Канюк (Buteo buteo)

Канюк (Buteo buteo). Русское имя свое он получил за характерный тягучий крик «кья-я-я — кья-я-я — кья-я-я», будто что-то жалобно выпрашивающий, канючащий; еще он напоминает протяжное мяуканье, что породило название птицы на английском и многих других языках — «мяукающий орел», «зануда» и т. п. К сожалению, кануло в прошлое емкое русское имя канюка, с поразительной точностью характеризующее главную его сущность,— «мышеед», «мышатник». Действительно, мыши (имеются в виду прежде всего полевки) — главная добыча канюка, определяющая основные черты его образа жизни и поведения.

В каком бы районе обширного ареала канюка, охватывающего всю Северную Евразию, ни изучали его питание, оно обязательно включает ту или иную долю мышевидных грызунов и чаще всего—весьма значительную: до 30, 50 и даже 90%. Среди грызунов излюбленная добыча канюков — полевки. При охоте на полях и лугах птицам попадаются серые полевки, на лесных вырубках — рыжие. Несмотря на очевидное к ним пристрастие, пищевой спектр канюка весьма широк. В нем есть представители всех классов наземных позвоночных животных, насекомые и рыбы (правда, исключительно редко).

Из млекопитающих канюки добывают мышей, молодых сусликов, зайцев и кроликов, кротов, землероек, даже ежей и мелких хищников (горностаев и ласок). Из птиц в лапы хищника попадают чаще всего слетки дроздов и других воробьиных, изредка пуховики тетеревиных. Рептилии представлены в добыче канюка ящерицами и змеями, включая гадюк.

Кормятся канюки и лягушками, которые разговора здесь заслуживают особого — за ту примечательную роль, что суждено им было сыграть в судьбе этого хищника. Утверждать, что лягушки канюка спасли, было бы, наверное, преувеличением, но заметить, что спасение канюка не обошлось без их участия, будет правдой. Впрочем, об этой истории чуть позже.

Канюк — хищник в наших лесах самый простой, самый обычный и самый замечательный. Прост канюк непритязательным внешним обликом. Силуэт его мягкий, округлый, крылья и хвост широкие. Окраска ординарная: бурая, неприметная. В полете видно чередование светлых и темных полос снизу на крыльях и хвосте. Иногда на груди светлая перевязь бывает, иногда — нет. Да и в целом окраска варьирует от птицы к птице: одни потемней, другие посветлей. Размером канюк заметно крупнее вороны — посолиднев, пошире. Нет в канюке ничего выдающегося: он не очень красив, не очень ловок и силен, да и не очень храбр.

Распространен хищник очень широко: в гнездовое время нет его только в тундрах, глухой восточносибирской тайге и на безлесных пространствах юга. В лесах средней полосы это обычный пернатый хищник, прочно удерживающий первое место по численности среди собратьев по отряду. Его популяция составляет обычно около половины общего населения всех пернатых хищников во многих лесных регионах нашей страны; причем «чемпион» идет с большим отрывом от следующих за ним «призеров» (коршунов, перепелятников и др.), которые вдвое-втрое его малочисленнее. Над полями и полянами, опушками и вырубками, лесами и перелесками очень часто можно увидеть, как кружат в летнем небе, парят канюки.

Не везде численность канюка одинакова. В сплошной тайге его мало: пара приходится на 30—50 квадратных километров; в лесостепи и отдельных рощах Центральной Европы много: до 2— 3 пар на квадратный километр; в лесах центральных областей гнездящаяся пара приходится на 5—10 квадратных километров.

Сопоставление плотности населения канюка в разных зонах приводит к убежденности, что человек канюку... полезен (забегая вперед, скажу — канюк человеку тоже); разреживая леса вырубками, лугами, пашнями, он создает ему идеальные сочетания условий для гнездования и охоты. Если б еще беспокойства от человека поменьше...

Гнездится канюк в самых разных лесах, но обязательно неподалеку от опушек, больших полян или вырубок. Гнезда делает разные: довольно крупные — до метра с небольшим в поперечнике или совсем небольшие, около полуметра в диаметре, и тонкие. Но во всех случаях обязательно устилает их сверху зелеными ветками сосны, ели, осины, березы. Особенно много зелени птицы натаскивают во время яйцекладки или насиживания. Иногда приносят ветки в гнездо со взрослыми уже птенцами. Надо видеть недоумение голодных канючат, когда они внимательно рассматривают принесенную папашей зеленую веточку. Наиболее предприимчивые пробуют, на всякий случай, поклевать березовые листочки. Невкусно...

