Англо-русская гончая.

Я уже говорил, что, по имеющимся у нас сведениям, первые английские гончие были вывезены в Россию при Анне Иоанновне. К сожалению, до нас не дошло никаких других документальных данных об этом периоде русской охоты с гончими, но мы вправе сделать ряд логических выводов, хотя бы из тех скудных сведений, которыми владеем.

Тип Англо русской гончей (акварель)

Совершенно очевидно, что вслед за царской охотой целый ряд вельмож и богатых помещиков стали, из подражания, тоже примешивать английских гончих к своим, получая этих английских сначала в качестве подарков из царской охоты, а затем выписывая и самостоятельно. Так в заметке В. О., которую я проводил выше, напечатанной в 1843 году, говорится про костромскую губернию, что она славилась гончими «идущими от английских собак, выписанных очень давно богатым помещиком Салтыковым», т. е. подтверждается как раз высказанное мною предположение. Действительно с начала XIX века русские псовые охотники усиленно выписывали гончих из Англии и к 70 - 80 годам, времени появления у нас серьезного большого охотничьего журнала («Природа и Охота» Л. П. Сабанеева) и первых выставок — мы имели уже много известных англо-русских стай, славившихся своей работой. Таковы были гончие: Березникова, Глебова, Скобельцина, Хомякова и других.

Остановимся на минуту на причинах, которые содействовали такому успеху выписки фоксгаундов, успеху, который стал почти законодательной модой среди псовых охотников. Действительно ли так плоха была русская гончая, чтобы нашим предкам ничего не оставалось делать другого, как только искать выхода в приобретении собак заграницей?

Необходимо твердо помнить, что к описываемому моменту охота у нас была псовой, а ружейная только понемногу стала просачиваться к нам из Польши, завоевав права гражданства лишь значительно позже. Весь интерес псовой охоты, центр ее внимания сосредоточивался на волках, выводки которых задолго до охоты подыскивались, подвывались и даже охранялись. Охота по зайцам и лисицам производилась, как правило, между делом, вокруг дома, в то время как за волчьими выводками ездили в отъезжие поля.

Охота по волкам, естественно, выдвигала на первый план целый ряд специфических требований, которыми были: злобность к зверю, паратость и вежливость.

Злобность была необходима не только для того, чтобы гончая гоняла волка, но и для того, чтобы она предпочитала его всякому другому зверю. Злобность важна была еще и для того, чтобы гончие могли самостоятельно взять зверя. Среди гонцов выдавались такие злобачи, которые не хуже борзых мертво брали волка в горло, и оторвать которых было крайне трудно.

Паратость была тоже чрезвычайно важным требованием, так как только паратые гончие, висящие на хвосте у зверя, могли быстро выставить его в поля, где стояли своры борзых. Из-под пеших гончих зверь обычно долго не выходил из острова, а в более уймистых местах его и вовсе не удавалось выжимать в поле.

Наконец вежливость была совершенно необходима для успешной охоты по выводку, так как важно было набросить стаю прямо на логова или, как тогда говорили, «насадить стаю на гнездо». Во-первых, для того, чтобы материк не смог увести всю стаю за собой, и, во-вторых, для того, чтобы стая, посаженная на логова, могла бы разбиться и погнать сразу по нескольким волкам, давая тем самым возможность травить одновременно нескольким сворам. Для этого надо было приездить стаю так, чтобы она свободно ходила без смычков по сплошному лесу, чтобы она не смела бросаться по следу зайца и т. д. Когда гончие прорывались в поля, то важно было остановить их, чтобы снова набросить в остров, где могли еще оставаться волки. Это требование остановить, сбить стаю с гона приобретало особенное значение, когда стая прорывалась в поля за материком, ибо иначе он мог увести стаю за собой за много километров, оставив всех на этот день без охоты.

