потом берет по очереди винтовку за винтовкой и подвергает их следующему испыта­нию: послюнивает слегка верхнюю грань ствола и кладет на нее иголку параллельно длине ствола. Если иголка сразу легла на стволе плотно, то он берет винтовку рукою на изворот и на­чинает вертеть ее потихоньку таким образом, чтобы иголка, лежащая на стволе плотно, параллельно его длине, из горизон­тального положения пришла сначала в вертикальное, описала бы полкруга и... наконец круг, т. е. пришла бы в первоначальное свое горизонтальное положение. Если винтовка выдержит такую пробу, т. е. не уронит иголки, или лучше - иголка не упадет со ствола винтовки, описывая вместе с ним круг в вертикальной плоскости, то и делу конец: винтовка берется, будь она хоть хуже всех остальных по виду и по отделке. Это значит, что она будет поносная и поронная. Если же винтовка посредственная, то игол­ка упадет со ствола прежде, чем опишет вместе с дулом винтовки круг; иногда она сделает только полкруга, иногда же четверть, а худая винтовка, т. е. ствол худого качества, не удержит иголки и в горизонтальном положении, такую винтовку уже никто не возьмет, хотя она стоит дешевле других; она может заваляться в лавке, почему знающие купцы и не позволяют пробовать винтовок таким образом. Странное дело, а между тем, дейст­вительно, с другого ствола трудно даже стряхнуть лежащую иголку, как будто она пристанет к железу. Нельзя ли это объ­яснить так: известно, что самое лучшее железо приготовляется из руд под названием магнитного железняка; что ствол винтовки, сделанный из такого железа, будет лучше, нежели из худокачественного, приготовленного из плохих руд, содержащих в себе серу, фосфор, мышьяк и проч. примеси, которые придают железу худые свойства, как-то: твердость, хладноломкость и т. п. По­этому становится понятен такой выбор винтовок, основание его чисто ученое; спрашивается, как он получил такую популяр­ность з классе сибирских промышленников? Не знаю, справед­ливо ли мое объяснение, а кажется - так.

Редко увидите у здешнего промышленника винтовку или дро­бовик с пистонным замком - он не любит усовершенствований. Замок у него кремневый, и то наружный: весь механизм не внут­ри замка, а с наружной стороны - на лице; когда ни взгляните, всегда вы увидите пружины и спуск, ну, словом, - все устройство. Если и попадется сибиряку каким-нибудь образом винтовка или дробовик с пистонным замком, то он по большой части переде­лывает их на свой манер, то есть приладит к ним свой наружный замок. Конечно, в этом отношении играет важную роль то обсто­ятельство, что сибиряку, живущему в отдалении от торговых мест, трудно доставать пистоны, да и, кроме того, дорого; ему за обык­новенную коробку их нужно заплатить не менее 1,5 руб. сер., а пожалуй, и дороже, что простолюдину не под силу, или не под­нять, как говорят. Но, кажется, тут есть еще важнее обстоятель­ство - привычка. Я им часто говаривал относительно того, что пистонные ружья гораздо удобнее, выгоднее и безопаснее, на что получал всегда один ответ: «Наши деды и прадеды не знали фистонных ружей, а палили кремнями да бивали зверей поболе нашего; так и нам не сполитично заводить того, к чему мы не при­выкли и на что нас не хватает». Вот это-то и беда, с этим далеко не уедешь!.. Вот устройство здешних замков: а - курок с огни­вом; б - парагон, или спуск; ц -- полка; д - подушечка, кото­рой прикрывают порох на полке, чтобы он не стряхивался и не отсыревал; е - пружины.

