Дикая вода (Из охотничьих записок)

[natalysn]

Дино, дорогой, ЕЩЁ!!! Пожалуйста

 

[valya]

замечательные рассказы

 

[Grace]

Побольше нам таких новичков!

здесь - рука, протянутая для рукопожатия

Пожму с удовольствием, земляк!
Перечитывая очередной раз (читала, распахнув глаза & рот открыв!), обнаружила, что ещё не ответила. Спасибо за рассказы и Добро пожаловать!

О любви к книгам "не из компьютера":
Андрейка, kedr, третьим возьмёте?

 

[Дино]

Дино, дорогой, ЕЩЁ!!! Пожалуйста

Эээ... разве можно ответить отказом на такую просьбу?!

Под сезон, пожалуй - рассказ об одной зимней охоте, которую кто-то может назвать неудачной (нотолько не я)...

Книга жизни

Один из самых легких, самых незаметных, неслышных звуков на свете – звук падающего снега в безветренный зимний день. Звук, возникающий при соприкосновении микроскопических лучиков крошечных снежинок, завершающих свой волшебный, неспешный полет. Этот звук улавливается самым краешком слуха – он, скорее, больше подозревается, чем слышится – просто в какой-то момент осознаешь, что он есть.

Я очень люблю этот звук – и иногда, зимой, готов удрать из города только для того, чтобы услышать его. Город слишком эгоистичен, чтобы позволить своим жителям (или пленникам?) испытывать столь чуждые ему ощущения – он, как ревнивая мачеха, использует все доступные ему средства, чтобы мы не расслышали робкого зова нашей незаслуженно забытой матери-природы. Город подсовывает нам парки и скверы, но и они насквозь пропитаны его дыханием – отдаленным гулом шоссе, гомоном гуляющих или спешащих куда-то людей, лаем собак – да мало ли еще чем. Городская жизнь чужда тишине и созерцанию – потому мы и стараемся хоть не надолго вырваться из ее цепких объятий, чтобы побыть наедине – с собою, с природой, и, наконец, друг с другом.

Для этой цели зима – самое подходящее время года. Она тише, спокойнее, чем все остальные. Нет ярких красок, отвлекающих взгляд, нет того, смешанного с шелестом листвы, птичьего гомона, в котором тяжело разобрать отдельные звуки – есть тихая, чуть дремотная природа – и в ней каждый звук хорош, ценен, ярок уже сам по себе – как маленький шедевр гениального художника или музыканта.

Есть и другие зимние дни – дни морозные, солнечные, когда становится больно смотреть на ослепительно сверкающий снег, когда в душе возникает неуемное возбуждение, порыв, восторг – и сердце непроизвольно начинает колотиться. В такие дни хорошо бегать по снегу, резвиться, играть в снежки – но такие дни совершенно не подходят для задумчивых, тихих прогулок, для наблюдений, созерцания…

В тихий, безветренный денек, когда небо, хоть и задернуто облаками, но не серо, когда редкие-редкие снежинки нет-нет, да и опустятся на щеку или на рукав, так хорошо войти под своды леса. Все вокруг безмолвно, неподвижно, лес кажется спящим. Поневоле начинаешь ступать осторожно, мягко, чтобы не зашуметь, не нарушить его покоя. При каждом шаге, ставя ногу на снег, чувствуешь, как он подается, проседает под твоим весом, как крахмально он похрустывает, когда тысячи и тысячи снежинок прижимаются друг к другу. Каждый шаг ощущается, доставляет удовольствие, кажется важным и существенным – достаточно оглянуться, чтобы увидеть оставленные тобой следы.

Идешь и поневоле любуешься тонким изяществом веточек, припорошенных снежком – до чего они контрастны, прихотливы, изящны, как они легки и воздушны… Летом они не так заметны, укрытые за пышностью зелени - они заняты важной работой, служа опорой другой красоте –яркой, сочной красоте цветов, листвы… Зима – их время покрасоваться, быть, наконец, по достоинству оцененными.

Но вот и ель в своем сказочном зимнем наряде. С пушистыми шапками белого снега, лежащими на ее широких лапах, она кажется такой мягкой, такой по особенному уютной – словно избушка с засыпанной снегом крышей в глухом лесу. Летом, на фоне более яркой листвы, ее зелень кажется темной, даже несколько угрюмой, мрачноватой. Но зато теперь, в окружении черных, белых, всех оттенков серого, тонов – как же свежа она, какой кажется живой, сочной, яркой – не так ли бывает и в общении с людьми, когда для того, чтобы в полной мере оценить достоинства собеседника, надо пообщаться с ним наедине, вне толпы?...