Разберем теперь, каким же из этих требований не удовлетворяла русская гончая, и почему так охотно стали псовые охотники приливать к своим гончим кровь выписных фоксгаундов. Если мы обратимся к литературе, то увидим, что сторонники англо-русских собак обычно ссылаются на недостаточную злобность русской гончей сравнительно с английской. Этот же аргумент выдвигают и в настоящее время ярые поклонники англо-русских. А Н. Н. Челищев, апологет англо-русских, берет на себя смелость утверждать превосходство их перед русскими в следующих выражениях:1(1 Н. Челищев «Гончая, ее воспитание и охоте о ней», 4-е издание. – М., 1929 г.) «Однако порода эта (русских гончих) в последнее время утратила одно из очень важных своих внутренних качеств — злобу» (стр. 34). «Англо-русские, безусловно, годны для всякой охоты, а такие, как сухотинские, крамаренковские, белкинские и др., заткнут за пояс любую из современных русских» (стр. 40). И, наконец: «Какая же из современных пород гончих собак больше всего пригодна для псовой охоты? Ни мало не затрудняясь, отвечаю на этот вопрос категорически: только англо-русская» (стр. 112).

Оставляя на совести автора его категорические утверждения, высказать которые, как он сам пишет, он нимало не затруднился, мы как раз «затруднимся» тем, что попытаемся проанализировать, в силу чего сложилось такое мнение, а равно приведем свидетельства старых опытных охотников, заслуживающих полного доверия, тем более, что в своих рассказах они ссылаются на общеизвестные факты и данные. Внимательно просматривая всю охотничью литературу по вопросу гончих, мы неизбежно сталкиваемся с фактом превознесения англо-русских собак в 70 - 80 годах и отдельными фактами полного их отрицания в следующие годы, начатого известным знатоком гончей и охоты с ней Н. П. Кишенским.

Оставляя в стороне обычные для такого рода полемики приемы огульной похвалы или ругани, мы обнаружим и подлинные причины, заставившие одних держаться русских гончих, а других перейти на англо-русских.

О том, как русские гончие гоняли по волкам в старину, я позволю себе привести выписку из чрезвычайно интересной статьи А. Д. Бибикова, писавшего под псевдонимом «Охотника с русскими гончими».1(1 «О русских гончих». – «Природа и Охота», 1887 г., № 6).

«Я никогда не забуду слов нашего опытного русского охотника Н. Н. Бибикова, имевшего знаменитую когда-то стаю мешанных гончих, видя у него красивейших и ладнейших собак этой породы, я был поражен, услыхав от него, что он намерен перевести свою стаю. Я невольно выразил удивление и вот что услыхал от него: «Было время, увлекались мы английскими гончими и в помесях с ними думали найти лучшую в поле гончую собаку, я сам был убежден, что эти гончие прекрасны, но русская стая Ф. А. Свечина убедила меня, что мои собаки не выдерживают соперничества с его удивительными красногонами. Ф. А. С с 7-ю смычками своих гончих берет острова так, как это невозможно с мешаными породами при значительно большей их численности».

И несколько далее:

«Я знаю две стаи прекрасных по работе: одну только понаслышке: это стая Н. В. Можарова и потому о ней не считаю себя вправе распространяться, хотя и видел одну из собак ее в поле; другую — в Тульской губернии Ф. А. Свечина».

0 замечательной работе русских гончих говорит Андрей Ауэрбах в своей статье «Из недавнего прошлого» 1(1 «Природа и Охота», 1885 г., № 10).

Переходя к более близкому нам времени, укажу на багряную русскую стаю Першинской охоты, которую многие охотники видели в поле, в работе по волкам. Что плохого могут они сказать о ней? И разве не уступала ей как раз другая, англо-франко-русская, солово-пегая стая, из чего однако вовсе не следует выводить скороспелых заключений, что англо-русские вообще никуда не годятся.

Если мы обратимся к теперешним полевым пробам, то увидим, что и на них русские гончие проявили себя не только не хуже англо-русских, но наоборот заняли первые места. Упомянем хотя бы «Забавку» и «Метку» Головина и Ламанова (Москва); «Будилу» Кабанова (Ленинград) и стаю Ильина (Н.-Новгород).

Наконец, касаясь настоящих дней, позволю себе привести русского выжлеца «Гудка», принадлежащего Новохоперскому товариществу, зарекомендовавшего себя, как гонца мертвой злобы к волку.

Нет, справедливость требует сказать, что русские гончие имеют не меньшую злобность, чем англичане, и предпочтение, отданное им псовыми охотниками, надо искать в другом.

