Гончие собаки - 2

[Вепс]

КАК ОХОТИТЬСЯ С ГОНЧИМИ​

​

ПАРФОРСНАЯ, ПСОВАЯ, РУЖЕЙНАЯ, НЕПОДВИЖНАЯ И ХОДОВАЯ ОХОТЫ​

Наиболее древней из всех охот с гончими является парфорсная охота с ними, т. е. такая, при которой зверь «осиливается» (берется) самими гончими. Этот же парфорсный характер носили и травильные охоты Греции, когда стаи собак напускались на крупных зверей: кабана, оленя, медведя и т. п.

Особый расцвет парфорсной охоты выпадает на долю королевской Франции, в которой короли охотнее занимались охотой, чем государственными делами. Мы знаем, что дворяне во Франции содержали большие псарни, что преследование волков и оленей продолжалось иногда по несколько суток. Однако постепенное уменьшение зверя все время суживало размеры парфорсной охоты. В настоящее время парфорсная охота во Франции встречается довольно редко и далеко уже не в тех широких размерах, как раньше.

Страной, где парфорсная охота стала дворянским спортом, а потому широко распространилась, является Англия. Правда, с истреблением в ней волков, с исчезновением оленей, охота эта стала производиться исключительно на лисиц. Однако недостаток даже и этого зверя заставил дворян-англичан прибегнуть, прежде всего, к подсадному зверю, выпускаемому из бочки, а затем перейти и вовсе к искусственному следу.

В современном состоянии парфорсные охоты являются на Западе скорее спортивными упражнениями и соревнованиями в ловкости и смелости наездника, неутомимости и быстроте лошадей, чем охотой в тесном значении этого слова. Частенько в ней отсутствует даже объект охоты, так как, вместо лисицы, гоньба происходит по искусственному следу. Для этого, перед охотой по наиболее удобным для скачки местам, со специально выбранными препятствиями, а то и нарочно устроенными, протаскивается мешок, набитый опилками и пропитанный мочою лисицы. На этот искусственный след набрасывается стая, которая и гонит по нему до тех пор, пока он не обрывается. В этом случае приз получает первый, оказавшийся на конце следа, подобно тому, как на охоте по лисице, получает трофей охоты, тот, кто первый сумеет вырвать из стаи гончих хвост лисицы.

У нас в дореволюционное время парфорсные охоты не были распространены, и небольшое количество их содержалось лишь у польских магнатов (например, у Потоцкого, Браницкой и др.). Впрочем, следует упомянуть одну большую парфорсную охоту, которая имелась у кавалерийской школы и содержалась в Поставах бывш. Виленской губернии. Охота эта, производившаяся как по оленям и кабанам, так и по искусственному сладу, служила для развития ловкости и смелости среди ездоков — военных.

Считаю небезынтересным привести некоторые данные об этой парфорсной охоте. Стая гончих, содержавшаяся в Поставах и доходившая до 60 собак, состояла из английских лисогонных гончих (фоксгаундов) и правильно тренировалась для этих охот. Начиная с весны, собаки брались ежедневно в проводку, которая, начинаясь с 1 ч. доходила затем до 3 ч. непрерывного движения. Собаки водились разными грунтами и разными аллюрами.

К осени начинались охоты по искусственному следу, причем первая охота примерно проходила 3 км с 6 препятствиями в 7 м. 14 с., а последняя — 9 км с 14 препятствиями в 15 м. 55 с.

Препятствия в большинстве случаев выбирались естественные, но след прокладывался в наиболее удобных местах, причем часть изгороди, если она была слишком высока для лошадей, разбиралась.

Хорошо тренированные парфорсные собаки могут без затруднения проходить около 20—25 км в 50—60 м., причем на первых 10 км паратость собак в среднем около 1 м. 50 с. — 1 км, а затем собаки идут, уменьшая свою паратость. В Германии в Ганноверской кав. школе последняя охота по искусственному следу доводится до 20—24 км, в 50—58 м. на строевых лошадях.

Псовая комплектная охота состояла обычно из стаи гончих и нескольких свор борзых, необходимых для того, чтобы окружить ими остров или отъем * (* Островом называется лес, окруженный полями, или же тот участок леса, в котором происходит охота. Отъемом — небольшой остров, лежащий в полях. Уймой — сплошной лес), в который набрасывалась стая. Стая должна была выставить зверя в поля, где его травили борзыми верховые охотники, стоящие со сворами около опушек или перемычек. Вынесшиеся за зверем в поля гончие, обыкновенно отхлопывались и останавливались в полях, с тем, чтобы снова быть брошенными в остров.

Само собою, разумеется, что при тех требованиях, которые предъявлялись к гончим псовой охотой, требованиях, из которых наиважнейшим было — выставить как можно больше зверя на своры борзых, работа в острове одной или двух гончих не могла иметь места, почему в псовых охотах работала всегда стая. Особенно важно это было при охоте по волкам, когда гончим приходилось иметь дело с целым выводком. Но, не говоря уже о волках, даже при охоте по зайцам и лисицам, требовалось участие возможно большего числа гончих, для того чтобы не только как можно скорее выставить зверя в поле на борзых, но и для того, чтобы стая могла разбиться и сразу гнать по нескольким, отчего только повышался процент удачи, так как сразу травили в разных концах. В старину у помещиков не редкость было встретить огромные стаи гончих, доходящие до 100 собак, от гона и шума которых все живое неслось во все ноги из острова в поля.

Псовая охота для своей успешности требовала специфических условий: хороших отъемистых мест и достаточного количества полей. Охота с борзыми в сплошных лесах производиться не могла, вот почему наибольшее количество псовых охот находилось в бывш. губерниях — Тульской, Орловской, Курской, Самарской, Саратовской, Пензенской, Тамбовской и др., характер мест которых наиболее подходил для нее.

Так как в настоящее время псовая охота возможна только или в кавалерийских частях, или при больших и очень мощных коллективах, то я позволю себе этой краткой характеристикой ограничиться и перейти к своей главной задаче — описанию ружейной охоты с гончими.

Ружейная охота с гончими проникла к нам из Польши, еще с начала XIX века, но свое главное распространение получила к 70—80 годам прошлого столетия, после падения крепостного права и исчезновения больших комплектных псовых охот. Если псовая охота требовала, чтобы гончие выставляли как можно скорее зверя в поле, если гон одновременно по нескольким зверям способствовал ее успеху, то ружейная охота выдвинула совершенно новые требования. Для ружейного охотника важно было, чтобы гончие держали зверя вязко и долго, так как только таким путем достигалась возможность встретиться с ним и положить его метким выстрелом, вместо того, чтобы взять его борзыми, как это делали псовые охотники,

Ружейная охота представляла для охотника гораздо больший простор в выборе места, так как он мог охотиться с гончими и в сплошных лесистых массивах, в то время как псовая требовала небольших отъемов, окруженных или пересеченных полями, в которых только и можно было травить. Кроме того, для ружейной охоты не надо было иметь тех больших стай, которые нужны были для псовой охоты, так как одновременный гон по нескольким зверям был для ружейника только помехой, охотник вполне мог охотиться не только с небольшой стайкой, но даже и с одиночкой. Это, несомненно, способствовало очень быстрому распространению ружейной охоты, и если мы обратимся к настоящему времени, то увидим, что гончая — одна из самых распространенных собак, а охота с нею пользуется любовью широкой массы охотников. К сожалению, до сих пор ни одного более или менее подробного руководства по этой охоте не было выпущено, а прекрасная, хотя и устаревшая уже работа Н. П. Кишенского — «Ружейная охота с гончими» — давно стала библиографической редкостью. Я должен оговориться, что, конечно, научить охотиться с гончими на страницах книги, без практики — невозможно, но помочь читателю разобраться в тех вопросах, которые встают перед ним на первых же шагах его охоты с гончими, — вполне осуществимо.

В сущности, ружейную охоту с гончими возможно подразделить на три вида: 1) охота на зайцев, 2) охота на лисиц и 3) охота на волков. Каждая из этих охот требует некоторых навыков, производится различно, и если охоту на зайцев можно еще до некоторой степени объединить с охотой на лисиц (так как частенько идя на зайцев, мы попадаем на лису, а с лисы гончие снова переходят на зайца), — то охота на волков требует настолько специфических приемов и условий, что о ней придется говорить совершенно отдельно.

Я сознательно опускаю охоту с гончими на коз ввиду того, что она производится в настоящее время в весьма ограниченных размерах в связи с почти повсеместным исчезновением коз, а равно ничего не говорю и об охоте на кабанов, т. к. охота на них производится главным образом на Кавказе и в Средней Азии и требует от гончей лишь злобности. Хороших породистых гончих по кабанам обычно не берут, ибо охота эта всегда кончается потерей нескольких собак, которых кабан засекает до смерти.

Если мы заглянем к Кишенскому, то увидим, что он начинает свое описание ружейной охоты с гончими с подразделения ее на неподвижную и ходовую. Вслед за ним повторяет это же разделение в своей книжке «Гончая» и Челищев. Неподвижная охота и раньше распространена была довольно редко, а в настоящее время и вовсе не применяется, за исключением одного только случая, когда она не только возможна, но и обязательна, — это при охоте на волков. О ее применении при охоте по волкам я буду говорить в своем месте, а сейчас скажу несколько слов вообще о неподвижной и ходовой охоте, поскольку я уже коснулся этого вопроса.

Неподвижной охотой называется такая охота, при которой охотник ставится на заранее намеченное место (называемое номером) и не имеет права сойти с него до тех пор, пока не будет дан сигнал распорядителем, обычно выбираемым на каждую такую охоту. Стрелки ставятся или на опушках и перемычках, если охота производится в отъемных местах, или же вдоль просек и дорог, если это оплошной массив. Обычное расстояние стрелка от стрелка колеблется между 100— 150 шагами, причем распорядитель должен следить за тем, чтобы линия стрелков была прямой, так как иначе может иметь место несчастный случай. Особенно надо избегать шахматной расстановки, при которой крайне легко, стреляя по зверю, зацепить своего соседа. Если линия стрелков должна быть завернута, то на углу непременно ставят стрелка, а очередные номера вправо и влево ставят на таком расстоянии, чтобы со своих мест они не могли бы быть опасны друг другу. Когда все номера расставлены, распорядитель дает сигнал бросать гончих, и стая, заведенная заранее, набрасывается с противоположной стороны. Доезжачий должен время от времени порскать (покрикивать), придерживаясь в своем ходе заранее намеченного направления.

