Андрус
Участник
- С нами с
- 28/03/10
- Постов
- 11
- Оценка
- 19
- Живу в:
- Петербург
- Для знакомых
- Андрей
- Оружие
- МЦ 21-12
- Собака(ки)
- Нет
На глухаринных токах 2009 год.
Каждому охотнику хочется выглядеть не только удачливым истребителем дичи, но и расчётливым провидцем. Недостаточно только принести домой мешок дичи, и хряпнув его об пол, небрежно сказать жене.- "Я вот тут по лесу прогулялся … Потроши, Мария." Затем уйти в свои покои и, стараясь не шуметь, жадно прислушиваться к громким воплям домочадцев.- "Ой, какой большой! Ой, как много! И где это он! И как же это он!" И не пропустить самого главного.- "А Танькин - то Генка, вчера ходил, и ни-че-го ..." Для начинающего охотника это - предел мечтаний. Но со временем хочется большего. Хочется стать пророком, предсказателем, авгуром. Хочется, сидя за вечерним чаем, сказать как бы невзначай: - "Завтра гусь пойдёт, надо сходить принести парочку." Или: - "Ну что, через пару дней пора за глухарём прогуляться." Или выйти вечером на крыльцо, послюнить указательный палец и, подняв его над головой, повертеть туда – сюда: - "Нет завтра тока не будет." И с тем уйти в тёплую избу.
Вот именно это тщеславное желание и подвигло меня на создание записок, которые я веду уже три года, пытаясь определить, от каких природных явлений зависит интенсивность глухариного тока.
За годы охоты в своей деревне на границе Псковской и Ленинградской областей я нашел несколько глухариных токов. Поиски их не менее увлекательное занятие, чем сама охота. Каждому из них я дал условное название. В моих рассказах за несколько лет они под этими названиями и фигурируют.
Весной этого года, как и раньше, мы охотились с моим товарищем местным уроженцем обладателем эстонской фамилии и соответствующего темперамента.
1 день. +2. Ток Комплекс. Будильник прозвонил в 2.30. На улице тихо, не слышно ни ветра, ни лягушек, не видно ни зги, ни звёзд на небе. Вечный покой не смог нарушить даже рёв прогреваемого двигателя моих "Жигулей". Я уехал, а тишина осталась, деревенские собаки не проснулись. В 3.30 подъехали к лесу. В сравнении с прошлым годом лесовозная дорога, по которой предстояло идти, увеличилась вширь и вглубь (местами по колено). Но идти по ней хорошо, промёрзла за зиму и ещё не оттаяла. В лесу снега много, а на болоте на мху его уже нет. В 4 часа вокруг посветлело, видимо за счёт того же снега.
Ток этот длинный, располагается вдоль дороги метров на пятьсот. От дороги до самого тока надо пройти ещё метров 150 по смешанному, преимущественно берёзовому лесу. Каждый шаг в таком лесу ночью даётся с трудом, ветки с шумом пистолетного выстрела хлещут по одежде, под ногами взрываются сухие сучки, прошлогодние листья шуршат при ходьбе как гусеницы танков. За версту всем вдруг становится ясно, что фронт где–то рядом и неумолимо приближается. В общем, спасайся, кто может! Однако, в этом году такого разнообразия звуков не было, всюду лежал плотный, глубокий снег. Звук при ходьбе по этому снегу был такой, что все местные обитатели просто расползлись по углам, норам и дуплам, понимая, что когда по лесу идёт слон надо сидеть тихо, особенно из своего убежища не высовываясь.
Но вот собственно и ток. Он представляет собой сосновый бор на краю болота. Под высокими соснами мягкий моховой ковёр. Снег лежит отдельными островами, между которыми можно тихо передвигаться. Было уже пять часов, когда я, преодолев "шумный" лес, ступил ногами в приветливо чавкнувший мох. Теперь каждый мой шаг отдавался в глубине леса плотоядным чавканьем. Лесные жители могли вздохнуть спокойно. Слон что-то нашёл и не спеша ест.
Немного постояв, я сделал несколько шагов в глубину тока. Было пронзительно, до писка в ушах, тихо. Через минуту меня стали одолевать слуховые галлюцинации. Казалось, где-то постукивает и покряхтывает глухарь, но, стоило повернуть голову в сторону звука, он стихал, но вскоре появлялся с противоположной стороны… Наконец пискнула мелкая птаха, затем вторая. Уже и вальдшнеп пролетел над головой, оглашая лес предсмертным хрипением, а заветных щелчков не слышно. Вот - вот на болоте должны прокричать журавли и тогда… Но журавли так и не прокричали, и глухари, не получив команды, молчали. Тем временем рассвело настолько, что кое-где на мху стали видны глухариные какашки. Может птицы ещё не прилетают на ток? А может, встревоженные моей прошлогодней охотой, они решили перейти на другое место, а здесь, в знак презрения ко мне, устроить туалет? Обуреваемый этими мыслями, я пошёл вдоль по току. Через десяток шагов впереди раздался хорошо знакомый грохот взлетающего глухаря, и сразу за ним - второй. Я понял, что птица здесь есть, и направился к дороге, дабы особенно не беспокоить ночных молчунов. Сделал десяток шагов в нужном направлении и вспугнул третьего, затем четвёртого, затем пятого… И так до тринадцати. Решив, что тринадцать число нехорошее, вернулся немного назад и, вспугнув четырнадцатого, с чувством исполненного долга пошёл на место встречи с другом.
К назначенному месту, где были оставлены наши рюкзаки с термосом, мы подошли одновременно. За кружкой горячего чая поделились впечатлениями. К моим четырнадцати он добавил ещё четырёх. Трёх из них он поднял, когда шёл к четвёртому, который пытался изобразить что-то вроде песни, но ему это так и не удалось сделать. Поэтому и остался жив. Вот так иной человек пыжится, пучится, поёт невесть что, распустив хвост, и гибнет в расцвете сил под ударами судьбы. А другой сидит на своей ветке тихо – скромно и жив - здоров.
Отметив, что в этот день и тетерева не бубнили, мы отправились в обратный путь. По дороге решив, что ещё "рановато будет", условились пойти на охоту через день.
2 день. +4. Ток Место. Тихая звёздная ночь. Лягушки молчат, словно воды в рот набрали. Сборы заняли полчаса. Главное - перед выходом на охоту не забыть перевернуть сковороду вверх дном (перед рыбалкой следует перевернуть кастрюлю). Ну и ещё, конечно, надо не забыть дома ружьё (был и такой случай). А много ли надо охотнику, идущему на ток: сапоги, ружьё и два патрона - первый для глухаря, второй… нет, не для себя, и не для второго глухаря, а на случай осечки – если первый не выстрелит. Настроение поначалу было бодрое. Однако, с самого начала как-то не задалось. Ещё в деревне дорогу перебежала чёрная кошка. "Ну вот. съездили на охоту, хоть назад возвращайся! Хорошо ещё бабы с пустыми вёдрами ночами по деревне не ходят. Но хуже всего, когда дорогу перебежит заяц." - И я начал рассказ о том, как Пушкин не поехал в Петербург из - за того, что дорогу его экипажу перебежал заяц. И только я закончил словами: - "…"Разворачивай … мать…чтоб его…" – Сказал Александр Сергеевич." Как на дороге показался махровый заяц. Сделав своё чёрное дело, насмешливо посмотрел на нас, ухмыльнулся и ушёл в лес. - "Всё равно охоты не будет, может вернуться, перевернуть сковороду, нажарить картошки, нажраться и лечь спать?" Стройный ход моих мыслей прервал вой забуксовавшего колеса. Вытолкав машину и помянув кошку недобрым словом, обречённо зашагали по дороге. Обречённо шагать пришлось долго, пока не сообразили, что свернули не туда. Помянули недобрым словом зайца, обречённо пошагали обратно, свернули туда. И тут дорогу, суетливо и поминутно воровато оглядываясь, перебежала мышь. Тишину ночного леса разорвал мой ропот – " Ночь! А они туда – сюда, туда – сюда! Да это какой-то проходной двор…!"
На ток притащились в 4.15. Лес пребывал в первозданной тиши. Надо сказать, что этот ток пересекает лесовозная дорога. Передвигаться по ней можно неспеша, бесшумно, временами останавливаясь и прислушиваясь – не раздастся ли где заветная песня. Здесь, в придорожных зарослях и дальше в глубине леса белели полосы снега. Заморозка на почве не было, и мы передвигались по влажной земле, иногда нарушая тишину леса тихим хлюпаньем сапога по луже. Дойдя до того места, где в прошлом году мой друг добыл глухаря, после выстрела упавшего ему на голову, мы разделились. Волнуемый прошлогодними воспоминаниями, он остался, а я пошёл дальше. Пройдя вперёд по дорожке ещё метров сто, я остановился и затих. В лесу стояло пронзительное безветрие. Ни один звук не нарушал тишины леса, только пискнет где-то мелкая птаха, да осядет с томным вздохом подтаявший сугроб. Наконец, в 5.30 над головой проскрипел первый вальдшнеп, вслед за ним прочистил горло и первый глухарь. Он щёлкнул пару раз и притих. Я прислушался. Подождав немного, он попробовал ещё раз, но, видимо взяв неверную ноту, застеснялся и надолго замолчал. Однако, через некоторое время справившись со смущением ,опять защёлкал и "взял" второе колено песни. Я стронулся с места, в унисон песне раздался хруст занемевших суставов. Как потом выяснилось, до певца предстояло пройти сто пятьдесят шагов. Мне повезло, с дороги в лес в нужном направлении шла лесовозная колея. Здесь зимой пилили лес, и на краю вырубки притулились два десятка юных голенастых сосен. Именно оттуда и раздавались соблазнительные звуки. Тем временем стало заметно светлее. Я передвигался краем вырубки, прикрываясь стволами деревьев. Попев немного, исполнитель сделал паузу, видимо рассчитывая на одобрение зала, но вокруг было тихо. Только через несколько минут кто-то из публики, громко хлопая крыльями, перелетел с дерева на дерево. Дождавшись полной тишины зала, певец продолжил. Продолжил своё движение и я, пытаясь поближе познакомится с исполнителем.