Если мы внимательно прочтем известные «Записки старого охотника» С. М. Глебова,¹(¹ «Журнал Охоты», 1876 г, № 10 и 11). Затем описания многих охот с гончими по волкам других псовых охотников, рассеянные по страницам «Журнала Охоты», а затем «Природы и охоты», то увидим, что, начиная с Глебова, стал прививаться в России новый вид охоты по волкам, с одними гончими, без борзых. Для такой парфорсной езды нужны были уже совсем другие требования, которым естественно могли лучше удовлетворить английские, специально для этой цели выведенные гончие.

Действительно, при такой охоте, когда надо взять волка-одиночку, а не целый выводок, от гончей мало требовать одной злобы, надо чтобы она не обращала почти внимания ни на какого другого зверя, кроме волка, чтобы она работала на огромных кругах, главным образом на открытых пространствах, обрезая полянами и дорогами, то есть требовалась как раз та манера работы, которая вырабатывалась поколениями у фоксгаунда при его работе по лисице. Манера же работы на небольших кругах, в крепях, в гущине, которая свойственна была русской гончей при ее работе по зайцу,— абсолютно была непригодна.

Наконец, фоксгаунд, привыкши к работе исключительно по лисице, не обращал на заячьи следы никакого внимания, находясь в полазе до тех пор, пока не натыкался на след волка, что для псовых охотников было весьма кстати.

Говоря о паратости, следует сказать, что русская гончая в псовой охоте была парата не менее английской, если мы будем иметь в виду тот участок ее работы, который начинается с момента подъема зверя и кончая выставлением его в поля на своры. Тут она не уступит английской.

Но если мы перейдем к требованию сгонять зверя, т. е. стать парфорсной, то здесь она, конечно, уступит английской, по той простой причине, что ее из поколения в поколение приучали бросать зверя, когда он выходил в поля, чем убавили у нее вязкость, и не смогли развить в ней той нестомчивости, того изумительного сердца, которые создали англичане постоянной тренировкой у своего фоксгаунда.

Но самая главная причина бешеного успеха англичан заключалась в их вежливости уже от природы, в том, что они страшно легко поддавались любой приездке, легко повиновались, что нельзя сказать про русских, которые были настоящими дикарями, часто срывались даже на смычках и нередко были неисправимыми скотинниками. Мы знаем, что изумительные зверогоны Арапова водились не иначе как сомкнутыми, окруженные со всех сторон конными выжлятниками, что не гарантировало владельца от того, чтобы они не срывали по стаду.

Требования для ружейной охоты непременно голосов и мастерства заставили ружейников тяготеть к русским гончим и их помесям с польскими, а требования вежливости и паратости решили выбор псовых охотников в сторону англо-русской.

Справедливость требует сказать, что в процентном отношении к моменту войны (Первой мировой – О. Е.) перевес среди гончих, работающих по волку, был на стороне англо-русских, но это только потому, что англо-русские были породой модной среди псовых охотников, а потому и более распространенной.

Начиная с 80 годов прошлого столетия, на страницах охотничьих журналов велась горячая пропаганда русской гончей, перешедшая вскоре в культ. Н. П. Кишенский, первый поднявший голос в защиту русской гончей, первый давший подробное описание типичных признаков, построивший целую теорию ее происхождения от буанзу (дикая собака Индии), яростно напал на все помеси и в том числе на англо русских гончих, презрительно окрестив их «пестренькими», обвиняя их в отсутствии полаза чутья и голосов.

К Кишенскому, который вел первую скрипку, и которого А. О. Эмке в шутку довольно удачно назвал «генералом от гончей литературы»; присоединилось много других гончатников, составивших дружный хор в восхвалении достоинств русской гончей и особенно пресловутого мифического «костромича».

Московское общество охоты, пригласив Н. П. Кишенского почти несменяемым (в течение первых 10 своих выставок) судьей по гончим, поручило ему выработать правила судейства гончих и дать стандарт их. Совершенно естественно, что Н. П. отнес англо русскую гончую к группе помесей, приравняв к польско-русской, которая не имела никакого определенного, ярко выраженного типа, лишив тем самым англо-русскую права на получение золотых медалей. Однако в 1900 годах сторонники англо-русских тоже выступили в печати в защиту своих гончих. Авторитет Кишенского к тому времени стал уже падать, благодаря целому ряду неудачных, плохих собак, проданных им из своего питомника.

