Байанай
Участник
- С нами с
- 08/01/10
- Постов
- 13
- Оценка
- 18
- Живу в:
- Новосибирск
- Для знакомых
- Николай
- Оружие
- ТОЗ 34Е
- Собака(ки)
- Нет
Последняя, оранжевая полоска заката на чернильном августовском горизонте медленно опустилась за горизонт.
«Пора заканчивать», — подумал Анатольевич, кряхтя выбираясь из низкого скрадка. Наверное, он делал это не слишком тихо, потому что через минуту услышал шаги со стороны соседнего скрадка, в котором провел вечернюю зорьку Иван, его коллега по работе.
— Что, Анатольевич, заканчиваем? — донесся из темноты голос Ивана.
«Зачем задавать глупые вопросы, когда и так все ясно?» — подумал Анатольевич, прикуривая сигарету.
— А уток что, до утра оставим? — не унимался молодой напарник.
— Уток я соберу, а ты иди на табор, костер запали что ли…
— Анатольевич нашарил в темноте веревку и потянул из травы маленькую резиновую лодку.
Удивительно устроена природа. Вокруг тьма, а на поверхности воды, по крайней мере в десяти – пятнадцати метрах, виден каждый предмет.
Сделав несколько гребков, Анатольевич сложил весла — ему не хотелось нарушать установившуюся тишину. Он знал, что такое вечернее безмолвие надолго не затянется, скоро появятся ночные обитатели этого таежного озера и его окрестностей, и темнота забулькает, защелкает, запищит и зарычит.
«Как хорошо пахнет вечерняя вода, — думал Анатольевич, поднимая первую утку, — а теплая, ласковая какая, только купаться почему-то не хочется. Интересно почему? Что останавливает? Страх перед темнотой? Трясиной на дне? Затопленные коряги или выдуманная предками нечистая сила? Вряд ли. В Черное море ночью лезешь и даже не задумываешься, а тут не тянет даже».
Еще два гребка, еще три утки.
На темном фоне тайги ярко вспыхнул огонек и погас. Прошло не меньше минуты, когда на месте этого огонька еще не видимый костер пугливо осветил чахлые деревца. Вот и первые искры взметнулись к своим старшим сестрам — звездам, запахло дымком, послышался сухой треск горящих веток. Звуки возвращались в тайгу. Анатольевич не спеша собрал всех уток, которых оказалось девять, развернул лодку и, стараясь не скрипеть резиной, поплыл в сторону костра.
Чем ближе к костру, тем ощутимей чувствовался голод. «Сейчас пристану, пару ложек сгущенки в горячий чай и горбушку хлеба с маслом. А там уточек потушим с картошечкой, лучком, укропчиком». В животе у Анатольевича заурчало, он сглотнул слюну. С трудом удерживая равновесие, охотник выбрался на берег, собрал в мешок уток, привязал лодку. Иван сидел у костра и глядел на огонь. Чайника не было ни над костром, ни рядом. Вообще вокруг костра все было первозданно чисто, даже трава не везде была примята.
— Чаю налей, — попросил Анатольевич, высыпая уток из мешка.
— Сейчас поставлю, — поднялся Иван с трухлявого пенька.
Анатольевич повесил ружье на сучок, переобулся, достал газету, сел возле костра и начал ловко теребить пух с уток. Иван тем временем принес воды, повесил чайник над огнем и снова сел на пенек.
— Картошки почисти, — бросил Анатольевич.
Потрескивал обгоравший пух, шипел стекавший в костер жир, пахло паленым. Держа уток за крылья, Анатольевич поворачивал тушки над костром. Из носика закопченного чайника, бурля и пузырясь, в костер полился кипяток. На место чайника Анатольевич тут же повесил такое же закопченное ведро, на треть заполненное водой. Пух и перья, завернутые в газету, отправились в костер, отчего все вокруг на минуту наполнилось едким запахом.
— Ваня, очистки убери в костер и парочку луковиц приготовь.
