Из рассказов поисковика

[tvi55]

Из рассказов поисковика. Рассказ был написан в 2019 году и увидел свет во втором томе серии «Антология поискового рассказа» в 2020 году, который так и называется ДУША СОЛДАТА. Тираж книги был не столь велик, поэтому я и предлагаю сегодня этот рассказ всем, кому тема поиска близка и не безразлична.

ДУША СОЛДАТА.
- Ну, ты говори, да не заговаривайся. Именно так отреагировал один из моих собеседников, на мой рассказ о видениях во сне. Не кривя душой, если бы это не произошло со мной, я бы и сам имел сомнения к подобным историям. У меня не было, и нет желания, что-либо доказывать или выискивать доказательства, жизнь сама их преподносит. Мы явно чего-то не знаем и многое не можем объяснить. Но контакты есть, они очевидны и любое «верю - не верю» лишено смысла. Случайность? Совпадение? Предположение? Тогда нужно признать, что, вся жизнь - это череда совпадений и случайностей. А если в этой череде, есть хоть малая доля последовательности и закономерности, то случай - это всего-навсего один из моментов закономерных и последовательных событий. Вот и получается, что всё это неспроста.
Эта история началась три года назад. Весенняя вахта того года выдалась нелегкой, да и когда весной вахты были простыми? Новгородские болота приняли нас, в тот год, мерзким дождичком, временами переходящим в снег. Солнышко нет-нет, да и вырывалось из-за серых, туч, но, обсушив кепки, снова уступало место разгулу весенней стихии. Вахта, как и многие из весенних, стала экзаменом для отряда, истосковавшегося, за зиму, по допингу поискового счастья, по борьбе за живучесть. Первичные планы и расчеты по местам работ были сорваны подчистую. Водная гладь захватила, даже считавшиеся не потопляемыми места. Упорство бойцов отряда, оказавшихся местами по колено в воде и старательно царапающих заиндевелыми пальцами переплетения корневищ, заросшего с годами, поля боя, результатов не давали. Пришлось перебираться на более высокие, мало-мальски сухие места. Тогда, после шестых или седьмых «чудных» дней, и ночей, когда вода, под утро, в ведрах покрывалась корочкой льда, а поисковая братия полностью исчерпала запасы всего сухого, что можно было надеть на дрожащие тела, природа сжалилась. Солнышко, узрев безумство людей, гуськом уходящих на работу и накрывающихся, единственной не промокшей из вещей, полиэтиленовой пленкой, проявила свое великодушие. Дождь прекратился, и «Ярило» ниспослало на нас свою благодать.
После долгих скитаний по затопленным низинам, я и Света вышли на возвышенность, где нас привлекла, усеянная гильзами, не большая воронка. Забегая вперед, скажу, что под гильзами и слоем многолетней листвы мы обнаружили останки, а за четыре дня работы, были подняты четыре бойца Красной Армии. Результат по поиску и подъему верховых солдат, так называют поисковики, павших в бою и не захороненных воинов, просто великолепный, но эта история не о том. После одной из фото фиксаций нашего раскопа, я на радостях теплой погоды и красот тех мест, сделал несколько кадров округи. Чик, и зафиксировал что справа, чик, и запечатлел, что слева. Птички поют, солнышко греет, по всей округи на полтора километра ни души, красота, одним словам. Тогда мы и не предполагали, что именно один из этих кадров станет душевной занозой на целых три года.
