Охота! Как много ярких воспоминаний связано у охотников с этим словом! Сколько волнующих моментов из пережитых скитаний с ружьем по полям и лесам, по рекам, озерам и болотам возникает в памяти при его упоминании!

...Темная весенняя ночь. Еще не начало светать, но какие-то неуловимые изменения воздуха, какая-то молочная дымка, разлитая вокруг, говорят о приближении утра.

Глухой, старый бор. Огромные сосны и мохнатые ели окружают вас. На земле — поваленные бурей деревья. Еще не растаявший снег лежит в тенистых местах; в низинах и ямах скапливается вешняя вода. Странные, причудливые формы, напоминающие сказочных чудовищ, принимают в темноте кусты можжевельника, растущие на склонах мохового болота. Вот одно из этих чудовищ тянет к вам свои мохнатые, цепкие лапы, как бы собираясь наказать за дерзкое нарушение его владений.

Слух напряжен до предела. Руки крепко сжимают ружье, глаза сверлят темноту ночи. Внезапно громкие, ликующие крики раздаются совсем близко. Невольно вздрагиваешь и поворачиваешь голову в ту сторону. Это перекликаются на моховом болоте журавли. Теперь — скоро...

А вот новые, так хорошо знакомые звуки послышались в стороне. «Квог, квоог, цси» — явственно доносится до вас. Это протянул невидимый в темноте первый утренний вальдшнеп.

Но сегодня вы пришли в лес не за ним. Сегодня вы ждете других звуков, другого певца. А вот и он! На окраине мохового болота кто-то произносит отчетливо и ясно: «Дак! Дак!» — и после короткого промежутка переходит на щелканье: «Тэ-кэ, тэ-кэ, тэ-кэ». Это запел глухарь.

Сразу исчезает все —и темный лес, и чудовища-кусты, и ямы, наполненные водой,— остается только он один, лесной великан, древнейшая птица наших лесов, сохранившаяся у нас еще с времен каменного века. Ждешь несколько минут, и как только глухарь с щелканья перешел на точение: «кичивря, кичивря», делаешь несколько скачков по направлению песни.

Все чаще и азартнее поет глухарь. Все ближе и отчетливее доносятся к вам колена его песни. Вот и край болота. Редкие сосны растут на его склонах. С одной из этих сосен и льются звуки глухариного пения. Теперь особенно осторожно надо подскакивать к поющей птице, замирая в короткие паузы между двумя песнями.

Глухарь поет над вашей головой. Напряженно всматриваетесь вы в очертания сосновых лап: на самой макушке сосны — что-то похожее на силуэт птицы. Сердце бешено колотится в груди, руки дрожат от волнения... Нет, это не глухарь,— это просто темная ветка. Где же он?

Внезапно вы отчетливо видите поющего глухаря. Вот он — значительно ниже, всего в полдерева, на толстом суку. Широко распустив хвост и опустив крылья, певец ходит по ветке и, принимая причудливые позы, поет свою песню, песню торжествующей весны.

Гулко раскатывается по лесу выстрел. Многоголосое эхо несколько раз повторяет его. Ломая ветви, с треском валится лесной великан вниз и тяжело ударяется о землю...

А вот и другое воспоминание возникает у вас. Острым клином вдается озимое поле в молодой березовый лесок. На его опушке искусно сплетенный шалаш. Еще ночью вы пришли на место и укрылись в нем. Кругом тишина. Внезапно раздается сильный шум крыльев и невидимая в темноте птица опускается на землю недалеко от шалаша. За ней вторая, третья...

«Чу-ффишш!» — восклицает первый тетерев, и слышно, как он подпрыгивает на месте. Ему отвечает другой. Вслед затем тетерева переходят на «бормотанье» и их переливчато-звонкое пение раздается вокруг шалаша. Временами то один, то другой петух прерывает свою песню и, задорно чуфыкнув, подпрыгивает на месте, громко хлопая крыльями.

Рассвет открывает незабываемую картину: со всех сторон, и близко и вдали от шалаша, поют тетерева. Блестящее черное оперение с чисто белыми отметинами под крыльями и распущенными лирообразными хвостами четко обрисовывает поющих косачей.

Вот один из петухов, вызывающе чуфыкнув и подпрыг-нув вверх, устремляется к соседнему тетереву. Тот принимает вызов и, чуфыкнув в свою очередь, бежит навстречу. Между противниками завязывается ожесточенная драка, во все стороны летят перья.

Вы поднимаете ружье, берете драчунов на мушку и плавно нажимаете на спусковой крючок...

...И снова вы в шалаше, только на этот раз не на опушке березового леса, а на берегу залива широко разлившейся в весеннее половодье речки. Непрерывно кричит на воде ваша подсадная утка. Время от времени над рекой проносятся стайки чирков, на берегу, в стороне от шалаша, звонко пересвистываются кулики. На опушке спускающегося к реке леса задорно кричат дрозды, где-то на лугах уныло плачет чибис.