Но это всё – пейзаж, обложка великой Книги Лесной Жизни, страницы которой – ослепительный, чистейшей белизны снег, а авторы – жители этого сказочного зимнего леса. Все те – от мала до велика – кто здесь бегает, прыгает, перепархивает между деревьями, кормится, охотится, убегает и спит. Каждый из них оставляет свои следы, свои пометки и рисунки на страницах этой книги… потом… потом - приходит снегопад и открывает новую страницу этой книги, бесконечной, как сама Жизнь.

Неспешно иду, вглядываясь в цепочки крошечных, словно прутиком наколотых, следочков. Не иначе – мышка, торопилась куда-то по своей надобности. Ого – а вот и лисьи следы – рыжая пришла из-за заросли небольших елочек, не то услышав, не то почуяв мышку – и побежала по ее следу. Решаю посмотреть, чем дело кончилось, иду по лисьему следу – судя по всему, след уже давний – припорошен изрядно, но все равно – интересно! Но вот – ого! – заячий след, по касательной пересекающий мой путь – и какой свежий! Такое впечатление, что отдельные снежинки, выметенные лапами, еще продолжают, оседая, виться в воздухе! Вот это да! Пульс сразу учащается, становится тепло.

Шустро удирал, пострел – уж не от меня ли? Ну, догонять зайца по такому снегу – занятие, на мой взгляд, не самое оправданное! Так что гораздо интереснее – посмотреть, откуда он соскочил. Возможно, даже удастся найти место его лежки. Стараясь не шуметь и не особенно сильно размахивать руками, зарываясь в снег, бреду по свежему следу. Очередной шаг… О, чёрт! Подошва соскальзывает со ствола поваленного деревца, совершенно укрытого снегом.

Всё, прощай, моя старательная маскировка! С оглушительным треском падаю прямо в объятия невысокой елочки, радостно осыпающей меня охапками снега. И в этот самый момент успеваю заметить, как, метрах в пятнадцати от меня, словно взрывается маленький сугробчик и беляк, взметая фонтанчики снега и заложив уши, стремительно уносится в глубину леса. Ах, шельмец! – судя по всему, обежал меня тихонечко по малому кругу, да и вернулся на свою лёжку – досматривать сладкие сны! Ну, теперь-то он уж подальше отбежит! Кряхтя, поднимаюсь, отряхиваюсь, оглядываюсь по сторонам…

Ранние зимние сумерки начинают сгущаться, а мне ещё идти и идти до дома – успеть бы дотемна. Надеюсь, зайчишка все-таки досмотрит сегодня свой самый красивый, тёплый и светлый сон – сон о грядущем лете.

А утром повалил снег – пушистый, белый, сверкающий. Этот снег перевернул страницу Великой Книги с рассказом о незадачливом охотнике, угодившем в объятия маленькой, стройной елочки и тем изрядно напугавшем многих обитателей сказочного леса.

Вот и зимой не сидится мне в городе…

 

[kedr]

Андрейка, kedr, третьим возьмёте?

Я обязательно!!!

ЗЫ. Справка: В Иркутской облости, самая большая плотность заселение медведями (особей на квадратный километр). Была у медведя рогатина и ружо, теперь и арбалет будет! Яночка не серчай , я так "пошалить"

У нас много читающих людей. А вот пишущих маловато, стесняются чоль "критиков"!

 

[Гарри]

У нас много читающих людей. А вот пишущих маловато, стесняются чоль "критиков"!

И ничего не мало http://piterhunt.ru/scripts/forum/showthread.php?t=53554 Вот когда в баечном разделе соберемся, всем покажем... что могем.

 

[Дино]

И ничего не мало

Ну, туда мне пока что нельзя - маленький ишшо. А если серьёзно - мне именно на этом форуме очень приятно то, что есть авторы, способные писать от души.

 

[Гарри]

Ну, туда мне пока что нельзя - маленький ишшо.

Ничего, Дмитрий, еще немного, еще чуть-чуть... и будет можно. Я уверен

А по хантеру Вас к сожалению не помню , видно не пересекались.

 

[Дино]

еще немного, еще чуть-чуть

Игорь, я же охотник, мне в засидке сидеть не впервой... Подождём.

А на Хантере я не пишу уже года четыре. Как ушёл от нас Олег. Светлая ему память. Не могу - грустно очень. Мы были сильно дружны с ним.