Разговоры в поисковой среде за хрономиражи Мясного Бора, не новость, ими даже институт Новгородский одно время занимался. В просторах интернета по этой теме и не перечитать, из уст в уста пересказываются невероятные встречи с солдатами той войны, видениями на вахтах разных времен. Верить в это или нет - дело личное. Поисковики к этому относятся совершенно спокойно и обыденно – это их жизнь. Само понятие «не обычно», в этих мест, лишено смысла. А разве обычно, когда отряд подымает из ямы пятьдесят два солдата? А рядом еще сорок. Поляны, где солдаты в несколько слоёв, это что обычно? Кусок болота десять на пятнадцать метров, с которого подымают больше сотни бойцов – разве обычно? Это вы у ребят на поляне «Политруков» работающих спросите: - Обычно или нет? Я, так скажу: - Глядишь на лес, а там движется кто-то или что-то, и хоть знаешь, что там нет никого – но это для этих мест, вроде как обычно. В палатке двое слышат дыхание третьего. Полночи что-то тебе в ноги тычет, а утром под палаткой бойца подымают. Провожает тебя с раскопа до лагеря кто-то, и хоть ты его не видишь, и даже резкие повороты результата не приносят, а шаги и дыхание поблизости отчетливы. Жутко скажите? Есть немного, это скорее обычно для мест этих. Не для всех конечно, есть те, кои столкнувшись с этим, зарок дают себе больше здесь не показываться. Это Мясной Бор. Здесь из около двухсот тысяч из окружения всего шестнадцать вышли. Это официальная цифра, а по неофициальным, более трехсот тысяч. Тут за «обычно» и «не обычно» не нам судить.
Ну да вернемся к нашей истории. Месяц, а может и полтора прошло после той весенней вахты, решил я фотки с вахты поглядеть, душу так сказать потешить. Впереди летняя вахта маячит, поисковый вирус мозги будоражит, зуд по всему телу. Взгрустнулось мне, если коротко. Листаю на компе фотки, головой качаю, языком цокаю, руки потираю. Полагаю, меня сейчас многие поисковики поймут, словами это сложно передать, это там, в извилинах серого вещества, и все время перед вахтой тело уговаривает: - Ну что бухтишь? Прошла же боль в пояснице, и руки уже две недели не ноют, а за желудок после пачки таблеток совсем забыл. Колени, видите ли, скрипят, и что с того? шея-то отошла. А как в лес попадешь, все болячки как рукой снимет. И, ведь, правда, многие подтвердят, в лесу за всю эту ерунду сразу забываешь. Враз здоровым становишься. Досмотрел я до тех самых кадров, которые округу у раскопа запечатлели, гляжу и глазам не верю. В углу фото сидит кто-то. Ну, я же нормальный человек, на память не жалуюсь, пью умеренно, «травку» не курю, не должно там никого быть. Увеличиваю кадр, и как бы это аккуратней сказать, в шоке короче.

Фотоаппарат у нас конечно не супер, но то, что это не пень, разглядеть можно отчетливо, а главное рядом с сидящим еще силуэт, хоть и полупрозрачен, но отчетливо виден, и голова силуэта этого на стволе дерева, рядом растущего, просматривается, а это полностью исключает вероятность перепутать с веткой или еще с чем. Мистика, да и только. Дней пять с Светой этот кадр и так, и этак крутили. Про «обычно» или «не обычно» не думали, нас больше интересовало, как его на местности определить, на практике знаем, как это не просто. За «не обычно» не думали еще и в силу того, что незадолго до этого Игорь Никитин, командир отряда города Малая Вишера, поделился фото Олега Цема, на котором группа «типа людей» случайно в кадр попала. Только вместо лиц у тех «типа людей», черепа черными глазницами смотрят. Кадр тот, шутя делали, место красивое, никого там не было, за это все присутствующие в один голос твердят.На следующей Вахте, вооружившись фото, посетили это место. Но, в очередной раз убедились, что место по фото найти, только на словах легко. Двое суток мы с упорством прощупывали каждый сантиметр, как нам казалось не большого пространства. Результат был нулевым и мы, сместившись на двести метров северней, дорабатывали вахту с хорошим результатом, два верховых и медальон. Следующая вахта преподнесла новый сюрприз, рядом с тем местом встал лагерем поисковый отряд. Снимался тот лагерь, на день раньше нашего выезда из леса, и, хотя последние сутки, мы, снова не жалея рук вонзали щупы в почву, результата не было. Видимо правду говорят - всему свое время. Не было ни одной из пяти вахт, чтобы мы, не посещали манящий нас участок, но надежды оставались надеждами.Весна этого года выдалась на удивление теплой и благосклонной к поисковой работе. Погода стояла всем годам на зависть, а в нашей истории была очередная пауза в силу того, что это место облюбовал тот поисковый отряд, вставший там большим лагерем. Мы побывали в гостях и убедились, что практически на интересующем нас месте разбиты палатки. Бог поиска оставил нам четыре дня, именно на столько, этот отряд выезжал раньше нас.