Такая охота чрезвычайно неинтересна, так как не дает никакой инициативы, а при небольшом количестве зверя становится и вовсе нестерпимо скучной. В старое время неподвижная охота имела свой смысл, так как устраивалась при большом количестве участников в местах, изобилующих зайцами и лисами, когда именно такая охота гарантировала наибольший успех. К несомненным плюсам этой охоты, однако, следует отнести ее сравнительную безопасность, так как при стрельбе с заранее определенных номеров, гораздо меньше шансов получить заряд дроби, чем при ходовой охоте в лесу, когда в ней участвуют молодые, недисциплинированные или чересчур горячие охотники. В настоящее время, когда мест, изобилующих зайцами и лисицами встречается не много, когда стай гончих почти никто не держит, а главное, когда большую компанию собрать крайне затруднительно — неподвижной охоты никто не устраивает, и она может иметь место лишь при охоте на волков или кабанов

Ходовая охота состоит в том, что охотник, набросив гончих в лес, вне зависимости от их количества, будь то одиночка или стая, подвигается сам по заранее намеченному направлению, порская время от времени собаками, чтобы дать им направление. В этом случае у него гораздо больше шансов встретиться с поднятым зверем, так как он может переходить с места на место, подравниваясь под гон, выбирая наиболее удобные для встречи со зверем места. Ходовая охота дает полную возможность охотнику проявить свою инициативу, обнаружить сметку, опытность, почему дельный охотник убьет всегда больше, чем носящийся из стороны в сторону без толку новичок-горячка.

Собственно говоря, не только после революции, но и последние годы до нее, все охотившиеся с гончими с ружьями применяли именно этот способ ходовой охоты, который и стал, в сущности, отождествляться с понятием ружейной охоты с гончими. Это наиболее увлекательная охота, так как только она потребует от нас внимательного отношения ко всем мельчайшим деталям ее производства, она заставит вас изучить повадки зверя, работу гончих, условиях погоды, наконец, только она сделает вас настоящим опытным охотником с гончими.

​

​

КАКИЕ ГОНЧИЕ НУЖНЫ ДЛЯ ОХОТЫ?​

Так как успешность охоты с гончими зависит прежде всего от того, настолько хороши собаки, то я постараюсь в кратких словах очертить те требования, минимум которых охотник должен предъявлять к гончим, с которыми он собирается охотиться.

Прежде всего, для успешной работы необходимо найти и поднять зверя. Поэтому первым требованием к гончим должно быть требование — иметь хороший полаз и добычливость. Многие гончие после того, как их пустят в лес, ходят очень близко от охотника, а некоторые так путаются и вовсе около его ног, все время останавливаясь, прислушиваясь к тому, — не погонит ли товарка, или просто стоят, умильно поглядывая на владельца. Есть любительницы ходить исключительно дорожками или опушками, не желая лезть в плотные местечки с подседом, дожидаясь пока самому хозяину не заблагорассудится поднять зайца. Хорошая гончая должна идти широко в полаз, достаточно далеко от охотника, обследуя все плотные, подозрительные места; но все же полаз ее должен сообразоваться с направлением охотника, для чего последний должен изредка порскать. Старые опытные гончие обыкновенно время от времени, как бы далеко они не уходили, пересекают след охотника, отлично ориентируясь в его местонахождении. Широта и глубина полаза должны быть осмысленны, должны иметь границы, и гончие, отбивающиеся или пропадающие на целый день из глаз, чрезвычайно неудобны, так как в таких случаях часто бывает, что зверь поднимается ими так далеко от охотника, что последний не слышит не только момента подъема, но и всего последующего гона; благодаря этому он идет бесплодно в противоположном направлении, полагая, что собака находится где-либо поблизости.

Однако один полаз, его широта, глубина и быстрота еще не обусловливают добычливости. Вот что по этому поводу пишет большой знаток гончих В. В. Деконнор: «Добычливость зависит от чутья и выносливости, ума и опытности. Чутье, во всяком случае, на первом месте, но пользоваться им как следует может лишь та собака, которая не ослабеет от розыска и гоньбы по первому зверю, которая и после полудня так же свежа, как и с утра. Ум и опытность развиваются с годами, поэтому осенистые собаки, если только сохранили чутье, всегда на подъем лучше молодых». Очень интересно для нас другое мнение того же Деконнора о том,— сколько собак лучше всего иметь для ружейной охоты. Он высказывает соображение, что наилучшей стаей будет стая от 3 до 5 смычков, так как большее количество гончих будет только мешать. «Стайка в 4 смычка, — пишет он, — захватит полосу около километра. Больше не нужно».

Но поднять зверя еще недостаточно, для успеха охоты надо его перевидеть, и перевидеть на таком расстоянии, чтобы можно было убить. Для этого надо, чтобы гончие держали зверя как можно дольше, так как далеко не сразу удается его перевидеть; бывают случаи, когда проходит часок, другой, пока выстрел не прекратит гон; бывает и так, что охотник промахнется, и тогда необходимо, чтобы гончие не бросили зверя, а гнали бы его еще и еще, пока не подвернется он снова под выстрел. Таким образом, для успеха охоты необходим ровный, настойчивый гон, в котором есть уверенность, что он не оборвется через несколько минут. Для этого гончие должны, прежде всего, иметь мастерство и чутье, чтобы они разбирались в следах тонного зверя и, особенно в заячьих хитростях. Помимо этого они должны обладать вязкостью, т. е. упорством в преследовании зверя, не должны бросать его, несмотря ни на какие его увертки. Если гончая перестает чуять след (оттого ли, что он запутан, или оттого, что зверь запал или, наконец, прошел таким местом, где запах не сохранился), она обязана, во что бы то ни стало, снова раскопать его. Гончая, которая после скола (сколом называется потеря гонного следа, когда, не чуя его, гончая молкнет) возвращается к охотнику или отправляется на поиски нового зверя — никуда не годится; с такой гончей или ничего не удастся убить или убить удается только случайно. Хорошая, вязкая гончая будет до тех пор работать на сколе, пока не поднимет зверя вновь или не оправит следа, после чего снова будет гнать, и гнать, хотя бы; до вечера. Помимо этих наиболее важных качеств, гончая должна обладать еще одним качеством, по большей части врожденным, — злобностью или неласковостью к красному зверю (волку и лисице).

Но для того, чтобы гнать по лисе, гончая должна иметь врожденную злобность, которая заставляет ее принять след красного зверя.

Существует много гончих, которые вовсе не гонят лисицу, и я помню, что у М. И. Алексеева в стае одно время была выжловка, которая совсем не гоняла по лисе, и когда она подходила во время гона к ногам лошади доезжачего, это служило всегда верным признаком того, что стая гонит лисицу. По моим наблюдениям, большинство польско-русских гончих отказываются работать по лисе. Между прочим, среди многочисленных вымесков, только отдаленно напоминающих собою гончую, верным доказательством их дворного происхождения служит как раз отказ их от работы по красному зверю; наоборот, чем злобнее собака, чем охотнее идет она по лисе, тем больше оснований предполагать в ней наличие настоящей гончей крови. Злобность — качество прирожденное, его можно только развивать, но абсолютно нельзя привить; вот почему при выборе гончих всегда следует обращать особое внимание на то, чтобы собаки, на которых останавливается ваш выбор, были бы злобными или происходили бы от линий, работавших в прошлом хорошо по красному зверю. Но мало того, чтобы гончая гнала лисицу, важно, чтобы она ее предпочитала зайцу. Некоторые гончие относятся к лисице довольно равнодушно, то есть, попадается им лиса, гонят лису, но пересечет во время гона свежий заячий следок, бросят они лису и погонят зайца. Другие же, наоборот, бросают зайца, по которому гонят, едва наткнутся на след лисицы. Такие гончие называются красногонами, и только с такими можно наверняка охотиться по лисицам, особенно в тех местах, где зайца много.

Весьма важным качеством каждой рабочей гончей является и ее нестомчивость, которая определяется обычно двумя-тремя днями охоты. Мы уже видели, какое значение нестомчивости гончей придавал Деконнор даже в первом моменте ее работы — полазе. Действительно, только сильная гончая, которая и на другой день охоты так же весело и энергично пойдет в полаз и будет в состоянии целый день гонять, может доставить удовольствие. Встречаются гончие, которые подбиваются через несколько часов работы и к полдню уже начинают «лапти плести», по образному выражению охотников. Охота с такими — сущая мука, так как на второй день их чуть ли не самому охотнику приходится тащить на себе из лесу. С легкой руки Кишенского, писавшего когда-то хвалебные оды мифическим «костромичам», утвердилось мнение, что хорошая гончая может гонять хоть неделю, не сбавляя паратости (быстроты) и энергии. Это, конечно, вздор; самое продолжительное, что выдерживает гончая — это три дня от зари до зари, после чего ей необходимо дать отдых или «дневку», как говорили в старину. Я говорю о трех днях, подразумевая благоприятные осенние условия для гона; само собой разумеется, что при неблагоприятных (сильная жара, тяжелый грунт, гололедица и т. д.) — срок этот может значительно сократиться.

Преследование зверя с голосом (отличающее гончую от других пород) выдвигает еще одно требование к ней со стороны охотника. Она должна иметь хороший красивый голос, достаточно звучный, чтобы его было слышно на значительном расстоянии. Если у гончей глухой, плохой голос, то охотник перестает ее слышать очень скоро и, чуть отдалев, она непременно сойдет со слуха (особенно часто это бывает в ветреную погоду). Поэтому требование хороших голосов не излишняя роскошь, а настойчивая необходимость, чтобы не стоять растерянно в лесу, напрасно напрягая слух, принимая отдаленный лай в деревне за проблески гона, или не уйти в противоположную сторону от продолжающегося, но неслышного гона.

