m1tya
Завсегдатай
- С нами с
- 31/03/06
- Постов
- 1 241
- Оценка
- 1 909
- Живу в:
- Москва
- Для знакомых
- Дмитрий
- Оружие
- всякое разное
- Собака(ки)
- курцхаар
Надрывно рыча мотором, то ныряя в колейную жижу, то почти заваливаясь набок, старенький Уазик отважно штурмует разбитую лесовозами дорогу. Наконец опасный участок позади. Ещё несколько километров по заросшей просеке и машина останавливается на небольшой полянке. Дальше - пешком. Забросив за спину вещмешок с притороченной к нему тёплой одеждой, заряжаю карабин и проверяю оптику. «Ни пуха!» - шепчет на прощанье егерь Миша. Ничего не ответив и лишь отмахнувшись от него рукой, я тихо побрёл по лесной тропинке. «Какая тут, к чёрту, удача!» - 7-й вечер я провожу на лабазе, сажусь в четыре, снимаюсь в полночь, а медведи на овсы так и не выходят. И ведь главное - зверь-то есть. Приходит засветло, ложится, слушает. Когда упадёт за горизонт солнце, повеет ночной прохладой и на землю начнёт опускаться сумрак, он пройдёт краем поля, нет-нет да хрустнет сухой веткой и снова притаится неподалёку. А дальше - лишь долгие часы ожидания в полной тишине...
Был, правда, один раз шанс, да, наверное, и не шанс вовсе, а только половинка от него. Медведь, провожаемый трескотнёй потревоженных дроздов, пришёл около восьми вечера из лога, что тянулся вдоль посевов. Он обошёл поле по дуге и залёг где-то в лесу по правую руку от лабаза. Уже практически стемнело, и я с трудом различал предметы вокруг себя, как вдруг справа на пригорке, в берёзовом подросте, примыкающем к полю, я услышал приближающееся громкое и частое сопение. Издаваемый медведем шум был настолько нетипичен и смел для осторожных лесных шорохов и звуков, что постороннему человеку могло бы почудится, будто к нему на всех парах спускается с горки маленький паровоз. Вот до косолапого не более тридцати метров. Я ясно слышу, как шуршит под его ногами трава, как зверь шумно втягивает носом воздух. Неожиданно наступает полная тишина. Понимаю, что сейчас он выйдет на чистину. И то ли от долгого ожидания, то ли от мысли, что вот сейчас всё закончится, на меня накатывает сильнейшее волнение. Сердце, готовое выпрыгнуть из груди, бешено колотится, кровь стучит в висках, во рту пересохло. Ни о какой стрельбе в таком состоянии не может быть и речи. И тут медведь как раз и появился. Я уже не видел его очертаний - лишь тёмное, размытое в полумраке, пятно быстро пересекло проплешины с потравленным овсом и углубилось в посевы. Невооружённым глазом его теперь совсем не было видно. Прильнув к окулярам бинокля ночного видения, высматриваю зверя. Вот он – сел на зад ближе к логу, осматривается. Зверь приличный. Но овёс на этом поле уродился на славу и в низине доходит почти до пояса. Стрелять нет никакой возможности – высокие колосья скрывают зверя с головой. Остаётся только ждать, когда он выйдёт в прогал. Но косолапый подставляться под выстрел не торопится. Он лёг, пожевал овса минут десять, встал и пошёл в сторону леса. Вижу только его голову и тонкую чёрную полоску спины над овсом. Волнение давно ушло, но я даже не потянулся к ружью – ведь мне ещё надо успеть включить подствольный фонарь и за пару секунд умудрится попасть идущему зверю в позвоночник или в голову. Так и ушёл медведь с миром, растворившись в наступающей темноте. В ту ночь я не видел и не слышал больше ничего...
«Фрррр» - взлетевший с тропинки рябчик оторвал меня от недавних воспоминаний. Пёстрая птица уселась на молодой осинке и, покачиваясь на веточке, с интересом разглядывала незнакомца. Петушок, по куриному вытянув вверх шею, топорщил хохолок и как бы спрашивал: “А ты кто такой?” Я не сбавил шагу, и он, от греха подальше, расправив крылья, тихо спланировал в заросли крапивы. Впереди за зелёной стеной деревьев уже угадывался просвет. Поле было совсем близко...
Осторожно ступая, я тихо вышел на его край. Предо мной простиралось колышущееся на ветру жёлтое море овса, уходящее вниз по склону к глубокому, заросшему оврагу. Дальше на много километров тянулась безлюдная тайга, чей покой не был потревожен ни шумом деревень, ни пилами лесорубов. Единственным чужеродным предметом, режущим глаз на этом нетронутом лоне природы, была высокая, шестиметровая, вышка. С неё год назад я взял своего первого медведя. Сейчас, со слов егеря, на это поле ходят два хороших мишки. Интересно, будет ли охотничья удача благосклонна ко мне и на этот раз?
Не спеша, стараясь не шуметь, я забрался наверх. Расстелил на полу старую шинель, чтобы под ногами в самый неподходящий момент не скрипнула половица, переоделся в суконную куртку и брюки. Подложил под пятую точку американскую чудо сидушку и, глотнув чайка, настроился на долгое ожидание. Время медленно потекло вперёд...
Было солнечно. По лазурному небу бежали кучевые облака, умиротворяюще шумел в кронах деревьев ветер. Берёзы с ольхой уже подёрнулись желтизной, но лист ещё не начал опадать, и лес выглядел по-августовски густым и зелёным. С опушки на овёс то и дело воровато слетали крикливые сойки, а высоко вверху тёмным силуэтом парил ястреб. Стоял погожий сентябрьский день, один из тех дней ранней осени, когда ещё далеко до дождей и ночных заморозков, а ушедшее лето щедро одаривает на прощанье подарками. Полыхают красным багрянцем тяжёлые гроздья рябины, выглядывают из травы крепкие подосиновики и темно-бурые шляпки белых, а на болотах радуют глаз яркие россыпи клюквы и брусники... Счастливое время для грибника и ягодника! Да и для охотника тоже...