 

[Гвелешапи]

Вот когда в баечном разделе соберемся

а раздел-то будет? А то я уж тоже потихоньку нычу бумагу на работе))) под распечатки.

 

[Дино]

Есть у меня в блокноте ещё один рассказ о совсем, казалось бы, невероятном случае. Но, тем не менее, это - правда. И такое случается, только очень редко, к сожалению...


Дождь
Крошечные капли дождя тихо щёлкали по пожелтевшим листьям, скатывались с концов еловых лап и шлёпали по влажной земле, уже почти сплошь засыпанной облетающим листом. Дождик, едва заметный поначалу, зачастил. Звуки, издаваемые отдельными каплями, начинали сливаться в единый, почти равномерный шум. Небо становилось всё темнее и ниже, его цвет, сперва почти белый, быстро наполнялся свинцовой серостью.

Шагая по лесной тропе, я размышлял о том, какая же капризная выдалась в этом году осень - ещё час назад, когда я выходил из избушки, ничто не предвещало дождя. Было тихое, яркое и очень красивое солнечное утро, одно из таких, какие бывают только в самый разгар золотой осени. Таким ясным, светлым утром небо бывает особенно глубоким, густого голубого цвета с лёгкими нотками аквамарина, а листья, освещённые солнцем, горят то золотом, то полированной медью. Сочной зеленью рисуется на небе хвоя высоченных сосен, а их стволы отливают бронзой. Лёгкие белые облака, плывущие по небу, в такие моменты особенно легки и воздушны. Они ярко освещены солнцем и словно светятся изнутри. А если встать в такой день пораньше, можно насладиться удивительно нежным, ласкающим душу зрелищем, когда солнце, едва поднявшееся над горизонтом, красит эти пушистые облака в розово-сиреневый цвет, поражающий разнообразием и тонкостью оттенков.

Вот такое редкостное утро было теперь безнадежно испорчено приползшей невесть откуда тучей, затеявшей, вдобавок, сеять каким то грустным, совсем осенним дождиком. Её первым предвестником был ветерок, поначалу слабый и почти незаметный, налетавший порывами и робко, исподтишка шелестевший кронами берёз. Затем подёрнулась белесоватой мутью прежде кристальная, прозрачная голубизна неба, которое стало бледнеть, выцветать прямо на глазах. Ветер хотя не особенно усилился, но задул равномернее, почти без перерывов. И вот уже горизонт задёрнулся грязноватой, неряшливой сероватой занавеской, которая приближалась медленно, но неуклонно. Потускнели краски, погасло золотое сияние листвы и даже звуки - пение птиц, шелест листьев, хруст веточек под ногами - стали тише и приглушеннее.

Мои размышления были внезапно прерваны холодной струйкой воды, скатившейся с шапки за воротник. Я поёжился. Охоты в такой дождь, скорее всего, уже не получится - птица забьётся под деревья и будет сидеть там крепко, скрываясь от дождя, встревоженная и осторожная. Возвращаться под дождём в избушку - значит промокнуть насквозь и потерять остаток дня на сушку одежды. Оставалось одно: попробовать переждать дождь под густыми лапами высокой, матёрой ели, так кстати росшей неподалёку.

Это была замечательная, настоящая ель - с огромными, заросшими седым мхом лапами, нависающими над землёй словно шалаш, с толстенным, не менее обхвата, стволом, какая-то сказочно стародавняя и вековечная. Было даже удивительно, как ей удалось уцелеть среди сплошных порубок, пожаров и прочих лишений, пронёсшихся над карельскими лесами за последние десятилетия. Почва под этим сказочным, могучим деревом была совершенно сухой - ни одна капля дождя не могла просочиться сквозь многоярусную крышу, состоящую из плотных, пушистых, покрытых аккуратными - одна к одной - хвоинками лап. Пол этой своеобразной комнаты был устлан роскошным и мягким ковром, состоящим из толстого слоя сухой хвои, нападавшей с дерева за многие годы. Этот ковёр так и манил расположиться на нём, что я и сделал, привалившись к могучему стволу и прислонив к нему ружьё. Здесь, в сухости, на мягкой подстилке, под шум дождя, я довольно быстро задремал - веки отяжелели, мне стало тепло и уютно.