Высота расположения гнезд тоже разная. Самые низкие мы находили в 4 метрах от земли, самые высокие — в 22. Летом 1968 года в Новосибирской области гнездо канюка было найдено... на земле! Да не в безлесных степях, а на лесной поляне, в окружении вполне пригодных для гнездования деревьев, на которые и перекочевали молодые канюки после успешного вылета из столь необычайного жилища.

Работая в разных областях, мы обратили внимание на некоторые различия в высоте расположения гнезд канюка при сходных природных условиях, Например, елово-березовые леса Вологодского и Владимирского стационаров мало отличаются по структуре и доле спелых высокоствольных деревьев. А высота расположения гнезд канюка в первых оказалась в среднем на 2—3 метра ниже, чем во вторых. В этой ситуации нельзя исключить различий в уровне фактора беспокойства: во владимирских лесах летом заметно больше людей, чем в вологодских. По этой причине вологодские канюки могли позволить себе роскошь гнездиться чуть пониже, что имеет некоторые преимущества. К таким гнездам удобнее подлетать снизу, они лучше защищены от дождя и солнца, меньше раскачиваются ветром.

Любопытное явление я наблюдал в Окском заповеднике весной 1957 года. На островке среди залитого вешними водами леса в старом жилище канюка загнездилась кряква (случай для этого вида не столь уж редкий). Позднее канюк счел это гнездо наиболее удобным для себя и, изгнав крякву, начал его подновлять. При этом большая часть утиных яиц оказалась прикрытой зеленой выстилкой, но два остались в лотке сверху. Самка канюка доложила к «подкидышам» еще 2 яйца и приступила к насиживанию этой уникальной, несомненно, кладки. Через несколько дней из яиц кряквы вылупились утята. Мне не удалось наблюдать поведение в этот момент приемных родителей, но, судя по наличию в гнезде свежеразодранной рыжей полевки, отношение к ним было вполне «отеческим». Самка канюка явно пыталась кормить утят, видимо, немало удивляясь капризному их характеру. Через день утята исчезли, по всей вероятности, спрыгнули с гнезда, влекомые инстинктом поиска воды, так как ни малейших следов от них не было найдено. Неурочное появление и внезапное исчезновение «первенцев» не помешало канюкам продолжать насиживание -кладки, завершившееся успешным появлением в конце мая собственных птенцов.

В кладке канюка от 2 до 4 яиц грязно-белого цвета с разного рода пятнами: большими и мелкими, четкими и расплывчатыми, яркими и едва различимыми. Редко-редко отмечали 5 яиц, причем заметили, что яиц бывает больше в богатые полевками годы. Птенцов вылупляется обычно на 1—2 меньше, чем было яиц в кладке. Но в Центрально-Черноземном заповеднике под Курском нам посчастливилось обнаружить летом 1974 года явление уникальное — 5 пуховых птенцов в выводке канюка! Подобные случаи в отечественных публикациях не отмечены, да и в мировой литературе удалось отыскать лишь два упоминания о таком факте полувековой давности.

Насиживает и обогревает пуховых птенцов почти исключительно самка. Забота самца — снабжение ее и пуховиков провиантом. Во время насиживания приносимый корм она поедает обычно вне гнезда. В таких случаях самец как-то неумело и неуверенно усаживается обогревать кладку, но уже спустя 8—10 минут начинает беспокоиться, ерзать в лотке и просительно покрикивать, будто упрашивая самку сменить его.

После появления птенцов картина резко меняется: самка почти всегда поедает добычу вместе с пуховиками. Когда самец чуть задерживается на краю гнезда, она начинает на него угрожающе кричать и даже клевать, словно прогоняя. То ли она на всякий случай защищает птенцов от папаши, то ли считает нежелательным его участие в семейной трапезе, а возможно, просто настойчиво «советует» ему не бездельничать, а немедленно заняться охотой.

Симпатичные белые пуховички имеют нрав отнюдь не мирный. Во время дежурств у гнезд мы не раз наблюдали отношения между птенцами, которые не назовешь братскими.

