- С нами с
- 01/01/00
- Постов
- 9 763
- Оценка
- 3 533
- Живу в:
- Питер Петроградка
- Для знакомых
- Михаил (на ты)
- Охочусь с
- 2000
- Оружие
- MP 153, Rem 700 VLS .243
Митрич с Петровичем ушли на косачиный ток вечером, обещали вернуться утром. К обеду жены забеспокоились, хотя и знали, что мужья в лесу выросли, дорогу домой с закрытыми глазами найти смогут. Но всякое ведь случается...
В конце апреля дни уже длинные. Солнце над горизонтом светило по-весеннему. Снег, копившийся зимой, таял на глазах и "садился", освобождая землю от зимнего плена. Съедали снег ночные туманы и дожди, нередкие в апреле.
Ручьи сначала бесшумные, а потом журчат всё веселее и веселее. Почки на деревьях набухают, готовясь взорваться зелёными клейкими листьями. Просыпаясь, деревья будят смолистым духом всю живность в лесу. Идёшь сосновым бором в ясный апрельский день и видишь: снегу вокруг ещё белым-бело, а нет-нет и пролетит возле лица сонный комар или бабочка вьётся около хонги сосновой, тёплой на ощупь. Хонга иссушена ветрами и солнцем, а под остатками коры у самой земли есть укромные места для мелких насекомых. Иногда по белому сверкающему снегу ползёт куда-то чёрная, мохнатая гусеница.
В такое время в глухоманях боровая птица слетается по утрам на тока. У глухарей и косачей есть свои излюбленные места, где они собираются из года в год на праздничные турниры. Их серенькие подружки тоже прилетают и рассаживаются на деревьях. Они смотрят с высоты и подбадривают красавцев петухов ласковым коканьем или подают сигнал тревоги, когда замечают опасность. А петухи перед ними забывают обо всём.
Чёрные, краснобровые птицы бьются не на жизнь, а на смерть. И поют боевую песню. Каждый свою. Их голоса сливаются в многоголосый хор. Им подпевает всякая лесная мелочь. Дятлы выдают гулкую дробь, напоминающую барабанный бой. Далеко разносится на утренней заре этот гимн весне и солнцу.
Не спится охотнику в эти дни. Кровь дикого предка будит его на рассвете. Соберёт он котомку с сухарями, проверит лыжи, прихватит охотничьи припасы и отправится на заветное место к непуганому токовищу, о котором знает только он да товарищ, которому доверяет, как себе. Не один котелок чаю выпили, не раз вместе выходили на нелёгкие охотничьи тропы.
Одному в лесу ходить плохо. Не потому, что там звери. Это даже бабка знает. Не раз говорила: "В лесу всех опасней человек. А волка и медведя нечего бояться. Они постоянно рядом с человеком ходят, да только на глаза не показываются. Чаще всего люди пропадают по своей неосторожности. По лесам лучше всего ходить вдвоём, только не бери в лес товарища хуже себя".
Петрович всегда ходил на охоту с Митричем. Работал Петрович кузнецом, Митрич - сварщиком. Петрович - статный балагур, а Митрич ростом не велик и дотошный до упёртости. Оба любили пошутить и знали себе цену. Петрович частенько подшучивал над другом, а тот доказывал, если был в чём-то не согласен, свою правоту. На потеху бесплатных зрителей -механизаторов, которые любили заходить по делу или на перекур в кузню к Петровичу.
Митрич с Петровичем договорились сходить на ток, когда закончилась засиверка (похолодание) и подул тёплый южный ветерок. "В такую погоду тетеря падает", - говорят старики. Значит, глухари и косачи поют не только на деревьях, но и слетают на землю, токуют по-настоящему.
Охотники ушли после работы, чтобы утром вернуться. Засветло добрались до тока. Посмотрели подтаявшие, но заметные ещё утренние следы косачей. Подладили прошлогодний шалаш и отошли подальше от тока, чтобы не насорить, не нашуметь, не напугать птиц.
В низинке за ельником сварили чай, поели, подсушили одежду и приготовились к утру. Апрельская ночь не длинна, не сравнишь с осенней. Перекоротали быстро. Затемно ушли по своим следам в шалаш ждать рассвета и прилёта косачей.
В третьем часу утра тишину разбудил куропоть своим жутковатым говорком. Тут же на бреющем полёте откуда-то взялись косачи. Рассевшись по кочкам, торчавшим из снега, немного помолчали, прислушиваясь, и вслед за токовиком забормотали, заворковали, забулькали и зачуфыкали, намолчавшись за ночь. "Концерт" начался без всякого вступления.
Где-то рядом с шалашом двигались, кружась, в боевом танце чёрные, как головешки, пальники. В сумерках их было плохо заметно. Только белое оперение в хвостах, подобных лире, временами указывало местонахождение птиц. То и дело раздавался звук сшибающихся тел и хлопки крыльев.