Интересным моментом в выборе гончей для охоты является еще одно ее качество — паратость, т. е. быстрота, с какой она преследует зверя (если гончая, наоборот, гонит медленно, то ее называют пешей). По поводу паратости еще до сих пор не пришли к единодушному мнению, и если существует много сторонников паратых гончих, то найдется не мало приверженцев и пеших. Сколько мне приходилось наблюдать, сторонники паратых гончих всегда состояли главным образом из людей опытных, много охотившихся с гончими, неоднократно видевших работу паратой стаи, а сторонники пеших всегда находились среди менее опытных, привыкших охотиться с одиночкой и не видавших никогда гона паратой стаи. Разберем же, какая гончая желательна для охоты: паратая или пешая? На этот вопрос, прежде всего, отвечают правила полевой пробы гончих, выработанные бывш. Московским о-вом охоты и затем в переработанном виде принятые на Кинологическом съезде. Параграф 46 об этом говорит так: «Паратость ценится как достоинство, так как при ее наличности все остальные рабочие качества гончих нагляднее проявляются». В самом деле, если для того, чтобы убить зверя, охотнику надо с ним повстречаться, то совершенно ясно, что он это сделает легче, когда зверь под гончими будет ходить на близком расстоянии, и по голосам собак охотник сразу же определит его местонахождение, чем тогда, когда зверь отрастет настолько, что, нажидая на себя собак, охотник окажется намного сзади зверя. Сколько раз, бывая на охотах и испытаниях последнего времени, я и другие участники, стояли и ждали издалека приближающийся к нам гон, ожидая вот-вот увидеть перед собой зайца, а он выскакивал к нам сзади, пролезши через просеку значительно раньше, чем мы на нее попадали.

Паратые гончие, которые ведут зверя как на вожжах, имея его перед собой в каких-нибудь 100—200 шагах, всегда скорее дадут возможность встретиться с ним, чем пешие, от которых заяц спокойно колесит, где ему вздумается, и ходит иногда сзади них. Почему-то принято думать, что паратые гончие почти всегда проносчивее пеших, и гон их все время происходит с перемолчками. Это неверно, так как еще Кишенский писал, что и пешая гончая гонит во все ноги, а, следовательно, перемолчки и сколы зависят от наличия чутья и мастерства, а не быстроты. Паратая гончая предпочтительнее и потому, что не дает хитрить зверю. Единственно, с чем нельзя не согласиться — это то, что заяц из-под паратых гончих несется во все ноги и бить его гораздо труднее, чем зайца, спокойно ковыляющего, а порой и садящегося из-под пеших. Но кому нравится убить одного, да из-под горячего гона паратых гончих, а кому приятнее взять нескольких на тихом, неспешном ходу из-под пеших. О вкусах ведь не спорят.

Наконец, следует оказать еще о двух требованиях, предъявляемых к гончим ружейной охоты, — вежливости и позывистости. Вежливостью называется спокойное отношение гончей к птице и, особенно к домашнему скоту, что совершенно необходимо, так как охотиться с гончей, которая набалована по овцам, абсолютно невозможно. Гончие, которые бросаются на скотину и кладут ее, называются скотинниками; такие гончие не могут быть терпимы, будь они самыми выдающимися гонцами. Единственное их применение может быть на охоте по кабанам, где нужны, прежде всего, злоба, а скотинники, как правило, все почти злобны.

На позывистость у нас почему-то принято обращать очень мало внимания, считая, что вязка только та гончая, которая никогда не дается в руки охотника, которую — труби не труби — не дозовешься, и которая привыкла сама к ночи возвращаться домой из лесу. На этом ошибочном мнении выросло полное попустительство непослушанию гончих, которое превращает подчас охоту с ними в настоящую муку. Особенно это стало ощутительно в последнее время при оскудении зверя, так как охотник, желая перейти из одного места в другое, напрасно тратит драгоценное время на то, чтобы подловить упрямого гонца. Это же неудобство дает себя сильно чувствовать и при необходимости попасть на поезд, когда приходится бросать собак на произвол судьбы. Я встречал собак, которые ни за что не хотели показаться и подойти к охотнику, следуя за ним стороной в лесу, и присоединялись к нему только в том случае, когда он шел домой уже вблизи его остановки.

В двух случаях позволительно гончей не вывалить на рог: если она гонит и если она добирается или справляет след. Однако в последнем случае ее позывистость тоже должна иметь границы, так как после 20—30 минут работы на сколе, если она следа не выправила и не погнала, она обязана выйти на рог.

Остается еще упомянуть о тех пороках, наличие которых должно заставить охотника отказаться от приобретения таких гончих. Это — пустобрехство, т. е. когда гончая гонит в голос по пустому месту, без наличия следа, и гон в пяту, т. е. в обратном направлении ходу зверя. Для работы в смычке или в стайке необходимо, во-первых, чтобы собаки верили друг другу и валились бы на гон первой, поднявшей зверя, и, во-вторых, чтобы они были одних ног, т. е. гоняли бы вместе, не отставая друг от друга. В такой совместной работе пороком, заставляющим сейчас же выбраковать эту гончую, является переченье, т. е. если одна из собак не гонит вместе с другими, а старается, идя на перерез гону, сама перехватить зверя. Вот, вкратце то, чем следует руководствоваться при выборе гончих для ружейной охоты.

КАК ВЕСТИ СЕБЯ ПОД ГОНЧИМИ​

Получив хороших, вполне пригодных для охоты собак, надо уметь руководить ими, так как в неумелых руках они могут скоро испортиться.

Собираясь на охоту, не следует кормить собак, чтобы они были жадны к зверю.

Выходить нужно как можно раньше, так как зверь ходит кормиться обычно ночью, и рано утром его следы свежее и дают больше запаха. Исключение составляют лишь такие дни, когда с утра идет сильный дождь или стоит морозец, который позднее отойдет, и тропа сделается более мягкой и удобной для гона. Если охотятся несколько человек, то необходимо выбрать из своей среды одного распорядителя (обычно выбирается владелец собак). Весь распорядок дня зависит от него, он выбирает места, в которых будут охотиться, он же намечает направление, которого следует в дальнейшем держаться. Распорядитель должен лучше других быть знаком с местами, в которых производится охота, чтобы избежать пустых мест и чтобы не сбиться с намеченного направления.

Ведущий собак около леса, с которого решено начинать охоту, размыкает собак (т. е. снимает с них смычки); он не горячит их сначала порсканьем, а идет в лес, легонько посвистывая. Начинать сразу сильно порскать не годится, так как от этого молодые гончие могут сгоряча сразу же с напуска погнать в голос попусту, и эта слабоголосость вообще может у них войти в дурную привычку.

По прошествии 5—10 минут следует начать порскать, давая этим направление собакам и подбадривая молодых. Порскает каждый по-своему. Существуют бесчисленные манеры порсканья, зависящие главным образом от голосовых данных порскающего охотника. Наиболее характерными являются короткие фразы вроде: «ух, добери, добери, добери его», «ах, буди, буди его», «толкни, тол-кни его» и т. д., сменяющиеся посвистыванием, а иногда и хлопаньем арапника. Следует, однако, придерживаться строго правила, чтобы порскал только один ведущий собак охотник. К сожалению, я часто замечал, что охотники-новички полагают, что надо кричать всем участникам, и каждый начинает драть глотку, сбивая этим собак и мешая другим. Особенно вредно это, когда такие новички отобьются куда-нибудь в сторону от намеченного направления и увлекут за собой собак, в то время как остальная компания безрезультатно подвигается по правильному пути, напрасно ожидая подъема зверя. К этому следует заметить, что чересчур сильный шум совершенно недопустим при охоте на красного зверя.

Многие охотники, вместо того, чтобы порскать, имеют обыкновение весь день трубить в рог, после чего собаки совсем перестают идти на вызов, так как привыкают во все время охоты слышать рог. Рогом следует, вообще, пользоваться очень осмотрительно, трубить только в случаях необходимости и тут уж проявлять настойчивость. У меня гончие были всегда очень позывисты, и приучил я их к этому только тем, что никогда не злоупотреблял рогом и постоянно имел лакомые кусочки, раздавая их вываливавшим на вызов гончим. Поэтому я рекомендовал бы всем, желающим приучить своих собак к дисциплине, всегда брать с собой немного прикормки.

Когда охотник переводит зверя, он должен наманить на него гончих. Для этого он становится обычно на следу и начинает громко и по возможности без перерыва кричать: «ах, ах, ах, айяй, айяй, айяй, а-ля, а-ля, аля», причем собаки всегда очень охотно идут на назыв, а, приняв след, начинают гнать. Однако наманивать разрешается только в то время, когда нет гона, во время же гона нужно пропустить молча даже выскочившего из-под ваших ног зайца, если не успели выстрелить. Исключение может быть только в том случае, если знают, что гон идет по зайцу, а случайно наткнулись на красного зверя. Тогда, если гончие недалеко или же, воспользовавшись минутой перемолчкой, следует начать азартно наманивать. Если же гон идет далеко, то лучше постоять на месте, выжидая его приближения, а если он не приближается, то заметить это место, чтобы после окончания гона, набросить сюда гончих. К сожалению, с наманиванием широкая масса охотников обращается еще более неосторожно, чем с рогом. Частенько случается, что, отчаявшись вызвать гончих на рог, владелец их прибегает к наманиванию, стараясь взять собак обманом. Пагубное последствие этого вскоре же сказывается, и гончие перестают идти на назыв, даже если он бывает на горячем следу, стараясь наоборот уйти подальше, чтобы не попасть как-нибудь на смычок. Следует сделать еще одно предупреждение. Многие гончие приучены бросаться на выстрел, иногда даже с гона. В таком случае никогда не следует стрелять не только по птице, но даже и по шумовому зайцу, если в это время гонят по другому, гак как это портит собак.

Набросив собак, ведущий их охотник не должен взяв какое-либо направление, чересчур спешить, если места, которыми он идет, зайчисты. Наоборот, он должен идти медленно, задерживаясь, время от времени, и если среди собак нет надежных, старых гонцов, обязан не полениться полазить с ними по крепи, чтобы помочь им поднять зайца.

Многие гончие имеют очень неприятную привычку долго копаться на жирах*. (* Жирами называются ночные следы зайцев, когда они выходят кормиться.) У меня в стае был попавший ко мне уже взрослым выжлец «Трезвон», которого оторвать от жиров было почти невозможно. Раз попав на жиры, он мог разбираться на них часами; в конце концов, он все-таки откапывал зайца, но в стае он был совершенно невыносим, так как когда мы с собаками уходили за несколько километров, он все еще сидел на своих жирах, по временам глухо взбрехивая.