Разбудил меня неожиданный шорох где-то совсем рядом, справа от меня. Я приоткрыл один глаз и скосил его, насколько мог. Рябчик! Мокрый, нахохлившийся рябчик сидел под елью буквально в метре от меня, пугливо озираясь. Не одному мне показался уютным пятачок сухой земли под сенью ели-великана. "Вот те раз" - подумалось мне - "кто в теремочке живёт?"

Рябчик между тем продолжал озираться, переминаясь с одной мохнатой лапки на другую и время от времени устремляя на меня взгляд своего блестящего чёрного глаза-бусины. Головку он при этом держал вполоборота, слегка наклоняя её набок. Вид его, мокрого, с отчаянно топорщащимся хохолком, был трогателен и потешен настолько, что я едва не рассмеялся. Стараясь дышать как можно тише и, по возможности, совершенно не шевелиться я рассматривал своего соседа. Он был совсем мал - явно вылупился из яйца только в этом году. Даже с такого близкого расстояния, почти в упор, было очень хорошо заметно, как замечательно маскирует его пёстрое, рыжевато-серое, с коричневыми вкраплениями оперение. Постепенно он, не видя никаких признаков опасности с моей стороны, успокоился, перестал топтаться, слегка взъерошил пёрышки и сидел так, почти неподвижно, лишь изредка поблёскивая на меня бусинкой своего глаза.

Тем временем, дождь совсем прекратился. Хотя крупные, тяжёлые капли всё ещё падали с лап приютившей нас ели, но это были уже последние капли и их становилось всё меньше с каждой минутой. Вокруг заметно посветлело, краски стали ярче и, насколько я мог разглядеть из своего укрытия, не шевеля головой, в облаках, закрывавших ещё недавно всё небо плотной занавесью, образовались просветы, сквозь которые было видно радостное голубое небо. Мне, пожалуй, пора было идти дальше. Я посмотрел на своего соседа и, улыбнувшись, вполголоса сказал ему: "До свидания, приятель!"

Перемена, произошедшая в сидевшем спокойно и неподвижно рябчике, была ошеломляющей. Он резко повернул голову, уставившись на меня с выражением, как мне показалось, неподдельного ужаса. Затем он резко подпрыгнул вверх, приземлился, шарахнулся в сторону, ударился об ветку и метнулся в другом направлении. Наконец, ему удалось выбраться из-под еловой лапы, где мы прятались. Тогда он суматошно захлопал крыльями и, стукнувшись по дороге ещё пару раз о ветви росших рядом берёз, отлетел метров на сорок и уселся на ветку небольшой берёзки, прижавшись к самому стволу и продолжая испуганно меня разглядывать, наклоняя головку то в одну, то в другую сторону. Всё происшедшее так меня развеселило, что я захохотал в полный голос. Рябчик не выдержал этого, сорвался с ветки и с громким, трескучим, рассыпающимся звоном чириканьем метнулся в гущу деревьев, подальше от меня.

Я же, выбравшись из своего укрытия и отряхнувшись от налипших на одежду хвоинок, повесил на плечо ружьё и пошёл в другую сторону. Я шёл радостно улыбаясь, вдыхая полной грудью волшебный пряный аромат умытого дождём осеннего леса, вновь освещаемого ярким солнцем и на душе у меня было легко и радостно. И, странное дело, я был искренне благодарен серому осеннему дождику, подарившему мне такую неожиданную встречу.

 

[Дино]

Покопался в своиХ старых заметках и нашёл один рассказ, который, мне кажется, немного дополняет эту историю - он, собственно, о том, как мы познакомились с Саней и с этими дивными местами. (перенёс из другой темы, всё-таки место ему - здесь, он этому сборнику имя дал...)

Дикая вода

Ну вот есть на свете люди с удивительно внимательным взглядом. Вроде бы и просто смотрит человек на тебя, не вглядывается, не буравит зрачками, а все равно – чувствуешь, что видит он очень много. Есть у таких людей что-то в морщинках у глаз, в наилегчайшем прищуре этакое, позволяющее им видеть и замечать больше, чем большинству других, вроде меня.