Подумав об охоте, я сразу же вспомнил вчерашнее утро. Тихая старая деревенская дорога ведёт через перелесок на холм, где некогда стоял хутор, а нынче лишь покосившееся избы с пустыми глазницами окон печальным взглядом провожают случайного путника. Когда-то здесь кипела жизнь, рождались дети, люди женились и умирали, гуляли, радовались, плакали... Но теперь всё предано забвению. Заброшенные поля быстро зарастают березняком, скоро ветер и дождь закончат своё дело и о стоявших тут некогда домах будут напоминать лишь почерневшие груды брёвен, торчащие из бурьяна...
Но где же собака? Ещё минуту назад она деловито шныряла в придорожных зарослях, а сейчас я не слышу даже шороха. На всякий случай снимаю с плеча ружьё и, поглядывая по сторонам, тихо иду по дороге. Вот и мой курцхаар - у раскидистого дуба в кустах пожелтевшего орешника белеет крапчатое пятно. Осторожно подхожу ближе. Легавая, застыв как изваяние, стоит ко мне полубоком. Кофейная голова с белой полоской между глаз повернута в мою сторону и слегка опущена вниз. Передняя лапа поджата, сигарка хвоста едва заметно трясётся от напряжения. Я поднимаю полуавтомат и, приготовившись к стрельбе, посылаю собаку вперёд. Короткая подводка, и в паре метров от курцхаара с тревожным криком срывается вальдшнеп. Бросаю ствол ружья вслед его стремительному полёту, перечёркиваю мелькающую в листве рыже-бурую птицу и тут же жму на спуск. Гремит выстрел, но упал ли вальдшнеп или улетел прочь, я заметить не успеваю. “Попал или нет?” Ловлю на себе вопросительный взгляд собаки, в глазах которой читается тот же вопрос. «Ищи!» Цуна исчезает в зарослях, и вот оно, маленькое охотничье счастье – в мои руки ложится ещё теплый, увесистый осенний вальдшнеп, первый лесной кулик добытый из-под моей первопрольной собы! Бережно укладываю птицу в ягдташ, и мы продолжаем охоту. К сожалению, тот день оказывается не богат на встречи с дичью, но зато следующий я запомнил надолго...
Безрезультатно обшарив закрайки заброшенной деревни, где собака ранее поднимала тетеревов, мы, решив срезать путь до следующего перспективного места, пошли напрямки через зелёные поля озимых. Местный колхоз засеял их совсем недавно, и сочная молодая трава вылезла из земли не более чем на три-четыре сантиметра. Ей любили лакомиться косачи, которых мы не раз здесь примечали. Поэтому я совсем не удивился, когда носящаяся далеко впереди легавая вдруг словно споткнувшись о невидимое препятствие, перешла на шаг и стало жадно разбираться в чьи-то набродах. Неожиданно она уверенно потянула в сторону, прокралась на полусогнутых лапах метров десять и замерла в стойке. Что же она могла найти на этом голом «футбольном» поле, где негде спрятаться даже перепелу? Но, приглядевшись повнимательней, я замечаю перед ней небольшую канавку. Моё сердце стразу забилось быстрее – в таком месте может сидеть только заяц! До собаки метров семьдесят. Чертыхаясь на новый полуавтомат, с которым не успел ещё толком освоится, меняю патрон на «тройку» и буквально бегу к Цуне. По пути сбрасываю на землю мешающийся и шумно хлопающий по бедру ягдташ, споткнувшись, чуть не лечу носом в сырой чернозём. Наконец, смахнув со лба пот, я стою около легавой. Втыкаю мушку ружья в запримеченный бугорок и, отдышавшись, командую: «Вперёд»! Но вместо косого, пулей вылетающего из борозды, в воздух, недовольно крякнув, взмывает маленькая птичка с длинным, тонким клювом. Я не верю своим глазам – дупель. Стреляю, и, кувыркаясь в воздухе, кулик пестрым комочком летит на землю. Ещё сомневаясь, что такое может быть, беру в руки битую птицу,и только убедившись по светловато-серому брюшку и белым крайним перьям хвоста, окончательно понимаю, что передо мной действительно желанный трофей всех легашатников, король лугов - дупель! Бывает же такое на охоте: сентябрь, север Кировской области, а я «тройкой» стреляю дупелей
Следующим приятным сюрпризом становится отработанный Цуной коростель, которого я тоже не ожидал встретить здесь в это время. А завершающим аккордом стала вальдшнепиная высыпка на окраине зарастающего ольшаником поля. На пяточке в 150 квадратных метров мы подняли с десяток птиц. Не все из них держали стойку и часто срывались, когда я продирался сквозь кустарник к собаке. Да и из-за густой листвы выстрелить удалось всего несколько раз. Но как приятно было наблюдать за работой Цуны! Легавая не шла, она струилась на потяжках между деревьев от одной птицы к другой. Чем ближе волнующий запах, тем осторожнее её движения. Вот она снова встала в небольшом прогале. Слегка присев на передние лапы, вытянув вперед шею, собака словно стрелка указывает на куст черёмухи где притаилась птица. Команда, бросок, и вальдшнеп свечкой уходит вверх. Секунда, и он взмывает над верхушками деревьев, но тут же, срезанный выстрелом, камнем падает вниз, оставив в воздухе облачко перьев...