Агрессивные отношения среди птенцов одного выводка у пернатых хищников известны под названием каннибализма. Суть его заключается в том, что в годы нехватки пищи часть птенцов из выводка гибнет от преследований своих более сильных собратьев.

Обычно в выводке канюка появляется 2—3 пуховика. Птенцы вылупляются по очереди через 1—2 дня, так как самка приступает к насиживанию с откладки первого же яйца. Поэтому старшие птенцы в выводке бывают крупнее младших. С возрастом эта разница либо несколько стирается, если корм в избытке, либо возрастает, если корма недостаточно. Помимо захвата львиной доли пищи, у старших и более сильных птенцов проявляется инстинкт преследования младшего и более слабого, который вызывает «гнев» старших, особенно когда двигается, пытаясь, например, получить от родителей пищу. Лишенный такой возможности, младший птенец голодает, теряет силы, все больше отстает в росте от старших. Это приводит к усилению и ужесточению преследования, заканчивающегося, как правило, гибелью младшего птенца либо от голода, либо при падении с гнезда. Агрессивность старшего сосредоточивается тогда на среднем.

Техника каннибализма заключается в том, что более крупный птенец с каким-то фанатичным упорством гоняет младшего по гнезду, стараясь ударить его клювом в голову или спину. При появлении родителей с кормом у каждого из птенцов даже выработалась вполне определенная тактика. Старший, например, первым делом набрасывается на младшего, стараясь отогнать его как можно дальше от пищи. Младший тоже устремлялся отнюдь не к корму, а за спину самки, откуда он пробирался у нее под брюхом ближе к клюву и, если не был замечен братцем, успевал урвать кусочек-другой от добычи. Самка же взирала на все это совершенно равнодушно, даже если побоище между птенцами разворачивалось у нее на глазах. В гнезде, о котором идет речь, финал был закономерным: младший птенец погиб, а труп его самка скормила старшему.

Какая жестокость! — подумается иному читателю. Действительно, обычай не из гуманных. Но попробуем взглянуть на это явление шире, так сказать «с точки зрения» вида в целом. Известно, что ситуация с кормами меняется год от года очень резко. Причем предугадать, будет ли год голодным или сытым, хищники часто не могут. Различия же в снабжении выводка пищей отражаются на степени агрессивности старших птенцов. Насытившись, они некоторое время отдыхают, дремлют и, тем самым теряют бдительность по отношению к птенцу младшему. Поэтому, если очередная кормежка начнется, когда старшие еще не проголодались, младшему тоже кое-что перепадает. Кроме того, голод заметно усиливает, а сытость несколько ослабляет агрессивность. К тому же у 3—5-недельных птенцов она начинает затухать. Поэтому в более богатые кормом годы у младших птенцов появляется больше шансов дожить до вылета, чем в более бедные.

Теперь стоит задаться вопросом: что лучше для популяции или даже для всего вида: чтобы каждая семья вырастила в голодный год по одному здоровому слетку или по три больных и хилых птенца? Ответ однозначен — один здоровяк оказывается более жизненным, а стало быть, и более полезным для вида. Тут же возникает следующий вопрос: почему бы канюкам не откладывать одно, а не два-три яйца? Но вдруг год окажется «сытым»? И можно бы было вырастить трех молодых, да яйцо только одно. Опять для вида невыгодно. Вот и получается, что 2—3 яйца откладываются как бы в расчете на лучшие, оптимальные условия. Если же еды окажется мало, поправки вносит каннибализм, позволяющий число птенцов привести в соответствие с наличными пищевыми ресурсами.

В конечном счете каннибализм — одно из приспособлений вида для выживания в постоянно меняющихся условиях питания. И не единственное, есть другие: способность к перемене кормов, ежегодные переселения части популяции (нередко значительной) в богатые пищей места и т. п.