Время приближалось к шести, и вокруг стало совсем светло. Редкие деревья, между которыми я скакал, как заяц, плохо скрывали мои манёвры. При пересечении очередного открытого пространства я был замечен! Бывают в жизни каждого человека моменты, когда ему хочется сгорбится, скукожится, сжаться, уйти в тень и не отсвечивать. Именно таким - скукоженным и сгорбленным, с ружьём в руке, застиг меня посреди поляны зоркий глаз певца. Я чувствовал, как по мне шарит его изучающий взгляд. Мне показалось, он думал: - "Горбатый, кривоногий, кособокий, убогий, а всё туда же - на охоту!" Но ход глухариной мысли нарушило хлопанье крыльев сразу нескольких почитателей, а может и почитательниц его таланта. И, позабыв об "убогом", он вновь расправил грудь и защёлкал, заскрежетал с новой энергией!
Где-то, почти не слышный, раздался далёкий выстрел, следом ещё один. Певец, томимый нехорошими предчувствиями, грустно притих. Затаился и я, томимый своей печалью: кто-то где - то уже и услышал, и подошёл, и разглядел, и убил, и совершил контрольный выстрел, а я ещё даже и не вижу таинственного певца.
Медленно – медленно распрямил я затёкшую спину, расправил плечи и поднял голову. Передо мной на высокой сосне метрах в двадцати пяти от земли и примерно в тридцати от меня сидел на ветке глухарь! Наши взгляды встретились, он засуетился, заёрзал, закрутил шеей, повернулся ко мне сначала боком, потом задом, потом опять боком. Медлить с выстрелом было нельзя. Нажимаю на курок – грохот, пламя, глухарь камнем падает вниз. В несколько прыжков я достиг места падения. Изо мха торчат крылья и хвост. Опускаюсь рядом, достаю гильзу, из патронника вьётся сизый дымок, в воздухе острый запах хвои смешанный с выстрелом. Кто-то в кустах хлопает крыльями, я раскланиваюсь.
Вернувшись к рюкзакам, встречаюсь с товарищем. Солнце уже встало, а тетерева молчат. Присаживаемся на ствол берёзы, пьём чай, в утреннем лесу слышен мой рассказ: - "…он поёт – я иду, он молчит – я стою, он опять запел – я опять пошёл, а он как замолчит – а я как встану, а он… а я… Да, значит ночная беготня через дорогу – это к удаче…
3 день.+1. Ток Кресты. Сегодня глухарям было не до песен, однако, всё по порядку. Прибыли на ток, называемый Кресты (от находящегося рядом перекрёстка лесных дорог), в 4.30. Он также удобен, как и предыдущий, тем, что тоже прослушивается с лесной дороги. Мой товарищ остался в том месте, где удобнее входить. Я же прошёл дальше и до 5.30 бродил по дороге, тщетно вслушиваясь в мёртвую тишину ночного леса. Стало заметно холоднее. Стараясь не шуметь подмёрзшим мхом, проник внутрь тока. Рассвет уже позолотил невысокие болотные сосёнки, в их вершинах зашумел ветер. Под этот шум идти стало легче. Наконец, я услышал знакомые звуки – это звучал хор глухариной песни и, как позднее выяснилось, пляски. Идти дальше я не решился и лишь наблюдал за тем как глухари, бросив песню, с треском кидаются на землю и гоняются за своими невзрачными барышнями. По всему лесу слышен стук крыльев, порхание и довольное кудахтанье дам, убегающих от кавалеров. Обделённые вниманием, рассевшись по веткам, громким ворчанием сетуют на разврат, царящий внизу. У моего приятеля над головой, чуть не сбив шапку, пролетел глухарище, приземлился, расправил крылья, распустил хвост и стал вызывать его на бой. Мой друг тоже выпятил грудь вперёд! Глухарь сравнил груди и, увидев, что сравнение не в его пользу, опустив хвост, с позором ушёл в кусты. В это время сидящая на дереве глухарка стала заигрывающее кудахтать, кокетливо поглядывая на него. Он не ответил ей взаимностью и удалился.
На обратном пути, похрустывая свежезамороженными лужами, мы решили, что в ранний токовой период, когда глухарихи посещают его активно, петухам не удаётся долго попеть. Удачливей бывает охота в более поздний период, когда курицы садятся на гнёзда и ток посещают пореже.
Тетеревов в это утро тоже было не слыхать, наверно и они бегали по лесу.
4 день. -3. Ток Канава. Этот ток мы не без основания навали "Канава", т.к. его пересекает канава шириной метра три и глубиной в рост человека. Выкопана эта канавища задолго до революции и тянется поперёк всего огромного болота. Там, где её пересекают тропинки, перекинуты брёвнышки, но по тропинкам давно никто не ходит, брёвнышки сгнили, мостки провалились.
Поставив машину, мы вступили на лесовозную дорогу. В этом году по этой дороге ещё никто не ходил. Лес тоже не возили. Через час показалась поляна, в центре которой стоит фундамент, оставшийся от разрушенного ещё до войны эстонского хутора. Местные старики называют его по имени бывшего владельца Ханса Само – Гансов хутор. Теперь -пятнадцать минут по едва заметной тропинке до болота. Затем последнее препятствие в виде безбрежной и бездонной лужи и мы вступили в мох. Мох затрещал. На этот ток лучше ходить, когда нет мороза. В четыре тридцать мы на месте. Повесили на дерево рюкзаки, собрали ружья и разошлись - он налево, я направо. Полное безветрие. Постоял, прислушался и в пять десять донеслось далёкое, глухое, едва уловимое глухариное пощёлкивание. Вокруг хоть глаз коли, успею по темноте подойти. Иду навстречу пощёлкиванию, а оно не приближается! И вообще непонятно, один щёлкает или два? Может, поют несколько, но по мере подхода ближний замолкает и слышен дальний? Потихоньку приближаюсь, уже слышно второе колено, пора идти под песню. Пропилил бекас, пролетел вальдшнеп. Крикнули журавли, первый раз в этом году их услышал. Глухарки стали покудахтывать, слетаясь на ток. Вдруг слева от меня кто-то с треском и шумом сел на сосну. Гукнул пару раз и притих. Замер и я, жду. Он ещё раз гукнул. Стоять неудобно, а пошевелится не могу! А он гук да гук. Бухнувший неподалёку выстрел его не испугал, так он и гукал, пока не рассвело. А те, на чью песню я пробирался, судя по звукам, спрыгнули на землю и ну валтузить друг друга. Кругом закудахтали, залетали. Справа от меня ещё один поёт, заливается беспрерывно! А я жду – до этого рукой подать, а он всё распеться не может: тук-тук да тук-тук. Плюнул я на него, повернулся к тому, что справа. А этот опять тук-тук. Я ещё подождал, тут он затих окончательно. Я - направо к новой песне. Стало светло, прыгаю от дерева к дереву, уже близко! "Вот, – думаю, – теперь надо до той толстой сосны допрыгать, только там правее от неё вода блестит – лужа! Значит надо держаться левее. А там тоже вода! Ё – моё, это же канава, а певец за ней…" Постоял я на берегу и побрёл обратно к рюкзакам. Там мы и встретились с другом. Пришло время охотничьих
рассказов…
Только мой товарищ отошёл от рюкзаков, как кто-то запоёт. Он - к певцу, а тот поёт плохо. В это время сзади, на то самое дерево, на котором весели наши рюкзаки, бухнулся ещё один исполнитель, да такой азартный! Охотник, привлечённый активной песней попрыгал к нему. Но не только его привлекла эта песня, на соседнее дерево села глухарка и ну певца соблазнять. Тот песню бросил, перья на шее поставил дыбом, грудь надул как индюк. И ну по ветке туда-сюда расхаживать и галантно раскланиваться, вот-вот на соседнее дерево перепорхнет. Охотнику ни пошевелиться, ни ружьё поднять, стал он глухаря мысленно уговаривать: - "Ну, спой, спой ещё раз". Глухарь поддался на уговоры и спел свою последнюю песню… Здесь я его и увидел лежащим под деревом, на котором висели наши рюкзаки.
Проделав обратный путь и подойдя к машине, мы впервые в этом году полюбовались ужимками токующего тетерева. Чуфыкая и хмуря красные брови, он прыгал вокруг нашего "Жигуля".
5 день. +1. Ток Комплекс. Некогда, в Советские годы в нашем районе был построен животноводческий комплекс на шесть тысяч голов. В "девяностые" его разрушили. Дорога на ток идёт до величественных имперских развалин этого сооружения. От этого разрушенного комплекса и название нашего тока. С этого места до тока ещё тридцать минут по разбитой лесовозной дороге. И вот мы на месте, присели на поваленную берёзу, собрали ружья, посидели и пошли. До самого тока 350 метров, но это тяжёлый и трудный путь. От дороги до мха приходится идти смешанным лесом. Смешанным он называется потому, что там чего только не намешано: и засохшие на корню ёлки и поваленные стволы деревьев, и хрумкие сучки под ногами, и шумные прошлогодние листья… Попробуй здесь бесшумно пройти по снегу и лужам, да ещё с ёлкой в руках!
Теперь несколько слов о ёлке. Сегодня я решил опробовать давнишнюю идею подхода к глухарю под прикрытием. Именно на этом току угораздило меня реализовать то, над чем я думал долгими зимними вечерами. Дело в том, что к глухарю в большинстве случаев приближаешься тогда, когда утренние сумерки сменяются рассветом, и вокруг становится уже светло. Бывает, осталось до цели метров сто, два - три раза перебежать, а впереди - открытое пространство. Другое дело, когда на территории тока растут небольшие густые ёлочки, и можно подбираться к птице, прячась за ними. Но если в нужном месте ёлки нет, надо принести её с собой. Вот такой простой и гениальный ход моей мысли, вот почему я сейчас продираюсь по ночным дебрям с ёлкой в руках. Экспериментальный образец я выбрал погуще да повыше, и теперь лесная красавица серьёзно тормозит моё движение, иногда полностью его останавливая. Застряв в очередной раз, я укоротил её на полметра. Идти стало легче. С трудом подавив соблазн проделать операцию обрезания ещё раз, я, наконец, ступил в мох, оказавшись среди редких сосен.