Нарушив вечернюю тишину, в овраге напротив вышки громко треснула сушина. Вскоре у опушки взволновано застрекотали лесные пичуги. Он пришёл. Алые отблески заходящего солнца озарили притихший лес, тени деревьев быстро росли. На небе ни облачка, ночь сегодня будет лунная. Лишь бы только не поднялся туман. С другой стороны поля хрипло закричала сойка. Вот и второй гость пожаловал... С той же стороны, у куртины кустов, тревожно заквохтала тетёрка, послышалось хлопанье крыльев, и курица взлетела на верхушку ёлки. Позёвывая, я опять предался воспоминаниям...
Такой же тихий тёплый вечер конца августа. На горизонте догорает багровыми красками закат, уступая темнеющий небосклон наступающей ночи. Ветер совсем стих, и на поля уже ложится сизая дымка тумана. Мы с Цуной, уставшие, бредём домой. На тороках болтается лишь один дергач, хотя мой патронташ пуст почти наполовину. Ох, уж эти коростели! Среди охотников, по праву, трудными мишенями считается рваный, бросающийся из стороны в сторону полёт бекаса или стремительный взлет вальдшнепа, виртуозно лавирующего между деревьями. Я же никак не могу попасть по этому, словно заколдованному, коростелю с дурацки болтающимися длинными ногами, медленно тянущему над высоким травостоем по прямой. После серии промахов, сажая на мушку очередную цель, я уже не верю, что попаду. Вроде всё делаю правильно, но гремит дуплет, и дергач снова улетает невредимый...
Впереди уже видны огоньки нашей деревеньки. Скоро мы будем дома. Но собака, энергично виляя обрубком хвоста, припала к земле и увлечённо похрюкивая, ловит носом будоражащий её запах. По её крайне возбужденному состоянию, по манере поиска, я понимаю, что это тетерев. Цуна быстро разобралась в беспорядочных набродах вечерней жировки и потянула к островку березняка. Двустволка уже в руках. Темнеет, на небе зажглась первая звёздочка. Ещё минут десять и я не смогу различить мушки на ружье. Собака практически стелится по земле, в каждом её движении напряжение и сосредоточенность. Всё, дальше нельзя – чуть подавшись вперёд, легавая застывает в скульптурной стойке. Ну, сейчас начнётся.... «Вперёд!» Шагах в пятнадцати от нас с громким хлопаньем крыльев из травы взрывается выводок тетеревов. Вскидываю ружьё в ближайшего почти перелинявшего петуха. Выстрел - готов! Перекидываю стволы на другого и снова жму на курок...
За считанные секунды стая скрылась в темноте, и я уже не смог увидеть, достиг ли цели мой второй выстрел. Но по затихающим где-то впереди ударам крыльев на земле я понимаю, что попал...
Солнце давно зашло, и на небе выступил бледный круг щербатой луны. В сгущающихся сумерках становилось прохладно. Поежившись, я потянулся было к термосу, но тут в логу, где залёг первый медведь, негромко хрустнула ветка, затем чуть в стороне зашуршала трава.
Прямо напротив вышки, там, где заканчивались посевы, угол поля сильно вдавался в лес, упираясь в овраг. Растущая там трава, неизвестного мне вида с длинными и широкими бледно зелёными стеблями уже полегла, образовывая небольшую ровную площадку. Посматривая по сторонам, я примечаю на опушке леса около этой площадки какое-то странное, похожее на куст, пятно, которого там вроде бы раньше не было. Неожиданно «куст», подняв вверх чёрную лобастую голову с маленькими, круглыми ушками, посмотрел в мою сторону и быстро двинулся по чистине к противоположной стороне леса. Да это же медведь! Какой же ты, чертяга, здоровый! Я хватаюсь за карабин, но уже слишком поздно - зверь быстрым шагом пресёк открытое пространство и скрылся в зарослях. От волнения и надежды, что сейчас он снова покажется, опять быстрее забилось сердце. Крепко сжав ружьё, я уже предвкушаю скорую развязку. Но Топтыгин, особо не осторожничая, пошёл по кромке леса вдоль поля, приближаясь к его дальнему углу, где по моим предположением притаился второй медведь. Затаив дыхание, я ждал, что же будет дальше. Вот шорохи стихли... Должно быть, они уже почуяли или видят друг друга. Вдруг, один из медведей коротко рявкнул, затрещали кусты, и наступила полная тишина...
Прошло часа полтора. Не слышно ни шороха, ни звука. Зависшая высоко в небе полная луна, словно огромный уличный фонарь озаряет всё вокруг мёртвым, холодным светом. Видно почти как днём. Я начинаю постепенно терять надежду - вряд ли какой зверь выйдет в такую светлую ночь. И тут, с края поля, на который падала треугольником большая тень от высокой разлапистой ели раздалось громок чавканье. Сколько ни всматривался, ничего увидеть на темном фоне не могу. Беру бинокль и сразу же нахожу кормящегося кабана! Овёс здесь не поднялся так высоко, как на соседнем поле, где выходил мишка, и над посевами виден лишь самый верх спины и голова кабана. Кажется, зверь некрупный. Поблизости не видно колыхания травы от возни поросят, значит это одиночка. Задрав кверху длинный лыч, секачик увлечённо обрывает метёлки овса. До него метров 80. Можно стрелять. Но тогда мне придётся забыть о медведях. Решаю подождать...
Кабан продолжает кормится, углубляясь в посевы, но за пределы чёрного пятна тени от дерева не выходит. Но вот луну затянули набежавшие с востока облака, и он смело пошёл гулять по всему полю. Зверь проходит в каких-то 50-ти метрах от вышки. В ночную оптику я хорошо вижу его глаза, косматый, крутой горб, удаётся разглядеть даже небольшие клыки. Искушение взять его сейчас велико, но я всё-таки удерживаюсь от выстрела, ещё надеясь высидеть медведя.