В охотничьих повадках канюка мало примечательного. Так оно и должно быть: разнообразие кормов заставляет быть универсалом, ведь каждая добыча требует особого подхода. Владея широким набором охотничьих приемов, хищник не достиг сколько-нибудь выдающихся результатов ни в одном из них. Он далеко не так стремителен, как сапсан, не столь силен, как орлы, и не так ловок, как ястреба. Впрочем, такова судьба большинства универсалов в природе. Здесь как бы приходится выбирать: либо уметь классно делать что-либо одно, либо средне — многое. Среди пернатых хищников встречаются как узкие специалисты, так и универсалы, однако в наш век стремительных преобразований природы универсалы чувствуют себя, пожалуй, уютнее. И численность их повыше, и распространены они пошире. А все потому, что приспосабливаются они ко всяческим изменениям быстрее. Не будем далеко ходить за примерами: канюк и коршун — самые что ни на есть универсальные хищники (особенно в отношении пищи). Так они и занимают по численности твердое первое место среди своих собратьев, составляя вместе около 2/3 общего их количества во многих регионах нашей страны.

Излюбленная манера охоты канюка — кружить над полями, высматривая с высоты 30—50 метров зазевавшихся полевок. Летая над полем, просторной поляной или вырубкой, он время от времени как бы приостанавливается и зависает в воздухе, трепеща крыльями наподобие пустельги (только менее изящно). Повисев так секунду-другую, складывает крылья и бросается на добычу. Без особого, как правило, успеха: поимкой жертвы завершается одна из 7 или даже 10 атак. Ничего не поделаешь — не специалист.

Другой обычный способ охоты канюка — долгие «дежурства» где-нибудь на ветке или столбе у дороги, просеки, возле небольшой полянки или просто на опушке. Здесь он подкарауливает тех же мышевидных грызунов (но уже не серых, а чаще рыжих полевок), крикливых слетков дроздов, юрких землероек и даже подземных жителей — кротов, прокладывающих свои поверхностные ходы или вылезающих по какой-либо причине на дневной свет. В годы малой численности мышевидных грызунов канюки устраивают свои сторожевые посты у лужиц, в долинах речушек, близ прудов, где взимают дань с лягушачьего царства.

Иногда птицы не подкарауливают, а выискивают добычу, перелетая по редколесью (или вдоль опушек. Из таких «инспекций» они возвращаются с самыми разнообразными, а подчас и неожиданными трофеями. Бывали случаи, когда они приносили небольших, но хищных и очень ловких ласок, колючих ежей и даже ядовитых гадюк.

Очень редко канюк пытается отнять добычу у кого-нибудь, кто послабее. Зимой близ Мюнхена видели, например, как он отобрал водяную полевку у самца пустельги. Когда очень уж голодно, промышляет рыбок, гусениц, жуков и даже дождевых червей. В Бельгии как-то подсчитали, что за 9 минут канюк склевал 54 червяка, а на юге Швеции осенью наблюдали коллективную охоту за червями двух десятков птиц.

Есть такая русская поговорка: «И швец, и жнец, и на дуде игрец»,— примерно так канюк и охотится. Но при всем том главная добыча канюков, в иные годы составляющая более 90% их рациона,— мышевидные грызуны. Среди них на первом месте чаще всего стоит один из серьезнейших сельскохозяйственных вредителей в средней полосе — обыкновенная полевка. Из других кормов определенное значение имеют кроты, землеройки, лягушки, ящерицы, птенцы и слетки некоторых птиц. Среди последних изредка попадают в лапы канюков пуховички куриных: два-три рябчонка за лето..., кто без греха! Но находились энтузиасты охраны дичи, полагающие этот «ущерб» достаточным, чтобы объявить канюка — подлинного врага всяческих мышей и полевок — вне закона. Пришлось даже провести специальные исследования для определения величины этого «урона» охотничьему хозяйству. Выяснилось, что даже в богатом дичью охотничьем хозяйстве (там, где дичи мало, канюки ее вообще не трогают) и даже в годы низкой численности основного корма (мышевидных грызунов) все канюки вылавливают не более 1—2% молодняка диких куриных.

И все-таки в требованиях охотоведов выявить охотхозяйственное значение канюка была своя логика. Дело в том, что числен-ость мышевидных грызунов, как известно, резко колеблется по годам, а примерно раз в 4 года они почти совсем исчезают с наших полей. Нас, как, впрочем, и охотоведов, интересовал вопрос: что же едят канюки, когда грызунов нет? Не переходят ли они в таких случаях на добывание молодняка куриных? — резонно сомневались работники охотничьего хозяйства. Сейчас мы можем ответить на это совершенно определенно — нет, не переходят, В таких случаях главным «заменителем» грызунов оказываются лягушки, составляющие в некоторые годы до 70% добычи отдельных пар канюков. Да, именно лягушки становятся для канюков вроде бы эрзац-мышами, но отнюдь не птенцы тетеревов и рябчиков. Это обстоятельство сыграло весьма существенную, если не решающую роль в снятии претензий к канюку деятелей охотничьего хозяйства. От «иска» к самому многочисленному в наших лесах представителю пернатых хищников пришлось отказаться — благодаря... лягушкам. Припоминаете: «лягушки канюке спасли»?

