Байанай
Участник
- С нами с
- 08/01/10
- Постов
- 13
- Оценка
- 18
- Живу в:
- Новосибирск
- Для знакомых
- Николай
- Оружие
- ТОЗ 34Е
- Собака(ки)
- Нет
Конец сентября — лучшее время для охоты на зайца-беляка. Зверек уже наполовину поменял окрас, так сказать, выцвел, а снег еще не лег; температура комфортная, а главное, в лесу красотища неописуемая.
Проснувшись рано утром, почти с закрытыми глазами, ежась и зевая, я добрел по холодному полу до кухни, чиркнул спичкой и поднес ее к газовой горелке. Вспыхнул голубой огонек, а вместе с ним в сознании мелькнуло что-то светлое — сегодня же суббота!
В этот день я собирался сходить на охоту и даже заранее снарядил патронташ, набив его патронами.
Наскоро позавтракав, я вскинул за плечо ружье, взял рюкзак и полный сил и предвкушения целого дня на охоте вышел из дома. Главное было незаметно проскочить через поселок, чтобы никто не увязался.
Удача в этот день была явно на моей стороне.
Тропа шла вдоль озера Седино в распадок. Если пойти по ней дальше, не сворачивая, через шесть километров покажется местечко под названием Семь озерок. Но зайцев было достаточно и поблизости. Вскоре распадок разделился надвое. С левой стороны озеро Сугун, с правой — островки зарослей мелкой лиственницы. Хорошее место для охоты. А для охоты на зайцев в такую пору лучший способ — стрельба в узерк. Я называю такую охоту «косой». Почему? Да все просто. Это только на первый взгляд кажется, что стрельба зайцев в узерк простая и легкая. На самом деле это совсем не так. Куда легче охотиться цепью, когда несколько охотников, встав друг от друга метрах в двадцати, прочесывают распадки и кустарники. На такой охоте не обязательно стараться не шуметь. Даже, наоборот, те, кто в центре цепи, громко трещат сучками, выгоняя из чащобы зайцев на тех, кто идет по краям. Заяц не убегает без конца вперед, он бегает по дуге, которая, в конце концов, заканчивается тем же местом, откуда его подняли охотники. А охотники идут себе, пересвистываются, чтобы знать, кто и где находится, и постреливают. Добычливый способ, но не безопасный. Бывает, выскочит кто-то вперед и попадает под выстрелы. А то и заяц пробежит между двумя охотниками, и дробь с треском врезается в кусты рядом с соседом. Хорошо еще, что лиственничное мелколесье густое и пробить такую стену тонких сырых стволов с тысячами гибких веток не так-то просто. Нет, наверное, охотника, который не попадал под выстрелы товарищей на охоте цепью. Другое дело стрельба в узерк.
И вот я начал охоту. Заряженное ружье держу в руках почти наизготовку. Иду медленно, осторожно ступая между упавшими сухими сучками. Стараясь не задеть ветку, пригибаюсь и проскальзываю под раскидистым кустом ольхи с маленькими шишечками и редкими потемневшими листочками. Улавливаю при этом запах ее горькой коры.
Тишину нарушает чуть уловимый царапающий звук. «Бурундук!», — думаю я. Нет, оказалось, птичка, цепляясь острыми коготками за кору, скачет вниз по стволу.
Иду дальше. Ботинок утопает в зелени брусничных веток с кровавыми каплями крупных ягод. Под брусникой тонкий слой мха. Из-под подошвы даже шороха не слышно. Лес стал гуще. По склону распадка, усыпанному мягкой, рыжей хвоей да ржавыми листьями, принесенными ветром, были четко видны заячьи тропы, уходившие узкими тоннелями в лиственничную чащобу. Внимательно приглядываюсь к каждой коряге, пеньку, упавшему стволу, не забывая при этом смотреть под ноги.