Вот такой – редкостной – породы и наш проводник Саша. Он только что сообщил нам, что воду мы будем брать из озера и попросил не волноваться особенно по этому поводу. Теперь он смотрит на нас и едва заметно улыбается – почти неуловимыми морщинками в уголках глаз. Смотрит внимательно – еще бы: всего каких-то пять часов назад мы впервые встретились на вокзале Петрозаводска, после чего целеустремленно добирались до небольшой лесной избушки, затерянной в глухом лесу на берегу озера, в сорока почти километрах от ближайшего жилья. Здесь нам предстоит прожить девять дней, наслаждаясь природой, охотясь, путешествуя по окрестностям. А учитывая то, что перед Сашей стоит четверо «столичных штучек», реакция которых на предложение попить водицы из озера или развести огонь по большому счету непредсказуема, его повышенное внимание к нашей реакции было вполне объяснимо. Впрочем, отреагировали мы спокойно, даже, в какой-то степени, радостно. В походе все мы не новички, кое-какой опыт лесной жизни вроде бы есть – хотя и ограниченный в основном окрестностями родного мегаполиса. Так что пить воду из озера мы согласны с видимым удовольствием, о чем тут же и сообщаем Саше. Следует обмен улыбками – начало взаимопониманию, судя по всему, положено.

Мне всегда было интересно наблюдать за тем, как устанавливается контакт между ранее незнакомыми людьми. Такое впечатление, словно каждый из нас заключен в некую невидимую оболочку – гладкую, даже, можно сказать, скользкую. При мимолетных встречах эти оболочки проскальзывают друг по другу, не давая нам задержаться друг возле друга – и бурные, суматошные воды реки жизни разносят нас в разные стороны. И лишь иногда – редко-редко – случается так, что какие-то, непонятным образом возникшие на поверхности наших оболочек крючочки-зацепочки совпадают. Тогда начинает возникать взаимопонимание и, если повезет, появятся новые зацепки, новые точки контакта. Так - потихоньку, шаг за шагом, возникает доверие.

После этого разговора прошло несколько очень насыщенных впечатлениями дней, за которые мы с Сашей успели облазить множество укромных таежных уголков в окрестностях нашей избушки. Вот и еще один день охоты клонился к концу и, хотя в конце сентября в Карелии сумерки приходят рано, нам он показался длинным. Целью нашей экспедиции в этот день было довольно отдаленное глухариное болото, хитро запрятавшееся в глубине леса. Мы все-таки нашли его, хотя и попетляли перед этим изрядно. Да и хождение по самому болоту, состоявшее, в основном, из прыжков с одной, усыпанной клюквой, шаткой мшистой кочки на другую, было занятием довольно утомительным, но, вместе с тем, и удивительно интересным. Поэтому, хотя мы и прошагали в этот день немало и гудящие ноги все усерднее напоминали о себе, просясь на отдых, настроение наше было радостным – еще бы, сколько красот открылось нам сегодня! Красота северной природы тем и удивительна, что, при всей своей неброскости, пастельности, она обладает волшебной, непередаваемой глубиной. Темно-красные ягоды клюквы, ягель, серовато-зеленые, седые лишайники на ветвях, мхи нежнейших оттенков зеленого цвета, темная, густая зелень еловой хвои, золотые и бронзовые стволы сосен, голубизна озер с опрокинутым в них небом, несущим белые облака… Нет, это – не календарные красоты тропических островов, оглушающие, как раскат литавр в исполнении полкового оркестра, как финальные ноты патетической симфонии, когда все музыканты в едином порыве стремятся обрушить на потрясенного слушателя могучую волну звуков. Красота Русского севера больше похожа на задумчивую, чуточку грустную мелодию, сыгранную на жалейке под аккомпанемент птичьих голосов. Она успокаивает, согревает, она дарит тому, кто видит ее, силы идти дальше…

Мы и шли, стараясь особенно не мешкать – сумерки начинали потихоньку сгущаться, а нам так хотелось успеть вернуться в лагерь до темноты. Саша шагал впереди, мы пытались не слишком сильно отставать от него. Вдруг впереди послышалось тихое, нежное журчание воды. Через несколько десятков шагов едва заметная тропка побежала под уклон и совсем скоро вывела нас к ручейку, весело прыгавшему по дну небольшой лощинки с камешка на камешек в своем вечном стремлении куда-то. Над ним склонились березки, укрывая его тенью своих уже пожелтевших, но еще не до конца опавших листьев.

Саша легко перепрыгнул с одного берега ручейка на другой и остановился, поджидая нас. «Попейте воды… она вкусная!» - сказал он, как только мы подошли к самому берегу. Пить действительно хотелось и мы, не мешкая, присели на корточки, зачерпнули ладонями воды и сделали по паре глотков.