Молодых неопытных собак, после того, как они будут безрезультатно копаться на жирах продолжительное время, следует сбить с жиров и увлечь за собой в те места, где предположительно может лежать заяц. Опытный охотник это всегда сумеет определить. Гончих надо заставить, во что бы то ни стало, поднять зайца и здесь можно оставить их и задержаться. Поняв, что копанье на жирах бывает обычно безрезультатно (так как поднять зайца в жирах — большая редкость), собаки приучаются впоследствии на них надолго не задерживаться. Это особенно важно потому, что на жирах гончие привыкают отдавать голос, в то время как сколько бы не возились гончие на местах, где лежит заяц, они не будут тявкать, а подняв, сразу его погонят.

Так как на ходовой охоте охотники находятся почти все время в движении, переменяя места, следует быть особенно осторожным и внимательным во время выстрела, чтобы не ранить нечаянным выстрелом своего товарища. Первым правилом, которое надо твердо помнить и неуклонно исполнять, является требование — не стрелять по птице, если она летит на уровне человеческого роста, так как имеется риск попасть в голову случайно оказавшегося по близости другого участника охоты. Вторым правилом, требующим такого же строгого исполнения, будет правило стрелять только тогда по зверю, когда хорошо его видели; ни в каком случае нельзя стрелять на шум, так как имеется риск убить собаку или попасть в человека. Никогда не следует стрелять навстречу зверю, если он идет на штык, имея сзади себя недалеко собак, нужно пропустить его и бить в угон, так как иначе можно задеть собак. Я знаю случай, когда слишком горячий, неопытный охотник, стреляя по русаку, попал в близко шедшего за ним выжлеца, навсегда отбив у него охоту гонять, хотя до этого он был верный, безответный гонец.

В середине дня обычно следует устроить привал и дать собакам отдохнуть часок. Если погода жаркая, то следует попоить собак. Во время привала и завтрака собакам следует дать немного прикормки, однако, отнюдь не давая им наедаться досыта.

На охоте, после того как убьют зверя, следует громко крикнуть: «Дошел, дошел, ого-го-го, дошел», чем ставят в известность сотоварищей, что зверь взят.

Если убитый зверь окажется лисицей, барсуком или волком, то следует дать собакам потрепать его; от этого они становятся злобнее и азартнее. Если же убит заяц, то следует немедленно взять его, чтобы подоспевшие собаки его не разорвали. Если заяц еще жив, то берут его за задние лапы, мордой от себя, и быстрым сильным ударом ребра ладони по голове, около ушей, приканчивают его. После этого следует его «отпазанчить», т. е. отрезать у него пазанки (часть задних ног, от скакательного сустава до конца лап) и раздать их собакам. Делается это так: охотничьим ножом подрезают кожу вокруг скакательного сустава задней ноги зайца, затем переламывают кости, перерезают сухожилия и пазанок отделен. После этого его разрывают на отдельные части по пальцам и куски бросают собакам, для которых они служат большим лакомством.

Никогда не следует отбивать зверя от собак ружьем или ногой, если они его схватят раньше, чем охотник успеет взять его. Можно изувечить собак, сломать ружье, а то и произвести неожиданный выстрел, если ружье заряжено. Если не удается отнять у собак зверя путем окриков и оглаживания, то следует прибегнуть в этом крайнем случае к хворостине.

 

[Gerych]

Прямо в точку. Радует обилие информации, а так-же компитентность источника который используется.

 

[Вепс]

Продолжение

ЧТО ТАКОЕ ЛАЗ И КАК НА НЕМ СЕБЯ ВЕСТИ
​

Для того, чтобы убить зверя, надо с ним встретиться. Встретиться же с ним не случайно можно только тогда, когда знают — каким местом пройдет он, преследуемый гончими. Место, которым должен пройти зверь и где охотник рассчитывает его встретить, называется лазом. Однако слову «лаз» придают различные значения. У псовых охотников, которые травят зверя только в полях или на больших перемычках, лазом называется то место, которым должен выйти в открытое место из леса зверь. У ружейных же охотников, лазом будет считаться всякое место, которым пройдет зверь, вне зависимости от того, будет ли это полянка, просека, дорога, переход через овраг и т. д. В. В. Деконнор в своих крайне интересных статьях «Лаз» и «До лаза и на лазу» (напечатанных в «Природе и охоте» за 1888 г.), придает чрезвычайно расширенное значение этому понятию. Он считает, что всякая точка пути зверя (в крепи ли, в открытых ли местах) будет лазом. С этим определением лаза я не могу с ним согласиться, так как считаю, что лазом имеют право называться только некоторые удобные для стрельбы участки по пути зверя под гончими, которые могут быть определены благодаря некоторой совокупности данных. Поясню это следующим образом. Если нам предложат точно нарисовать, изобразить графически весь путь зверя, то, конечно, мы будем не в состоянии это сделать; в то же время некоторые его участки нами могут быть определены довольно безошибочно. Особенно убедительным это станет после того, как мы разберем вообще — присущий; каждому зверю ход, его особенности и систему определения лазов.

В этом отношении нам чрезвычайно интересно мнение все того же Деконнора. Высказывая положение, что каждая точка хода зверя может быть названа лазом, он опирается на крайне оригинальное положение, что любой зверь, будь то заяц или лисица, всегда ходит своими тропами. Вот как он определяет понятие тропы: «Тропой называется путь, до которому зверь совершает свои переходы в самом острове или выходит из него добывать себе пропитание. Тропы — это вполне определенные дорожки, протоптанные зверем. Заметить тропу по чернотропу — довольно трудно, но все-таки — возможно. А так как лучшая охота с гончими бывает по чернотропу, а не по белой тропе, то и нужно определить тропу по чернотропу. Опытный охотник найдет иногда тропы даже в незнакомой местности; вообще же он изучает тропы лишь тогда, когда ему придется несколько раз погонять зверя в острове, узнать какими именно лазами ходит зверь, так как во всяком острове непременно есть места, имеющие, по-видимому, все условия, для того, чтобы быть лазом, а зверь ими не ходит. Тропу легче найти в крепком месте, так как здесь она представляет более отличной от окружающей местности. Чтобы привыкнуть находить тропы, нужно хорошенько присматриваться к тропам уже известным, внимательно изучать их, обращать внимание на каждую мелочь. Посеченная трава, помятый лист — признаки тропы. На тропе нет сухих прутиков, они или в стороне от нее или притоптаны. Сухой лист, только что упавший с дерева, во всяком месте почти не отличается от упавших раньше; на тропе же он очень заметен, так как раньше упавшие плотно утоптаны, а он лежит сверху. Если присесть против тропы, идущей в крепь, она обозначается совершенно ясно — явственно видна протоптанная дорожка, где ветки не приходятся в уровень с головой зверя; в камыше, в частом терновнике образуется как бы коридор со сводом приблизительно в рост зверя». И несколько дальше: «Определив лаз, но не зная тропы, охотник только при счастье убьет зверя — случайность, что зверь выйдет на него на расстоянии, возможном для того, чтобы убить его». Деконнор настолько большое значение придает трапам, что пишет следующее: «Часто случается, что займешь лаз на лисицу, а между тем гончие на опушке русака захватят; если лаз верный — пусть гоняют; раз в острове есть лисица, она и шумовой вылезет». Таким образом, логически развивая дальше это положение Деконнора, мы, пожалуй, придем к тому, что для успешной охоты надо знать только тропы, а там даже гончих не надо, ибо шуметь могут ведь и люди. Еще в 1890 г. возражали Деконнору как раз в части, касающейся троп; справедливо указывали, что если и есть тропы, то тропы эти бывают к водопою и местам кормежки, но отнюдь не проложены по всему лесу на подобие рельс, и что зверь далеко не всегда ходит по этим тропам. Но зато все охотники с гончими: Кишенский, Деконнор, «Русский охотник», Гейер и др. признают наличие лазов, и первое и основное условие удачной охоты заключается в определении именно правильных лазов зверя.

Для того, чтобы иметь возможность наметить лазы зверя, надо, прежде всего, определить его ход. Дело в том, что каждый зверь ходит по лесу не по прямой линии, что неизменно приводило бы к тому, что гончие только бы отгоняли зверя от охотника, а на кругах. Круги, на которых ходит зверь, не вполне математически правильные круги, а скорее замкнутые кривые. Ход зверя, его «круг» зависит от природы самого зверя; это, во-первых. А, во-вторых, «круг» зависит от местности. Так круги беляка — самые маленькие, круги русака значительно больше, лисицы ходят еще шире, а волк задает самые большие круги, уходя за много километров. О том, как ведет себя под гончими каждый зверь, об особенностях его хода я скажу более подробно ниже, когда буду говорить об охоте на него, теперь же обрисую несколько наиболее характерных положений.

Величина и ширина круга, какого бы зверя не гнали, будет сильно зависеть, прежде всего, от характера самой местности. Так, в овражистой, гористой местности круги будут гораздо меньше, чем в ровной. Тоже следует сказать и про сплошные массивы, в которых круг значительно уже, чем в отъемных местах. Самые маленькие круги будут в чаще, в крепи, в густых, заросших сплошным подседом, местах. Если места, в которых охотятся, представляют собою несколько отъемов, расположенных не очень далеко между собою, то зверь непременно побывает в нескольких, не задумываясь для этого пройти полями; и круги от этого станут понятно значительно больше. Только в том случае, если один отъем отстоит от другого довольно далеко, и тот, в котором зверь поднят, достаточно велик, зверь может довольно долго держаться в нем, ходя на кругах. Время года и погода тоже оказывают большое влияние на величину круга. Ранней осенью, когда еще лист держится на деревьях, круг будет меньше, чем поздний, когда лист опадает и лес обнажится. В морозец, когда землю закует, круг будет самый большой. В ветреную погоду (очевидно благодаря тому, что голоса гончих звучат меньше) круг будет меньше, чем в тихую, и всегда менее правильным. Наконец, величина круга зависит и от того, насколько парата гончая. Под пешими гончими зверь ходит на более маленьких и менее правильных кругах; под паратыми — на более широких, но зато и более правильных.