Воткнув ёлку в мох и притулившись к ней, я посмотрел на часы: они показали пять. Пискнула какая-то пичуга, пролетел первый вальдшнеп, и одновременно с ним стали прочищать горло сразу три глухаря. Подхватив ёлку, я тронулся в путь. Расстояние с каждым шагом сокращалось, но скорость моя была невелика, не особенно разгонишься с ёлкой наперевес. Дело осложнялось ещё и тем, что звуки двух глухарей, сидящих в одном направлении, смешивались, и трудно было разделить их песни. Однако, голос одного певца был позвончее, под его песню я и пошёл. Тем временем светлело. Я шёл по весеннему лесу под песню глухаря, торжественно неся перед собой на вытянутых руках ёлку. Если бы ни ночь, лес и мой охотничий костюм, я был бы похож на первомайского демонстранта советских времён с транспарантом в руках. И если бы песню при этом пел не глухарь, а я, то совпадение было бы полным. Вот песня раздаётся совсем близко, делаю несколько шагов, и певец замолкает, останавливаюсь, прикрывшись ёлкой, и я. Он помолчал, затем потихоньку расщёлкался и опять запел. Я сделал ещё несколько шагов, он опять замолчал, видимо заинтересовавшись самодвижущейся ёлкой. К этому времени я поставил её на землю. Под его пощёлкивание я медленно опустился на колени, держась за ствол руками. Похоже, я увлёкся передвижением, забыв об охоте. Ружье, чтобы не мешать, висело у меня на плече. Всматриваясь в кроны деревьев сквозь ветви своей ёлки, я увидел силуэт глухаря. Оказалось, мы сидим друг от друга метрах в тридцати. Время от времени он приподнимался на цыпочках и топорщил перья на шее так, что она становилась порой в несколько раз толще моей ноги. Он щёлкал на сосне, а я сидел под своей ёлкой, стараясь вдавить её поглубже в мох, чтобы, наконец, освободить руки. Наконец мне удалось сделать это, и ёлка криво, но надёжно утвердилась на кочке. Ноги мои уже стали затекать, а глухарь всё не мог распеться. Ещё минут через десять я понял, что больше тянуть нельзя: светало и время песен подходило к концу. Один за другим умолкали соседние певцы. Ружьё всё ещё висело на моём плече. На то, чтобы его снять, ушло ещё минут десять. Наступило яркое погожее утро. Глухарь, полюбовавшись ружейными приёмами, которые я ему продемонстрировал, перелетел на соседнее дерево. Сев на вершину сосны, он повернулся ко мне боком. Я стрельнул наудачу, но и удача в это утро повернулась ко мне… Глухарь, затрепетав крыльями, скрылся в лесной чаще. Я с трудом выполз из-под ёлки, и на плохо гнущихся ногах, поскрипывая суставами, побрёл туда, где час назад полный сил и надежд вешал на дерево свой рюкзак.
Здесь на поваленной берёзе эту историю выслушал мой товарищ, которому сегодня не удалось, не только увидеть, но и услышать ночного певуна. Тетеревов в это морозное утро слышно не было. Зато журавли, кликнув один раз, пролетели так низко, что были видны их худые ноги, вытянутые вдоль тела.
6 день. -3. Ток Кресты. Подъехали к тому месту, где полевая дорога переходит в лесную. Остановившись и заглушив двигатель, мы несколько времени стояли, подавленные мёртвой тишиной недвижимого леса. Слышно было только собственное дыхание, бесплотным паром поднимавшееся к звёздному небу. Мороз холодил кончик носа, и, заставив натянуть шапки поплотнее, погнал нас вперёд по гулкой дороге.
В эту ночь, подгоняемые морозом, мы быстрее обычного преодолели путь до тока. Прокрались десять метров громкого бурелома, отделяющего дорогу от тока, и ступили в мох. Первым нарушил тишину леса вальдшнеп. Зябко поёживаясь и похоркивая, он пролетел над током. Глухари поняли его команду и в пять десять робко застучали клювами. Разошлись и мы в разные стороны. Вскоре заквохтали глухарки, и без того робкие песни притихли. Глухари спрыгнули на землю, короткая прелюдия уступила место насилию и сексу. Решив покинуть этот вертеп, я отправился в обратный путь. Рядом бухнул выстрел! Встретившись с моим товарищем, путём взаимных расспросов выяснили, что стреляли не мы. Вот так номер! Между нами было метров двести. И где-то между нами кто-то удачно поохотился.! А мы думали, что сюда никто не ходит!
Возвращаясь домой, слышали озабоченно бубнивших тетеревов.
7 день. 0. Ток Место. К утру подморозило. Несколько дней был в городе, а в природе произошли такие изменения, что показалось, будто бы год прошел. Отогревшись за день, вечером лягушки ревели как орган Домского собора.
Бодро прошагав по лесной дороге пару километров, подошли к месту, где обычно оставляли рюкзаки и собирали ружья. Собрали и - на ток. Оставив приятеля в том месте, где он в прошлом году взял глухаря, я пошел дальше. Вальдшнеп не пел. Таял ночной сумрак, вместе с ним таяла и надежда на успех. И вот, когда часы показали 5.28, одновременно запели два глухаря. К одному из них подход был удобнее, песня второго доносилась из глухой чащобы. Я выбрал более лёгкий путь и не ошибся! Подходить было удобно: мох под ногами, редкие сосёнки и невысокие ёлочки. Лучшего подхода и не придумаешь. В 5:45 притаившись за деревом, дождавшись очередной песни, произведя меткий выстрел, бросился к грохнувшемуся на землю глухарю. С благоговением опустился я на колени перед павшей птицей. Впервые (сегодня всё как первый раз) почувствовал аромат дичи – ядрёный сосновый ни на что не похожий запах. Глухарь лежал на мху под сосной. Встав с колен, оглянувшись вокруг, вдохнув полной грудью лесные ароматы, я посмотрел на свои обагренные кровью руки. Поднёс их к лицу, что за тёмные пятна? Такие же пятна и на штанах, и на сапогах. Ё моё! Это глухариный помёт! Видимо, певец так старался, что время от времени терял контроль за своими отправлениями, в которые я и вляпался. Когда я подошел к своему, менее удачливому товарищу, тот потянул носом и сказал: - "В прошлом году так же пахло то дерьмо, в которое я положил своё ружьё рядом с убитым глухарём. Зато осенью, когда я достал ружьё из чехла, лёгкий запах напомнил мне весеннюю охоту".
Дома при взвешивании мой глухарь потянул на 4.300.
8 день. +4. Ток Красный. Это - самый далёкий и самый привлекательный ток. Находится он в болоте. Но сначала надо идти по полю, затем 2 км по лесу, и, наконец, 1,5 км по самому болоту. Подойдя к току на "безопасное" расстояние следует снять рюкзаки, присесть на поваленное дерево, собрать ружья, одеть куртку, хлебнуть чаю, и, окинув взглядом посеревший небосвод, понять, что ещё немного и будет поздно. Однако, уже пять часов, а тихо. Разошлись с приятелем в разные стороны и направились в глубь… Вскоре проснулась птичья лесная мелочь. Кто поёт, кто свистит, кто пищит, кто стонет, но есть и такие, которые хохочут – их больше. И только глухаря не слышно. Прошел шагов 15 - вспугнул одного. Слева, видимо, - Валерка, т.к. взлетели сразу два. Прошел дальше, светает, закудахтала глухарка. Решил предаться отчаянию – никто не поёт. Но, чу, что это? В 5:30 за моей спиной от того места, где мы оставили рюкзаки, послышалась первая робкая песня. Разворачиваюсь и - обратно, по своим следам идти хорошо и споро. Вскоре стал различать второе колено, зашагал под песню. Однако, лес становится всё реже. Несколько лет назад здесь был пожар, и сосёнки засохли на корню. Продвигаюсь вперёд, укрываясь за редкими деревьями толщиною с карандаш. Жалею - вот бы ёлку! Но здесь на болоте ёлки не растут… Вот уже совсем близко. Голос у него низкий, слышен то громче, то тише. Видимо, крутится на ветке, зорко посматривая по сторонам. Вот он надолго замолчал, видимо, любуется мужественным профилем охотника. Катастрофически светает, охотник решает показать свой профиль другому певцу. Но тут опять раздалось робкое "тук – тук". Передо мной метрах в сорока пяти на дереве качнулась ветка. Делаю несколько шагов вперёд, остаётся метров тридцать. Можно стрелять! Делаю ещё несколько шагов, теперь точно не более двадцати пяти метров! Вижу силуэт, он сидит ко мне боком и молчит. Ружьё у плеча. Руки устали. Ствол дрожит. Нет сил дожидаться песни. Долго целюсь и стреляю. Ломая сучья и теряя перья, он стремительно падает вдоль соснового ствола. В несколько
прыжков подбегаю, он лежит на брюхе, раскинув крылья. Похрипев с минуту, замолкает. Памятуя вчерашний день, внимательно осматриваю мох. Ставлю ружьё к стволу дерева, на котором с минуту назад он сидел. Ещё раз осматриваю мох вокруг и аккуратно присаживаюсь рядом. Где-то вдали поёт ещё один глухарь. Достаю аппарат и делаю пару снимков со вспышкой. А второй всё поёт. Решаю продолжить охоту, не удерживаюсь от соблазна ещё раз послушать и попрыгать. Кладу добытую птицу на ствол поваленного дерева. Делаю навигатором отметку. И, стараясь не шуметь, укрываясь деревьями, иду на песню. Он поёт в густом сосняке, туда пожар не дошёл. Из-за птичьего гомона песня почти не слышна. Второе колено только угадывается. Вот он где-то рядом, всматриваюсь, прячась за стволом сосны. Солнце уже взошло и окрасило золотом вершины сосен. Одна ветка качается. Вижу приседающего в такт песне глухаря. Наблюдаю за этой большой черной птицей, но выдаю себя движением. Он замолкает, настороженно крутит головой и перелетает на соседнее дерево. Теперь он мне не виден. Только слышится недовольное хрюканье и солидное низкое покашливание, затем опять хрюканье. Пытаюсь подойти под хрюканье, но глухариная охота не терпит новаций. Сказано - под второе колено, значит -под второе колено. Сказано - не слышит, но видит, значит - видит! Однако, в это утро мне удалось испытать две охоты, одна из которых закончилась удачно для меня, другая - для глухаря. Похрюкав и покашляв, он улетает в дебри. Иду искать оставленного глухаря, по пути встречаю своего охотника.