Вот взгляд выхватывает из хаоса рыжей опавшей хвои, сухой травы и шишек кругленькие шарики свежего заячьего помета. Боковым зрением улавливаю чуть заметно качнувшуюся ветку и даже не успеваю повернуть голову, как с ветки срывается рябчик и исчезает за стволами деревьев. За полусгнившим стволом что-то белеет. Под ногой треснула ветка, но ничего не произошло. Это белел кусок бересты, слетевший с этого же сгнившего ствола. Я нагнулся перед толстой веткой и замер, уловив справа чуть заметное движение чего-то светлого среди темных лиственничных стволов. Медленно поворачиваюсь и уже отчетливо вижу, как беляк опустил передние лапки на землю и тихонько, как в замедленном кино, перекинул в низком, плавном прыжке задние лапы. Заяц, как бы присел к земле и замер, не поворачивая головы и даже не шевеля ушами. Я тоже стоял в неудобной позе и секунду-другую размышлял, как бы развернуться. Еще медленнее, чем заяц, приседаю, разворачиваясь и одновременно поднимая ствол. Большой палец сдвинул предохранитель, указательный лег на курок. Столбик мушки замер на средине среза планки, потом, чуть покачиваясь, передвинулся с заячьей тушки на голову. Затаив дыхание, мягко нажимаю на курок.
Боже, какой грохот! Выстрел, разрывая тишину осеннего леса, больно бьет по перепонкам. Зайчишка, дернув задними лапками, замирает, лежа на боку. Ветра нет, но его тонкую шерсть что-то чуть-чуть колышет. Я беру его за задние лапы и выбираюсь обратно на склон распадка. Когда кровь стекла, уложил его в рюкзак. Тепло от тушки ощущается на спине даже через рюкзак и одежду. Приятная тяжесть первого трофея подняла настроение.
Перехожу в другой, сухой и кочкастый распадок, заросший с одного края ерником. Здесь бесшумно идти еще труднее. Гибкие, шершавые ветки скребут по сапогам, выдавая каждый мой шаг. Иду совсем медленно, больше глядя под ноги, чем по сторонам. Вдруг краем глаза далеко впереди замечаю убегающего по склону распадка зайца. Мелькает побелевшее брюхо, хвост, лапы. Через секунды заяц скрывается в распадке, откуда я только что пришел. Иду дальше. Думаю пойти посередине распадка, где много засохших пеньков, и направляюсь туда. Ступаю почти беззвучно; тонкий бурый мох между сухих кочек гасит любой звук.
Заяц, увидев меня, вместо того, чтобы бежать, прижался к земле под корягой. Я тоже отличился: остановился и стал его разглядывать, забыв о ружье. Для косого мои действия послужили сигналом. Он рванул из-под коряги и, мелькая серой полосой на спине, стремглав кинулся к ернику. Два выстрела вдогонку только скосили несколько веток и подняли из кустов на другой стороне распадка стайку пестрых куропаток. Я сплюнул в сердцах, эжектор тоже недовольно, с шумом выбросил под ноги две стреляные гильзы.
Я снова выбрался на склон распадка, нашел сухой пень на высоком бугре, снял рюкзак и решил перекусить. Кругом сосны с покрытыми золотистой корой стволами. Чуть уловимый ветерок шелестел в ветвях деревьев, сквозь которые на меня падали теплые, ласковые лучи солнца. Вставать не хотелось. Так бы лег и заснул под этот вечный, спокойный шелест могучего леса. Все испортил черный дятел. Уселся на соседнюю сосну, пару раз стукнул по стволу и уставился то ли на меня, то ли на скорлупу от съеденных яиц.
— Фу на тебя, — махнул я рукой.
Но дятел только перебрался за ствол дерева, полагая, что спрятался.
Третьего зайца я, скорее, почувствовал, чем увидел. Что-то было не так за густым кустом. Я осторожно сделал пару шагов в сторону, держа ружье наизготовку, и увидел косого. Я тихонько свистнул; заяц замер. Расстояние до него было метров двадцать. Шансов у него не было.
Всех зайцев я замечал боковым зрением, вот потому я и называю стрельбу зайцев в узерк «косой» охотой.
Домой я шел по редкому березняку с кустарниковым подлеском, все так же осторожно ступая по сухой траве. Под ногами часто попадались подмерзшие обабки с коричневыми шляпками и светлые поганки. На многих обабках виднелись следы от зубов каких-то грызунов. Вдруг рядом, ломая крыльями сухие ветки, с шумом взлетела огромная птица. Хватило одного выстрела, чтобы глухарка рухнула в кусты. Я нашел ее лежащей возле ствола гнилой березы и поднял. Веса в ней было килограмма два.