Пожировав на овсе минут 15, кабан уходит в лес. Опять всё вокруг окутывает тишина, лишь кузнечики тихо стрекочат в высокой траве, да с писком шныряют под вышкой полёвки. Время тянется бесконечно медленно... Проходит полчаса, час, полтора.... Всё без изменений. На поле по-прежнему никого. Я уже успел вконец извести себя упрёками, что отказался от кабана, а в итоге остался ни с чем, как на опушке леса, где затеяли ссору медведи, что-то хрустнуло. Шум повторился снова и пошёл вдоль поля тем же маршрутом, которым двигался первый косолапый, только в обратном направлении. Да так громко, словно по кромке леса шёл не осторожный зверь, а какой-нибудь грибник. Я в полном замешательстве. Там шуметь медведь может только со злости, когда обнаружит присутствие охотника. Но я сидел тише воды, ниже травы, и дышал через раз. Да и ветер, уносящий мой запах прочь от леса, мне благоприятствовал... Что же я сделал не так?
Разгадка не заставила себя долго ждать. Старый знакомый – секач вышел в том же месте, где появился первый раз. Смотрю на часы, времени - полночь. Ну уж хватит, пусть лучше будет синица в руке, чем журавль в небе. Осторожно поднимаю карабин, вкладываюсь. Хоть луна и спряталась за облаками, всё равно светлее, чем в обычную ночь. С трудом нахожу в окуляре прицела тёмную спину кабана, едва выступающую из овса. Он спокойно стоит боком, кормится. Поворачиваю колёсико подсветки прицела, палец нащупывает кнопку подствольного фонаря. Вдох - выдох... Вдох - выдох.. Яркий луч света выхватывает из темноты пепельно-серую тушу секача. Зверь на мгновение замер. Красный крестик прицельной марки быстро цепляется за лопатку по самому срезу овса. Гулко ухнул, раскатился эхом по ночному лесу грохот 9-го калибра. Кабан упал как подкошенный. Раздался протяжный, булькающий хрип. Зверь бьёт ногами, пытаясь встать, в примятом овсе показывается его голова. Стреляю ещё раз. Тишина.... Кажется, всё кончено...
Выпиваю «на кровях» кружку дымящегося душистого чая, и, устроившись поудобнее, решаю немного покемарить - рацию я забыл сегодня с собой взять, и егерь приедет только через час. Глаза сами собой слипаются, я начинаю проваливаться в сон, но в какой-то момент странный звук вырывает меня из полудрёмы. Ощущение, что в лесу кто-то бьёт сухой палкой по стволам молодых деревьев. Вскоре до слуха доносится тихое, томное «оханье», так будоражащие любого зверового охотника. Где-то там на гриве, в подлеске, одурманенный страстью, бык ищет свою подругу...
Вспомнив домашние тренировки, прикладываю ладони ко рту и, зажав нос, «окую» в ответ. Лось замолчал, и лес снова погрузился в тишину. Но минут через десять, совсем близко от вышки, в логу раздался его ответный зов. Мне бы слезть на землю, отойти чуть назад и потрещав ветками в кустах, ловить свой шанс... Но я, слепо надеясь на удачу, переоценил свои силы и, отвернувшись в сторону, повторно маню сохатого. На этот раз мне никто не ответил, и сколько я ни ждал, в темноте ночи не раздалось ни звука. Лось, почуяв фальшь, предпочёл тихо ретироваться… Ну что же, пусть мечта остаётся по-прежнему мечтой. Четыре года я пытаюсь добыть быка на реву, да всё никак не везёт. Может пятый, «юбилейный», год окажется счастливым?
Не включая фонарик, собираю вещи и тихонько спускаюсь с вышки. Путь назад пролетает незаметно быстро, очень уж хочется поскорее посмотреть на добытого кабанчика. Егерь уже ждёт на условленном месте. Забираем в деревне молодую лайку, чтобы поотрабатывать с ней поиск зверя и возвращаемся на поле. Всю дорогу, мешая Мише рулить, пёс поскуливая рвётся в бой. Но стоило лишь открыть дверь УАЗика, как кабель бесследно растворился в темноте ночи. Сколько мы его ни звали, в ответ - лишь тишина. Понять его, конечно, можно: собака провела почти всю свою жизнь в вольере и от общения с природой у неё «снесло крышу». Но, с другой стороны, если бы впереди нас ждал не дошедший кабан, а подранок медведя, ситуация не была бы такой комичной...
Ну, делать нечего: достаю из машины Браунинг 12-го калибра, включаю подствольник и мы осторожно подходим к месту стрела. Вот и мой кабанчик. Да это не кабанчик вовсе, а хороший секач! Овёс здесь оказался гораздо выше, чем мне показалось с вышки, вот я и ошибся с размерами зверя. При разделке нашли в задней ляжке картечину – секач уже был знаком с нашим братом охотником...
С кабаном закончили ближе к утру. Вымыв руки, я вышел на крыльцо. С неба исчезали последние звёзды, на востоке уже угадывался приближающийся рассвет. Лёгкий ветерок приятно дул в лицо. Как один миг пролетела неделя отпуска, и вот охота, которую ждал целый год, подходила к концу... Я открыл последнюю бутылку пива и залпом осушил её наполовину. Ну, что же, пора, наверное, подводить итоги. Медведь не добыт, лось тоже. Есть кабан, вальдшнепы, рябчики, но на душе почему-то грустно. Может, от того, что не всё вышло так, как хотел? Но ведь, как часто получалось на охотах так, как планировал? Вспоминается избитая фраза «охота – не магазин» Действительно, не магазин. Это, скорее, тропа, которая петляя, ведёт тебя через лес, и ты никогда не знаешь, что ждёт тебя за поворотом... Допив пиво, я поплёлся спать. Весь следующий день лил дождь, и только ближе к вечеру распогодилось. Но дул сильный ветер, и медведь на поле не вышел. А утром я уже ехал назад в Москву...
