РАЗРЯД Ш
ДИЧЬ СТЕПНАЯ, ИЛИ ПОЛЕВАЯ
СТЕПЬ
Собираясь
говорить о степной дичи, я считаю нужным рассказать все, что
знаю о месте ее жительства.
Слово степь имеет у нас особенное значениe и обыкновенно представляет
воображению обширное пространство голой, ровной, безводной земной
поверхности; многие степи таковы действительно, но в Оренбургской
губернии, в уездах Уфимском, Стерлитамацком, Белебеев-ском,
Бугульминском, Бугурусланском и Бузулуцком (Последние три
уезда отошли теперь ко вновь учрежденной Самарской губернии.),
степи совсем не таковы: поверхность земли в них по большей части
неровная, волнистая, местами довольно лесная, даже гористая,
пересекаемая оврагами с родниковыми ручьями, степными речками
и озерами. Всякое пространство ковылистой нови, никогда не паханной
земли, иногда на несколько сот верст в окружности, а иногда
небольшое, зовут там степью. Такие степные места, как следует
по настоящему называть их, бывают чудно хороши весной своею
роскошною, свежею растительностью. Сочными, пышными, высокими
травами и цветами покрыта их черноземная почва, особенно по
долинам и равнинам между перелесками. В благоприятный год степные
сенокосы обильнее и лучше заливных лугов. Только по скатам величавых
горных хребтов, которые вдоль по рекам, речкам и суходолам перерезывают
иногда степные сырты и увалы, попадаются горные породы мелкорослых
трав: особенного вида приземистый, рассыпчатый ковыль, сизый
горный шалфей, белая низенькая полынь, чабер и богородская трава.
Особенным ароматом наполняют они воздух, и кто не ночевывал
летом в наших степях, на покатостях горных кряжей, тот не может
иметь понятия о благорастворенном, мягком, живительном их воздухе,
который здоровее даже лесного. Целебные качества степных трав
и степного воздуха очевидно доказываются удивительным восстановлением
телесных сил кочевых башкирцев, которые каждую весну выезжают
в свои степные кочи исхудалые, изможденные голодною зимою, и
также исцелением множества больных, уже приговоренных к смерти
врачами. Да не приписывают этого исцеления употреблению одного
кумыса: он мало оказывает пользы без степного корма для кобыльих
маток, без степного воздуха, без жизни в степи. Рано весной,
как только сойдет снег и станет обсыхать ветошь, то есть прошлогодняя
трава, начинаются палы, или степные пожары. Это обыкновение
выпаливать прошлогоднюю сухую траву для того, чтобы лучше росла
новая, не обходится иногда без дурных последствий. Чем ранее
начинаются палы, тем они менее опасны, ибо опушки лесов еще
сыры, на низменных местах стоят лужи, а в лесах лежат сувои
снега. Если же везде сухо, то степные пожары производят иногда
гибельные опустошения: огонь, раздуваемый и гонимый ветром,
бежит с неимоверною быстротою, истребляя на своем пути все,
что может гореть: стога зимовавшего в степях сена, лесные колки
(Колком называется, независимо от своей фигуры, всякий отдельный
лес; у псовых охотников он носит имя острова.), даже гумна
с хлебными копнами, а иногда и самые деревни. Для отвращения
подобных бедствий лет сорок или пятьдесят тому назад в общем
употреблении было одно средство: предварительно опалить кругом
стога, лес, гумна и деревню. Я своими глазами видал, как целые
толпы крестьян и крестьянок, с метлами в руках, производили
такое опаливание; они шли по обеим сторонам нарочно пущенного
и бегущего, как ручей, огня, тушили его боковые разливы и давали
ему надлежащее направление. При сильном ветре, обыкновенно бывающем
весною и усиливающемся от пожаров, особенно если трава суха,
это предохранительное опаливанье — дело довольно затруднительное.