Первый, второй и последующие круги обыкновенно не совпадают друг с другом, и, как правило, первый всегда меньше двух-трех последующих, после чего круги опять суживаются. Однако первые два-три круга всегда имеют общие точки касания и пересечения. Собственно назвать их точками не совсем правильно, так как совпадения касаются большей или меньшей части кривой.

Так как определение лаза зависит от хода зверя, а каждый зверь имеет свою особенную манеру держаться под гончими, то этого я коснусь ниже, когда буду говорить об охоте на каждого зверя отдельно. Сейчас же скажу еще о том, как следует себя вести на лазу. Мало удачно определить лаз и вовремя успеть занять его; при этом, не отпугнув и не подшумев зверя; но необходимо еще, чтобы охотник заметил зверя первым. Не надо забывать, что у всех зверей обоняние и слух развиты гораздо лучше, чем зрение (хотя и оно лучше, чем у человека). Движущийся предмет всегда лучше бросается в глаза, чем неподвижный. Из этих основных положений вытекают те основные правила, которых надо придерживаться, становясь на лаз. Ничего нового к тому, что сказано об этом в охотничьем календаре Сабанеева, я прибавить не могу, почему и позволю себе просто выписать эти правила.

1) Становиться на лаз всегда следует так, чтобы ветер был от зверя на охотника, а не наоборот. Если так стать нельзя, то лучше даже не подходить к лазу, и стать здесь, когда гончие уже переведут через него зверя. Так, если охотник находится в середине острова, ветер с юга, а гончие гоняют в северной части острова, то нужно переждать где-нибудь, пока зверя переведут в южную часть и тогда быстро занять лаз. Можно также становиться при неблагоприятном направлении ветра и около главного лаза, которым зверь выходит из острова, но непременно на открытом месте, на виду, — с той целью, чтобы зверь (лисица в особенности) пометил человека и дольше бы продержался в острове, не вы ходя из него.

2) Став на лазу, необходимо расположиться как можно удобнее: осмотреться — не мешает ли какая ветка и если мешает, то обрезать; попробовать — можно ли удобно прицелиться по всем направлениям, откуда ждешь зверя; по чернотропу откинуть сухие ветки чтобы не треснула какая под ногой, а по пороше утоптать снег, чтобы не скрипел. Занимая лаз, необходимо оглядеться, осмотреть, где заняли места товарищи, и легким посвистом дать знать ближайшим, где сам занял место; затем сообразить расстояние от занятого места до прогалин и просветов между деревьями, где может показаться зверь — изучить, так сказать, местность в пределах выстрела. Зверь может появиться без гону (шумовым), причем он идет особенно осторожно; поэтому на лазу необходимо каждый момент быть готовым к выстрелу — внимательно смотреть, ружье держать в руках со взведенными курками, а не ставить около себя.

3) Необходимо соблюдать на лазу полнейшую тишину. Стоя на лазу, нельзя ни кашлять, ни чихать, ни сморкаться; если уже необходимо сделать то или другое, то кашлянуть или чихнуть можно, только плотно закрыв лицо шапкой.

4) Надо всегда стоять на лазу по возможности скрытно, но главное — совершенно неподвижно. Всегда становятся так, чтобы было видно то место, откуда может показаться зверь, т. е. лицо должно быть совершенно открыто, но необходимо позаботиться о том, чтобы голова и верхняя часть тела обрисовывались зверю на темном фоне, а не на светлом. Лучшее место — под деревом, лицом в сторону, откуда ждут зверя; нужно плотно прижаться спиной к дереву, слиться с ним. В таком положении охотнику ничто не закрывает поля зрения, и он долго может сохранять совершенно неподвижное положение; если же к тому охотник одет в платье, подходящее к коре древесины, то он очень мало заметен. Становиться за деревом, как это делает большинство, отнюдь не следует, так как никогда за ним неподвижно не устоять, и охотник непременно будет из-за него выглядывать, и зверь, следовательно, его всегда скорее заметит. В кустарнике, где нет высоких деревьев, надо выбирать такое место, чтобы перед охотником было низкий куст, а за ним высокий; если такого куста нет, то обрезать (но не обламывать) ветки, так чтобы куст закрывал охотника только по грудь, и ничто бы не мешало ему смотреть вперед. Охотясь в камышах, надо становиться около края камышей и обрезать их перед собою. Здесь лучше иметь не темное, а желтое платье. На платье (и на оружии) не должно быть ничего блестящего или бросающегося в глаза.

Для того чтобы знать, как себя вести с гончими, какой лаз занять, надо угадать (если не перехватили и не видели зверя, и никто не подал по нем сигнала в рог), по кому именно гонят гончие. Опытный охотник, несколько раз охотившийся с одними и теми же собаками, почти без ошибки определит — по какому зверю гонят гончие, даже и не перевидев его. Определяется это, прежде всего, по голосам собак. Дело в том, что по красному зверю гончие гонят всегда азартнее, отдают больше голоса, в голосах их больше злобы, сколов и перемолчек меньше, чем по зайцу, почему гон ярче и ровнее. Кроме того, для определения играет большую роль и момент подъема зверя. По зайцу обыкновенно почти не бывает добора, или если он есть, то очень короткий, потому что гончая сразу натыкается на него, гонит наглазок, или становится на горячий, взбудный след и сразу помкнет, т. е. зальется, как ошпаренная. По красному зверю, который всегда осторожен и не допустит собаку вплотную до себя, почти всегда сначала будет иметь место добор, и добор довольно продолжительный. Помычка по красному не будет иметь характера той внезапности, как по зайцу, а гон постепенно перейдет в ровный яркий.

Не маловажным средством для определения является и ход самого зверя, т. е. те места, которыми он пошел, ширина его кругов и вообще все его поведение. Поэтому охотник, знающий привычки зверя и его ходы в данной местности, сможет довольно верно, по совокупности всех вышеуказанных особенностей, определить, какой зверь находится в гону.

ОХОТА НА ЗАЙЦЕВ
​

В Европейской части СССР водятся два вида зайцев, хорошо известные всем охотникам — беляк (Lepus timidus L.) и русак (Lepus europaeus L.). Они сильно отличаются друг от друга не только по внешнему виду, но и по своему поведению под собаками. Охотникам знаком еще тумак, — помесь русака и беляка, по своему виду приближающийся к русаку.

Летом и ранней осенью беляк окрашен по спине и бокам в буроватый цвет без каких бы то ни было других оттенков, в то время как спина русака буровато-желтовато-серо-землистого цвета, не сплошного одного окраса, а с разными оттенками. Шерсть у беляка всегда гладкая, а у русака волнистая, особенно к заду (кроме степного). Беляк к зиме выцветает и становится совсем белым, за исключением кончиков ушей, в то время как русак только подцветает, приобретая серебристый оттенок. Особенно различны у них хвосты и лапы. В то время как у беляка хвост меньше и шире, у русака он длиннее и уже, и сверху его всегда имеется черная полоса, остающаяся и зимой. Столь же характерно различие между лапами русака и беляка. У беляка лапа шире, распущеннее, всегда следистее, чем у русака, у которого она всегда более удлиненная и узкая. Помет беляка представляет собою форму шарика, немного сдавленного, помет же русака более удлиненной формы, с острым кончиком.

Отличить издали русака от беляка возможно, но конечно, не по форме лап и хвоста, не по черной полосе на хвосте, не по окрасу, который на значительном расстоянии может быть незаметен, а по самой манере их хода. Русак всегда выше на ногах, идет с более высоко поднятой головой, кажется всегда длиннее и растянутее беляка, и манера его хода позволяет сказать про него, что он «скачет». Беляк ниже на ходу. Он словно приникает к земле, производит впечатление более короткого, и его манере ходить будет, скорее, соответствовать выражение «стелется». Вообще ход беляка лишен, если можно так выразиться, того «гордого», «независимого» вида, который присущ русаку. В. Н. Каверзнев в своей монографии о зайце, изданной Всекохотсоюзом, пишет: «Некоторые охотники отличают на расстоянии самца от самки по манере держать уши. По их наблюдениям, самец держит уши строже, чем самка, и более параллельно. На ходу, прислушиваясь, самец поднимает в одинаковой степени оба уха, а самка нередко поднимает только одно ухо». Еще в 1899 г. в № 5 журнала «Псовая и ружейная охота» была напечатана заметка К. Баковецкого «Заяц или зайчиха», в которой он со слов старых охотников сообщал, что русак-самец на ходу ставит одно ухо конем вверх, а самка же всегда прижимает. Тут же под статьей было помещено примечание редактора С. В. Озерова, говорящее о недостоверности этого наблюдения. После прочтения этой заметки, которая, я помню, меня очень заинтересовала, я долгое время наблюдал за положением ушей всех виденных зайцев и всегда проверял, какого пола был убитый заяц. Мои наблюдения и наблюдения моих сотоварищей по охоте окончательно рассеяли подобные предположения. В 1911 г. мною была убита самка русака около деревни Старково (ст. Раменское, Каз. ж. д.), которая на ходу держала оба уха конем.

На основании того, что заяц обычно любит сильно запутывать свой след, проделывая на ходу двойки, тройки и сметки, в охотничьей литературе установилось мнение, что он один из хитрейших зверьков. Все старые рассказы и статьи полны воспоминаний о заячьих «хитростях». В. Н. Каверзнев в упомянутой уже монографии не согласен видеть во всех увертках сознательной хитрости, объясняя это унаследованной от предшествовавших поколений привычкой. «Двойку и тройку, — пишет он, — я совершенно не склонен рассматривать как прием запутывания следа. Двойка представляется мне результатом повседневного случая, когда заяц, пройдя некоторое пространство в целях выбора лежки, а то и корма, возвращается назад, чтобы проверить, не пропустил ли он подходящего места или предмета, или он просто решил залечь где-то сзади. Иногда я замечал, что заяц после двойки пощипал какое-нибудь растение, и после этого строил след. Найдется удобное место для лежки, он делает к нему сметку (прыжок в сторону), а не найдет — продолжает прерванный путь. Вот почему с тройки (участок заячьего пути, по которому он прошел три раза) сметок обычно не бывает. Склонность зайца делать сметки перед тем как залечь я лично объясняю укрепившейся в нем привычкой бросаться в сторону от непосредственного преследователя и залегать».