Прошла неделя. Отмывшись и отоспавшись, я успел уйти с головой в суету городской жизни, подзабыть о недавней охоте. Но однажды поздно вечером зазвонил телефон. Из трубки раздался радостный голос Миши: «Дима, привет! Ну, что, я принимаю поздравления! У лосей гон в самом разгаре, взял сегодня быка - как раз такого, как ты хотел, рога на пять отростков». «С полем!» - поздравил я товарища, и мне нестерпимо захотелось снова вернуться назад, в леса и поля Кировской области.
Был, правда, один раз шанс, да, наверное, и не шанс вовсе, а только половинка от него. Медведь, провожаемый трескотнёй потревоженных дроздов, пришёл около восьми вечера из лога, что тянулся вдоль посевов. Он обошёл поле по дуге и залёг где-то в лесу по правую руку от лабаза. Уже практически стемнело, и я с трудом различал предметы вокруг себя, как вдруг справа на пригорке, в берёзовом подросте, примыкающем к полю, я услышал приближающееся громкое и частое сопение. Издаваемый медведем шум был настолько нетипичен и смел для осторожных лесных шорохов и звуков, что постороннему человеку могло бы почудится, будто к нему на всех парах спускается с горки маленький паровоз. Вот до косолапого не более тридцати метров. Я ясно слышу, как шуршит под его ногами трава, как зверь шумно втягивает носом воздух. Неожиданно наступает полная тишина. Понимаю, что сейчас он выйдет на чистину. И то ли от долгого ожидания, то ли от мысли, что вот сейчас всё закончится, на меня накатывает сильнейшее волнение. Сердце, готовое выпрыгнуть из груди, бешено колотится, кровь стучит в висках, во рту пересохло. Ни о какой стрельбе в таком состоянии не может быть и речи. И тут медведь как раз и появился. Я уже не видел его очертаний - лишь тёмное, размытое в полумраке, пятно быстро пересекло проплешины с потравленным овсом и углубилось в посевы. Невооружённым глазом его теперь совсем не было видно. Прильнув к окулярам бинокля ночного видения, высматриваю зверя. Вот он – сел на зад ближе к логу, осматривается. Зверь приличный. Но овёс на этом поле уродился на славу и в низине доходит почти до пояса. Стрелять нет никакой возможности – высокие колосья скрывают зверя с головой. Остаётся только ждать, когда он выйдёт в прогал. Но косолапый подставляться под выстрел не торопится. Он лёг, пожевал овса минут десять, встал и пошёл в сторону леса. Вижу только его голову и тонкую чёрную полоску спины над овсом. Волнение давно ушло, но я даже не потянулся к ружью – ведь мне ещё надо успеть включить подствольный фонарь и за пару секунд умудрится попасть идущему зверю в позвоночник или в голову. Так и ушёл медведь с миром, растворившись в наступающей темноте. В ту ночь я не видел и не слышал больше ничего...
«Фрррр» - взлетевший с тропинки рябчик оторвал меня от недавних воспоминаний. Пёстрая птица уселась на молодой осинке и, покачиваясь на веточке, с интересом разглядывала незнакомца. Петушок, по куриному вытянув вверх шею, топорщил хохолок и как бы спрашивал: “А ты кто такой?” Я не сбавил шагу, и он, от греха подальше, расправив крылья, тихо спланировал в заросли крапивы. Впереди за зелёной стеной деревьев уже угадывался просвет. Поле было совсем близко...
Осторожно ступая, я тихо вышел на его край. Предо мной простиралось колышущееся на ветру жёлтое море овса, уходящее вниз по склону к глубокому, заросшему оврагу. Дальше на много километров тянулась безлюдная тайга, чей покой не был потревожен ни шумом деревень, ни пилами лесорубов. Единственным чужеродным предметом, режущим глаз на этом нетронутом лоне природы, была высокая, шестиметровая, вышка. С неё год назад я взял своего первого медведя. Сейчас, со слов егеря, на это поле ходят два хороших мишки. Интересно, будет ли охотничья удача благосклонна ко мне и на этот раз?
Не спеша, стараясь не шуметь, я забрался наверх. Расстелил на полу старую шинель, чтобы под ногами в самый неподходящий момент не скрипнула половица, переоделся в суконную куртку и брюки. Подложил под пятую точку американскую чудо сидушку и, глотнув чайка, настроился на долгое ожидание. Время медленно потекло вперёд...
Было солнечно. По лазурному небу бежали кучевые облака, умиротворяюще шумел в кронах деревьев ветер. Берёзы с ольхой уже подёрнулись желтизной, но лист ещё не начал опадать, и лес выглядел по-августовски густым и зелёным. С опушки на овёс то и дело воровато слетали крикливые сойки, а высоко вверху тёмным силуэтом парил ястреб. Стоял погожий сентябрьский день, один из тех дней ранней осени, когда ещё далеко до дождей и ночных заморозков, а ушедшее лето щедро одаривает на прощанье подарками. Полыхают красным багрянцем тяжёлые гроздья рябины, выглядывают из травы крепкие подосиновики и темно-бурые шляпки белых, а на болотах радуют глаз яркие россыпи клюквы и брусники... Счастливое время для грибника и ягодника! Да и для охотника тоже...
Подумав об охоте, я сразу же вспомнил вчерашнее утро. Тихая старая деревенская дорога ведёт через перелесок на холм, где некогда стоял хутор, а нынче лишь покосившееся избы с пустыми глазницами окон печальным взглядом провожают случайного путника. Когда-то здесь кипела жизнь, рождались дети, люди женились и умирали, гуляли, радовались, плакали... Но теперь всё предано забвению. Заброшенные поля быстро зарастают березняком, скоро ветер и дождь закончат своё дело и о стоявших тут некогда домах будут напоминать лишь почерневшие груды брёвен, торчащие из бурьяна...