Случалось, что не могли сладить с огнем, и он уходил в поле,
так что самая предосторожность производила ту же беду, от которой
защищались. Таким же образом выжигают залежи, поросшие высоким
бастыльником, и прошлогоднюю жниву. Это делается не столько
для удобрения земли, сколько для того, чтобы легче было пахать
яровую пашню, ибо на плодоносной почве густая прошлогодняя жнива
бывает выше колена. Не входя в рассуждение о неосновательности
причин, для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только,
что палы в темную ночь представляют великолепную картину: в
разных местах то стены, то реки, то ручьи огня лезут на крутые
горы, спускаются в долины и разливаются морем по гладким равнинам.
Все это сопровождается шумом, треском и тревожным криком степных
птиц. Хорошо, что степные места никогда не выгорают все дотла,
а то негде было бы водиться полевой птице. Мокрые долочки, перелески
и опушки лесов с нерастаявшим снегом, дороги, в колеях которых
долго держится сырость, наконец речки — останавливают и прекращают
огонь, если нет поблизости сухих мест, куда бы мог он перебраться
и даже перескочить. Это перескакиванье в ночной темноте бывает
также очень живописно. Огонь, бежавший широкою рекою, разливая
кругом яркий свет и заревом отражаясь на темном небе, вдруг
начинает разбегаться маленькими ручейками; это значит, что он
встретил поверхность земли, местами сырую, и перебирается по
сухим верхушкам травы; огонь слабеет ежеминутно, почти потухает,
кое-где перепрыгивая звездочками, мрак одевает окрестность...
но одна звездочка перескочила на сухую залежь, и мгновенно расстилается
широкое пламя, опять озарены окрестные места, и снова багряное
зарево отражается на темном небе.
Сначала опаленные степи и поля представляют печальный, траурный
вид бесконечного пожарища; но скоро иглы яркой зелени, как щетка,
пробьются сквозь черное покрывало, еще скорее развернутся они
разновидными листочками и лепестками, и через неделю все покроется
свежею зеленью; еще неделя, и с первого взгляда не узнаешь горелых
мест. Степной кустарник, реже и менее подвергающийся огню, потому
что почва около него бывает сырее: вишенник, бобовник (дикий
персик) и чилизник (полевая акация) начинают цвести и распространять
острый и приятный запах; особенно роскошно и благовонно цветет
бобовник: густо обрастая иногда огромное пространство по отлогим
горным скатам, он заливает их сплошным розовым цветом (Плоды
дикого персика состоят из небольших бобов, с серебряный пятачок
в окружности, сердцеобразной фигуры. Орехи, имеющие вкус горького
миндаля и, вероятно, все его качества, заключены в жесткой и
крепкой скорлупе, покрытой сверху мохнатою зеленоватою кожицею.
В Оренбургской губернии бьют из них масло, вкус которого и запах
так пронзительно остры, что одну ложку его кладут на бутылку
макового масла, и этого достаточно, чтобы сообщить целой бутылке
очень сильный, приятный и ароматический вкус; если персикового
масла положить более, то оно производит желудочные и головные
боли.), промеж которого виднеются иногда желтые полосы или
кругови-ны цветущего чилизника. По другим местам, более отлогим,
обширные пространства покрыты белыми, но не яркими, а как будто
матовыми, молочными пеленами: это дикая вишня в цвету. Вся степная
птица, отпуганная пожаром, опять занимает свои места и поселяется
в этом море зелени, весенних цветов, цветущих кустарников; со
всех сторон слышны: не передаваемое словами чирканье стрепетов,
заливные, звонкие трели кроншнепов, повсеместный горячий бой
перепелов, трещанье кречеток. На восходе солнца, когда ночной
туман садится благодатною росою на землю, когда все запахи цветов
и растений дышат сильнее, благовоннее,— невыразимо очаровательна
прелесть весеннего утра в степи... Все полно жизни,.свежо, ярко,
молодо и весело!.. Таковы степные места в Оренбургской губернии
в продолжение мая.