- Ну, что, промазал?
- Да нет, вот он лежит.
- А я у рюкзаков тебя не дождался, пошел искать, смотрю - ты. Я - к тебе. А ты в характерной позе замер, ну я за тобой и наблюдал. Вот это зрелище – смотреть, как на глухаря охотятся! А у меня, когда мы разошлись, так глухарь толком и не распелся.
Под бодрый тетеревиный бубен, под ярким весенним солнцем идём домой.
9 день. + 4. Ток Канава. Выйдя на крыльцо, я почувствовал, что в лицо дует теплый ветер, а в уши льется призывная лягушачья песня. Однако, небо было звёздным, и уже на току стало холодно.
Как я уже писал выше, этот ток пересекает непреодолимая канава, через которую только в одном месте перекинуты два бревна, претендующие на высокое звание мостков. Два прошлых раза на этом току глухарь токовал по ту сторону канавы, мы куковали по эту. Сегодня мой товарищ сразу пошел на мостки, дабы контролировать оба берега. Я же остался на старом месте. От рюкзаков отошел метров на тридцать. Вокруг полная тишина, в лесу сумерки, уже различимы отдельные деревья. Запели мелкие птахи, забубнили тетерева. А надо мной, словно бурав, ввинчивающийся в голову, стал пилить бекас. Не мог он себе другого места найти! Из-за его воя не слышно не только глухаря, но и вальдшнепа услышал с трудом. Но вот в 4:30 у меня за спиной раздались осторожные щелчки, чуть в стороне - ещё один щелкунчик. Минут десять они только разминались, затем понемногу распелись. В полной уверенности удачной охоты, не спеша пошагал навстречу песне. Ток здесь тихий. Невысокие сосёнки растут на болоте среди мхов, поэтому в тёплую, как сегодня ночь, шагов почти не слышно. Вскоре я начал различать скрежетание и зашагал под него. Это было нелегко, т.к., несмотря на относительную темноту, вокруг пели все, кто только мог, а кто не мог, тот издавал время от времени различные звуки, дабы обозначить своё присутствие на этом празднике жизни. Единственным, кто пытался здесь соблюсти своё инкогнито, был я. Мой друг к 5:30 уже успел заявить о себе метким выстрелом. Забегая вперед, при встрече у рюкзаков он мне сказал, что когда пришел к мосткам, недалеко от него ходил некто, похрустывая валежником. Затем некто, тяжело вздыхая, похрустел в мою сторону. Видимо, к половине шестого он дохрустел и до моего глухаря. Именно в это время оба глухаря замолчали, и я отправился в другую сторону, тщетно пытаясь услышать то, ради чего собственно и пришел на это болото. Однако слышал я в то утро только треск крыльев. А у моего друга, на канаве был выбор из трёх певцов. Недостаточно знать, где находится ток, надо еще определить, в какой его части глухари поют, а в какой только трещат крыльями. Ладно, в другой раз пойдем к мосткам оба. А в этот день, вернувшись к машине и попив чаю, нам еще предстояло пройти другое болото, чтобы проверить - нет ли там глухариного тока.
День выдался жаркий, на небе - ни облачка. Солнце начинает пригревать. Подъехав к болоту, оставляем куртки, ружья и добычу в машине. Сами же налегке отправляемся в путь по лесной дороге. Следов на ней не видно, в этом году здесь никто не ходил. Мягкая земля пружинит под ногами. Шлепая по лужам и шурша прошлогодними листьями, выходим к болоту. Памятуя о том, что большинство глухариных токов находятся на краю моховых болот, решаем обойти болото по периметру. Сказано – сделано, ноги вступили в мох. Хождение по болоту в жару занятие тяжелое, хорошо еще комаров нет! Через час снимаю свитер, остаюсь в футболке. Обошли уже несколько соснячков, а следов глухаря нет. Правда, кое-где встречается помет и обломанные кончики сосновых веток, но это похоже на место кормежки. А нам нужно место тока!
Еле волоча ноги, обошли почти всё болото. Странно, болото есть, а тока нет. Но вот с треском взлетает глухарь. Смотрим под ноги - кругом помет! Однако, место не очень симпатичное. Наряду с сосёнками встречаются берёзки и осинки. С одной стороны - смешанный лес, с другой - болото. Не так много и сосен, на которых можно посидеть с комфортом. Словом, не то! Проходим ещё немного и натыкаемся на сложенный из жердей остов старого шалаша. Соорудил его под елью некий аскет. Обрывок полиэтилена, засыпанная листвой подстилка из еловых лап. Жерди уже истлели, здесь давно никого не было. Не видно и кострища. Может, оно заросло? Кто его построил лет десять назад? Сборщик клюквы, охотник на гусей или это шалаш на току? Завтра приедем проверить. Конечно, жаль терять весеннюю ночь, но, с другой стороны, иначе ток не найти. Итак, до завтра.
10 день. Вчерашнее болото. Аномально тёплая для этого времени ночь + 8. К четырём часам подъехали к месту предполагаемого тока. Подошли к старому шалашу и разделились. Друг остался здесь и пойдёт потихоньку вперёд. Я сразу сделаю крюк по болоту мимо тока и затем, выйдя на край болота ,пойду ему навстречу.
По такой жаре и по мху чуть жив добрался почти до конца болота и оттуда по границе леса пошел обратно, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Но тщетно! Пели все, кроме глухарей, особенно наяривали тетерева. Из середины болота слышалось и монотонное бубнение и яростное чуфыканье. Видимо, там тетеревиный ток. А глухаря не было ни видно, ни слышно. Уже давно рассвело, когда я добрался до старого шалаша. Вскоре подошел и друг. Он тоже, как и я, довольствовался романтической прогулкой по ночному лесу. На всякий случай пересекли болото, но и на противоположном берегу среди самого что ни на есть глухариного соснячка не нашли ни птицу, ни её помёта. Ну что же, чем больше мест проверено, тем больше шансов…
11 день. + 6. Ток Красное. На крыльце меня встретил ледяной ветер. Лягушки отнерестились. Тридцать минут на машине, да час пешком. На место прибыли в 4:40. Собрали ружья и разошлись. Пройдя немного вперёд, вспугнул глухаря. До чего досадно! Поближе подойти хочется, и не вспугнуть хочется… Простоял на месте до пяти часов. Запели птицы. Сыро и пасмурно. Наконец, услышал песню, издалека она звучала тихо. Направился на встречу с прекрасным, однако, певец оказался довольно стеснительным и, почуяв слушателя, улетел. Слушатель где-то глубоко в себе матюгнулся и пошел искать другого певца. Уже светало, когда почитатель глухариных вокальных талантов услышал ещё одну песню. Звуки доносились то тише, то громче. Через несколько минут выяснилось, что это не одна песня, а две. Просто один певец сидел ближе, другой - дальше. Подошел к ближнему метров на тридцать, он цокнул и затих. В полной тишине услышал за спиной чьи-то осторожные шаги и жаркое дыхание. Медведь или лось? Рысь или матёрый секач? Сдаваться сразу или попробовать побороться? Решив, что это – медведь, и надо сдаваться, я обернулся и, шагнув навстречу неминуемой гибели, оказался нос к носу с Валеркой. Тот с ходу сообщил:
- Я их слышал сбоку. Один - слева, другой - справа. А ты слышал их спереди и шел к первому. Он замолчал, а за ним и второй.
- Да, я понял, что один был спереди, а другой сзади.
Сказал я и облегченно вздохнул.
12 день. 0. Ток Комплекс. На улице тихо. На машине иней. Лягушки молчат и, возможно, не шевелятся. Подгоняемые морозом, на месте оказались в 4:10. К пяти часам мороз усилился. Пора расходиться. Оказавшись в одиночестве, услышал глухаря. Весело похрустывая подмороженным мхом направился к нему. По пути вспугнул молчуна. Молчун вспугнул певуна. Переставший петь певун потерял для охотника интерес. Охотник направился вглубь тока. Светало, пролетел третий вальдшнеп. Бекаса не слышно. Все птицы поют не активно. После третьего вальдшнепа услышал сразу трёх глухарей. Они пели тихо, вдалеке. Зашагал им навстречу ещё не решив, какому отдать предпочтение. Немного поколебавшись, решил выбрать того, что полевее. Он пел погромче и поактивнее остальных. Уже совсем светло. Быстро перехожу от дерева к дереву, лес редкий, как в городском парке. Подошел совсем близко, но не на выстрел. Стал высматривать – где он. Однако, птица высмотрела меня раньше и, затрещав крыльями и ломая на своём пути ветки, ломанулся в лесные дебри. Ну, очень досадно. Надо отметить, что сегодня и петь стали поздно, и пели очень тихо, не перепархивали с места на место. Глухарих не было слышно. Никто квохтаньем глухарей к пению не побуждал. Зябко поёживаясь, мы отправились восвояси.
13 день. 0. Ток Крест. Очень холодно, тихо, мороз. С рассветом стало ещё холоднее. Придя на место и не дождавшись, пока кто-то запоёт, с громким хрустом прошли вглубь. Вспугнули четырёх глухарей. Затем разошлись (во всех смыслах) и Валерка вспугнул ещё одного. Ток был набит глухарями, как бочка сельдью. Их было так же много и они так же молчали. Придя к выводу, что время глухариных токов отошло, в полном молчании, провожаемые презрительными взглядами молчунов, покинули лес. Птицы щебетали вяло, тетеревов в это утро услышать тоже не довелось. Позднее, дома, пошарив по соседним канавам, я выяснил, что лягушки отметались и разошлись.