В это же время слава англо-русских собак И. Л. Крамаренко, а затем стаи Корбе (от тех же собак и фоксгаундов) совершила почти такой же внезапный перелом в сторону прославления англо-русских, как в свое время учение Кишенского. Появились много гончатников, хуливших и ругавших русских гончих прямо с плеча и безоговорочно раболепствующих перед англо-русскими, недавно еще бывших в загоне, в качестве «пестреньких».

Страницы все той же «Нашей охоты» были отданы под длительную полемику о том, какая же порода лучше: русская или англо-русская. Сторонники русской (М. Пильц, Надеждин, Обнисский, Алексеев, Кишенский, Козлов и др.) доказывали, что русская гончая бьет англо-русскую главным образом полазом и голосом, а сторонники англо- русской (Баковецкий, Крамаренко, Селюгин и др.) указывали на преимущества: злобность и вязкость у англо русской.

Как и тогда, истина была где-то в середине и в сущности говоря, как те, так и другие могли стать дельными работниками, главным образом от тех условий и рук, в которые они попадали, а все спорившие торопились сплошь да рядом обвинить ту или иную породу по единичным, случайно попавшим, неудачным экземплярам Мне хочется привести официальные описания работы двух стай этого периода. Одной - русской - М. И. Алексеева, из отчета IV полевой пробы, состоявшейся под Москвой близ Кубинки в 1908 году 12 октября старого стиля. А второй - англо-русской - Корбе-Баковецкого, испытывавшейся в присутствии многих съехавшихся специально для этого гончатников в Тишковском лесу при станции Голта Южных железных дорог (Херсонская губерния), 10 - 12 ноября 1911 г.

Вот выдержки из описания работы стаи Алексеева: «Наконец, в травянистой сече у опушки крупного леса подняли почти одновременно 2 зайцев. Одного, ушедшего в сечу перевидели охотники и начали наманивать собак, в стороне от судей и доезжачего. На другого, в лесной опушке наманил стаю доезжачий. Собаки приняли зайца не сразу, вероятно вследствие обилия сухого листа, но, захватив след, стая дружно и горячо повела прибылого беляка. Две собаки, уже гнавшие первого зайца в сече, услыхав стаю, сейчас же бросили гон и подвалили к ней. Гон шел по крупному смешанному лесу, заваленному сухим листом в течение получаса почти без скола. Беляк дал два больших круга и два раза западал, по счастливой случайности, на глазах судей, которые 3 раза могли видеть, как пронесшиеся собаки быстро справлялись и поднимали зайца вновь, не давая ему отдыха. На 3-м кругу заяц был пойман на глазах судьи.

Доезжачий собрал стаю и вывел ее из леса в сечу, бросив на след первого зайца, более получаса тому назад угнанного собаками. Скоро легкий заливец выжловки указал, что след принят, этот же заливец, изредка повторявшийся, верно указал и направление, куда пошел заяц. Через 10—15 минут собаки захватили зверя, матерого беляка, дружным жарким гоном, видимо по зрячему. Заяц дал два очень больших круга и был убит одним из судей. Собаки валились всей стаей следом.

Описывать подробно работу собак по следующим 3-м зайцам — значило бы повторять уже сказанное. Стая работала так дружно, так вязко, так парато, что большего трудно и требовать: она дает полную уверенность, что каждый поднятый заяц, если не убит, то в зубах. Из 5 поднятых зайцев: 2 были убиты и 2 пойманы собаками — один стрелянный, другой не стрелянный, 5-й заяц отделался потому, что за поздним временем собаки были сбиты со следа доезжачим».

А вот характеристика работы стаи Корбе-Баковецкого.

«10 ноября.