Если лето дождливо, то роскошная растительность сохраняет свою
свежесть до начала июля и достигает великолепных размеров; но
если июнь сух, то к концу его травы начинают сохнуть, а ковыль
развивать понемногу свои пуховые нити. К концу же июня, к Петрову
дню, поспевает ранняя полевая клубника; но самый раст ее бывает
около летней Казанской, 8 июля. Эта чудная, ароматная, превосходная
вкусом и целебная для здоровья ягода родится в некоторых местах
в удивительном изобилии: в голой, чистоковылистой степи ее мало,
но около перелесков, по долинам и залежам, когда они закинуты
уже года три или четыре и начинают лужать, клубника родится
сплошная и, когда созреет, точно красным сукном покрывает целые
загоны. В июле поспевает полевая вишня; места, где растет она,
называются вишенными садками; они занимают иногда огромное пространство
и сначала еще ярче краснеют издали, чем клубника, но спелая
ягода темнеет и получает свой собственный, вишневый цвет. Русские
туземцы только сушат полевую клубнику для продажи и для употребления
во время поста, а все азиатские племена приготовляют из нее
пастилу, которая бывает очень вкусна, если сделана из отборных
спелых ягод: она известна под именем татарской пастилы. Вишню
также сушат, а большие садки отдают на съем приезжающим нарочно
для этого промысла верховым торгашам, которые нанимают кучу
всякого народа, набирают вишен целые десятки возов, бьют морс
и увозят в больших сорокоушах: из этого морса выгоняется превосходная
водка. Но прежде нашествия человеческого нападают на ягоды птицы:
тудаки, стрепета и тетерева со своими выводками. Последние исключительно
питаются ягодами, пока ягоды не сойдут, и в это время мясо молодых
тетеревов получает отличный вкус.
Осенью ковылистые степи совершенно изменяются и получают свой
особенный, самобытный, ни с чем не схожий, чудный вид: выросшие
во всю свою длину и вполне распушившиеся перлово-сизые волокна
ковыля при легком дуновении ветерка уже колеблются и струятся
мелкою, слегка серебристою зыбью. Но сильный ветер, безгранично
властвуя степью, склоняет до пожелтевших корней слабые, гибкие
кусты ковыля, треплет их, хлещет, рассыпает направо и налево,
бьет об увядшую землю, несет по своему направлению, и взору
представляется необозримое пространство, все волнующееся и все
как будто текущее в одну сторону. Для непривычных глаз такое
зрелище сначала ново и поразительно, никакое течение воды на
него не похоже; но скоро своим однообразием оно утомляет зрение,
у иных производит даже головокружение и наводит какое-то уныние
на душу. Степные же места не ковылистые в позднюю осень имеют
вид еще более однообразный, безжизненный и грустный, кроме выкошенных
луговин, на которых, около круглых стогов потемневшего от дождя
сена, вырастает молодая зеленая отава; станицы тудаков и стрепетов
любят бродить по ней и щипать молодую траву, даже » гуси огромными
вереницами, перемещаясь с одной воды на другую, опускаются на
такие места, чтобы полакомиться свежею травкою.
Необходимая принадлежность степей Оренбургского края с весны
до поздней осени — башкирские кони, с их многочисленными стадами
мелкого скота и конскими табунами. Как только покажется подножный
корм, баш-кирцы, все без исключения, со всеми своими семействами,
здоровые и больные, с всем своим скарбом, переселяются в степь.
Выбирают привольное место, не слишком в дальнем расстоянии от
воды и леса, с изобильными пастбищами для скота, ставят войлочные
свои шатры, вообще известные под именем калмыцких кибиток, строят
плетневые шалаши и водворяются в них. Тогда-то степи населяются
и принимают свой первобытный образ, бледнеющий с каждым годом.
Здесь утонули в траве рассыпанные стада баранов, овец и коз,
с молодыми ягнятами и козлятами, матки которых всегда ягнятся
на траву; далеко слышно их разноголосное блеянье. Там бродят
и мычат стада коров; там пасутся и ржут конские табуны; а вот
появляются на концах горизонта, то с одной, то с другой стороны,
какие-то черные движущиеся точки: это остроконечные шапки башкир.
