Цесис
Завсегдатай
- С нами с
- 27/11/07
- Постов
- 605
- Оценка
- 919
- Живу в:
- Екатеринбург
- Для знакомых
- Александр
- Оружие
- меркель 201 12/70, МР 153, Blaser BBF 97 (12/76,30-06)
- Собака(ки)
- Английский сёттер "Риана"Есть
Если людям нечем хвастаться, они хвастаются своими несчастьями.
(Артуро Граф итальянский писатель 1848 - 1913)
)
)
Эпиграф:
Обязательные цитаты (смысла в них нет, написаны для отмазона, Саня К. очень просил, пацанов засветить в эфире.)
«Дело было так: осень…» -Юрик (местный охотник, свидетель событий; 1967 года- и живой ещё, пока)
«Ну, да» - Николаич (городской охотник, соучастник, всех глупостей. Слишком молодой что бы писать годы жизни)
Часть 1. Разговор охотников у костра накануне охоты на утку.
– Мужики, гляньте, какой знатный подствольный фонарь я прикупил. Денег стоит, считай как ружье!!!
– Да, фонарь классный!
– Тульский, но дорого.
– А ну, включи.
– Тебе, брат, с таким фонарём патронов не надо.
– Это ещё почему?
– Утки как его потемну увидят, умрут.
– От чего? От шока, что ли?
– Нет, от поноса…. с хохоту обделаются. Плыви да собирай.
– Мяшок дать?
– На кой чёрт яму мяшок, бочку пусть сразу берёт и соли пуда два.
Часть 2. Морской маяк и прожектор «Перис Хилтон» в одном флаконе.
Утром следующего дня я и мой товарищ, тихо матерясь, пёрли через высокий камыш свой непотопляемый линкор – огромную лодку типа «Викинг». (Слава Богу! Ибо без мотора тащить нам её до белых мух, а, может, и до Нового года.) Когда наконец удалось засесть за весла, в глазах от натуги уже плясали чёртики в вперемешку с яркими пятнами налобных фонарей охотников, спешно занимавших свои номера.
Грести до нашего номера было прилично, к тому же быстро светлел небосклон. И я решился – врубил свой «изюм-ительный» фонарь. В короткий момент на болте воцарила абсолютно герметичная тишина. Утки крякать перестали, а издалека раздался гудок. «Блин», – подумал я, – нечто пароход на сигнал купился и разворачивает на кривой фарватер». Однако «трезвая» (после вчерашнего) оценка ситуации всё же возобладала. «Моря на Урале нет, мы на болоте, поэтому это не пароход, а сбившийся с пути паровоз. До нас он не доедет, рельсов тут нет, здеся болото, а не байкало-амурская магистраль». Однако во избежание штрафа за умышленное запутывание железнодорожников я всё же направил луч в небо. Живо возник образ; суровые лица лётчиков, короткие доклады на землю.
– Диспетчер, я борт 467, вижу огни не обозначенного на карте аэродрома
– Борт 467, уклонитесь вправо, меняйте высоту, эта ловушка террористов.
Снова убираю луч фонаря на горизонт. «Все же терроризм – это серьёзная статья», – не успела эта мысль глубоко тронуть меня, как невероятные и фантастические мечты о силе моего фонаря прервал будничный голос из соседнего скрадка.
– Мужики, хорош народ слепить своим прожектором, вот утки налетят, тогда и зажигай свою кадилу.
– Ты чё, мужик, это разве кадилка? Это, можно сказать, прожектор….
– Перес Хилтон! А ты – Цикало.
После этого аргумента я погасил фонарь и приготовился кидать швартовый на шест, обозначавший наш номер.
Часть 3. Счастье, приведшее к печали.
Совсем уже рассвело, и, как это часто бывает, открылась та самая долгожданная картина. Утки было средне, но она активно летала. Волной нарастала канонада. Болото ожило. Шелест крыльев, стремительные силуэты желанных целей. Вот идёт четверка, высоко, на глаз метров 90. Меткий и качественный выстрел отгружает одной утке из этого табунка солидную весовую добавку. Утка накушавшись дроби парашютом по спирали срывается с высоты. Шлепок, фонтан брызг, цунами на берег. Красота. Вот ещё один заход – двойка, близко друг к другу (чмоки, чмоки, всё такое) мгновение, обе утки валяться, сражённые дробью одного выстрела, короче любовь у них до гроба получилась. Низкий полёт одиночки. Дичь несётся над самой водой. Выстрел. Утка исполняет кульбит в стиле «я упала с самосвала, тормозила головой» и врезается в воду, оставляя пенный след. Вот непонятное метание на левом фланге, тройка маневрирует между номерами. Выстрелы следуют один за другим, утки как заправские слаломисты обходят стрелков. Делают горку, получают в клюв горяченького и валяться, как горох. Просто дух захватывает от такой качественной и профессиональной работы. Однако я не сделал ни одного выстрела, и все эти победы не мои.
Но вот какой-то замученный тяжёлой судьбой чирок вывернул прямо мне в лоб. Нервно вздёргиваю ружье к небу. Чирок в ужасе тормозит, хлопая крыльями и вытянув лапы вперёд. Стреляю…
И мой облизанный со всех сторон фонарик слетев с крепления под столом громко сказал:
– Бульк.
– Б.я! – ответил я ему.