Но где же собака? Ещё минуту назад она деловито шныряла в придорожных зарослях, а сейчас я не слышу даже шороха. На всякий случай снимаю с плеча ружьё и, поглядывая по сторонам, тихо иду по дороге. Вот и мой курцхаар - у раскидистого дуба в кустах пожелтевшего орешника белеет крапчатое пятно. Осторожно подхожу ближе. Легавая, застыв как изваяние, стоит ко мне полубоком. Кофейная голова с белой полоской между глаз повернута в мою сторону и слегка опущена вниз. Передняя лапа поджата, сигарка хвоста едва заметно трясётся от напряжения. Я поднимаю полуавтомат и, приготовившись к стрельбе, посылаю собаку вперёд. Короткая подводка, и в паре метров от курцхаара с тревожным криком срывается вальдшнеп. Бросаю ствол ружья вслед его стремительному полёту, перечёркиваю мелькающую в листве рыже-бурую птицу и тут же жму на спуск. Гремит выстрел, но упал ли вальдшнеп или улетел прочь, я заметить не успеваю. “Попал или нет?” Ловлю на себе вопросительный взгляд собаки, в глазах которой читается тот же вопрос. «Ищи!» Цуна исчезает в зарослях, и вот оно, маленькое охотничье счастье – в мои руки ложится ещё теплый, увесистый осенний вальдшнеп, первый лесной кулик добытый из-под моей первопрольной собы! Бережно укладываю птицу в ягдташ, и мы продолжаем охоту. К сожалению, тот день оказывается не богат на встречи с дичью, но зато следующий я запомнил надолго...
Безрезультатно обшарив закрайки заброшенной деревни, где собака ранее поднимала тетеревов, мы, решив срезать путь до следующего перспективного места, пошли напрямки через зелёные поля озимых. Местный колхоз засеял их совсем недавно, и сочная молодая трава вылезла из земли не более чем на три-четыре сантиметра. Ей любили лакомиться косачи, которых мы не раз здесь примечали. Поэтому я совсем не удивился, когда носящаяся далеко впереди легавая вдруг словно споткнувшись о невидимое препятствие, перешла на шаг и стало жадно разбираться в чьи-то набродах. Неожиданно она уверенно потянула в сторону, прокралась на полусогнутых лапах метров десять и замерла в стойке. Что же она могла найти на этом голом «футбольном» поле, где негде спрятаться даже перепелу? Но, приглядевшись повнимательней, я замечаю перед ней небольшую канавку. Моё сердце стразу забилось быстрее – в таком месте может сидеть только заяц! До собаки метров семьдесят. Чертыхаясь на новый полуавтомат, с которым не успел ещё толком освоится, меняю патрон на «тройку» и буквально бегу к Цуне. По пути сбрасываю на землю мешающийся и шумно хлопающий по бедру ягдташ, споткнувшись, чуть не лечу носом в сырой чернозём. Наконец, смахнув со лба пот, я стою около легавой. Втыкаю мушку ружья в запримеченный бугорок и, отдышавшись, командую: «Вперёд»! Но вместо косого, пулей вылетающего из борозды, в воздух, недовольно крякнув, взмывает маленькая птичка с длинным, тонким клювом. Я не верю своим глазам – дупель. Стреляю, и, кувыркаясь в воздухе, кулик пестрым комочком летит на землю. Ещё сомневаясь, что такое может быть, беру в руки битую птицу,и только убедившись по светловато-серому брюшку и белым крайним перьям хвоста, окончательно понимаю, что передо мной действительно желанный трофей всех легашатников, король лугов - дупель! Бывает же такое на охоте: сентябрь, север Кировской области, а я «тройкой» стреляю дупелей
Следующим приятным сюрпризом становится отработанный Цуной коростель, которого я тоже не ожидал встретить здесь в это время. А завершающим аккордом стала вальдшнепиная высыпка на окраине зарастающего ольшаником поля. На пяточке в 150 квадратных метров мы подняли с десяток птиц. Не все из них держали стойку и часто срывались, когда я продирался сквозь кустарник к собаке. Да и из-за густой листвы выстрелить удалось всего несколько раз. Но как приятно было наблюдать за работой Цуны! Легавая не шла, она струилась на потяжках между деревьев от одной птицы к другой. Чем ближе волнующий запах, тем осторожнее её движения. Вот она снова встала в небольшом прогале. Слегка присев на передние лапы, вытянув вперед шею, собака словно стрелка указывает на куст черёмухи где притаилась птица. Команда, бросок, и вальдшнеп свечкой уходит вверх. Секунда, и он взмывает над верхушками деревьев, но тут же, срезанный выстрелом, камнем падает вниз, оставив в воздухе облачко перьев...
Нарушив вечернюю тишину, в овраге напротив вышки громко треснула сушина. Вскоре у опушки взволновано застрекотали лесные пичуги. Он пришёл. Алые отблески заходящего солнца озарили притихший лес, тени деревьев быстро росли. На небе ни облачка, ночь сегодня будет лунная. Лишь бы только не поднялся туман. С другой стороны поля хрипло закричала сойка. Вот и второй гость пожаловал... С той же стороны, у куртины кустов, тревожно заквохтала тетёрка, послышалось хлопанье крыльев, и курица взлетела на верхушку ёлки. Позёвывая, я опять предался воспоминаниям...