Иногда увлечённые бойцы пробегали возле шалаша, в котором застыли охотники.
Вот верхушки сосен осветились первым лучом солнца. Закокала тетёрка и голоса птиц слились в непрерывную мелодию. Стало совсем светло и явственно видно краснобровых чёрно-белых петухов на земле и сереньких тетёрок на деревьях. Можно бы бесконечно слушать и смотреть их представление, но апрельским утром сидеть в шалаше - не то же самое, что сидеть дома на русской печке. Митрич и Петрович начинали клацать зубами - аккомпанементом к песне птиц. Они знаками договорились стрелять одновременно - и выстрелили.
Косачи смолкли, а потом резко взлетели. Когда рассеялся дым от выстрелов, на снегу чернели два убитых косача. Охотники не выходили из шалаша и через некоторое время "черныши", вслед за токовиком, снова слетели на поляну. После антракта "концерт" возобновился с новой силой. Раздался второй залп - и ещё две птицы остались после взлёта испуганной стаи.
Митрич с Петровичем решили больше не стрелять и стали собираться домой. Над шалашом на ёлочку уселась неосторожная тетёрка, но Петрович махнул на неё шапкой: "Лети, глупая, ты нам не нужна!". Самочек весной они не стреляли. К осени каждая из них может вывести десяток молодых косачей.
"Пошли, - сказал Петрович, - а то на работу не успеем". Отойдя от тока, решили перекусить. Выпив чаю и согревшись, пошли к дому, но тут случилось неожиданное - у Митрича сломалась лыжа на твёрдом снегу. "Вот и успели", - в сердцах сказал он.
Подумали: новую лыжу тесать долго, времени нет, сломанную скрепить нечем. Петрович и говорит: "Ты, Митрич, в мой мешок уместишься. Залезай, да пойдём. А то и, правда, опоздаем". Митрич поупирался немного, но делать нечего, согласился. Роста он был, напомню, небольшого, в "сиротский" мешок Петровича как раз вместился. Петрович на своих еловых кондах-лыжах пошёл отмерять километры.
Долго ли, коротко ли, а вышли из леса. Митрич в рюкзаке, по словам Петровича, сначала помалкивал, а как крыши домов показались, пошутил: "Давай, Петрович, побыстрей, а то на работу опаздываем". ... Мужики потом в кузнице смеялись, слушая эту историю, а Митрич "кипятился", доказывал, что этого не было. Может, и правда, не было. Хотя Петрович, все это знают, врал редко, да и то не для корысти, а для веселья. С Митричем они до сих пор ходят на охоту вместе.
Василий РОМАНОВ.
В конце апреля дни уже длинные. Солнце над горизонтом светило по-весеннему. Снег, копившийся зимой, таял на глазах и "садился", освобождая землю от зимнего плена. Съедали снег ночные туманы и дожди, нередкие в апреле.
Ручьи сначала бесшумные, а потом журчат всё веселее и веселее. Почки на деревьях набухают, готовясь взорваться зелёными клейкими листьями. Просыпаясь, деревья будят смолистым духом всю живность в лесу. Идёшь сосновым бором в ясный апрельский день и видишь: снегу вокруг ещё белым-бело, а нет-нет и пролетит возле лица сонный комар или бабочка вьётся около хонги сосновой, тёплой на ощупь. Хонга иссушена ветрами и солнцем, а под остатками коры у самой земли есть укромные места для мелких насекомых. Иногда по белому сверкающему снегу ползёт куда-то чёрная, мохнатая гусеница.
В такое время в глухоманях боровая птица слетается по утрам на тока. У глухарей и косачей есть свои излюбленные места, где они собираются из года в год на праздничные турниры. Их серенькие подружки тоже прилетают и рассаживаются на деревьях. Они смотрят с высоты и подбадривают красавцев петухов ласковым коканьем или подают сигнал тревоги, когда замечают опасность. А петухи перед ними забывают обо всём.
Чёрные, краснобровые птицы бьются не на жизнь, а на смерть. И поют боевую песню. Каждый свою. Их голоса сливаются в многоголосый хор. Им подпевает всякая лесная мелочь. Дятлы выдают гулкую дробь, напоминающую барабанный бой. Далеко разносится на утренней заре этот гимн весне и солнцу.
Не спится охотнику в эти дни. Кровь дикого предка будит его на рассвете. Соберёт он котомку с сухарями, проверит лыжи, прихватит охотничьи припасы и отправится на заветное место к непуганому токовищу, о котором знает только он да товарищ, которому доверяет, как себе. Не один котелок чаю выпили, не раз вместе выходили на нелёгкие охотничьи тропы.