Часть 4. Размышления о жизни. Битва за жизнь.
Николаич, конечно, мне сочувствует. Он говорит:
– Не повезло, надо было проверить крепёж, уважаемый.
При этом его очки весело поблёскивают, а уголки рта подрагивают, грозя перерасти в улыбку. Николаич очень хороший человек. Он и правда мне сочувствует, но так усилено это скрывает, что едва сдерживает хохот. Чирок меж тем вернулся. Я явно поднял ему настроение своим глупым видом. Он крутанулся и с издевательским кряканьем умчался в камыши.
Минут через двадцать нас стали посещать и другие утки. При этом Николаич каждой пролетающей птички кричал:
– Летите сюда, мы Грин пис. Мы не стреляем. Мы фонарик утопили.
Уткам это очень нравилось. Они почувствовали, что тут цирк с весёлым и грусным клоуном. И их навалило.
– Николаич, сработало, – сквозь зубы процедил я.
– А, то! – ответил мой товарищ.
Первую утку из первого ряда виртуального цирка мы подстрелили одновременно. Четыре выстрела в упор – и она, как старый дуршлаг, рухнула в болота в трёх метрах от нас. Вторую я снял уже с партера. Она, недовольно крякнув, стукнулась о корягу и затихла. Третью пришлось снять с балкона. Утка долго строила из себя подранка, хлопала крыльями, но потом под лавиной дроби затихла.
К десяти часам шапито программу закончило, зрители рассосались. Но осталась проблема – ФОНАРЬ!
Свинцовые тучи и суровый уральский ветер не располагали к купанью. Мы молча сидели в лодке и смотрели друг на друга. Николаич снял весло с уключин и опустил его в воду.
– Дно твёрдое, – решил он меня подбодрить.
– А травка «мудорез» плотненько растёт, – как бы возражая его бодрому тону ответил я, глядя на заросли водорослей.
Николаич достал из воды весло. Я обречённо встал. Весло тут же оказалось со мной рядом.
– Ну, вообще не глубоко, по шею всего-то.
– Ага а вода градусов десять, не больше, я же околею.
– А ты быстренько нырнул, нащупал ногами, достал и ладненько, – продолжал уговаривать меня друг.
Делать нечего, я разделся. Но прежде чем нырнуть, опустил палец в воду. Палец тут же посинел, а волосы на руке встали дыбом.
– Ныряй, замёрзнешь, – холодно блеснув очками и поправив на коленях ружье бесстрастно подбодрил меня Николаич. Я сразу представил его в каске, сером мундире, с длинной фляжкой на боку. «Фашист!» От этой мысли на генном уровне проснулась ненависть, зазвучала в душе «Вставай, страна огромная», а я почувствовал себя партизаном на расстреле. Лицо стало мужественно-стальным.
И я нырнул.
Мама дорогая! Колыма, Советская власть, и даже мороженое за 7 копеек в бумажном стаканчике – я был согласен на ВСЁ, только бы выскочить из этой купели. Но указующей перст моего напарника повис в воздухе.
– Правей, левей, дальше, ближе, – приказы шли один за одним. Я топтался в ледяной воде, натыкаясь на острые листья водорослей и ничего, кроме холода и боли, не ощущал. Минут через пять силы стали оставлять меня. Я кинулся к лодке и на последнем мощном вздохе вскарабкался на борт, а фонарь так и остался на дне.
Руки скрючило, ноги скрючило, я сидел на лавке, и в установившейся тишине было слышно, как скрепят зубы, капает с носа вода и мелодично звенят яйца. Суммировав все издаваемые мной звуки, Николаич авторитетно изрёк:
– Похоже на марш Мендельсона.
Ответить ему я не мог – скулы свело. Но в душе ещё раз убедился, что он не просто фашист, а ещё и редкий циник-эстет. Это же надо так точно уловить в моих мучениях мелодию, ненависть к которой кипит в мужских сердцах уже третий век.
Часть 5. Раскаянье и наивные вопросы жены.
Прибыв на берег, я выпил два стакана водки и с остервенением принялся щипать уток (что раньше никогда не делал). Мужики обменивались впечатлениями об охоте. И тут Юрик, чисто так «случайно», совсем без злобно, вдруг просит меня:
– Дай фонарик глянуть.
Я промолчал, типа не слышу, хотя и недобро подумал «какой хмырь, хмырёнку, на хмыря накапал». Николаич тут же подсуетился и сменил тему (при этом покраснев как бурак). Вопрос замяли. Но внутри меня громыхала буря. Всё, что я знал о себе вредного, всё поперло наверх. Тех слов, которыми я крыл себя за хвастовство, за безалаберность, за высокомерие ещё не придумали. Букв таких нет. Но это ещё не финал. Финал был, когда я дома собрался в ванную. Жена всплеснула руками и так шустренько со сковородочкой в руке спрашивает:
– Это кто же тебя так ободрал? Это где же ты шлялся? И почему трусы на изнанку? Уток, значит, мне привёз уже ощипанных. Больше ничего не привёз?
Сами понимаете, как на этом фоне прозвучал бы мой рассказ про фонарик, «мудорез» и ощипанных уток.
Вот так вот мы открылись….
Мораль
Рассказ написан не обо мне, я хороший и не хвастаюсь.
С открытием тебя!
:beerchug:
Отлично описано!