Однако на этом не лишенном остроумия и наблюдательности замечании Каверзнев не останавливается и говорит следующее: «Что касается запутывания следа зайцем, идущим из-под гона, то здесь об умысле не может быть и речи». И дальше: "Если запутывание следа считать признаком «хитрости», то самым хитрым следует признать прибылишку — зимой — листопадника, так как эта молодежь больше всего запутывает след. Чем моложе прибылой, тем больше он путает. С возрастом, рассудку вопреки, — иронически замечает Каверзнев, — он свою хитрость снижает».

С этим я совершенно не могу согласиться. Дело в том, что заяц под собаками выделывает много таких трюков, которые говорят довольно убедительно за наличие у него хитрости и уменья вполне сознательно пользоваться ею. Кто хоть раз побывал на охоте с гончими, тот знает, что ни о какой кормежке, ни о каком выборе лежки, когда гончие висят у него на цветке*(*Цветком у охотников называется хвост зайца.), и речи быть не может. Однако заяц сплошь да рядом проделывает свои двойки под самым носом собак. Разве не припомнит любой из охотников случай, когда заяц идет своим следом обратно навстречу ревущей стае и затем круто скидывается в сторону. Если бы им не руководила вполне сознательная хитрость, трудно было бы допустить, что он инстинктивно бросился бы навстречу своим преследователям. Тут уж не до выборов укромного местечка и не до проверки, не пропустил ли он какого-нибудь вкусного лакомства. Нет, я все-таки на основе, как своего опыта, так и опыта многих старых гончатников, склонен думать, что заяц хитер и отлично умеет пользоваться своими хитростями. Об этом же красноречиво свидетельствует случай из охотничьей практики М. И. Петрункевича, рассказанный им в его книжке «Охота на зайцев»: «Однажды стоя на открытом порубе я видел как заяц, сделав несколько петель и больших прыжков, т. е. сметок, припал у корней высокого и толстого пня, дал гончим пробежать вперед по своему следу, а затем сделал прыжок на дорогу и покатил по ней в обратную сторону».

Что же касается иронического замечания Каверзнева о хитростях «прибылого» белячишки, то здесь дело не столько в его хитростях, не столько в том, что он путает след, сколько в том, что он под гончими ходит не на правильных кругах, а лазит все время по кустам по самой гущине, т. е. «путается», и с минуты на минуту западает, именно не надеясь на хитрости, а, наоборот не овладев ими, старается, как всякий молодой зверь прежде всего спрятаться, затаиться, вследствие чего часто и попадает в зубы гончим, чем и кончаются его «хитрости».

Чрезвычайно интересен вопрос и о зрении зайца. В просторечии принято называть его «косым». Охотничья литература до последнего времени привыкла употреблять этот термин по отношению к зайцу, и всего год или два тому назад вышедшая книжка Рахманина, в которой описывается охота на зайцев, так и называется: «По косым». (Г.Е. Рахманин «По косым». Л., 1929, изд. 2-е. Л., 1930 – Примеч. ред.).

Деконнор, мнения которого я неоднократно приводил, говорит, что заяц прямо перед собой видит плохо, и видит только под некоторым углом. Каверзнев утверждает, что заяц видит прекрасно, ссылаясь на то, что иначе он не мог бы под паратыми гончими выдерживать по несколько кругов. Однако же все побывавшие на охоте знают, что зайцы буквально влетают в ноги охотника, иной раз стоящего на лужайке или даже совсем открыто, причем интереснее всего бывает то, что заяц именно дорогой и катит к нему в ноги. По наблюдениям П. А. Мантейфеля, заяц хорошо видит перед собой только на 10—15 шагов, чем и объясняется то, что он даже на открытом месте, в чистом поле вкатывает охотнику прямо в ноги, если тот стоит неподвижно. Часто приходится наблюдать, что, выйдя из-под гона на открытое место, заяц садится и поворачивает голову, чтобы лучше осмотреться.

Начиная со второй половины осени, с наступлением холодов, после того, как лист уже опадет, зайцы начинают постепенно выцветать. Здесь уместно сказать, что вопреки распространенному среди многих охотников мнению, что зайцы линяют два раза в год (весною и осенью) — они линяют только раз в году в марте — апреле, а к зиме у них происходит обесцвечивание волосков их меховой шубки.

Осенью первыми начинают выцветать обыкновенно зайцы, обитающие в островах, а затем уже те, что держатся в полях. Весною же, как раз наоборот. Старый матерый заяц выцветает раньше, чем прибылой, а последними выцветают листопадники, т. е. зайцы самого позднего помета. Заяц начинает подцветать, или, как говорят охотники, «затираться» обыкновенно с ног, живота и портков (задних частей). Охотясь с гончими всю осень непрерывно, наблюдаешь обычно это постепенное заячье переодевание и когда начинаешь еще по теплой погоде встречать зайцев-беляков в «белых штанах» это всегда означает скорое наступление холодов. Крайне любопытную картину представляют собою беляки, когда природа сыграет с ними неожиданную шутку: выпадает дня на 3-4, а то и на неделю первый снег, наденут они свой белый зимний костюм, как вдруг снег весь стает, и носятся тогда беляки по черной тропе белыми привидениями, становясь легкой добычей всяких хищников.

Лучшее время охоты на зайцев середина осени. Наше законодательство предоставляет устанавливать сроки охоты местным органам, почему сроки охоты на зайцев колеблются от 15 сентября и до 1 февраля и до 1 марта. Надо совершенно откровенно признать, что начинать охоту с 15 сентября слишком рано, и сколько я замечал, гон в этот ранний период осени бывает всегда не важный: стоит по большей части жара, сушь, а обилие травы и листа мешает работе. Лучшим временем надо считать период, когда лист опадет, но тропа продолжает еще оставаться мягкой и сырой от прошедших осенних дождей. Конец осени, перед наступлением белой тропы, нехорош тем, что обычно сопровождается наступлением гололедицы, когда земля скована морозом, лужи затянуты льдом, а снега еще нет. Это самая плохая тропа, наиболее трудная для гона. В такую погоду собаки, мало того, что работают плохо (потому, что запах в это время сохраняется гораздо хуже), но и сдирают себе мякиши лап и надолго выбывают тогда из строя. Мелкий осенний дождь нисколько не вредит работе собак, и я сколько раз наблюдал, что под таким дождем гончие работали лучше, чем в ясный, солнечный, погожий денек. Однако проливной дождь, который заливает следы, является настоящим несчастьем, так как гончие работают в это время из рук вон плохо, да к тому же из-за шума дождя в лесу постоянно отслушиваешь собак. Самая хорошая для гона погода — безветренная, пасмурная, достаточно прохладная при условии, чтобы под ногой было мягко и умеренно сыро. Однако среди таких дней выпадают дни, в которые, казалась бы, гончие должны работать превосходно, дни, в которые, как говорится, сам погнал бы, а вот гончие-то никак и не работают. Такие дни у охотников называются «днями плохого чутья».

Плохой гон еще бывает во время пестрого поля или пестрой тропы. Тропою на языке гончатников называется вообще состояние земли в полях и в лесу. Так, черная тропа — время до снега; белая тропа — когда земля покрыта снегом. Мы говорим — тропа мягкая, когда в лесу и полях достаточно сыро и влажно, или — жесткая тропа, когда сковало морозцем. Случается иногда, что первый выпавший снег покрывает землю не равномерно своей пеленой, а частично; или в лесу нет снега, когда поля все покрыты или, наоборот, в полях он успеет стаять от солнышка, а в лесу еще продолжает держаться. Такое состояние называется пестрой тропой. В такое время гон не ладится, гончие плохо поднимают, часто скалываются и скоро теряют.

Надо признаться, что работа гончей и влияние на нее погоды до сих пор не только не изучены, но даже не проанализированы с достаточной тщательностью. Никаких дневников от старых опытных охотников, в которых бы были записаны условия погоды, состояние тропы, возраст зверя и его поведение во время тона — до нас не дошло; у нас нет даже сырого материала, на основе которого можно было бы сделать кое-какие выводы. Позволю себе изложить те немногие наблюдения и заключения, которые я могу сделать как на основе собственного опыта, так и на основе различных авторитетных сообщений.

Помню как-то на испытании гончих у меня с одним из присутствовавших охотников завязался интересный спор о том: долго ли сохраняется запах следа и, в частности, до которого часа дня примерно гончая может чуять следы? Мой оппонент утверждал, что запах сохраняется лишь до 9—10 утра. Из моих личных наблюдений я вывел заключение, что гончие до полдня, во всяком случае, чуют жиры и заревой нарыск. След спокойно идущего зверя сохраняет запах примерно 6 - 8 часов. То же слышал я и от других старых гончатников. Вот, что по этому поводу пишет Деконнор: «Обыкновенно же всякая приличная гончая в течение дня может почуять заревой нарыск и до вечера чует жиры и след на лежку. След зверя, идущего спокойно сохраняет запах 9—12 часов, наверное, и это вне зависимости от того, какой день для гоньбы, — хорошего ли чутья или плохого». И несколько далее: «жиры, след на лежку гончие обыкновенно чуют до вечера».

Все это говорит о том, что даже средняя гончая должна поднимать зайца во второй половине дня. У многих охотников, особенно молодых, еще неопытных сложилось твердое убеждение, что к 12 час. дня гончим самостоятельно поднять зайца невозможно, нужны либо особые легендарные «верхочуты» или же поднять должен сам охотник. Такое убеждение сложи лось потому, что большинство современных гончих попадает на охоту после долгой сидки, которая губительно действует на их чутье.

При выходе на охоту нужно учитывать дни плохого подъема, так как вообще заяц на лежке дает сравнительно мало запаха. Некоторые старые охотники уверяют, что даже самая чутьистая гончая не почует зайца на лежке даже в десяти шагах, и считают, что если бы заяц сам не выскакивал, то подъем его мог бы быть только случайный. Что заяц на лежке дает мало запаха — это очевидно, и на этом основывается всегда продолжительность скола по упалому (залегшему зайцу). В отчете Обнинского об англо-русской стае Корбе-Баковецкого, испытание которой состоялось в 1911 г. в Тишковском лесу (близ Голты), после целого ряда замечаний, рисующих высокое чутье этой стаи, имеются следующие строки: «Собаки лазят, но найти упалого не могут. Стоим, судим и рядим, и, наконец, я иду к месту скола. Запавшего гонного русака нахожу».