Весенняя охота в этом году закончилась.
Каждому охотнику хочется выглядеть не только удачливым истребителем дичи, но и расчётливым провидцем. Недостаточно только принести домой мешок дичи, и хряпнув его об пол, небрежно сказать жене.- "Я вот тут по лесу прогулялся … Потроши, Мария." Затем уйти в свои покои и, стараясь не шуметь, жадно прислушиваться к громким воплям домочадцев.- "Ой, какой большой! Ой, как много! И где это он! И как же это он!" И не пропустить самого главного.- "А Танькин - то Генка, вчера ходил, и ни-че-го ..." Для начинающего охотника это - предел мечтаний. Но со временем хочется большего. Хочется стать пророком, предсказателем, авгуром. Хочется, сидя за вечерним чаем, сказать как бы невзначай: - "Завтра гусь пойдёт, надо сходить принести парочку." Или: - "Ну что, через пару дней пора за глухарём прогуляться." Или выйти вечером на крыльцо, послюнить указательный палец и, подняв его над головой, повертеть туда – сюда: - "Нет завтра тока не будет." И с тем уйти в тёплую избу.
Вот именно это тщеславное желание и подвигло меня на создание записок, которые я веду уже три года, пытаясь определить, от каких природных явлений зависит интенсивность глухариного тока.
За годы охоты в своей деревне на границе Псковской и Ленинградской областей я нашел несколько глухариных токов. Поиски их не менее увлекательное занятие, чем сама охота. Каждому из них я дал условное название. В моих рассказах за несколько лет они под этими названиями и фигурируют.
Весной этого года, как и раньше, мы охотились с моим товарищем местным уроженцем обладателем эстонской фамилии и соответствующего темперамента.
1 день. +2. Ток Комплекс. Будильник прозвонил в 2.30. На улице тихо, не слышно ни ветра, ни лягушек, не видно ни зги, ни звёзд на небе. Вечный покой не смог нарушить даже рёв прогреваемого двигателя моих "Жигулей". Я уехал, а тишина осталась, деревенские собаки не проснулись. В 3.30 подъехали к лесу. В сравнении с прошлым годом лесовозная дорога, по которой предстояло идти, увеличилась вширь и вглубь (местами по колено). Но идти по ней хорошо, промёрзла за зиму и ещё не оттаяла. В лесу снега много, а на болоте на мху его уже нет. В 4 часа вокруг посветлело, видимо за счёт того же снега.
Ток этот длинный, располагается вдоль дороги метров на пятьсот. От дороги до самого тока надо пройти ещё метров 150 по смешанному, преимущественно берёзовому лесу. Каждый шаг в таком лесу ночью даётся с трудом, ветки с шумом пистолетного выстрела хлещут по одежде, под ногами взрываются сухие сучки, прошлогодние листья шуршат при ходьбе как гусеницы танков. За версту всем вдруг становится ясно, что фронт где–то рядом и неумолимо приближается. В общем, спасайся, кто может! Однако, в этом году такого разнообразия звуков не было, всюду лежал плотный, глубокий снег. Звук при ходьбе по этому снегу был такой, что все местные обитатели просто расползлись по углам, норам и дуплам, понимая, что когда по лесу идёт слон надо сидеть тихо, особенно из своего убежища не высовываясь.
Но вот собственно и ток. Он представляет собой сосновый бор на краю болота. Под высокими соснами мягкий моховой ковёр. Снег лежит отдельными островами, между которыми можно тихо передвигаться. Было уже пять часов, когда я, преодолев "шумный" лес, ступил ногами в приветливо чавкнувший мох. Теперь каждый мой шаг отдавался в глубине леса плотоядным чавканьем. Лесные жители могли вздохнуть спокойно. Слон что-то нашёл и не спеша ест.
Немного постояв, я сделал несколько шагов в глубину тока. Было пронзительно, до писка в ушах, тихо. Через минуту меня стали одолевать слуховые галлюцинации. Казалось, где-то постукивает и покряхтывает глухарь, но, стоило повернуть голову в сторону звука, он стихал, но вскоре появлялся с противоположной стороны… Наконец пискнула мелкая птаха, затем вторая. Уже и вальдшнеп пролетел над головой, оглашая лес предсмертным хрипением, а заветных щелчков не слышно. Вот - вот на болоте должны прокричать журавли и тогда… Но журавли так и не прокричали, и глухари, не получив команды, молчали. Тем временем рассвело настолько, что кое-где на мху стали видны глухариные какашки. Может птицы ещё не прилетают на ток? А может, встревоженные моей прошлогодней охотой, они решили перейти на другое место, а здесь, в знак презрения ко мне, устроить туалет? Обуреваемый этими мыслями, я пошёл вдоль по току. Через десяток шагов впереди раздался хорошо знакомый грохот взлетающего глухаря, и сразу за ним - второй. Я понял, что птица здесь есть, и направился к дороге, дабы особенно не беспокоить ночных молчунов. Сделал десяток шагов в нужном направлении и вспугнул третьего, затем четвёртого, затем пятого… И так до тринадцати. Решив, что тринадцать число нехорошее, вернулся немного назад и, вспугнув четырнадцатого, с чувством исполненного долга пошёл на место встречи с другом.
К назначенному месту, где были оставлены наши рюкзаки с термосом, мы подошли одновременно. За кружкой горячего чая поделились впечатлениями. К моим четырнадцати он добавил ещё четырёх. Трёх из них он поднял, когда шёл к четвёртому, который пытался изобразить что-то вроде песни, но ему это так и не удалось сделать. Поэтому и остался жив. Вот так иной человек пыжится, пучится, поёт невесть что, распустив хвост, и гибнет в расцвете сил под ударами судьбы. А другой сидит на своей ветке тихо – скромно и жив - здоров.
Отметив, что в этот день и тетерева не бубнили, мы отправились в обратный путь. По дороге решив, что ещё "рановато будет", условились пойти на охоту через день.
2 день. +4. Ток Место. Тихая звёздная ночь. Лягушки молчат, словно воды в рот набрали. Сборы заняли полчаса. Главное - перед выходом на охоту не забыть перевернуть сковороду вверх дном (перед рыбалкой следует перевернуть кастрюлю). Ну и ещё, конечно, надо не забыть дома ружьё (был и такой случай). А много ли надо охотнику, идущему на ток: сапоги, ружьё и два патрона - первый для глухаря, второй… нет, не для себя, и не для второго глухаря, а на случай осечки – если первый не выстрелит. Настроение поначалу было бодрое. Однако, с самого начала как-то не задалось. Ещё в деревне дорогу перебежала чёрная кошка. "Ну вот. съездили на охоту, хоть назад возвращайся! Хорошо ещё бабы с пустыми вёдрами ночами по деревне не ходят. Но хуже всего, когда дорогу перебежит заяц." - И я начал рассказ о том, как Пушкин не поехал в Петербург из - за того, что дорогу его экипажу перебежал заяц. И только я закончил словами: - "…"Разворачивай … мать…чтоб его…" – Сказал Александр Сергеевич." Как на дороге показался махровый заяц. Сделав своё чёрное дело, насмешливо посмотрел на нас, ухмыльнулся и ушёл в лес. - "Всё равно охоты не будет, может вернуться, перевернуть сковороду, нажарить картошки, нажраться и лечь спать?" Стройный ход моих мыслей прервал вой забуксовавшего колеса. Вытолкав машину и помянув кошку недобрым словом, обречённо зашагали по дороге. Обречённо шагать пришлось долго, пока не сообразили, что свернули не туда. Помянули недобрым словом зайца, обречённо пошагали обратно, свернули туда. И тут дорогу, суетливо и поминутно воровато оглядываясь, перебежала мышь. Тишину ночного леса разорвал мой ропот – " Ночь! А они туда – сюда, туда – сюда! Да это какой-то проходной двор…!"
На ток притащились в 4.15. Лес пребывал в первозданной тиши. Надо сказать, что этот ток пересекает лесовозная дорога. Передвигаться по ней можно неспеша, бесшумно, временами останавливаясь и прислушиваясь – не раздастся ли где заветная песня. Здесь, в придорожных зарослях и дальше в глубине леса белели полосы снега. Заморозка на почве не было, и мы передвигались по влажной земле, иногда нарушая тишину леса тихим хлюпаньем сапога по луже. Дойдя до того места, где в прошлом году мой друг добыл глухаря, после выстрела упавшего ему на голову, мы разделились. Волнуемый прошлогодними воспоминаниями, он остался, а я пошёл дальше. Пройдя вперёд по дорожке ещё метров сто, я остановился и затих. В лесу стояло пронзительное безветрие. Ни один звук не нарушал тишины леса, только пискнет где-то мелкая птаха, да осядет с томным вздохом подтаявший сугроб. Наконец, в 5.30 над головой проскрипел первый вальдшнеп, вслед за ним прочистил горло и первый глухарь. Он щёлкнул пару раз и притих. Я прислушался. Подождав немного, он попробовал ещё раз, но, видимо взяв неверную ноту, застеснялся и надолго замолчал. Однако, через некоторое время справившись со смущением ,опять защёлкал и "взял" второе колено песни. Я стронулся с места, в унисон песне раздался хруст занемевших суставов. Как потом выяснилось, до певца предстояло пройти сто пятьдесят шагов. Мне повезло, с дороги в лес в нужном направлении шла лесовозная колея. Здесь зимой пилили лес, и на краю вырубки притулились два десятка юных голенастых сосен. Именно оттуда и раздавались соблазнительные звуки. Тем временем стало заметно светлее. Я передвигался краем вырубки, прикрываясь стволами деревьев. Попев немного, исполнитель сделал паузу, видимо рассчитывая на одобрение зала, но вокруг было тихо. Только через несколько минут кто-то из публики, громко хлопая крыльями, перелетел с дерева на дерево. Дождавшись полной тишины зала, певец продолжил. Продолжил своё движение и я, пытаясь поближе познакомится с исполнителем.
