III А. О. Эмке

Александр Осипович Эмке

Что я могу сказать или вспомнить об Александре Осиповиче Эмке.

Мало, очень мало.

Все мы, гончатники, знали, что он работает лесничим и живет и охотится в глухом углу Тверской губернии, в местечке Молодой Туд.                                                                                 

Время от времени в охотничьих журналах появлялись объявления, что в его охоте продаются гончие щенки и взрослые собаки разнообразных пород: костромские, англо-русские, арлекины.

Охотился он много и хотя стаи гончих никогда не держал и породы собак не вел, но, будучи знаком и состоя в переписке со многими владельцами гончих, часто получал от них щенят, а то и взрослых собак, воспитывал их, наганивал, и, в свою очередь, дарил их своим приятелям или продавал, заводя новых.

Через его руки прошло громадное число гончих различных пород и различных охот, ибо он всегда интересовался чем-то новым, всегда стремился заполучить гончих, о выдающейся работе которых от кого-нибудь слышал.

Если бы он вел подробный дневник своим охотам и работе гончих, получилась бы крайне интересная и назидательная книга.

В журналах конца XIX и начала XX века стали появляться его заметки, посвященные гончим. Он был соседом по Тверской губернии Николая Павловича Кишенского, очевидно, находился с ним в дружбе и обычно появлялся с ним вместе на московских выставках собак, на которых Кишенский был судьей по отделу гончих. Часто Кишенский поручал ему самостоятельно определить, какая стая или какой смычок лучше, и охотно подписывался под его решением.

Дарственная память Н. П. Пахомову от А. О. Эмке на обороте фотографии

Вначале, как последователь Кишенского, Эмке был ревностным поклонником «костромской» гончей.

Позднее, когда между ним и Кишенским пробежала черная кошка, он выступил в печати с разоблачением «костромичей» и сделался таким же ярым поклонником англо-русской, познакомившись в это время с И. Л. Крамаренко и К. П. Баковецким, владельцами англо-русских гончих.

Дружа, с одной стороны, с М. И. Пильцем, ведшим багряных першинских гончих, с другой, с Крамаренко, он как-то потерял равновесие и в своих статьях стал часто противоречить самому себе.

Так, в журнале «Псовая и ружейная охота» в 1904 г., выражая свою симпатию к англо-русской гончей, он писал: «Я всецело, однако, на стороне русских собак, т. е. костромских; нам, русским охотникам, надо всеми силами стараться поддержать эту породу и по возможности избавиться от всякого западного влияния», хотя недавно доказывал, что костромская гончая является «мифом».

А в 1906 г., в том же журнале, уже уверял, что и на испытаниях Московского общества охоты англо-русские гончие побьют русских.

Человек огромного опыта, он не в состоянии был его обобщить и сделать из него какие-то заключения, установить какую-то закономерность фактов, свидетелем которых он был.

В 1925 г., в декабре, он, по приглашению Организационного комитета первого всесоюзного кинологического съезда, прибыл в Москву и принял участие в работе секции гончатников. Ему было поручено сделать доклад о стандарте англо-русской гон-чей, но, к большому нашему огорчению, доклад оказался очень слабым, и стандарт этот пришлось заново перерабатывать.

Вскоре, в 1926 г., в Харькове ВУСОРом была издана его книжка «О гончей».

Редактор журнала «Охотник», издававшегося в Москве Всекохотсоюзом, В. Н. Каверзнев (В  Н   Каверзнев не был редактором журнала «Охотник»,— он был од ним из ведущих его сотрудников.) поместил погромную на нее рецензию, зло высмеяв ряд безграмотных положений Эмке.

Действительно, книга пестрела такими «шедеврами». На стр. 69 он писал: «Стая гончих должна состоять из однопометников», доведя, таким образом, число щенят от одной выжловки до нескольких десятков, тогда как известно, что стаи нередко доходили до шестидесяти и более собак.

На стр. 94 читаем: «Даже самые мастероватые гончие дорогами голоса не отдают. Я по крайней мере таких гончих, которые бы гнали дорогами голосом, не видал»(?!?).

Наконец, на стр. 96 напечатано что-то такое, что при всем желании понять абсолютно невозможно: «Большинство имеющихся у наших охотников гончих — красногоны, отчасти это оттого, что они в массе часто беспородны, а также от того, что эти гончие не знают лисицы».

Что в этом абзаце составляет опечатки, что описки автора — никому неизвестно, но, как говорится, «комментарии излишни».

В своих статьях, помещенных уже в наше советское время в журнале «Охотник» за 1925 г., под названием «Гончая» и «Английская гончая», Эмке снова является горячим сторонником англо-русской гончей. Так, в своей второй статье он прямо пишет: «Революция уничтожила последние остатки русских гончих, а реставрировать их нам не удастся: у нас нет заводского материала. Тем из русских охотников, которым желательно будет прежде всего видеть рабочих гончих, рослых, нарядных, вязких, породистых, настоящих зверогонов, обнатуренных на русских зверовых охотах,— тем охотникам, которые отрешатся от мысли считать бывшею восточную гончую идеалом гончей вообще, придется крепко подумать, как и когда будет можно достать из Англии фоксгаунда».

К счастью, действительность блестяще опровергла этот грустный прогноз, и ринги русских гончих на последних выставках охотничьих собак показали, в каком небывалом для всего предреволюционного периода состоянии расцвета находится эта самая русская гончая, которую так спешно   пытался   похоронить Эмке.

Мне неприятно, что в моей серии портретных зарисовок гончатников нельзя было опустить Эмке, так как его имя слишком часто упоминается как в дореволюционной, так и советской охотничьей литературе — и мое молчание могло быть многими понято превратно.

Жаль, что пришлось упомянуть о его писаниях, жаль потому, что в личном знакомстве Александр Осипович Эмке представал всегда с самой лучшей стороны. Он был очень сдержан, ни о ком не говорил плохо, никогда не хвастал своими собаками, но писал плохо — торопливо и бегло: к этому его принуждала тяжелая жизнь.

Обидно, что мне ни разу не пришлось судить с ним на полевой пробе, так как я думаю, что именно там должен был раскрыться во всей силе его многолетний опыт охоты с гончими.

В свои приезды в Москву он часто останавливался у меня, и я с удовольствием вспоминаю его уютные разговоры об охотах за утренним кофе или за обедом.