Я считаю, что ровность гона и, если хотите, его паратость на 80% зависят от наличия чутья у гончих. Особенно важно чутье в работе по русаку, который любит ходить наезженными дорогами и полями. Для того, чтобы гнать по открытым местам, всегда нужно больше чутья, чем по лесу, так как на открытых местах меньше точек соприкосновения зверя с окружающей обстановкой, запах скорее разносится ветром. В лесу, в траве, в сече заяц соприкасается всей своей тушкой с травою, с кустами и т. д., и, кроме того, запах, не подвергаясь действию ветра, сохраняется дольше.

Следует еще отметить, что гон по зайцу, поднятому самой собакой, всегда лучше, ровнее, чем гон по зайцу, согнанному скотиной, другой собакой и т. д. Чем это объясняется, не моту сказать, но наблюдал это много раз. Об этом же пишет и В. В. Деконнор, это же отлично знают и все охотники, которые охотились с гончими по несколько лет.

Между прочим добычливость по чернотропу всегда лучше, чем по белой тропе, так как запах следа на снегу слабее. Особенно недобычлива бывает охота в день первой пороши. Объясняется это тем, что зайцы обычно не выходят кормиться ночью, не дают жировых следов, почему и розыск их весьма затруднителен. В такие дни они лежат очень плотно и на них можно чуть ли не наступить. То же бывает в сильную капель, когда заяц встает очень неохотно, видимо, не желая мокнуть. Лучшие дни для подъема, когда морозец схватит землю, в лесу станет «шорстко», шаги охотника и собак и вообще все звуки гулко разносятся. В это время зайцы не выдерживают лежки и вскакивают издали, и собаки скоро и легко прихватывают их взбудные следы.

Для того, чтобы охота была успешной, надо знать, где можно встретить больше зайцев, в зависимости от погоды и времени года. Поздней осенью беляки, обитающие в небольших сравнительно островах леса, окруженных полями, любят ходить кормиться на озими. Беляк, живущий в больших сплошных массивах, где по близости полей нет, пользуется для этого лесными покосами, полянками, осинником. Беляк для своей лежки выбирает места с густым подсадом, плотной травой, любит залегать в буреломах и вырубке. Он редко когда ляжет на открытом месте, у самой опушки в отдельно стоящих кустах, среди поля и т. д. Часто любит он ложиться под вершиной давно срубленного дерева, считая такое укромное местечко наиболее надежным. Нередко убив зайца из-под такой вершины, находят под ней через несколько дней нового. Н. Н. Фокин в своей книге «Охота на зайцев-беляков» рассказывает интересный случай. «Мой неизменный проводник на охоте Александр Гачемский, очень дельный охотник, показал мне однажды в своем наделе громадную сваленную сухую ель. Вот из-под этой валежины, — пояснил он, — я в прошлую осень семь беляков убил. Набегают. Очень уж взгода для них хорошая. Как ни заглянешь сюда мимоходом — заяц».

К концу осени, ближе к зиме, когда корма станут похуже, беляк жмется к озимям и к осиннику. В сухой, засушливый год зайцы подаются к воде. В очень сырую дождливую осень беляк выбирает места повыше и посуше и из лиственного леса переходит в хвойный или смешанный, особенно любя густой соснячок или ельничек. Вообще, — по замечанию Н. Н. Фокина, — беляк на зимовку обычно переходит в большой строевой лес.

Перейду теперь к ходу беляка под гончими и к тому, как выбрать правильный лаз. Как правило, поднятый беляк делает сначала небольшой круг, обычно возвращаясь к своей лежке. Второй круг всегда больше и шире. Последующие же уже не имеют такой правильной формы, так как, начиная с третьего, четвертого круга, беляк идет более затейливо. Беляк не любит ходить полями, поэтому круги его всегда в чаще, в острове. Впрочем, если в лесу протекает речка, по краям которой часто бывают поляны и вырубки, он любит выбежать на них и снова своим следом скинуться в лес. Не прочь он иногда и залечь где-нибудь на такой вырубке, но в отличие от своей дневной дежки, ложится на довольно открытом месте, под каким-нибудь пнем или кустом. В чаще он любит тоже выйти на просеку, на дорогу и по ней сделать свою излюбленную двойку или тройку. Я никогда не забуду, как однажды беляк на испытаниях доставил нам удовольствие наблюдать себя в бинокль: он трижды приходил проделывать свои хитрости на одну и ту же просеку. В мертвую порошу*(* Мертвыми порошами называются такие пороши, когда теплый мокрый снег выпадает ровным слоем, толщиною слишком в 18 сантиметров.) беляк ходит не так правильно, как в другое время.

Беляк любит переходить из острова в остров, перебегать лужайки, полянки и дорожки обыкновенно своим же следам. Такая его привычка становится для него чрезвычайно пагубной, ибо на эти-то лазы и становится охотник. Я помню, как на вологодских испытаниях в течение трех дней подряд беляки ходили, как по нитке, краешком одной вырубки, переходя из одних мелочей в другие. Вообще лаз на беляка всегда бывает в самом острове, а не около опушек, и самый верный — у места подъема, куда почти непременно возвращается всякий поднятый заяц. Затем, лесные поляны и дороги тоже представляют собою надежные места для перехватывания. Но, в сущности, на беляка нет таких верных лазов, которые могут почти безошибочно быть определены, как это бывает при охоте на русаков, лисиц или волков. Для того, чтобы выбрать верный лаз на беляков надо хоть несколько раз поохотиться в какой-нибудь определенной местности и изучить их ходы; в то время как на русака или лису можно довольно верно угадать лаз, даже в незнакомой или мало знакомой местности. Привычка беляка ходить некоторыми, заранее облюбованными местами доходит порой до курьеза. Один из таких случаев рассказывает Н. Н. Фокин: «Иногда лазы беляка бывают очень оригинальны. Охотясь в пустоши, отделенной от острова изгородью из жердей — «осеком», я заметил, что зайцы упорно переходят из одной пустоши в остров и обратно через осек в том месте, где была сломана нижняя жердь. Надо знать, что осек— изгородь очень грубая, предназначенная преградить путь крупному скоту — лошадям и коровам; в любом месте такая изгородь никогда не может задержать не только зайца, но даже волка. Но беляки избрали одно место изгороди, со сломанной нижней жердью для своих переходов, привыкли пользоваться этим местом, выходя на жировку, и шли сюда, как по нитке. Поднятый в пустоши — шел сюда, чтобы укрыться в острове, поднятый в острове — чтобы поводить гончих по пустоши. Разница была только в том, что иные беляки шли в пролом в осеке на первом кругу, другие — на втором, и т. д., но все рано или поздно тянулись сюда. Это был излюбленный лаз благодаря близко подступившей с обеих сторон изгороди сосновой мелкой чаще, вдающейся мысами в осеку и со стороны пустоши и со стороны острова».

Гон всегда лучше по матерому (взрослому) беляку, который ходит на правильных больших кругах, и самый скверный — по мелкому прибылому, о поведении которого я уже говорил выше. Гончие все время скалываются, так как он то и дело «тыкается», т. е. западает.

Если беляк — преимущественно житель сплошных лесов, русак предпочитает поля и мелоча. В начале осени русак держится около полей, залегая в плотных местах с подседом, недалеко от опушки. Чем ближе дело к зиме, тем охотнее русак ложится под отдельными кустами, елочками, иногда одиноко растущими в полях. В сильные морозы и большой снег он подается еще ближе к жилью и не редкость поднять его в стогах сена, около овина и т. п.

Ход русака тоже отличен от хода беляка. Хотя он и задаст круг второй островом, но и тут разница с беляком будет разительна. Беляк сделает свои круги по крепким местам, пролезет чащей, а русак выберет полянку, дорожки, покосы, несколько раз будет выходить на опушку. Овраг, балку, полянку русак перейдет в том месте, где они шире, где больше чистого места; в то время как беляк обратно воспользуется местом, где одна крепь ближе подходит к другой. Предположим, что перед нами лощинка, разделяющая лес на две половины. Русак перейдет ее в том месте, где она более отлога и где она чище. Русак любит ходить полями, но когда в них очень топко и глинистая земля сильно подлипает к лапам, он от этого воздержится и сойдет на дорогу. В сильную капель он после дождя не ляжет в лесу, или под кустом, а выберет себе укромное местечко в открытом месте около опушки, а то и в самом поле.

Русак, в отличие от беляка, западает обычно меньше, но зато любит ходить прямиком, дорогой, полем, иногда по два-три километра. Одним из его излюбленных трюков бывает стремление после подъема пройти стадом, и этим запутать свой след. Собаки с плохим чутьем действительно, дойдя до стада, теряют его след, и он благополучно отделывается. Вообще для русака нужны более чуткие и паратые гончие, чем для беляка. По снегу лазы русака изменяются. Если снега много, он рыхлый и не держит русака ни в поле, ни в лесу, то русак станет ходить исключительно по дорогам. По глубокому снегу он долго держится крепи, не выходя к опушкам, так как около них бывает всегда наметено очень много снега.

ОХОТА НА ЛИСИЦ И БАРСУКОВ
​

Лисица распространена по всей Европейской части СССР и Сибири. В разных местах союза меняется ее цвет и размер. Лисица степной полосы значительно меньше и окрашена в более светлый цвет, чем лисица лесной, более северной полосы. Охотники по окрасу делят лисиц на огневок (ярко красных), крестовок (у которых по спине, спускаясь к лопаткам в виде креста, имеется более темная полоса) и сиводушек (с черным или темно-бурым брюшком). Н. Зворыкин в своей книге «Охота на лисиц» разделяет их на белесоватых болотных, ржаво-рыжих, желто-рыжих и красных лисиц (огневок). Однако следует сказать, что все эти деления довольно произвольны и резкое различие между ними установить довольно трудно.