Время приближалось к шести, и вокруг стало совсем светло. Редкие деревья, между которыми я скакал, как заяц, плохо скрывали мои манёвры. При пересечении очередного открытого пространства я был замечен! Бывают в жизни каждого человека моменты, когда ему хочется сгорбится, скукожится, сжаться, уйти в тень и не отсвечивать. Именно таким - скукоженным и сгорбленным, с ружьём в руке, застиг меня посреди поляны зоркий глаз певца. Я чувствовал, как по мне шарит его изучающий взгляд. Мне показалось, он думал: - "Горбатый, кривоногий, кособокий, убогий, а всё туда же - на охоту!" Но ход глухариной мысли нарушило хлопанье крыльев сразу нескольких почитателей, а может и почитательниц его таланта. И, позабыв об "убогом", он вновь расправил грудь и защёлкал, заскрежетал с новой энергией!
Где-то, почти не слышный, раздался далёкий выстрел, следом ещё один. Певец, томимый нехорошими предчувствиями, грустно притих. Затаился и я, томимый своей печалью: кто-то где - то уже и услышал, и подошёл, и разглядел, и убил, и совершил контрольный выстрел, а я ещё даже и не вижу таинственного певца.
Медленно – медленно распрямил я затёкшую спину, расправил плечи и поднял голову. Передо мной на высокой сосне метрах в двадцати пяти от земли и примерно в тридцати от меня сидел на ветке глухарь! Наши взгляды встретились, он засуетился, заёрзал, закрутил шеей, повернулся ко мне сначала боком, потом задом, потом опять боком. Медлить с выстрелом было нельзя. Нажимаю на курок – грохот, пламя, глухарь камнем падает вниз. В несколько прыжков я достиг места падения. Изо мха торчат крылья и хвост. Опускаюсь рядом, достаю гильзу, из патронника вьётся сизый дымок, в воздухе острый запах хвои смешанный с выстрелом. Кто-то в кустах хлопает крыльями, я раскланиваюсь.
Вернувшись к рюкзакам, встречаюсь с товарищем. Солнце уже встало, а тетерева молчат. Присаживаемся на ствол берёзы, пьём чай, в утреннем лесу слышен мой рассказ: - "…он поёт – я иду, он молчит – я стою, он опять запел – я опять пошёл, а он как замолчит – а я как встану, а он… а я… Да, значит ночная беготня через дорогу – это к удаче…
3 день.+1. Ток Кресты. Сегодня глухарям было не до песен, однако, всё по порядку. Прибыли на ток, называемый Кресты (от находящегося рядом перекрёстка лесных дорог), в 4.30. Он также удобен, как и предыдущий, тем, что тоже прослушивается с лесной дороги. Мой товарищ остался в том месте, где удобнее входить. Я же прошёл дальше и до 5.30 бродил по дороге, тщетно вслушиваясь в мёртвую тишину ночного леса. Стало заметно холоднее. Стараясь не шуметь подмёрзшим мхом, проник внутрь тока. Рассвет уже позолотил невысокие болотные сосёнки, в их вершинах зашумел ветер. Под этот шум идти стало легче. Наконец, я услышал знакомые звуки – это звучал хор глухариной песни и, как позднее выяснилось, пляски. Идти дальше я не решился и лишь наблюдал за тем как глухари, бросив песню, с треском кидаются на землю и гоняются за своими невзрачными барышнями. По всему лесу слышен стук крыльев, порхание и довольное кудахтанье дам, убегающих от кавалеров. Обделённые вниманием, рассевшись по веткам, громким ворчанием сетуют на разврат, царящий внизу. У моего приятеля над головой, чуть не сбив шапку, пролетел глухарище, приземлился, расправил крылья, распустил хвост и стал вызывать его на бой. Мой друг тоже выпятил грудь вперёд! Глухарь сравнил груди и, увидев, что сравнение не в его пользу, опустив хвост, с позором ушёл в кусты. В это время сидящая на дереве глухарка стала заигрывающее кудахтать, кокетливо поглядывая на него. Он не ответил ей взаимностью и удалился.
На обратном пути, похрустывая свежезамороженными лужами, мы решили, что в ранний токовой период, когда глухарихи посещают его активно, петухам не удаётся долго попеть. Удачливей бывает охота в более поздний период, когда курицы садятся на гнёзда и ток посещают пореже.
Тетеревов в это утро тоже было не слыхать, наверно и они бегали по лесу.
4 день. -3. Ток Канава. Этот ток мы не без основания навали "Канава", т.к. его пересекает канава шириной метра три и глубиной в рост человека. Выкопана эта канавища задолго до революции и тянется поперёк всего огромного болота. Там, где её пересекают тропинки, перекинуты брёвнышки, но по тропинкам давно никто не ходит, брёвнышки сгнили, мостки провалились.
Поставив машину, мы вступили на лесовозную дорогу. В этом году по этой дороге ещё никто не ходил. Лес тоже не возили. Через час показалась поляна, в центре которой стоит фундамент, оставшийся от разрушенного ещё до войны эстонского хутора. Местные старики называют его по имени бывшего владельца Ханса Само – Гансов хутор. Теперь -пятнадцать минут по едва заметной тропинке до болота. Затем последнее препятствие в виде безбрежной и бездонной лужи и мы вступили в мох. Мох затрещал. На этот ток лучше ходить, когда нет мороза. В четыре тридцать мы на месте. Повесили на дерево рюкзаки, собрали ружья и разошлись - он налево, я направо. Полное безветрие. Постоял, прислушался и в пять десять донеслось далёкое, глухое, едва уловимое глухариное пощёлкивание. Вокруг хоть глаз коли, успею по темноте подойти. Иду навстречу пощёлкиванию, а оно не приближается! И вообще непонятно, один щёлкает или два? Может, поют несколько, но по мере подхода ближний замолкает и слышен дальний? Потихоньку приближаюсь, уже слышно второе колено, пора идти под песню. Пропилил бекас, пролетел вальдшнеп. Крикнули журавли, первый раз в этом году их услышал. Глухарки стали покудахтывать, слетаясь на ток. Вдруг слева от меня кто-то с треском и шумом сел на сосну. Гукнул пару раз и притих. Замер и я, жду. Он ещё раз гукнул. Стоять неудобно, а пошевелится не могу! А он гук да гук. Бухнувший неподалёку выстрел его не испугал, так он и гукал, пока не рассвело. А те, на чью песню я пробирался, судя по звукам, спрыгнули на землю и ну валтузить друг друга. Кругом закудахтали, залетали. Справа от меня ещё один поёт, заливается беспрерывно! А я жду – до этого рукой подать, а он всё распеться не может: тук-тук да тук-тук. Плюнул я на него, повернулся к тому, что справа. А этот опять тук-тук. Я ещё подождал, тут он затих окончательно. Я - направо к новой песне. Стало светло, прыгаю от дерева к дереву, уже близко! "Вот, – думаю, – теперь надо до той толстой сосны допрыгать, только там правее от неё вода блестит – лужа! Значит надо держаться левее. А там тоже вода! Ё – моё, это же канава, а певец за ней…" Постоял я на берегу и побрёл обратно к рюкзакам. Там мы и встретились с другом. Пришло время охотничьих
рассказов…
Только мой товарищ отошёл от рюкзаков, как кто-то запоёт. Он - к певцу, а тот поёт плохо. В это время сзади, на то самое дерево, на котором весели наши рюкзаки, бухнулся ещё один исполнитель, да такой азартный! Охотник, привлечённый активной песней попрыгал к нему. Но не только его привлекла эта песня, на соседнее дерево села глухарка и ну певца соблазнять. Тот песню бросил, перья на шее поставил дыбом, грудь надул как индюк. И ну по ветке туда-сюда расхаживать и галантно раскланиваться, вот-вот на соседнее дерево перепорхнет. Охотнику ни пошевелиться, ни ружьё поднять, стал он глухаря мысленно уговаривать: - "Ну, спой, спой ещё раз". Глухарь поддался на уговоры и спел свою последнюю песню… Здесь я его и увидел лежащим под деревом, на котором висели наши рюкзаки.
Проделав обратный путь и подойдя к машине, мы впервые в этом году полюбовались ужимками токующего тетерева. Чуфыкая и хмуря красные брови, он прыгал вокруг нашего "Жигуля".
5 день. +1. Ток Комплекс. Некогда, в Советские годы в нашем районе был построен животноводческий комплекс на шесть тысяч голов. В "девяностые" его разрушили. Дорога на ток идёт до величественных имперских развалин этого сооружения. От этого разрушенного комплекса и название нашего тока. С этого места до тока ещё тридцать минут по разбитой лесовозной дороге. И вот мы на месте, присели на поваленную берёзу, собрали ружья, посидели и пошли. До самого тока 350 метров, но это тяжёлый и трудный путь. От дороги до мха приходится идти смешанным лесом. Смешанным он называется потому, что там чего только не намешано: и засохшие на корню ёлки и поваленные стволы деревьев, и хрумкие сучки под ногами, и шумные прошлогодние листья… Попробуй здесь бесшумно пройти по снегу и лужам, да ещё с ёлкой в руках!
Теперь несколько слов о ёлке. Сегодня я решил опробовать давнишнюю идею подхода к глухарю под прикрытием. Именно на этом току угораздило меня реализовать то, над чем я думал долгими зимними вечерами. Дело в том, что к глухарю в большинстве случаев приближаешься тогда, когда утренние сумерки сменяются рассветом, и вокруг становится уже светло. Бывает, осталось до цели метров сто, два - три раза перебежать, а впереди - открытое пространство. Другое дело, когда на территории тока растут небольшие густые ёлочки, и можно подбираться к птице, прячась за ними. Но если в нужном месте ёлки нет, надо принести её с собой. Вот такой простой и гениальный ход моей мысли, вот почему я сейчас продираюсь по ночным дебрям с ёлкой в руках. Экспериментальный образец я выбрал погуще да повыше, и теперь лесная красавица серьёзно тормозит моё движение, иногда полностью его останавливая. Застряв в очередной раз, я укоротил её на полметра. Идти стало легче. С трудом подавив соблазн проделать операцию обрезания ещё раз, я, наконец, ступил в мох, оказавшись среди редких сосен.