Такой же тихий тёплый вечер конца августа. На горизонте догорает багровыми красками закат, уступая темнеющий небосклон наступающей ночи. Ветер совсем стих, и на поля уже ложится сизая дымка тумана. Мы с Цуной, уставшие, бредём домой. На тороках болтается лишь один дергач, хотя мой патронташ пуст почти наполовину. Ох, уж эти коростели! Среди охотников, по праву, трудными мишенями считается рваный, бросающийся из стороны в сторону полёт бекаса или стремительный взлет вальдшнепа, виртуозно лавирующего между деревьями. Я же никак не могу попасть по этому, словно заколдованному, коростелю с дурацки болтающимися длинными ногами, медленно тянущему над высоким травостоем по прямой. После серии промахов, сажая на мушку очередную цель, я уже не верю, что попаду. Вроде всё делаю правильно, но гремит дуплет, и дергач снова улетает невредимый...
Впереди уже видны огоньки нашей деревеньки. Скоро мы будем дома. Но собака, энергично виляя обрубком хвоста, припала к земле и увлечённо похрюкивая, ловит носом будоражащий её запах. По её крайне возбужденному состоянию, по манере поиска, я понимаю, что это тетерев. Цуна быстро разобралась в беспорядочных набродах вечерней жировки и потянула к островку березняка. Двустволка уже в руках. Темнеет, на небе зажглась первая звёздочка. Ещё минут десять и я не смогу различить мушки на ружье. Собака практически стелится по земле, в каждом её движении напряжение и сосредоточенность. Всё, дальше нельзя – чуть подавшись вперёд, легавая застывает в скульптурной стойке. Ну, сейчас начнётся.... «Вперёд!» Шагах в пятнадцати от нас с громким хлопаньем крыльев из травы взрывается выводок тетеревов. Вскидываю ружьё в ближайшего почти перелинявшего петуха. Выстрел - готов! Перекидываю стволы на другого и снова жму на курок...
За считанные секунды стая скрылась в темноте, и я уже не смог увидеть, достиг ли цели мой второй выстрел. Но по затихающим где-то впереди ударам крыльев на земле я понимаю, что попал...
Солнце давно зашло, и на небе выступил бледный круг щербатой луны. В сгущающихся сумерках становилось прохладно. Поежившись, я потянулся было к термосу, но тут в логу, где залёг первый медведь, негромко хрустнула ветка, затем чуть в стороне зашуршала трава.
Прямо напротив вышки, там, где заканчивались посевы, угол поля сильно вдавался в лес, упираясь в овраг. Растущая там трава, неизвестного мне вида с длинными и широкими бледно зелёными стеблями уже полегла, образовывая небольшую ровную площадку. Посматривая по сторонам, я примечаю на опушке леса около этой площадки какое-то странное, похожее на куст, пятно, которого там вроде бы раньше не было. Неожиданно «куст», подняв вверх чёрную лобастую голову с маленькими, круглыми ушками, посмотрел в мою сторону и быстро двинулся по чистине к противоположной стороне леса. Да это же медведь! Какой же ты, чертяга, здоровый! Я хватаюсь за карабин, но уже слишком поздно - зверь быстрым шагом пресёк открытое пространство и скрылся в зарослях. От волнения и надежды, что сейчас он снова покажется, опять быстрее забилось сердце. Крепко сжав ружьё, я уже предвкушаю скорую развязку. Но Топтыгин, особо не осторожничая, пошёл по кромке леса вдоль поля, приближаясь к его дальнему углу, где по моим предположением притаился второй медведь. Затаив дыхание, я ждал, что же будет дальше. Вот шорохи стихли... Должно быть, они уже почуяли или видят друг друга. Вдруг, один из медведей коротко рявкнул, затрещали кусты, и наступила полная тишина...
Прошло часа полтора. Не слышно ни шороха, ни звука. Зависшая высоко в небе полная луна, словно огромный уличный фонарь озаряет всё вокруг мёртвым, холодным светом. Видно почти как днём. Я начинаю постепенно терять надежду - вряд ли какой зверь выйдет в такую светлую ночь. И тут, с края поля, на который падала треугольником большая тень от высокой разлапистой ели раздалось громок чавканье. Сколько ни всматривался, ничего увидеть на темном фоне не могу. Беру бинокль и сразу же нахожу кормящегося кабана! Овёс здесь не поднялся так высоко, как на соседнем поле, где выходил мишка, и над посевами виден лишь самый верх спины и голова кабана. Кажется, зверь некрупный. Поблизости не видно колыхания травы от возни поросят, значит это одиночка. Задрав кверху длинный лыч, секачик увлечённо обрывает метёлки овса. До него метров 80. Можно стрелять. Но тогда мне придётся забыть о медведях. Решаю подождать...
Кабан продолжает кормится, углубляясь в посевы, но за пределы чёрного пятна тени от дерева не выходит. Но вот луну затянули набежавшие с востока облака, и он смело пошёл гулять по всему полю. Зверь проходит в каких-то 50-ти метрах от вышки. В ночную оптику я хорошо вижу его глаза, косматый, крутой горб, удаётся разглядеть даже небольшие клыки. Искушение взять его сейчас велико, но я всё-таки удерживаюсь от выстрела, ещё надеясь высидеть медведя.
Пожировав на овсе минут 15, кабан уходит в лес. Опять всё вокруг окутывает тишина, лишь кузнечики тихо стрекочат в высокой траве, да с писком шныряют под вышкой полёвки. Время тянется бесконечно медленно... Проходит полчаса, час, полтора.... Всё без изменений. На поле по-прежнему никого. Я уже успел вконец извести себя упрёками, что отказался от кабана, а в итоге остался ни с чем, как на опушке леса, где затеяли ссору медведи, что-то хрустнуло. Шум повторился снова и пошёл вдоль поля тем же маршрутом, которым двигался первый косолапый, только в обратном направлении. Да так громко, словно по кромке леса шёл не осторожный зверь, а какой-нибудь грибник. Я в полном замешательстве. Там шуметь медведь может только со злости, когда обнаружит присутствие охотника. Но я сидел тише воды, ниже травы, и дышал через раз. Да и ветер, уносящий мой запах прочь от леса, мне благоприятствовал... Что же я сделал не так?