Солнце медленно опускалось к макушкам прозрачных берез, когда я вышел на тропу и, разрядив ружье, усталый, но довольный зашагал в сторону поселка.
Проснувшись рано утром, почти с закрытыми глазами, ежась и зевая, я добрел по холодному полу до кухни, чиркнул спичкой и поднес ее к газовой горелке. Вспыхнул голубой огонек, а вместе с ним в сознании мелькнуло что-то светлое — сегодня же суббота!
В этот день я собирался сходить на охоту и даже заранее снарядил патронташ, набив его патронами.
Наскоро позавтракав, я вскинул за плечо ружье, взял рюкзак и полный сил и предвкушения целого дня на охоте вышел из дома. Главное было незаметно проскочить через поселок, чтобы никто не увязался.
Удача в этот день была явно на моей стороне.
Тропа шла вдоль озера Седино в распадок. Если пойти по ней дальше, не сворачивая, через шесть километров покажется местечко под названием Семь озерок. Но зайцев было достаточно и поблизости. Вскоре распадок разделился надвое. С левой стороны озеро Сугун, с правой — островки зарослей мелкой лиственницы. Хорошее место для охоты. А для охоты на зайцев в такую пору лучший способ — стрельба в узерк. Я называю такую охоту «косой». Почему? Да все просто. Это только на первый взгляд кажется, что стрельба зайцев в узерк простая и легкая. На самом деле это совсем не так. Куда легче охотиться цепью, когда несколько охотников, встав друг от друга метрах в двадцати, прочесывают распадки и кустарники. На такой охоте не обязательно стараться не шуметь. Даже, наоборот, те, кто в центре цепи, громко трещат сучками, выгоняя из чащобы зайцев на тех, кто идет по краям. Заяц не убегает без конца вперед, он бегает по дуге, которая, в конце концов, заканчивается тем же местом, откуда его подняли охотники. А охотники идут себе, пересвистываются, чтобы знать, кто и где находится, и постреливают. Добычливый способ, но не безопасный. Бывает, выскочит кто-то вперед и попадает под выстрелы. А то и заяц пробежит между двумя охотниками, и дробь с треском врезается в кусты рядом с соседом. Хорошо еще, что лиственничное мелколесье густое и пробить такую стену тонких сырых стволов с тысячами гибких веток не так-то просто. Нет, наверное, охотника, который не попадал под выстрелы товарищей на охоте цепью. Другое дело стрельба в узерк.
И вот я начал охоту. Заряженное ружье держу в руках почти наизготовку. Иду медленно, осторожно ступая между упавшими сухими сучками. Стараясь не задеть ветку, пригибаюсь и проскальзываю под раскидистым кустом ольхи с маленькими шишечками и редкими потемневшими листочками. Улавливаю при этом запах ее горькой коры.
Тишину нарушает чуть уловимый царапающий звук. «Бурундук!», — думаю я. Нет, оказалось, птичка, цепляясь острыми коготками за кору, скачет вниз по стволу.
Иду дальше. Ботинок утопает в зелени брусничных веток с кровавыми каплями крупных ягод. Под брусникой тонкий слой мха. Из-под подошвы даже шороха не слышно. Лес стал гуще. По склону распадка, усыпанному мягкой, рыжей хвоей да ржавыми листьями, принесенными ветром, были четко видны заячьи тропы, уходившие узкими тоннелями в лиственничную чащобу. Внимательно приглядываюсь к каждой коряге, пеньку, упавшему стволу, не забывая при этом смотреть под ноги.
Вот взгляд выхватывает из хаоса рыжей опавшей хвои, сухой травы и шишек кругленькие шарики свежего заячьего помета. Боковым зрением улавливаю чуть заметно качнувшуюся ветку и даже не успеваю повернуть голову, как с ветки срывается рябчик и исчезает за стволами деревьев. За полусгнившим стволом что-то белеет. Под ногой треснула ветка, но ничего не произошло. Это белел кусок бересты, слетевший с этого же сгнившего ствола. Я нагнулся перед толстой веткой и замер, уловив справа чуть заметное движение чего-то светлого среди темных лиственничных стволов. Медленно поворачиваюсь и уже отчетливо вижу, как беляк опустил передние лапки на землю и тихонько, как в замедленном кино, перекинул в низком, плавном прыжке задние лапы. Заяц, как бы присел к земле и замер, не поворачивая головы и даже не шевеля ушами. Я тоже стоял в неудобной позе и секунду-другую размышлял, как бы развернуться. Еще медленнее, чем заяц, приседаю, разворачиваясь и одновременно поднимая ствол. Большой палец сдвинул предохранитель, указательный лег на курок. Столбик мушки замер на средине среза планки, потом, чуть покачиваясь, передвинулся с заячьей тушки на голову. Затаив дыхание, мягко нажимаю на курок.