Само собою разумеется, что винтовку точно так же, как и дро­бовик, нужно держать в чистоте и опрятности; точно так же ее должно чистить и холить, даже еще с большею осторожностию и бережливостию. Надо всегда помнить, что стрельба пулею тре­бует несравненно большей аккуратности, как в заряжании, при­целе, так и во всем решительно, нежели дробью. Сделай кое-как, и выстрел будет фальшивый. У каждой винтовки подушечка для прикрытия пороха на полке прикрепляется посредством ремешка к прикладу; будучи придерживаема спущенным курком, она ни­когда не спадает с полки; подушечка эта обыкновенно делается из сукна или из войлока. Понятно, что при стрельбе из винтовки по взводе курка подушечка сбрасывается с полки. Вообще надо принять за правило, чтобы кремень (у винтовки) всегда был острый, иначе будут осечки или вспышки, которые могут тяжело отозваться промышленнику на охоте за хищными зверями.

Целик на конце винтовки должен быть непременно светлый, но не блестящий, т. е. из красной или желтой меди, чтобы его видно было через резку даже в сумерки или рано утром, до солнцевосхода. Резка же, в свою очередь, должна быть пропорциональна с концевым целиком, словом - маленькая и именно такой вели­чины, чтобы при выцеливании какого-нибудь предмета целик не болтался, как говорится, в резке, а был бы виден глазу охот­ника аккуратно, совпадая своей величиной с краями резки. Если же эта последняя большая, а целик маленький, то можно невер­но выцелить, и выстрел будет неудачен. Многие промышленники вместо вышеупомянутых сошек употребляют так называемые сажАнки, которые и носят с собой вместо трости, подпирая ими свою старость, а при выстреле - винтовку, для того чтобы вернее выцелить зверя. Сажанки есть не что иное, как две или три то­ненькие палочки, заостренные с одного конца и связанные ре­мешком с другого. Все это кажется неловким и неудобным до тех пор, покуда сам не увидишь или не испытаешь стрельбы из вин­товок по сибирскому способу. На охоте в случае надобности про­мышленник быстро ставит или, лучше сказать, бросает сажанки на землю, кладет на них винтовку и, не торопясь, выцеливает свою добычу. Конечно, новичок, неопытный и непривычный к этому охотник, пожалуй, прокопается с таким инструментом и не скоро выстрелит; но зато посмотрите, как проворно и ловко стреляют из винтовок привычные зверовщики!.. Без сошек или без сажанок сибиряки стреляют незавидно, хотя некоторые из них и без этих пособий не задумаются попасть белке или рябчику в голову. Здеш­ние винтовки довольно тяжелы, почему держать их на весу, без помощи сошек, трудно; некоторые из них весят до 20 и более фунтов*, а средний вес сибирской винтовки с сошками можно принять от 12-14 фунтов.

* Однажды я видел винтовку у казака Пичуева в Булдуруйском карауле (на р. Аргуни, по китайской границе), своедельщину, ствол ко­торой был длиною 8 четвертей, а вся винтовка весила около 35 фунт. Била она превосходно и несла сажен на 150. Каково потаскать пешком такую машину?

Нелишним считаю заметить, что стрельба пулей из тяжелых винтовок легче, нежели из легких, потому что тяжелая винтовка, опираясь на сошки, стоит гораздо тверже - прицеливаться из нее ловко, тогда как легкую, которая не делает нажиму своею тяжестью на сошки, нужно крепко держать в руках и прицели­ваться осторожно, чтобы произвести верный выстрел; кроме того, легкая винтовка от большого (зверового) заряда как-то вздраги­вает при выстреле, почему пуля нередко фальшит, тогда как при тяжелой этого не бывает. Вот почему многие здешние охотники, люди крепкого телосложения, уважают тяжелые винтовки более, нежели легкие. Только одни инородцы - орочоне, люди мало­рослые и слабые, не любят тяжелых винтовок и нередко опили­вают их снаружи подпилками, чтоб сделать несколько легче.

Нарезов, или граней, а выражаясь по-сибирски - винтов, обыкновенно бывает в винтовках от 6 до 8, редко 4; они всегда идут винтообразно и делают внутри ствола 1,25 или 1 оборот, но чаще только 0,75 оборота. Так что если сплюснутую пулю забить туго в ствол винтовки с одного конца дула и прогнать ее шомполом до другого, то пуля сделает кругом своей оси 1,25, 1 или только 0,75 поворота.