Одному в лесу ходить плохо. Не потому, что там звери. Это даже бабка знает. Не раз говорила: "В лесу всех опасней человек. А волка и медведя нечего бояться. Они постоянно рядом с человеком ходят, да только на глаза не показываются. Чаще всего люди пропадают по своей неосторожности. По лесам лучше всего ходить вдвоём, только не бери в лес товарища хуже себя".
Петрович всегда ходил на охоту с Митричем. Работал Петрович кузнецом, Митрич - сварщиком. Петрович - статный балагур, а Митрич ростом не велик и дотошный до упёртости. Оба любили пошутить и знали себе цену. Петрович частенько подшучивал над другом, а тот доказывал, если был в чём-то не согласен, свою правоту. На потеху бесплатных зрителей -механизаторов, которые любили заходить по делу или на перекур в кузню к Петровичу.
Митрич с Петровичем договорились сходить на ток, когда закончилась засиверка (похолодание) и подул тёплый южный ветерок. "В такую погоду тетеря падает", - говорят старики. Значит, глухари и косачи поют не только на деревьях, но и слетают на землю, токуют по-настоящему.
Охотники ушли после работы, чтобы утром вернуться. Засветло добрались до тока. Посмотрели подтаявшие, но заметные ещё утренние следы косачей. Подладили прошлогодний шалаш и отошли подальше от тока, чтобы не насорить, не нашуметь, не напугать птиц.
В низинке за ельником сварили чай, поели, подсушили одежду и приготовились к утру. Апрельская ночь не длинна, не сравнишь с осенней. Перекоротали быстро. Затемно ушли по своим следам в шалаш ждать рассвета и прилёта косачей.
В третьем часу утра тишину разбудил куропоть своим жутковатым говорком. Тут же на бреющем полёте откуда-то взялись косачи. Рассевшись по кочкам, торчавшим из снега, немного помолчали, прислушиваясь, и вслед за токовиком забормотали, заворковали, забулькали и зачуфыкали, намолчавшись за ночь. "Концерт" начался без всякого вступления.
Где-то рядом с шалашом двигались, кружась, в боевом танце чёрные, как головешки, пальники. В сумерках их было плохо заметно. Только белое оперение в хвостах, подобных лире, временами указывало местонахождение птиц. То и дело раздавался звук сшибающихся тел и хлопки крыльев.
Иногда увлечённые бойцы пробегали возле шалаша, в котором застыли охотники.
Вот верхушки сосен осветились первым лучом солнца. Закокала тетёрка и голоса птиц слились в непрерывную мелодию. Стало совсем светло и явственно видно краснобровых чёрно-белых петухов на земле и сереньких тетёрок на деревьях. Можно бы бесконечно слушать и смотреть их представление, но апрельским утром сидеть в шалаше - не то же самое, что сидеть дома на русской печке. Митрич и Петрович начинали клацать зубами - аккомпанементом к песне птиц. Они знаками договорились стрелять одновременно - и выстрелили.
Косачи смолкли, а потом резко взлетели. Когда рассеялся дым от выстрелов, на снегу чернели два убитых косача. Охотники не выходили из шалаша и через некоторое время "черныши", вслед за токовиком, снова слетели на поляну. После антракта "концерт" возобновился с новой силой. Раздался второй залп - и ещё две птицы остались после взлёта испуганной стаи.
Митрич с Петровичем решили больше не стрелять и стали собираться домой. Над шалашом на ёлочку уселась неосторожная тетёрка, но Петрович махнул на неё шапкой: "Лети, глупая, ты нам не нужна!". Самочек весной они не стреляли. К осени каждая из них может вывести десяток молодых косачей.
"Пошли, - сказал Петрович, - а то на работу не успеем". Отойдя от тока, решили перекусить. Выпив чаю и согревшись, пошли к дому, но тут случилось неожиданное - у Митрича сломалась лыжа на твёрдом снегу. "Вот и успели", - в сердцах сказал он.
Подумали: новую лыжу тесать долго, времени нет, сломанную скрепить нечем. Петрович и говорит: "Ты, Митрич, в мой мешок уместишься. Залезай, да пойдём. А то и, правда, опоздаем". Митрич поупирался немного, но делать нечего, согласился. Роста он был, напомню, небольшого, в "сиротский" мешок Петровича как раз вместился. Петрович на своих еловых кондах-лыжах пошёл отмерять километры.
Долго ли, коротко ли, а вышли из леса. Митрич в рюкзаке, по словам Петровича, сначала помалкивал, а как крыши домов показались, пошутил: "Давай, Петрович, побыстрей, а то на работу опаздываем". ... Мужики потом в кузнице смеялись, слушая эту историю, а Митрич "кипятился", доказывал, что этого не было. Может, и правда, не было. Хотя Петрович, все это знают, врал редко, да и то не для корысти, а для веселья. С Митричем они до сих пор ходят на охоту вместе.
Василий РОМАНОВ.