Разгадка не заставила себя долго ждать. Старый знакомый – секач вышел в том же месте, где появился первый раз. Смотрю на часы, времени - полночь. Ну уж хватит, пусть лучше будет синица в руке, чем журавль в небе. Осторожно поднимаю карабин, вкладываюсь. Хоть луна и спряталась за облаками, всё равно светлее, чем в обычную ночь. С трудом нахожу в окуляре прицела тёмную спину кабана, едва выступающую из овса. Он спокойно стоит боком, кормится. Поворачиваю колёсико подсветки прицела, палец нащупывает кнопку подствольного фонаря. Вдох - выдох... Вдох - выдох.. Яркий луч света выхватывает из темноты пепельно-серую тушу секача. Зверь на мгновение замер. Красный крестик прицельной марки быстро цепляется за лопатку по самому срезу овса. Гулко ухнул, раскатился эхом по ночному лесу грохот 9-го калибра. Кабан упал как подкошенный. Раздался протяжный, булькающий хрип. Зверь бьёт ногами, пытаясь встать, в примятом овсе показывается его голова. Стреляю ещё раз. Тишина.... Кажется, всё кончено...
Выпиваю «на кровях» кружку дымящегося душистого чая, и, устроившись поудобнее, решаю немного покемарить - рацию я забыл сегодня с собой взять, и егерь приедет только через час. Глаза сами собой слипаются, я начинаю проваливаться в сон, но в какой-то момент странный звук вырывает меня из полудрёмы. Ощущение, что в лесу кто-то бьёт сухой палкой по стволам молодых деревьев. Вскоре до слуха доносится тихое, томное «оханье», так будоражащие любого зверового охотника. Где-то там на гриве, в подлеске, одурманенный страстью, бык ищет свою подругу...
Вспомнив домашние тренировки, прикладываю ладони ко рту и, зажав нос, «окую» в ответ. Лось замолчал, и лес снова погрузился в тишину. Но минут через десять, совсем близко от вышки, в логу раздался его ответный зов. Мне бы слезть на землю, отойти чуть назад и потрещав ветками в кустах, ловить свой шанс... Но я, слепо надеясь на удачу, переоценил свои силы и, отвернувшись в сторону, повторно маню сохатого. На этот раз мне никто не ответил, и сколько я ни ждал, в темноте ночи не раздалось ни звука. Лось, почуяв фальшь, предпочёл тихо ретироваться… Ну что же, пусть мечта остаётся по-прежнему мечтой. Четыре года я пытаюсь добыть быка на реву, да всё никак не везёт. Может пятый, «юбилейный», год окажется счастливым?
Не включая фонарик, собираю вещи и тихонько спускаюсь с вышки. Путь назад пролетает незаметно быстро, очень уж хочется поскорее посмотреть на добытого кабанчика. Егерь уже ждёт на условленном месте. Забираем в деревне молодую лайку, чтобы поотрабатывать с ней поиск зверя и возвращаемся на поле. Всю дорогу, мешая Мише рулить, пёс поскуливая рвётся в бой. Но стоило лишь открыть дверь УАЗика, как кабель бесследно растворился в темноте ночи. Сколько мы его ни звали, в ответ - лишь тишина. Понять его, конечно, можно: собака провела почти всю свою жизнь в вольере и от общения с природой у неё «снесло крышу». Но, с другой стороны, если бы впереди нас ждал не дошедший кабан, а подранок медведя, ситуация не была бы такой комичной...
Ну, делать нечего: достаю из машины Браунинг 12-го калибра, включаю подствольник и мы осторожно подходим к месту стрела. Вот и мой кабанчик. Да это не кабанчик вовсе, а хороший секач! Овёс здесь оказался гораздо выше, чем мне показалось с вышки, вот я и ошибся с размерами зверя. При разделке нашли в задней ляжке картечину – секач уже был знаком с нашим братом охотником...
С кабаном закончили ближе к утру. Вымыв руки, я вышел на крыльцо. С неба исчезали последние звёзды, на востоке уже угадывался приближающийся рассвет. Лёгкий ветерок приятно дул в лицо. Как один миг пролетела неделя отпуска, и вот охота, которую ждал целый год, подходила к концу... Я открыл последнюю бутылку пива и залпом осушил её наполовину. Ну, что же, пора, наверное, подводить итоги. Медведь не добыт, лось тоже. Есть кабан, вальдшнепы, рябчики, но на душе почему-то грустно. Может, от того, что не всё вышло так, как хотел? Но ведь, как часто получалось на охотах так, как планировал? Вспоминается избитая фраза «охота – не магазин» Действительно, не магазин. Это, скорее, тропа, которая петляя, ведёт тебя через лес, и ты никогда не знаешь, что ждёт тебя за поворотом... Допив пиво, я поплёлся спать. Весь следующий день лил дождь, и только ближе к вечеру распогодилось. Но дул сильный ветер, и медведь на поле не вышел. А утром я уже ехал назад в Москву...
Прошла неделя. Отмывшись и отоспавшись, я успел уйти с головой в суету городской жизни, подзабыть о недавней охоте. Но однажды поздно вечером зазвонил телефон. Из трубки раздался радостный голос Миши: «Дима, привет! Ну, что, я принимаю поздравления! У лосей гон в самом разгаре, взял сегодня быка - как раз такого, как ты хотел, рога на пять отростков». «С полем!» - поздравил я товарища, и мне нестерпимо захотелось снова вернуться назад, в леса и поля Кировской области.