Воткнув ёлку в мох и притулившись к ней, я посмотрел на часы: они показали пять. Пискнула какая-то пичуга, пролетел первый вальдшнеп, и одновременно с ним стали прочищать горло сразу три глухаря. Подхватив ёлку, я тронулся в путь. Расстояние с каждым шагом сокращалось, но скорость моя была невелика, не особенно разгонишься с ёлкой наперевес. Дело осложнялось ещё и тем, что звуки двух глухарей, сидящих в одном направлении, смешивались, и трудно было разделить их песни. Однако, голос одного певца был позвончее, под его песню я и пошёл. Тем временем светлело. Я шёл по весеннему лесу под песню глухаря, торжественно неся перед собой на вытянутых руках ёлку. Если бы ни ночь, лес и мой охотничий костюм, я был бы похож на первомайского демонстранта советских времён с транспарантом в руках. И если бы песню при этом пел не глухарь, а я, то совпадение было бы полным. Вот песня раздаётся совсем близко, делаю несколько шагов, и певец замолкает, останавливаюсь, прикрывшись ёлкой, и я. Он помолчал, затем потихоньку расщёлкался и опять запел. Я сделал ещё несколько шагов, он опять замолчал, видимо заинтересовавшись самодвижущейся ёлкой. К этому времени я поставил её на землю. Под его пощёлкивание я медленно опустился на колени, держась за ствол руками. Похоже, я увлёкся передвижением, забыв об охоте. Ружье, чтобы не мешать, висело у меня на плече. Всматриваясь в кроны деревьев сквозь ветви своей ёлки, я увидел силуэт глухаря. Оказалось, мы сидим друг от друга метрах в тридцати. Время от времени он приподнимался на цыпочках и топорщил перья на шее так, что она становилась порой в несколько раз толще моей ноги. Он щёлкал на сосне, а я сидел под своей ёлкой, стараясь вдавить её поглубже в мох, чтобы, наконец, освободить руки. Наконец мне удалось сделать это, и ёлка криво, но надёжно утвердилась на кочке. Ноги мои уже стали затекать, а глухарь всё не мог распеться. Ещё минут через десять я понял, что больше тянуть нельзя: светало и время песен подходило к концу. Один за другим умолкали соседние певцы. Ружьё всё ещё висело на моём плече. На то, чтобы его снять, ушло ещё минут десять. Наступило яркое погожее утро. Глухарь, полюбовавшись ружейными приёмами, которые я ему продемонстрировал, перелетел на соседнее дерево. Сев на вершину сосны, он повернулся ко мне боком. Я стрельнул наудачу, но и удача в это утро повернулась ко мне… Глухарь, затрепетав крыльями, скрылся в лесной чаще. Я с трудом выполз из-под ёлки, и на плохо гнущихся ногах, поскрипывая суставами, побрёл туда, где час назад полный сил и надежд вешал на дерево свой рюкзак.
Здесь на поваленной берёзе эту историю выслушал мой товарищ, которому сегодня не удалось, не только увидеть, но и услышать ночного певуна. Тетеревов в это морозное утро слышно не было. Зато журавли, кликнув один раз, пролетели так низко, что были видны их худые ноги, вытянутые вдоль тела.
6 день. -3. Ток Кресты. Подъехали к тому месту, где полевая дорога переходит в лесную. Остановившись и заглушив двигатель, мы несколько времени стояли, подавленные мёртвой тишиной недвижимого леса. Слышно было только собственное дыхание, бесплотным паром поднимавшееся к звёздному небу. Мороз холодил кончик носа, и, заставив натянуть шапки поплотнее, погнал нас вперёд по гулкой дороге.
В эту ночь, подгоняемые морозом, мы быстрее обычного преодолели путь до тока. Прокрались десять метров громкого бурелома, отделяющего дорогу от тока, и ступили в мох. Первым нарушил тишину леса вальдшнеп. Зябко поёживаясь и похоркивая, он пролетел над током. Глухари поняли его команду и в пять десять робко застучали клювами. Разошлись и мы в разные стороны. Вскоре заквохтали глухарки, и без того робкие песни притихли. Глухари спрыгнули на землю, короткая прелюдия уступила место насилию и сексу. Решив покинуть этот вертеп, я отправился в обратный путь. Рядом бухнул выстрел! Встретившись с моим товарищем, путём взаимных расспросов выяснили, что стреляли не мы. Вот так номер! Между нами было метров двести. И где-то между нами кто-то удачно поохотился.! А мы думали, что сюда никто не ходит!
Возвращаясь домой, слышали озабоченно бубнивших тетеревов.
7 день. 0. Ток Место. К утру подморозило. Несколько дней был в городе, а в природе произошли такие изменения, что показалось, будто бы год прошел. Отогревшись за день, вечером лягушки ревели как орган Домского собора.
Бодро прошагав по лесной дороге пару километров, подошли к месту, где обычно оставляли рюкзаки и собирали ружья. Собрали и - на ток. Оставив приятеля в том месте, где он в прошлом году взял глухаря, я пошел дальше. Вальдшнеп не пел. Таял ночной сумрак, вместе с ним таяла и надежда на успех. И вот, когда часы показали 5.28, одновременно запели два глухаря. К одному из них подход был удобнее, песня второго доносилась из глухой чащобы. Я выбрал более лёгкий путь и не ошибся! Подходить было удобно: мох под ногами, редкие сосёнки и невысокие ёлочки. Лучшего подхода и не придумаешь. В 5:45 притаившись за деревом, дождавшись очередной песни, произведя меткий выстрел, бросился к грохнувшемуся на землю глухарю. С благоговением опустился я на колени перед павшей птицей. Впервые (сегодня всё как первый раз) почувствовал аромат дичи – ядрёный сосновый ни на что не похожий запах. Глухарь лежал на мху под сосной. Встав с колен, оглянувшись вокруг, вдохнув полной грудью лесные ароматы, я посмотрел на свои обагренные кровью руки. Поднёс их к лицу, что за тёмные пятна? Такие же пятна и на штанах, и на сапогах. Ё моё! Это глухариный помёт! Видимо, певец так старался, что время от времени терял контроль за своими отправлениями, в которые я и вляпался. Когда я подошел к своему, менее удачливому товарищу, тот потянул носом и сказал: - "В прошлом году так же пахло то дерьмо, в которое я положил своё ружьё рядом с убитым глухарём. Зато осенью, когда я достал ружьё из чехла, лёгкий запах напомнил мне весеннюю охоту".
Дома при взвешивании мой глухарь потянул на 4.300.
8 день. +4. Ток Красный. Это - самый далёкий и самый привлекательный ток. Находится он в болоте. Но сначала надо идти по полю, затем 2 км по лесу, и, наконец, 1,5 км по самому болоту. Подойдя к току на "безопасное" расстояние следует снять рюкзаки, присесть на поваленное дерево, собрать ружья, одеть куртку, хлебнуть чаю, и, окинув взглядом посеревший небосвод, понять, что ещё немного и будет поздно. Однако, уже пять часов, а тихо. Разошлись с приятелем в разные стороны и направились в глубь… Вскоре проснулась птичья лесная мелочь. Кто поёт, кто свистит, кто пищит, кто стонет, но есть и такие, которые хохочут – их больше. И только глухаря не слышно. Прошел шагов 15 - вспугнул одного. Слева, видимо, - Валерка, т.к. взлетели сразу два. Прошел дальше, светает, закудахтала глухарка. Решил предаться отчаянию – никто не поёт. Но, чу, что это? В 5:30 за моей спиной от того места, где мы оставили рюкзаки, послышалась первая робкая песня. Разворачиваюсь и - обратно, по своим следам идти хорошо и споро. Вскоре стал различать второе колено, зашагал под песню. Однако, лес становится всё реже. Несколько лет назад здесь был пожар, и сосёнки засохли на корню. Продвигаюсь вперёд, укрываясь за редкими деревьями толщиною с карандаш. Жалею - вот бы ёлку! Но здесь на болоте ёлки не растут… Вот уже совсем близко. Голос у него низкий, слышен то громче, то тише. Видимо, крутится на ветке, зорко посматривая по сторонам. Вот он надолго замолчал, видимо, любуется мужественным профилем охотника. Катастрофически светает, охотник решает показать свой профиль другому певцу. Но тут опять раздалось робкое "тук – тук". Передо мной метрах в сорока пяти на дереве качнулась ветка. Делаю несколько шагов вперёд, остаётся метров тридцать. Можно стрелять! Делаю ещё несколько шагов, теперь точно не более двадцати пяти метров! Вижу силуэт, он сидит ко мне боком и молчит. Ружьё у плеча. Руки устали. Ствол дрожит. Нет сил дожидаться песни. Долго целюсь и стреляю. Ломая сучья и теряя перья, он стремительно падает вдоль соснового ствола. В несколько
прыжков подбегаю, он лежит на брюхе, раскинув крылья. Похрипев с минуту, замолкает. Памятуя вчерашний день, внимательно осматриваю мох. Ставлю ружьё к стволу дерева, на котором с минуту назад он сидел. Ещё раз осматриваю мох вокруг и аккуратно присаживаюсь рядом. Где-то вдали поёт ещё один глухарь. Достаю аппарат и делаю пару снимков со вспышкой. А второй всё поёт. Решаю продолжить охоту, не удерживаюсь от соблазна ещё раз послушать и попрыгать. Кладу добытую птицу на ствол поваленного дерева. Делаю навигатором отметку. И, стараясь не шуметь, укрываясь деревьями, иду на песню. Он поёт в густом сосняке, туда пожар не дошёл. Из-за птичьего гомона песня почти не слышна. Второе колено только угадывается. Вот он где-то рядом, всматриваюсь, прячась за стволом сосны. Солнце уже взошло и окрасило золотом вершины сосен. Одна ветка качается. Вижу приседающего в такт песне глухаря. Наблюдаю за этой большой черной птицей, но выдаю себя движением. Он замолкает, настороженно крутит головой и перелетает на соседнее дерево. Теперь он мне не виден. Только слышится недовольное хрюканье и солидное низкое покашливание, затем опять хрюканье. Пытаюсь подойти под хрюканье, но глухариная охота не терпит новаций. Сказано - под второе колено, значит -под второе колено. Сказано - не слышит, но видит, значит - видит! Однако, в это утро мне удалось испытать две охоты, одна из которых закончилась удачно для меня, другая - для глухаря. Похрюкав и покашляв, он улетает в дебри. Иду искать оставленного глухаря, по пути встречаю своего охотника.