В 8¹/₂ часов утра стая была брошена в место, где предполагалось найти исключительно зайцев¹ (¹ Обнисский А. — «Три дня с гончими в Тишковском лесу».— «Наша Охота», 1912 г., № 2.). Вскоре после напуска был поднят заяц и после 18 - 20 минут мароватого гона взят гончими. Спустя четверть часа подняли другого русака. По этому гон дружнее. Дав круг в лесу, он идет в поля и здесь на глазах одного из нас тоже попадает в зубы гончим, не давшим ему нырнуть в опушку, куда он уже направлялся. Собак бросают от сторожки. Едва только удалился Андрей со стаей, из-под ног одного из нас будится здоровенный русачина. А. А. Корбе называет разомкнутую уже предположительно стаю, и она вся, как одна собака, является бурей, сразу принимает след, дружно уводит зайца по ветру и сходит со слуха. Отправляемся завтракать, через полчаса прибывает к нам по сигналу Андрей со стаей, которая, по его словам, была им со следа сбита. Подымают зайца. Минут через десять после подъема он проходит поляну. Очень дружно вываливает за русаком стая и на поляне молкнет, сколовшись. Называю, но след принимают туго, идут по нем молча и, только саженей полтораста, удалев от нас, опять отдают голоса и, все удаляясь по прямой, сходят со слуха. Поздно вечером привел к сторожке стаю Андрей...

11 ноября.

Долго после напуска собаки ничего не подымают, скучно и безрезультатно отзываясь в добор. Проходим в другую часть леса и подымаем козла. Стайка клубком, буквально висит у него на цветке ¹(¹ Термин — «цветок» применен к козлу неправильно. Цветком называется хвост зайца, а хвост козы охотники называют салфеткой.), на больших козьих кругах, сходя по временам со слуха. Затем опять был поднят заяц. Подняв, стая повела от нас: уже еле слышны яркие голоса «Крутишки» и «Соловья». Но вот гон крепнет, приближаясь к нам, слышны басы, ведут на нас дружно и очень азартно. Немного погодя, на дорогу выскакивает русак, делает при виде нас крутой под прямым углом поворот и, пройдя вдоль канавы параллельно большой дороге шагов двести, переходит дорогу и пропадает в очень крепком вырубе. Выносится следом стая и, не пронесшись аршина по прямой в том месте, где круто повернул заяц, прекрасно держит след вдоль большой дороги в лесу и затем через дорогу вваливается в чащу и молкнет. Перемолчка наступает значительная. Стоим, разговариваем, курим и вдруг, в шагах пятнадцати от нас, из выруба тихо ковыляет русак через дорогу в ту часть леса, откуда его пригнали. Собаки, очевидно, не бросили следа. После скола в вырубе то та, то другая отдает голос в добор. Перевидев русака, не называем стаи, которая, еще немного покопавшись, вываливает, повизгивая, на большую дорогу по следу со старухой «Ведьмой» впереди и, ввалившись в лес, голосит. Повели прямиком, и сошли со слуха.

12 ноября.

Скоро был поднят заяц и после полукруга хорошего стайного гона стерян. Две собаки выправляют след, выводят русака в поле и возвращают его обратно в остров, где в то время уже идет гон по другому зайцу. Таким образом, в острове гонят одновременно двух зайцев: одного две собаки, другого все остальные. Вторые скоро скалываются, подваливают к первым и дают косому хороших два круга почти без скола. Ведут еще немного и молкнут в крепи совсем близко от нас. Подъезжает Андрей, собаки лазят, но найти упалого не могут. Стоим, судим и рядим и, наконец, я иду к месту скола. Запавшего гонного русака нахожу. Плотно припав к земле, с широко открытыми глазами и тем особенным выраженьем во всей заячьей фигуре, когда бедный косой надеется уже не на ноги, а только на то, что его не увидят люди и не причуют собаки, лежит зверек, тяжело поводя боками... Подзываем стаю и, чтобы заяц не был схвачен гончими на лежке, решаем поднять его хлопком арапника впереди стаи. Пыхнул русачина, заголосили гончие и на первой четверти круга поделили добычу».

Приведенные выдержки ясно показывают, что как те, так и другие гончие могут и умеют работать и потому следует заниматься не спорами о том, какая порода лучше, а правильной подготовкой собак. Поскольку англо-русская гончая выведена была от смешения русской гончей с фоксгаундом, то вполне естественно, что она делилась на два типа: одни собаки приближались к фоксгаунду, в других преобладал тип русской гончей.