Винтовки с более крутыми внутренними нарезами или винтами порОннее, то есть тяжелее на рану, нежели с более прямыми; за­то первые не так понОсны, как последние. Все эти причины весьма понятны человеку, хотя мало знакомому с наукой; объяснять их незачем, да и не мое дело.

Если в винтовке сделается расстрел и пуля станет летать не­правильно, то его можно спилить подпилком точно так же, как и в дробовике, и винтовка опять хороша. Но от долгого употреб­ления грани внутри ствола тоже истираются, и тогда уже надо ее проходить снова, то есть шустовать. Вышустовать дробовик - вещь довольно простая, но вышустовать винтовку, поправить вин­ты, надрезать их снова, то есть углубить, возьмется не всякий и слесарь. Тут надо особое умение и знание дела, мало того, надо иметь особые сверла, резки, и нередко требуется станок особого устройства, для того чтобы правильнее нарезать грани в стволе винтовки. В Сибири в редком селении нет такого человека, кото­рый бы не занимался этим мастерством.

Если строго разбирать, то штуцер с винтообразными наре­зами, или винтами, есть та же винтовка, только улучшенная и приспособленная к высшему кругу охотников. Следовательно, все, что говорилось об винтовках, можно отнести и к штуцерам. Есть штуцера с прямыми нарезами, то есть не винтообразно, а параллельно длине ствола нарезанными; конечно, их нельзя уже называть винтовками, хотя условия стрельбы из них те же самые; разница только та, что из таких штуцеров можно стрелять и дро­бью, а из винтовки это невозможно, потому что дробь разбросит и можно испортить винтовку, но штуцера с прямыми нарезами не уважаются охотниками, потому что они не так тяжелы на рану, непоронны, как винтовки; зато они обыкновенно бьют (несут) дальше, нежели последние. Системы устройства штуцеров чрезвы­чайно различны, особенно в последнее время; не знаешь, которой отдать предпочтение. Все хороши! По-моему, система полковника Тувнена, известная под названием стержневой системы, усовер­шенствованная г. Минье относительно устройства пули, - самая лучшая для охотника. Правильность полета удивительна; заряжа­ние чрезвычайно легкое и скорое, следовательно, главные условия винтовки для охотника есть, и делу конец, а скорое и легкое заря­жание штуцера для охотника - важное дело, особенно в зимнее время и на охоте за хищными зверями. Не нахожу нужным опи­сывать более известные системы устройства штуцеров, да и не к чему; охотники их сами хорошо знают, а не охотникам описания покажутся скучными и, пожалуй, непонятными. Я имею превос­ходный стержневый штуцер системы Минье, который заряжает­ся весьма скоро, легко и удобно, бьет верно и далеко. Прочность работы и отделка - превосходные. Вся длина ствола только 13 вершков; весь штуцер 7,5 фунт.; калибр 0,5 англ. дюйма; вес конической пули 4 золотника. Бой его удивителен по этой незначительной длине ствола и незначительному подъемному визи­ру (прицелу), который поднимается от верхней грани ствола только на 0,4 англ. дюйма. Неоднократно я стрелял из него на 200 сажен, и результаты были изумительны - только бы хорошо выделить. Через это расстояние пуля попадала недалеко от мишени и пробивала вершковую доску. На стволе его следую­щая надпись: F: A: George kon: Hof-buchsenm: in Berlin; а на зам­ках: F: A: George in Berlin. Советую гг. охотникам обратить вни­мание на штуцера этого мастера.

Не могу также не посоветовать гг. охотникам: если ружье бьет хорошо, то не переделывать в нем ничего решительно, даже пустяков, по-видимому, к лучшему; ибо были примеры, что охот­ники портили не одно чудное ружье, переделав какую-нибудь безделушку, как бы не имеющую влияния на бой ружья, но дело выходило иначе: ружья теряли превосходный бой, которого возвра­тить уже ничем не могли (конечно, я говорю относительно только ствола). Один сибирский промышленник испортил превосходную винтовку тем, что исправил разгоревшуюся затравку, для чего нужно было нагреть казенную часть ствола, чтобы запаять медью затравку и просверлить новую.