Иногда такие точки помелькают на крайних чертах горизонта и—
пропадут; иногда выплывают на степь, вырастают и образуют целые
полные фигуры всадников, плотно приросших кривыми ногами к тощим,
но крепким, не знающим устали, своим иноходцам (В породе
башкирских лошадей очень много попадается иноходцев, почти всегда
головастых, горбатых и вообще невысокого достоинства относительно
резвости бега; но они очень покойны для верховой езды, и башкирцы
очень любят на них ездить.): это башкирцы, лениво, беспечно,
всегда шагом разъезжающие по родной своей степи. Пересекая ее
во всех направлениях, они или просто гуляют от нечего делать,
или едут в гости в шабры-кочи (соседнее кочевье), иногда верст
за сто, обжираться до последней возможности жирною бараниной
и напиваться допьяна кумысом. В первых кочевьях башкирцы живут
до тех пор, пока не потравят кругом кормов своими стадами; тогда
переселяются они на другое место, а потом даже на третье. В
выборе первой кочевки башкирцы руководствуются правилом: сначала
занимать такие места, на которых трава скорее выгорает от солнца,
то есть более высокие, открытые и сухие; потом переходят они
к долинам, к перелескам (где они есть), к овражкам с родниками
и вообще к местам более низменным и влажным. С самого начала
весны отделят они всех кобылиц, кроме дойных маток, в один табун,
или косяк, и, под начальством жеребца, пускают в степь. Косячный
жеребец делается полным хозяином и настоящею главою своего гарема.
Он держит жен своих в строгом повиновении: если которая-нибудь
отобьется в сторону — он заворачивает ее в табун; он переводит
их с одного пастбища на другое, на лучший корм; гоняет на водопой
и загоняет на ночлег, одним словом, строго пасет свой косяк,
никого не подпуская к нему близко ни днем, ни ночью. Распустив
гриву и хвост, оглашая степную даль ржаньем, носится он вокруг
табуна и вылетает навстречу приближающемуся животному или человеку
и, если мнимый враг не отойдет прочь, с яростию бросается на
него, рвет зубами, бьет передом и лягает задними копытами. Бешеная
запальчивость его бывает до того безумна, что однажды косячный
жеребец напал на тройку лошадей, на которых я ехал в охотничьих
дрожках! Он изъел шею моего корневого жеребца, и я только выстрелами
мог отогнать его... Наступает суровая осень, голодно и холодно
становится в степи на подножном корме, и жеребец сам пригоняет
вверенный ему косяк жеребых маток на двор к своему хозяину.
Но не все лошади кормятся зимою на дворах; большая часть башкирских
табунов проводит зиму в степи. В деревнях остаются только лошади
отличные, почему-нибудь редкие и дорогие, лошади езжалые, необходимые
для домашнего употребления, жеребята, родившиеся весной того
же года, и жеребые матки, которых берут, однако, на дворы не
ранее, как во второй половине зимы: все остальные тюбенюют,
то есть бродят по степи и, разгребая снег копытами, кормятся
ветошью ковыля и других трав. Хотя снега в открытых степях и
по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя на просторе,
сдирает снег с гладкой поверхности земли и набивает им глубокие
овраги, долины и лесные опушки, но тем не менее от такого скудного
корма несчастные лошади к весне превращаются в лошадиные остовы,
едва передвигающие ноги, и многие колеют; если же пред выпа-деньем
снега случится гололедица и земля покроется ледяною корою, которая
под снегом не отойдет (как то иногда бывает) и которую разбивать
копытами будет невозможно, то все конские табуны гибнут от голода
на тю-беневке. Башкирцы, по лености своей, мало заготовляют
сена на зиму, да, правду сказать, на весь скот и на все конские
табуны в таком количестве, в каком башкир-цы держали их прежде,
заготовить сена было невозможно. Теперь башкирцы косят его вдвое
больше, а скота и лошадей против прежнего не имеют и вполовину.