Это особенно ясно можно было заметить на двух стаях: стае Крамаренко, которая была в русском типе, и о которой как-то Эмке писал, что она только по окрасу англо-русская; и стае Гатчинской охоты, которая последнее время от усиленного прилития крови фоксгаундов была ближе к англичанам.

Гончие, тяготевшие к русским, имели более сухие, длинные головы, уши короткие треугольником, колодку более длинную, ребра не бочковатые и низко спущенные, были часто высокопереды, гоны имели без подвеса и носили их не так круто. Лапы были следистые, волчьи.

Гончие, приближающиеся к фоксгаундам, имели головы более короткие, уши длинные, круглые, морды с квадратным тупым обрезом, колодка их приближалась к квадрату, ребра бочковатые, спущенные не так, низко, были часто низкопереды, гоны имели с подвесом и носили их очень круто. Лапы кошачьи, круглые.

Однако, в связи с тем, что фоксгаунды в России на протяжении ста лет приливались очень редко, в настоящее время англо-русская гончая успела вылиться в достаточно определенный тип, почему ее можно вполне считать за особую породу, не делая в этом отношении какой-либо разницы между нею и русской, которая в прошлом также имела разные подмеси и до настоящего времени несет еще в себе частички этих посторонних ей кровей. Поэтому, когда по предложению Мосгубсоюза в 1924 году, мне и М. И. Алексееву было предложено выработать новые правила экспертизы гончих на выставках, мы предложили уравнять англо-русскую гончую с русской, т. е. дать ей право на получение золотых медалей, считая ее за вполне установившуюся породу.

Позднее эти правила были одобрены и приняты Всесоюзным кинологическим съездом.

Говоря о типе современной англо-русской гончей, стандарт которой, утвержденный I Всесоюзным кинологическим съездом, я привожу ниже, я считаю необходимым остановиться на двух спорных пунктах.

Первое — это крап. На страницах «Псовой и ружейной охоты» в 1902 — 03 году велся довольно интересный спор о том: считается ли крап в англо-русской гончей пороком или он допустим? Мнения разделились. Кишенский горячо настаивал на том, что крап является, безусловно, признаком мешанности англо-русской гончей, т. к. у фоксгаундов крапа быть не должно. Однако, В. В. Деконнор, большой знаток как охоты с гончей, так и самой гончей, блестяще опроверг положение Кишенского, сославшись на ряд иностранных авторитетов, как-то: Ли, Дельзиель, Стонхендж и др., приведя, наконец, в доказательство портрет знаменитого фоксгаунда «Уэлькома», который действительно был в крапе. Обычно крап среди англо-русских встречается довольно редко, но все же мы можем указать на гончих И. Л. Крамаренко, которые почти все были в сильном крапе.

Второе — это пятый прибылой палец на задних ногах. В дореволюционное время об этом никакого спора не возникало, все выставлявшиеся англо-русские гончие его не имели, и это считалось в порядке вещей. В этом же смысле понимал стандарт англо-русской гончей и кинологический съезд, это было столь очевидным как самому докладчику А. О. Эмке, так и всем участникам прений по стандартам, что в принятом стандарте этот вопрос обойден молчанием.

Однако после революции стали появляться на выставках собаки с прибылыми пальцами.

Некоторые судьи считали это согласно утвердившейся ранее традиции пороком, явным признаком примеси польской крови, другие не находили в этом ничего особенного, ссылаясь на то, что вообще англо-русские гончие и без примеси польских имеют часто прибылые пальцы.

По этому поводу я припомнил всех виденных мною с 1905 года на выставках довоенного времени англо-русских гончих и не смог вспомнить ни одной, которая бы его имела. Вопрос сильно меня заинтриговал, и я опросил целый ряд старых гончатников, ведших породу англо-русских гончих, и все они ответили мне на это отрицательно.

В стандарте фоксгаунда об этом нет никакого указания, а в русской литературе имеются противоречивые сведения.

Однако, изображения фоксгаундов, которые мы знаем, ряд выписных собак дают нам право утверждать, что фоксгаунд не должен иметь прибылого пальца.