Наблюдая, как Иван чистит лук, Анатольевич не выдержал:
— Дай я почищу, а ты лучше на стол собери. Скоро готово будет.
«Да, не охотник парень, не рыбак и не компанейский, похоже, человек. Ну, как можно сидеть и ждать когда тебе скажут, сделай то, да сделай это. Может, стесняется».
Ивана Анатольевич взял с собой на охоту вопреки принципу — никогда не охотиться с мало знакомыми людьми. Но тот так просился, что Анатольевич не смог отказать.
«Мы такими не были. Мы из кожи вон лезли, чтобы старших от работы на бивуаке освободить, а теперь, наверное, другие времена. А может, это я стал старым ворчуном. Самого себя-то вспомни. Тоже ведь учили. Помнишь начальника штаба, Константина Николаевича? То-то. А может, и мне так же с Иваном попробовать? Если не дурак — поймет».
Рассыпчатая картошка, благоухавшая укропом, и запах тушеной утки не оставляли сомнения — ужин был готов.
Они налили в кружки по сто грамм.
— С почином тебя, Иван, — поднял кружку Анатольевич.
— И вас тоже.
По пол-утки съели молча.
— Давай, Иван, еще по маленькой.
Они выпили, закусили.
— Знаешь, Вань. Сегодня я, когда к костру подошел, удивился, почему нет чая. Очень хотелось пить и есть.
— Так вы же сказали только костер разжечь…
— Вот-вот. Когда я пришел работать в аэропорт, начальником штаба был Константин Николаевич Шубин. Седой, с очками на кончике носа. Он даже летом не снимал свою кожаную летную куртку. Я считал его дедом. На самом деле ему было года пятьдесят три. Меня как раз назначили начальником производственно-диспетчерской службы. А что это такое, ты представляешь. Дурдом в сравнении с ПДСП — детский сад. Так вот. Мне команду дадут, я ее выполню. Опять дадут, я снова выполню. И так целую неделю. Однажды вызывает меня к себе Константин Николаевич и
спрашивает: «Как работается?». «Нормально», — говорю. «А хочешь, я тебе байку расскажу?». «Ну, расскажите, — отвечаю, — ни разу мне байки еще не рассказывали». «Тем более, — закуривая папиросу, говорит Шубин и начинает свой рассказ:
Сидят как-то вечерком на лавочке, возле купеческого дома, купец и два его работника Иван и Степан. Видит купец над дорогой, что мимо села проходила, пыль клубится.
— Иван, — говорит, — съезди и посмотри, что там.
Вскочил Иван на лошаденку и уехал. Возвращается вскоре и докладывает:
— Купцы это едут.
— А что везут? — спрашивает хозяин.
— А я не спросил, — отвечает Иван.
— Так спроси.
Уехал Иван. Через некоторое время возвращается, докладывает:
— Овес везут.
— А почем продавать собираются? — спрашивает хозяин.
— Не спросил, — отвечает Иван.
— Так спроси.
Уехал тот снова. Вернулся:
— По три копейки за пуд, — отвечает.
— А нам почем продадут?
— Не спросил.
Прошло несколько дней. Сидят они как обычно на лавочке, видит купец, опять пыль над дорогой.
— Степка, съезди, посмотри, что там.
Степка на коня сел, уехал. Возвращается и докладывает:
— Купцы, хозяин, едут.
— А что везут?
— Ячмень.
— А почем продают?
— По пятаку за пуд, но я сторговался, нам за четыре копейки отдадут.
Подошел день, когда работники жалованье получали. Купец выдает Степану семь рублей, а Ивану только четыре.
— А почему Степану больше? — спрашивает Иван купца.
— А ты подумай, — отвечает тот.
С тех пор Иван иначе стал работать».
Помолчали.
- Вот такую мне байку начштаба рассказал. Правда, были случаи, когда Константин Николаевич мне еще пару раз свои байки рассказывал. Но это были совсем другие истории.