Наконец, наступает первозимье: снег покрывает землю, ложатся
пороши, испещряется степь русачьими маликами, лисьими нарысками,
волчьими следами и следами мелких зверьков. Пришла пора сходить
и съезжать русаков. Если вдруг выпадет довольно глубокий снег
четверти в две, пухлый и рыхлый до того, что нога зверя вязнет
до земли, то башкирцы и другие азиатские и русские поселенцы
травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков
не только выборзками, но и всякими дворными собаками, а лис
и волков заганива-ют верхами на лошадях и убивают одним ударом
толстой ременной плети, от которой, впрочем, и человек не устоит
на ногах. Успех травли и гоньбы происходит от того, что лошадям
и высоким на ногах собакам снег в две и две с половиной четверти
глубины мало мешает скакать, а зверю напротив: он вязнет почти
по уши, скоро устает, выбивается из сил, и догнать его нетрудно.
С первою оттепелью, с первою осадкой снега и обра-зованьем наста,
без чего редко становится зима, всякое добыванье зверя в степи
гоньбою прекращается, потому что снег окрепнет и, подиимая зверя,
не поднимет ни человека, ни лошади. Одни зимние вьюги, по-оренбургски
— бураны, беспрепятственно владычествуют на гладких равнинах,
взрывая их со всех сторон, превращая небо, воздух и землю в
кипящий снежный прах и белый мрак... О, не дай бог никому испытать
жестокость зимних метелей в степях оренбургских!
Кроме известной дичи: тудаков, кроншнепов, стрепетов и других,
в степях водятся звери и разные зверьки: белесоватая степная
лиса, которая хуже мехом и меньше ростом лесной, красной лисицы,
называемой огневка, зайцы, русаки и тумаки, которых охотники
называют ковыльниками, хорьки, горностаи, ласки и карбыши. В
отрогах водятся волки, изредка и барсуки, а по скатам гор водились
прежде в великом множестве сурки. Я еще помню, что около самых
деревень, куда, бывало, ни взглянешь, везде по сурчинам (Сурчинами
называются бугорки, насыпанные сурками при рытье своих нор,
которые бывают очень глубоки, всегда имеют два входа и проводятся
под землею на довольно большое расстояние. Главный, или передний,
вход, широкий и утолоченный от беспрестанного влезанья и вылезанья,
называется норою, а задний, малоприметный, употребляемый только
в крайности, называется поднорком. Эти бугорки, а иногда порядочные
бугры, если семейство сурков велико, составляются первоначально
из чернозема, а потом, по мере углубления норы, заметываются
выгребаемою лапами сурков глиною и даже галькой и потому краснеются
издали, покуда плотно не обрастут чилизником и бобовником.)
сидят они на задних лапках, как медвежата, и громким свистом
перекликаются между собою. По мере населения края сурки отступали
от новых пришельцев в места более уединенные и, наконец, в некоторых
уездах почти перевелись. Бесчисленные сурчины, но уже пустые,
свидетельствуют о множестве прежних жильцов. В покинутых норах
нередко поселяются лисы и выводят детей, а зайцы русаки прячутся
в них от всякой невзгоды. Крепкая кожа и отлично мягкое сало
сурков, которые бывают до невероятности жирны к осени, весьма
пригодны для домашнего обихода. Бить из ружей их трудно, потому
что сурки сидят над самою норою и, будучи даже смертельно ранены,
падают прямо в нору и успевают залезать в нее так глубоко, что
их не достанешь, а разрывать нору много хлопот. Туземцы ловят
сурков петлями, которые настораживают над лазом из главной норы,
и капканами, которые ставят на торных тропах, проложенных от
одной сурчины к другим; сурки любят целыми семьями посещать
своих соседей и принимать гостей: соберутся кучкой, посидят
на задних лапках, посвищут и разойдутся. Бывало, станешь приближаться
к такой приятельской беседе, и вдруг хозяева попрячутся в норы,
а гости побегут неуклюже и смешно к своим сурчинам.— Сурки рано
осенью уходят в норы, затыкают их изнутри сухою травою и засыпают
до весны, до пробуждения от зимнего сна всей природы.
Со временем не останется лоскута нераспаханной степи в Оренбургской
губернии. Вопреки землемерским планам и межевым книгам, все
ее земли удобны, все должны быть населены, и все, написанное
мною о степных местах этого чудного края, сделается преданием,
рассказом старины.
|
|