Боже, какой грохот! Выстрел, разрывая тишину осеннего леса, больно бьет по перепонкам. Зайчишка, дернув задними лапками, замирает, лежа на боку. Ветра нет, но его тонкую шерсть что-то чуть-чуть колышет. Я беру его за задние лапы и выбираюсь обратно на склон распадка. Когда кровь стекла, уложил его в рюкзак. Тепло от тушки ощущается на спине даже через рюкзак и одежду. Приятная тяжесть первого трофея подняла настроение.
Перехожу в другой, сухой и кочкастый распадок, заросший с одного края ерником. Здесь бесшумно идти еще труднее. Гибкие, шершавые ветки скребут по сапогам, выдавая каждый мой шаг. Иду совсем медленно, больше глядя под ноги, чем по сторонам. Вдруг краем глаза далеко впереди замечаю убегающего по склону распадка зайца. Мелькает побелевшее брюхо, хвост, лапы. Через секунды заяц скрывается в распадке, откуда я только что пришел. Иду дальше. Думаю пойти посередине распадка, где много засохших пеньков, и направляюсь туда. Ступаю почти беззвучно; тонкий бурый мох между сухих кочек гасит любой звук.
Заяц, увидев меня, вместо того, чтобы бежать, прижался к земле под корягой. Я тоже отличился: остановился и стал его разглядывать, забыв о ружье. Для косого мои действия послужили сигналом. Он рванул из-под коряги и, мелькая серой полосой на спине, стремглав кинулся к ернику. Два выстрела вдогонку только скосили несколько веток и подняли из кустов на другой стороне распадка стайку пестрых куропаток. Я сплюнул в сердцах, эжектор тоже недовольно, с шумом выбросил под ноги две стреляные гильзы.
Я снова выбрался на склон распадка, нашел сухой пень на высоком бугре, снял рюкзак и решил перекусить. Кругом сосны с покрытыми золотистой корой стволами. Чуть уловимый ветерок шелестел в ветвях деревьев, сквозь которые на меня падали теплые, ласковые лучи солнца. Вставать не хотелось. Так бы лег и заснул под этот вечный, спокойный шелест могучего леса. Все испортил черный дятел. Уселся на соседнюю сосну, пару раз стукнул по стволу и уставился то ли на меня, то ли на скорлупу от съеденных яиц.
— Фу на тебя, — махнул я рукой.
Но дятел только перебрался за ствол дерева, полагая, что спрятался.
Третьего зайца я, скорее, почувствовал, чем увидел. Что-то было не так за густым кустом. Я осторожно сделал пару шагов в сторону, держа ружье наизготовку, и увидел косого. Я тихонько свистнул; заяц замер. Расстояние до него было метров двадцать. Шансов у него не было.
Всех зайцев я замечал боковым зрением, вот потому я и называю стрельбу зайцев в узерк «косой» охотой.
Домой я шел по редкому березняку с кустарниковым подлеском, все так же осторожно ступая по сухой траве. Под ногами часто попадались подмерзшие обабки с коричневыми шляпками и светлые поганки. На многих обабках виднелись следы от зубов каких-то грызунов. Вдруг рядом, ломая крыльями сухие ветки, с шумом взлетела огромная птица. Хватило одного выстрела, чтобы глухарка рухнула в кусты. Я нашел ее лежащей возле ствола гнилой березы и поднял. Веса в ней было килограмма два.
Солнце медленно опускалось к макушкам прозрачных берез, когда я вышел на тропу и, разрядив ружье, усталый, но довольный зашагал в сторону поселка.
, только фотографий не хватает. С полем!