Три года после этого случая Анатольевич проработал вместе с Иваном. Иногда они вместе рыбачили, охотились, но никогда больше ему не приходилось рассказывать байки своего учителя Константина Николаевича молодому человеку.
«Пора заканчивать», — подумал Анатольевич, кряхтя выбираясь из низкого скрадка. Наверное, он делал это не слишком тихо, потому что через минуту услышал шаги со стороны соседнего скрадка, в котором провел вечернюю зорьку Иван, его коллега по работе.
— Что, Анатольевич, заканчиваем? — донесся из темноты голос Ивана.
«Зачем задавать глупые вопросы, когда и так все ясно?» — подумал Анатольевич, прикуривая сигарету.
— А уток что, до утра оставим? — не унимался молодой напарник.
— Уток я соберу, а ты иди на табор, костер запали что ли…
— Анатольевич нашарил в темноте веревку и потянул из травы маленькую резиновую лодку.
Удивительно устроена природа. Вокруг тьма, а на поверхности воды, по крайней мере в десяти – пятнадцати метрах, виден каждый предмет.
Сделав несколько гребков, Анатольевич сложил весла — ему не хотелось нарушать установившуюся тишину. Он знал, что такое вечернее безмолвие надолго не затянется, скоро появятся ночные обитатели этого таежного озера и его окрестностей, и темнота забулькает, защелкает, запищит и зарычит.
«Как хорошо пахнет вечерняя вода, — думал Анатольевич, поднимая первую утку, — а теплая, ласковая какая, только купаться почему-то не хочется. Интересно почему? Что останавливает? Страх перед темнотой? Трясиной на дне? Затопленные коряги или выдуманная предками нечистая сила? Вряд ли. В Черное море ночью лезешь и даже не задумываешься, а тут не тянет даже».
Еще два гребка, еще три утки.
На темном фоне тайги ярко вспыхнул огонек и погас. Прошло не меньше минуты, когда на месте этого огонька еще не видимый костер пугливо осветил чахлые деревца. Вот и первые искры взметнулись к своим старшим сестрам — звездам, запахло дымком, послышался сухой треск горящих веток. Звуки возвращались в тайгу. Анатольевич не спеша собрал всех уток, которых оказалось девять, развернул лодку и, стараясь не скрипеть резиной, поплыл в сторону костра.
Чем ближе к костру, тем ощутимей чувствовался голод. «Сейчас пристану, пару ложек сгущенки в горячий чай и горбушку хлеба с маслом. А там уточек потушим с картошечкой, лучком, укропчиком». В животе у Анатольевича заурчало, он сглотнул слюну. С трудом удерживая равновесие, охотник выбрался на берег, собрал в мешок уток, привязал лодку. Иван сидел у костра и глядел на огонь. Чайника не было ни над костром, ни рядом. Вообще вокруг костра все было первозданно чисто, даже трава не везде была примята.
— Чаю налей, — попросил Анатольевич, высыпая уток из мешка.
— Сейчас поставлю, — поднялся Иван с трухлявого пенька.
Анатольевич повесил ружье на сучок, переобулся, достал газету, сел возле костра и начал ловко теребить пух с уток. Иван тем временем принес воды, повесил чайник над огнем и снова сел на пенек.
— Картошки почисти, — бросил Анатольевич.
Потрескивал обгоравший пух, шипел стекавший в костер жир, пахло паленым. Держа уток за крылья, Анатольевич поворачивал тушки над костром. Из носика закопченного чайника, бурля и пузырясь, в костер полился кипяток. На место чайника Анатольевич тут же повесил такое же закопченное ведро, на треть заполненное водой. Пух и перья, завернутые в газету, отправились в костер, отчего все вокруг на минуту наполнилось едким запахом.
— Ваня, очистки убери в костер и парочку луковиц приготовь.
Наблюдая, как Иван чистит лук, Анатольевич не выдержал:
— Дай я почищу, а ты лучше на стол собери. Скоро готово будет.