То, что я почувствовал, глотнув этой воды, очень трудно понять и передать – просто я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Не могла обычная вода быть такой вкусной! Впрочем, это и была не обычная, привычная для меня вода – безликая, пропущенная через городские трубы, с индивидуальностью, вкусом и ароматом, вытравленными хлором. Нет, это была самая настоящая Дикая Вода – непокорная человеку, неподвластная ему, нетронутая им… Совершенно автоматически я снова погрузил ладони в прохладные струи ручья и зачерпнул еще. Теперь я начал потихоньку понимать вкус этой воды – дно ручья было сплошь устлано старой, прелой, темно-бурой листвой. По его поверхности изредка проплывали только что опавшие, ярко-желтые листья, а сама вода имела заметный чайный оттенок. Все сочетание этих цветов было удивительно теплым, уютным. Таким был и вкус этой воды и ее еле уловимый аромат – вкус и аромат прелой листвы, прошедшего лета и этого, и прежних лет… Вкус Времени… Вкус воспоминаний этой воды, да и самого леса – кажется, древнего, как сама Жизнь – обо всем, что происходило вокруг с начала времен, обо всех, кто когда-либо припадал к ней, чтобы утолить жажду.

Этот ручей не просто бежал по лесу, перепрыгивая через корни и камни – нет, он бежал сквозь само Время, соединяя воедино прошлое и будущее. Он и сегодня был таким же, как и триста, и пятьсот лет назад, и вода его была все так же настояна на прелой листве теперь уже давно умерших деревьев. На какой-то момент мне показалось, что я могу ощутить себя своим давним-предавним предком, так же склонившимся к ручью после долгого пути и черпающим из него освежающую, чистую, такую вкусную влагу… И тут же остро захотелось, чтобы и через много лет после меня кто-то так же присел на корточки возле лесного ручейка, опустил в него ладони и, сделав глоток, подумал обо мне…

Я поднял глаза и встретился взглядом с Сашей. Мне показалось, что он смотрит на меня несколько иначе, чем при первом нашем разговоре. Похоже было, что он смотрит на меня с пониманием – как человек, тоже отведавший Дикой Воды.

 

[булчут]

Хороший рассказ. Бывало, ондатры на ноге буквально сушились))

 

[Дино]

Бывало, ондатры на ноге буквально сушились

Пётр, спасибо!
Я по себе заметил - бывает такое особенное состояние в лесу, когда ты в нём словно растворяешься: нет в тебе ни агрессии, ни желания кого-то добыть, ни азарта - одна сплошная радость и умиротворение. И словно шапку-невидимку надел: и птицы вокруг снуют, и звери показываются... Телепатия?

 

[Grigory]

Телепатия?

Скорее единение. Безумное ощущение, как бы пускаешь ПРИРОДУ внутрь себя и растворяешься в ней... да уж, скорее бы в отпуск...

 

[Дино]

скорее бы в отпуск...

Это точно! Мы с женой через три дня стартуем в лес. На часы смотрю почти непрерывно, а время тянется медленно-медленно.

Когда я говорил о телепатии, то имел в виду, что животные и птицы нас, по моему мнению, чувствуют - наш настрой, наше состояние. Представляем мы собой опасность в данную минуту или нет.

 

[Роздин]

Теперь я начал потихоньку понимать вкус этой воды – дно ручья было сплошь устлано старой, прелой, темно-бурой листвой. По его поверхности изредка проплывали только что опавшие, ярко-желтые листья, а сама вода имела заметный чайный оттенок.

Раз тоже запомнился...по осени продирался вдоль лесного ручья,именно продирался т.к. берега заросли высокой травой,кустами смородины,малины,шиповника и густо поросли черёмухой,ольхой и рябиной....такой рябчиковый курорт если можно так сказать. У одного бочажка (ямки с водой,из которой бил ключик-родничок)решил попить.Ямка была небольшая,шириной меньше метра и глубиной может столькоже со дна понемногу бурлила вода через смородинново-черёмуховые листья и опавшие ягоды.Нападало их на дно бочажка прилично,тоесть дно из за них видно небыло. Так вот тоже пил и не мог напиться....такой яркий вкус смородины был в этой воде,мне даже показалось,что она была сладковатой на вкус )) Вот до сих пор помню этот случай и тот вкус,довольно часто пью с лесных ручьёв,речек,родников (у нас пока это можно делать без опаски) ,но вот той вкусной воды как тогда больше не попадалось.

 

[Дино]

но вот той вкусной воды как тогда больше не попадалось.

А как же не хватает её в городе, такой чистой и восхитительно вкусной...

Валентин, это так радостно, что ты так тонко это почувствовал! Спасибо!