Эрзац есть эрзац. Мы не раз убеждались в этом, долгими часами наблюдая за интимной жизнью выводков из шалашей-засидок, понастроенных нами на деревьях в 4—6 метрах от канючиных гнезд, Какая суматоха учиняется на гнезде, когда глава семейства появляется с полевкой в когтях! Самка почему-то остервенело бросается на супруга и после короткой схватки буквально вырывает у него добычу. Зачем такая агрессия, для нас до сих пор осталось загадочным, поскольку и в отсутствии хозяйки самец никогда не давал ни малейшего повода заподозрить его в стремлении утаить добычу от собственной семьи. Птенцы тоже по мере сил участвуют в свалке, норовя первыми пробиться к лакомому куску. Когда пуховики еще маленькие, они проявляют свою заинтересованность громкими требовательными криками и настойчивыми попытками обратить на себя внимание мамаши. Ну, а когда подрастут, молодые канюки уже не дожидаются, пока их кто-то накормит. Они стремительно кидаются к добыче и начинают потасовку, пока какому-нибудь счастливчику не удастся, наконец, проглотить полевку. После этого мир в семье воцаряется как по мановению волшебной палочки. Мгновение назад взъерошенные и отчаянные соперники превращаются в закадычных друзей. Они даже поправляют друг другу перышки.

Совсем иная встреча ждет самца, принесшего лягушку. Правда, поначалу в гнезде поднимается тот же гвалт. Но лишь только его обитатели уяснят, что принес им папаша, интерес к добыче тотчас угасает. По очереди осматривают они лягушку, даже трогают ее или зачем-то перекладывают с места на место, но есть упорно не желают. Самка тоже остается равнодушной к такому подношению, но отнюдь не к самцу. Она сразу же начинает часто-часто, с какими-то скандальными интонациями кричать на него, не успокаиваясь до тех пор, пока не прогонит неудачливого охотника за новой добычей.

И уж совсем ледяное равнодушие встречает самца, когда он принесет... жабу (такое с ним хоть и редко, но случается). А какой у него в это время бывает вид! Конечно, недопустимо приписывать птицам человеческие эмоции при описании их поведения. Но ведь умеем мы по десяткам мелких деталей узнавать, например, что щенок провинился, а кошка чем-то довольна. Так вот, хотите верьте, хотите нет: когда самец приносит жабу, ему бывает стыдно! И держится он как-то виновато, и улизнуть с гнезда старается побыстрее. Есть чего стыдиться: гастрономические достоинства жабы, видимо, никудышные. Да и кожа у жаб прочнейшая — не только птенцам, но и взрослым канюкам не сразу удается порвать ее. К тому же жабы удивительно живучи: побывав в когтях хищника, они не погибают, а частенько начинают ползать по гнезду, в конце концов сваливаясь. Шлепнувшись с 10-метровой высоты, жабы иногда умудряются остаться в живых.

Такого рода картинки можно наблюдать во времена, когда пища в изобилии, Совсем иное бывает в годы голодные, когда мало на полях мышевидных грызунов. Тут уж птенцы не отказываются ни от лягушек, ни даже от жаб.

Отсутствием аппетита, как мы не раз убеждались, птенцы канюка не страдают. Наблюдения показали, что за день семья канюков съедает примерно 10—12 добытых животных, т. е. в среднем 300—400, иногда до 500 граммов пищи. Было также замечено, что в обильные пищей годы вылов мышевидных грызунов заметно увеличивается — до 15—20 и даже 30 зверьков в день. В такие времена, по самым скромным подсчетам, каждый выводок канюков за лето истребляет 500—1000 серых полевок — вредителей сельского хозяйства. Общая дань, взимаемая семейством канюков, 3—4 тысячи полевок или других грызунов в год.