«Да, не охотник парень, не рыбак и не компанейский, похоже, человек. Ну, как можно сидеть и ждать когда тебе скажут, сделай то, да сделай это. Может, стесняется».
Ивана Анатольевич взял с собой на охоту вопреки принципу — никогда не охотиться с мало знакомыми людьми. Но тот так просился, что Анатольевич не смог отказать.
«Мы такими не были. Мы из кожи вон лезли, чтобы старших от работы на бивуаке освободить, а теперь, наверное, другие времена. А может, это я стал старым ворчуном. Самого себя-то вспомни. Тоже ведь учили. Помнишь начальника штаба, Константина Николаевича? То-то. А может, и мне так же с Иваном попробовать? Если не дурак — поймет».
Рассыпчатая картошка, благоухавшая укропом, и запах тушеной утки не оставляли сомнения — ужин был готов.
Они налили в кружки по сто грамм.
— С почином тебя, Иван, — поднял кружку Анатольевич.
— И вас тоже.
По пол-утки съели молча.
— Давай, Иван, еще по маленькой.
Они выпили, закусили.
— Знаешь, Вань. Сегодня я, когда к костру подошел, удивился, почему нет чая. Очень хотелось пить и есть.
— Так вы же сказали только костер разжечь…
— Вот-вот. Когда я пришел работать в аэропорт, начальником штаба был Константин Николаевич Шубин. Седой, с очками на кончике носа. Он даже летом не снимал свою кожаную летную куртку. Я считал его дедом. На самом деле ему было года пятьдесят три. Меня как раз назначили начальником производственно-диспетчерской службы. А что это такое, ты представляешь. Дурдом в сравнении с ПДСП — детский сад. Так вот. Мне команду дадут, я ее выполню. Опять дадут, я снова выполню. И так целую неделю. Однажды вызывает меня к себе Константин Николаевич и
спрашивает: «Как работается?». «Нормально», — говорю. «А хочешь, я тебе байку расскажу?». «Ну, расскажите, — отвечаю, — ни разу мне байки еще не рассказывали». «Тем более, — закуривая папиросу, говорит Шубин и начинает свой рассказ:
Сидят как-то вечерком на лавочке, возле купеческого дома, купец и два его работника Иван и Степан. Видит купец над дорогой, что мимо села проходила, пыль клубится.
— Иван, — говорит, — съезди и посмотри, что там.
Вскочил Иван на лошаденку и уехал. Возвращается вскоре и докладывает:
— Купцы это едут.
— А что везут? — спрашивает хозяин.
— А я не спросил, — отвечает Иван.
— Так спроси.
Уехал Иван. Через некоторое время возвращается, докладывает:
— Овес везут.
— А почем продавать собираются? — спрашивает хозяин.
— Не спросил, — отвечает Иван.
— Так спроси.
Уехал тот снова. Вернулся:
— По три копейки за пуд, — отвечает.
— А нам почем продадут?
— Не спросил.
Прошло несколько дней. Сидят они как обычно на лавочке, видит купец, опять пыль над дорогой.
— Степка, съезди, посмотри, что там.
Степка на коня сел, уехал. Возвращается и докладывает:
— Купцы, хозяин, едут.
— А что везут?
— Ячмень.
— А почем продают?
— По пятаку за пуд, но я сторговался, нам за четыре копейки отдадут.
Подошел день, когда работники жалованье получали. Купец выдает Степану семь рублей, а Ивану только четыре.
— А почему Степану больше? — спрашивает Иван купца.
— А ты подумай, — отвечает тот.
С тех пор Иван иначе стал работать».
Помолчали.
- Вот такую мне байку начштаба рассказал. Правда, были случаи, когда Константин Николаевич мне еще пару раз свои байки рассказывал. Но это были совсем другие истории.
Три года после этого случая Анатольевич проработал вместе с Иваном. Иногда они вместе рыбачили, охотились, но никогда больше ему не приходилось рассказывать байки своего учителя Константина Николаевича молодому человеку.