Лисица обыкновенно живет в норах, которые или роет самостоятельно в укромных крепких местах или частенько пользуется уже готовыми норами барсуков, занимая верхние ходы и отнорки. Начиная с осени, лисица очень любит мышковать в полях, а с наступлением зимы, когда доставать корм становится трудновато, она и совсем переходит в поля, чтобы отыскивать из-под снега полевых мышей. Не только охотники, но и крестьяне часто видят зимой днем мышкующих в поле лисиц, которые делают грациозные прыжки в поисках завтрака.

Лисица гораздо осторожнее зайца, и недаром у нее нижняя часть лапы опушена волосами, что делает ее поступь совсем неслышной, а мякиши лап защищает от порезов. Если в известной местности держатся лисицы, о чем всегда свидетельствует быстрое уменьшение дичи, то они не держатся, как заяц, более или менее одного какого-нибудь района, а напротив встречаются на любом участке своей охотничьей площади. Рано утром, когда еще темно, больше шансов встретить ее, около полей, у опушек; ближе к полдню — в более укромных местечках леса, где больше крепи. Лисица любит жаться к болотам, там, где они есть, упорно держится их, и выбить ее из них подчас бывает не так легко.

При охоте на лисиц никогда не следует допускать большого количества участников, которое может быть терпимо на охоте по зайцам, так как всякий лишний шум, неосторожный разговор могут только испортить дело. Самое лучшее — это три или четыре участника. Как правило, следует выходить как можно раньше, еще затемно, чтоб застать лисицу в полях, около опушек, где на нее сразу и натыкаются гончие. Этого следует особенно держаться, когда хотят сразу насадить гончих на лису и не дать им работать по зайцам. Гончих тогда следует набрасывать прямо с полей, не подводя к опушкам; нужно следить за тем, чтобы они не закапывались, не задерживались в полях на заячьих жировках; следует двигаться ходом, легонько посвистывая собак.

По лисице вообще громкое порсканье не нужно и даже вредно, ибо она очень чутка; услышав подозрительные человеческие голоса, постарается ходом слезть куда-нибудь и гончим придется долго и упорно до нее добираться.

Если поблизости имеются норы, которые известны охотникам, то самое правильное для успешной охоты сделать так: двум-трем участникам отправиться к норам и стать поблизости их на удобных перемычках и полянках, а одному идти полями с гончими вдоль опушек. На втором, много на третьем кругу, кумушка непременно запросится к норам и почтет своей обязанностью побывать на них. Убив одну лисицу, надо, не теряя времени, собрать гончих и вновь набросить их с полей, так как собаки почти наверняка захватят еще другую и третью. Следует добавить, что чем раньше осенью производится охота, тем удачнее будут результаты, так как лисицы держатся тогда более дружно целым выводком. Если же норы неизвестны, то поступают следующим образом, чтобы гончие наверняка сразу погнали бы по лисе. Выслеживают ранним утром мышкующую лису и прямо на нее набрасывают гончих.

По лисице, если только гончие гонят по ней, гон всегда азартнее и ровнее, чем по зайцу. Дело в том, что след лисицы гораздо более пахуч, чем след зайца, и чуять его легче, да, кроме того, лисица не прибегает к тем характерным для зайца уверткам по запутыванию следа, которые сбивают даже опытных гонцов. Она не делает скидок, двое и троек и не западает так часто, как зайцы. Зато она любит пойти напрямик, иногда за несколько километров, чего не сделает беляк.

Осторожность лисицы заставляет ее, заслышав первые подозрительные звуки, шум людских голосов, повизгивание собак, звон цепочек смычков, тотчас же постараться улизнуть как можно подальше от них, почему охотники должны занимать лазы намного впереди того места, где предполагают бросать гончих. Только в особенно крепких болотистых местах лисица не подается так сразу от подозрительного шума, а некоторое время вертится по острову под гончими, не желая выходить из крепи болота. Вообще, лисица не любит ходить чистым местом, покосами, полянами, дорогами и т. п. Она всегда предпочитает чащу, и если два острова соприкасаются перемычкой, то она перейдет как раз ею. Это особенно ярко бросается в глаза в тех случаях, когда лес перерезается какой-либо поляной на две части, в этом случае лисица всегда постарается подольше держаться крепи и перейдет в другую часть леса, где первая часть его будет вдаваться в виде мысочка.

Обычно первый круг лисица делает в острове, держась ближе к опушкам, а следующие уже по более крепким местам. Частенько, когда острова небольшие, отъемные, она любит сразу пойти напрямик и затем перебывает подряд в нескольких отъемах, делая в них по одному, двум кругам, пока не остановится на более значительном и крепком, в котором и станет кружить. По наблюдениям В. В. Деконнора, в лесном овражистом отъеме лисица не пойдет дном оврага, равно как и гребнем бугра, а будет держаться обычно в полбугра, да и то вернее несколько выше или ниже половины.

При охоте на лисиц никогда не следует стрелять шумовых зайцев, так как этим можно отпугнуть лисицу. На лазах следует стоять неподвижно, не шуметь и особенно не курить и не кашлять, так как лисица очень чутка и осторожна и никогда не вылезет против того места, откуда доносился подозрительный шум.

Что касается барсуков, то собственно говоря правильной охоты на них с гончими не может быть, благодаря тому, что барсук (Meles meles L.), за редкими исключениями—ночной житель, а днем проводит время со своим семейством в норах, которые у него (в отличие от лисьих) глубоки и имеют много ходов и отнорков. Не редкость встретить барсучьи норы в два-три этажа. С наступлением зимы, когда выпадает снег, барсук залезает к себе в нору и проводит в полусонном состоянии всю зиму, до наступления теплых весенних дней. Выходит он из норы летом и осенью только после наступления темноты, крайне осторожно разнюхивая воздух и осматривая вое крутом прежде, чем вылезти; при малейшем подозрительном явлении он тотчас прячется снова в нору. Еще до наступления рассвета, затемно, он старается после ночной прогулки убраться к себе обратно; вот почему застать его в лесу с гончими при свете — чистая случайность. Однако многим гончатникам приходилось не раз все-таки встречаться с ним даже днем, и я лично из-под гончих взял четыре барсука, из которых один был взят рано утром, один к вечеру, а два в середине дня.

Барсук — мало поворотливое животное, которое очень плохо бегает. Обычно под гончими он не выдерживает даже и круга; гончие его быстро останавливают, и начинается или грызня, если они злобны, или облаивание его на месте, если они не решаются к нему присунуться. В последнем случае излюбленная поза барсука — прижаться задом к дереву или густому кусту и, защитив, таким образом, себя с тыла, грозно фыркать на врагов, поблескивая маленькими злыми глазками. Насколько я наблюдал, даже заведомо злобные гончие, отлично бравшие лисиц, далеко не все берут барсуков. Правда, хватки барсука чрезвычайно серьезны, но едва ли этим можно объяснить отказ гончих брать их. То ли незнакомство с этим зверем, то ли угрожающее его пофыркивание так устрашает выжлят, что они не берут его, сказать трудно, однако, факт остается фактом. Я лично объясняю себе это тем, что барсук, когда его настигают, сам останавливается и тотчас же переходит в оборонительное положение, готовясь таким образом встретить врагов лицом к лицу. Между прочим, сколько я наблюдал на садках борзых, то же происходит всегда и с тем волком, который, вместо того, чтобы бежать, предпочитает прижаться к решетке, отделяющей трибуны от бегового круга. Обеспечив себе тыл, он встречает собак лоб в лоб, и редкие борзые берут его в таком положении. Лисицы и даже волки (прибылые), обычно настигаемые гончими, ложатся, как только одна из гончих возьмет их по месту, и тогда уже вся стая наваливается на них. Взять же волка севшего и встречающего врагов глотка в глотку гончим тоже почти никогда не удается.

По поводу гончих, не берущих барсука, мне вспоминается полемика, полная иронических замечаний, которая велась на страницах «Псовой и ружейной охоты» в 1894—1895 году между В. В. Деконнором и Н. П. Кишенским. Деконнор в напечатанном «Письме к приятелю» рассказал случай, когда его гончие остановили, но не взяли барсука. Кишенский в заметке «Моя охота в 1894 году» поведал, как его гончие работали по медведям и волкам, и съехидствовал по поводу собак Деконнора, которые-де барсуков не берут. В ответной статье Деконнор указал, что гончие Крамаренко, которые в числе 6—8 смычков отлично гоняли и брали волка и лису, двух барсуков из четырех не взяли.

Лично в моей практике был случай, когда я, охотясь с тремя смычками молодых гончих, мертво бравших лисиц, попал на барсука, которого собаки вскоре и остановили, однако не взяли до тех пор, пока к ним не подвалил работавший в стороне по зайцу старик «Хохот», который и влепился мертво в барсука, после чего накрыли его и остальные. Барсук был буквально окружен гончими, стрелять его было нельзя из-за боязни поранить собак, и не подвали вовремя «Хохот», я находился бы в довольно смешном положении.

Все это я говорю для того, чтобы молодые охотники не спешили браковать своих гончих и обвинять их в отсутствии злобы, только из-за того, что они не возьмут барсука, которого остановят.

 

[Gerych]

Эталон русской гончей, 1894 году, "Добывай" Белоусова. Акварель, карандаш, бумага. Художник А.С.степанов.

 

[Gerych]

Выжловка Русской гончей со щенками.

 

[Gerych]

Тип Англо-Русской гончей. Акварель, КАрандаш, бумага. Художник А.С.Степанов.

 

[Gerych]

Стая Русских гончих перед кормлением.

 

[Gerych]

Волкогонная стая на оттыхе.

 

[Gerych]

Прибылой волк, паринятый из под волкогонной стаи.

 

[Gerych]

Доезжачий Военно Охотничьего с Рускими гончими, из волкогонной стаи 30-е годы.

 

[Вепс]

Герман спасибо за фотографии

 

[Gerych]

Всегда пожалуста.

НО главное. Охота с гончими протекает с конца сентября до конца февраля. Не зависимо от погоды и настроения дичи.
Да и сам ты знаеш, что окромя профильных зверей добывают еще попутных не лицинзионных(мелоч всякую).

 

[Вофка]

С гончими собаками и охотой с ними я познакомился лет в 12, очень захватывающий и интересный процесс! И если соберусь заводить собаку, то предпочтение отдам Русской гончей!!!

 

[d-alex001]

Просто классно!!!
у нас вот нету русских гончих, у нас только пегие.