Размер ущерба от грызунов точно определить, конечно, затруднительно, но можно уверенно считать, что каждая полевка, выедая зелень и семена, снижает урожай примерно на килограмм зерна за сезон. Нетрудно отсюда подсчитать (с учетом того, что вылавливаемые к осени полевки успели уже немало чего съесть): только одно семейство канюков за лето сберегает примерно полтонны зерна! На полях же каждого колхоза в нашей средней полосе охотится десяток, а то и больше пар канюков, сберегающих уже несколько тонн хлеба. Это ли не помощь народномухозяйству! Действительно, канюк — хищник поистине замечательный!

Человека, тем не менее, канюк побаивается, видно кампания борьбы с «вредными» хищниками кое-чему его научила. Правда, не всякого человека. Проходящие неподалеку от гнезда пастухи со стадом и собаками особых эмоций у него не вызывают. Привыкли птицы постепенно и к нашим громоздким сооружениям, воздвигаемым подле их гнезд. Если в первые дни наблюдений из шалаша-засидки мы боялись шевельнуться, чтоб не спугнуть птицу, то уже к середине периода выкармливания занятые кормежкой канюки не обращали внимания ни на шуршание блокнотов, ни на щелчки фотокамер и даже подчас нарочитое покашливание. Если канюков не обижать,— а обижать их ни в коем случае не следует,— можно вернуть доверие к человеку этого стража наших полей.

У нашего канюка есть много родственников (26 видов!), которые принадлежат к одному с ним роду, но относятся к разным видам и живут по всему свету. Больше всего канюков в Северной и Южной Америке — 18 видов. В нашей стране их намного меньше, всего 4 вида.

На севере Евразии и Северной Америки — в тундре и лесотундре — живет зимняк, или мохноногий канюк (Buteo lagopus). В нашей средней полосе и на юге он встречается только на пролете да по зиме, отсюда и название. Имя мохноногий (по латыни «зайцелапый») дано за оперенные до пальцев лапы, в чем и отличие его от канюка обычного. По окраске оба эти вида схожи, размерами зимняк чуть крупнее канюка.

В тундре зимняк гнездится на земле, в лесотундре и северной тайге — на деревьях. Летом кормится почти исключительно северными грызунами леммингами. Такая специализация подчас создает немалые неудобства. Дело в том, что лемминги имеют обыкновение резко менять численность: в одни годы они буквально кишат под ногами, в другие зверька отыскать невозможно. В этой непростой ситуации зимняку приходится либо добывать корма иные (однако птиц он ловить не умеет, а грызунов, кроме леммингов, в тундре почти нет), либо откочевывать в места обилия леммингов.

Перемещения зимняков по тундре в поисках кормных мест для гнездования подтверждены документально. Птиц, окольцованных в гнездовое время на севере Швеции или Норвегии, в другие сезоны размножения добывали в 2—4 тысячах километров к востоку — на Северном Урале и на полуострове Ямал.

Своей летней деятельностью зимняки ни пользы, ни вреда не приносят. Истребляемые ими лемминги не имеют для нашего хозяйства столь существенного значения, как мыши или полевки. Но на пролете и полевкам от зимняка крепко достается. Чехи называют его очень точно — северный мышелов. В самый критический для грызунов период года зимняки вносят весьма существенную лепту в истребление сельскохозяйственных вредителей, заслуживая тем самым доброжелательного к себе отношения.

Совсем в других условиях — по самым южным окраинам лесной зоны, в степях и полупустынях нашего юга — живет канюк-курганник (В. rufinus), а на юге Сибири — мохноногий курганник (В. hemilasius). Образом жизни они похожи на других наших канюков. Им тоже свойственно добывать мышевидных грызунов, но только их набор, разумеется, другой: суслики, песчанки, тушканчики, хомячки, разные степные полевки, Численность курганника в каком-либо районе год от года заметно меняется: в годы обилия грызунов его больше, в годы отсутствия меньше. Популяция мохноногого курганника более стабильна.

Гнезда эти птицы строят на кустиках саксаула, на обрывах, земле; особенно часто выбирают для этого какие-либо возвышения, курганы, откуда и пошло название.

На Дальнем Востоке живет малоизученный ястребиный сарыч (Butastur indicus). Характерная особенность его питания — предпочтение ящериц и насекомых.