- Ну, что, промазал?
- Да нет, вот он лежит.
- А я у рюкзаков тебя не дождался, пошел искать, смотрю - ты. Я - к тебе. А ты в характерной позе замер, ну я за тобой и наблюдал. Вот это зрелище – смотреть, как на глухаря охотятся! А у меня, когда мы разошлись, так глухарь толком и не распелся.
Под бодрый тетеревиный бубен, под ярким весенним солнцем идём домой.
9 день. + 4. Ток Канава. Выйдя на крыльцо, я почувствовал, что в лицо дует теплый ветер, а в уши льется призывная лягушачья песня. Однако, небо было звёздным, и уже на току стало холодно.
Как я уже писал выше, этот ток пересекает непреодолимая канава, через которую только в одном месте перекинуты два бревна, претендующие на высокое звание мостков. Два прошлых раза на этом току глухарь токовал по ту сторону канавы, мы куковали по эту. Сегодня мой товарищ сразу пошел на мостки, дабы контролировать оба берега. Я же остался на старом месте. От рюкзаков отошел метров на тридцать. Вокруг полная тишина, в лесу сумерки, уже различимы отдельные деревья. Запели мелкие птахи, забубнили тетерева. А надо мной, словно бурав, ввинчивающийся в голову, стал пилить бекас. Не мог он себе другого места найти! Из-за его воя не слышно не только глухаря, но и вальдшнепа услышал с трудом. Но вот в 4:30 у меня за спиной раздались осторожные щелчки, чуть в стороне - ещё один щелкунчик. Минут десять они только разминались, затем понемногу распелись. В полной уверенности удачной охоты, не спеша пошагал навстречу песне. Ток здесь тихий. Невысокие сосёнки растут на болоте среди мхов, поэтому в тёплую, как сегодня ночь, шагов почти не слышно. Вскоре я начал различать скрежетание и зашагал под него. Это было нелегко, т.к., несмотря на относительную темноту, вокруг пели все, кто только мог, а кто не мог, тот издавал время от времени различные звуки, дабы обозначить своё присутствие на этом празднике жизни. Единственным, кто пытался здесь соблюсти своё инкогнито, был я. Мой друг к 5:30 уже успел заявить о себе метким выстрелом. Забегая вперед, при встрече у рюкзаков он мне сказал, что когда пришел к мосткам, недалеко от него ходил некто, похрустывая валежником. Затем некто, тяжело вздыхая, похрустел в мою сторону. Видимо, к половине шестого он дохрустел и до моего глухаря. Именно в это время оба глухаря замолчали, и я отправился в другую сторону, тщетно пытаясь услышать то, ради чего собственно и пришел на это болото. Однако слышал я в то утро только треск крыльев. А у моего друга, на канаве был выбор из трёх певцов. Недостаточно знать, где находится ток, надо еще определить, в какой его части глухари поют, а в какой только трещат крыльями. Ладно, в другой раз пойдем к мосткам оба. А в этот день, вернувшись к машине и попив чаю, нам еще предстояло пройти другое болото, чтобы проверить - нет ли там глухариного тока.
День выдался жаркий, на небе - ни облачка. Солнце начинает пригревать. Подъехав к болоту, оставляем куртки, ружья и добычу в машине. Сами же налегке отправляемся в путь по лесной дороге. Следов на ней не видно, в этом году здесь никто не ходил. Мягкая земля пружинит под ногами. Шлепая по лужам и шурша прошлогодними листьями, выходим к болоту. Памятуя о том, что большинство глухариных токов находятся на краю моховых болот, решаем обойти болото по периметру. Сказано – сделано, ноги вступили в мох. Хождение по болоту в жару занятие тяжелое, хорошо еще комаров нет! Через час снимаю свитер, остаюсь в футболке. Обошли уже несколько соснячков, а следов глухаря нет. Правда, кое-где встречается помет и обломанные кончики сосновых веток, но это похоже на место кормежки. А нам нужно место тока!
Еле волоча ноги, обошли почти всё болото. Странно, болото есть, а тока нет. Но вот с треском взлетает глухарь. Смотрим под ноги - кругом помет! Однако, место не очень симпатичное. Наряду с сосёнками встречаются берёзки и осинки. С одной стороны - смешанный лес, с другой - болото. Не так много и сосен, на которых можно посидеть с комфортом. Словом, не то! Проходим ещё немного и натыкаемся на сложенный из жердей остов старого шалаша. Соорудил его под елью некий аскет. Обрывок полиэтилена, засыпанная листвой подстилка из еловых лап. Жерди уже истлели, здесь давно никого не было. Не видно и кострища. Может, оно заросло? Кто его построил лет десять назад? Сборщик клюквы, охотник на гусей или это шалаш на току? Завтра приедем проверить. Конечно, жаль терять весеннюю ночь, но, с другой стороны, иначе ток не найти. Итак, до завтра.
10 день. Вчерашнее болото. Аномально тёплая для этого времени ночь + 8. К четырём часам подъехали к месту предполагаемого тока. Подошли к старому шалашу и разделились. Друг остался здесь и пойдёт потихоньку вперёд. Я сразу сделаю крюк по болоту мимо тока и затем, выйдя на край болота ,пойду ему навстречу.
По такой жаре и по мху чуть жив добрался почти до конца болота и оттуда по границе леса пошел обратно, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Но тщетно! Пели все, кроме глухарей, особенно наяривали тетерева. Из середины болота слышалось и монотонное бубнение и яростное чуфыканье. Видимо, там тетеревиный ток. А глухаря не было ни видно, ни слышно. Уже давно рассвело, когда я добрался до старого шалаша. Вскоре подошел и друг. Он тоже, как и я, довольствовался романтической прогулкой по ночному лесу. На всякий случай пересекли болото, но и на противоположном берегу среди самого что ни на есть глухариного соснячка не нашли ни птицу, ни её помёта. Ну что же, чем больше мест проверено, тем больше шансов…
11 день. + 6. Ток Красное. На крыльце меня встретил ледяной ветер. Лягушки отнерестились. Тридцать минут на машине, да час пешком. На место прибыли в 4:40. Собрали ружья и разошлись. Пройдя немного вперёд, вспугнул глухаря. До чего досадно! Поближе подойти хочется, и не вспугнуть хочется… Простоял на месте до пяти часов. Запели птицы. Сыро и пасмурно. Наконец, услышал песню, издалека она звучала тихо. Направился на встречу с прекрасным, однако, певец оказался довольно стеснительным и, почуяв слушателя, улетел. Слушатель где-то глубоко в себе матюгнулся и пошел искать другого певца. Уже светало, когда почитатель глухариных вокальных талантов услышал ещё одну песню. Звуки доносились то тише, то громче. Через несколько минут выяснилось, что это не одна песня, а две. Просто один певец сидел ближе, другой - дальше. Подошел к ближнему метров на тридцать, он цокнул и затих. В полной тишине услышал за спиной чьи-то осторожные шаги и жаркое дыхание. Медведь или лось? Рысь или матёрый секач? Сдаваться сразу или попробовать побороться? Решив, что это – медведь, и надо сдаваться, я обернулся и, шагнув навстречу неминуемой гибели, оказался нос к носу с Валеркой. Тот с ходу сообщил:
- Я их слышал сбоку. Один - слева, другой - справа. А ты слышал их спереди и шел к первому. Он замолчал, а за ним и второй.
- Да, я понял, что один был спереди, а другой сзади.
Сказал я и облегченно вздохнул.
12 день. 0. Ток Комплекс. На улице тихо. На машине иней. Лягушки молчат и, возможно, не шевелятся. Подгоняемые морозом, на месте оказались в 4:10. К пяти часам мороз усилился. Пора расходиться. Оказавшись в одиночестве, услышал глухаря. Весело похрустывая подмороженным мхом направился к нему. По пути вспугнул молчуна. Молчун вспугнул певуна. Переставший петь певун потерял для охотника интерес. Охотник направился вглубь тока. Светало, пролетел третий вальдшнеп. Бекаса не слышно. Все птицы поют не активно. После третьего вальдшнепа услышал сразу трёх глухарей. Они пели тихо, вдалеке. Зашагал им навстречу ещё не решив, какому отдать предпочтение. Немного поколебавшись, решил выбрать того, что полевее. Он пел погромче и поактивнее остальных. Уже совсем светло. Быстро перехожу от дерева к дереву, лес редкий, как в городском парке. Подошел совсем близко, но не на выстрел. Стал высматривать – где он. Однако, птица высмотрела меня раньше и, затрещав крыльями и ломая на своём пути ветки, ломанулся в лесные дебри. Ну, очень досадно. Надо отметить, что сегодня и петь стали поздно, и пели очень тихо, не перепархивали с места на место. Глухарих не было слышно. Никто квохтаньем глухарей к пению не побуждал. Зябко поёживаясь, мы отправились восвояси.
13 день. 0. Ток Крест. Очень холодно, тихо, мороз. С рассветом стало ещё холоднее. Придя на место и не дождавшись, пока кто-то запоёт, с громким хрустом прошли вглубь. Вспугнули четырёх глухарей. Затем разошлись (во всех смыслах) и Валерка вспугнул ещё одного. Ток был набит глухарями, как бочка сельдью. Их было так же много и они так же молчали. Придя к выводу, что время глухариных токов отошло, в полном молчании, провожаемые презрительными взглядами молчунов, покинули лес. Птицы щебетали вяло, тетеревов в это утро услышать тоже не довелось. Позднее, дома, пошарив по соседним канавам, я выяснил, что лягушки отметались и разошлись.
Весенняя охота в этом году закончилась.