Внезапно над шалашом раздается сильный свист крыльев. Нарядно одетый в брачные одеяния кряковой селезень кружит над вами. Подсадная кричит «в осадку» и, как бы танцуя на воде, старается привлечь внимание селезня. Круги его становятся все уже, все ниже спускается он к воде и, наконец, звучно шлепается в двадцати шагах от утки. Приняв молодцеватый вид и вытянув шею, красавец-селезень быстро плывет к коварной подруге. Выстрел прекращает его движение, и селезень остается на месте. Широко распластав крылья, он красиво выделяется на гладком зеркале залива...

А августовские и сентябрьские охоты с подружейной собакой по тетеревиным выводкам, по серым куропаткам и по болотной дичи? Сколько чарующей прелести в ярких красках летнего леса, в белесом тумане, встающем над болотом, широком энергичном поиске вашей собаки, в ее мертвой стойке над птицей и в шумном взлете тетеревиного выводка или табунка куропаток!

Или охота поздней осенью по чернотропу с отличным смычком гончих собак в умирающем осеннем лесу? Как прекрасная музыка, звучат голоса гончих, вязко преследующих матерого беляка. Вот гон приближается к вам. Невольно затаив дыхание, крепко сжимая в руках ружье, вы напряженно всматриваетесь вперед, в чащу молодых елочек. Гон все ближе и ближе, голоса собак все громче и отчетливее. Что-то замелькало в зарослях, и на просек выкатывается пегий, начавший белеть заяц и легкими прыжками идет прямо на вас.

Выстрел, и заяц, как подкошенный, ложится, а из чащи леса с ревом выскакивают возбужденные собаки и начинают прыгать вокруг вас, стараясь достать поднятого вами за ноги беляка.

А охота на крупного зверя, на волка, медведя или кабана? Сколько выносливости, смелости и находчивости требует она от охотника, какой верный глаз и твердая рука должны быть у охотника при стрельбе идущего на него разъяренного медведя или тяжело раненного кабана-секача!

Поистине, охота — это спорт смелых, спорт сильных! Какие отличные качества вырабатывает она в человеке, как закаляет его физически и морально. Тот, кто стал настоящим охотником, не боится никаких трудностей и лишений, готов к любой работе, а когда это потребуется, и к мужественной защите великой социалистической Родины.

Мы, советские охотники, и старые и молодые, и опытные и начинающие, должны помнить замечательные сло-ва К. Е. Ворошилова: «Хороший охотник — готовый опытный разведчик, меткий стрелок, способный в любых условиях переносить трудности походной жизни».

Помня эти слова, мы должны повышать свое мастер-ство, в совершенстве овладевать охотничьим спортом.

***

Многообразна и красива природа нашей Родины. Ее бескрайние леса, широкие степи, ее озера, болота и реки, поля и горы встречают нас обилием всевозможной пер: натой дичи и дикого зверя. Для каждого вида дичи существуют у нас различные способы спортивной охоты с ружьем. Каждый из этих способов имеет свои специфиче-ские особенности, основанные на образе жизни и повадках охотничьих птиц и зверей. Любая охота таит в себе своеобразную прелесть и красоту и имеет своих приверженцев.

Но самой красивой, самой поэтичной из всех охот, несомненно, является охота на вальдшнепа, которой и посвящена настоящая книга. Замечательный русский писатель С. Т. Аксаков считал охоту на вальдшнепа лучшей из лесных охот, а вальдшнепа — первым представителем нашей лесной дичи.

Охоте на осенних высыпках и особенно на весенней тяге вальдшнепа посвящено много прекрасных произведений, созданных нашими писателями и поэтами. Заканчивая книгу об охоте на вальдшнепа, мне хочется напомнить молодым охотникам прекрасное произведение талантливого русского поэта Алексея Константиновича Толстого:

НА ТЯГЕ

Сквозит на зареве темнеющих небес

И мелким предо мной рисуется узором

В весенние листы едва одетый лес,

На луг болотистый спускаясь косогором.

И глушь и тишина. Лишь сонные дрозды

Как нехотя свое доканчивают пенье;

От луга всходит пар... Мерцающей звезды

У ног моих в воде явилось отраженье;

Прохладой дунуло, и прошлогодний лист

Зашелестел в дубах... Внезапно легкий свист

Послышался; за ним, отчетисто и внятно,

Стрелку знакомый хрип раздался троекратно,

И вальдшнеп протянул — вне выстрела. Другой

Летит из-за лесу, но длинною дугой

Опушку обогнул и скрылся. Слух и зренье

Мои напряжены, и вот через мгновенье,

Свистя, еще один, в последнем свете дня

Чертой трепещущей несется на меня.

Дыханье притаив, нагнувшись под осиной,

Я выждал верный миг — вперед на поларшина

Я вскинул — огнь блеснул, по лесу грянул гром —

И вальдшнеп падает на землю колесом.

Удара тяжкого далекие раскаты,

Слабея, замерли. Спокойствием объятый,

Вновь дремлет юный лес, и облаком седым

В недвижном воздухе висит ружейный дым.

Вот донеслась еще из дальнего болота

Весенних журавлей ликующая нота —

И стихло все опять — и в глубине ветвей

Жемчужной дробию защелкал соловей.

__