На вахтах время мчится с тройной скоростью, и если в обычной жизни мы чаще радуемся прожитым суткам, то на вахтах вечерний костер навевает грустью промелькнувшего дня. В народе говорят: - Самое тяжелое, ждать и догонять, наверное, вахты этим и тяжелы, так как ты постоянно находишься в ожидании. И как только вышло время, мы примчались на опустевшее от палаток место, ставшее родным за все эти годы. Мы не питали особых иллюзий на чудеса, поэтому я, зацепившись за ручку солдатского котелка, находящегося неглубоко в дерне, утоптанной лесной тропы, занялся ее извлечением, за которой последовала немецкая вилка. А Светлана стала искать вероятное место по фото. Нет ни одного поисковика, который бы смог ответить на вопрос, почему он вонзил щуп именно в это место, никто не знает где лежит медальон, он всегда появляется совершенно неожиданно. Что-то под щупом Светланы скребануло, не надеясь на существенное, она ногой толкнула небольшую кочку, из которой только что извлекла щуп, и я услышал свое имя, голосом, который говорил сам за себя. Было понятно, что-то произошло. Открывшиеся нам останки были светло желтого цвета, такой цвет, часто имею останки животных, поэтому вначале мы были в откровенном напряжении, но после извлечения части глазницы черепа и челюсти, стало понятно, перед нами солдат. Приподнятый дерн открыл останки рук и ног, было понятно, он здесь полностью. Зашкаливающие эмоции требовали перекура, и мы на какое-то время решили прервать работы. Минут через пять, несколько успокоившись, мы подходили к нашему раскопу, я наклонился за оставленным инструментом и на какое-то мгновение замер в изумлении. В тридцати сантиметрах, откуда мы только что извлекли череп, на земле лежал еще один, глядя глазницами куда-то за меня. Зажмурив глаза, я тряхнул головой и череп исчез. «Не обычно?», не без этого, но я уже сталкивался с подобным, и теперь точно знал, где второй солдат. Поэтому, когда подошедшей Светлане, положив руку в тридцати сантиметрах от места, где подняли голову первого, я сказал, что второй солдат тут, она, не слишком удивившись, спросила: - Ты что-то видел?
Поисковики Мясного Бора знают, что достаточно часто при посещении места, где что-то привиделось, видение сбывается. А я, после того, как мы сняли небольшой слой земли и увидели череп второго солдата, решил еще раз перекурить, первого перекура будь-то, и не было. Из личных солдатских вещей были обнаружены кружка, хлорная трубочка, да большая красноармейская звездочка, невероятным образом выскочившая из земли вместе с извлекаемой лопатой.
После окончания подъема, мы еще раз отошли на место, с которого когда-то был сделан фотоснимок. Всё так, все сходится, непонятно только почему мы так долго не могли их обнаружить, и почему десятки поисковиков, стоящими на этом месте лагерем, не обнаружили двух верховых солдат, в хорошей, для сегодняшних дней, сохранке останков. Они глядели на наш поиск ровно три года, с весны шестнадцатого, до весны девятнадцатого, и откликнулись тем, кому суждено было их увидеть на случайно сделанном фото. Сейчас я уже и не берусь утверждать, было ли это фото случайным, а может … Когда-то, по одному такому же маловероятному подъему 2009 года, старый поисковик сказал нам:
- Время пришло, вы пришли, он и ждал именно вас.
Ну вот, я и рассказал вам эту не обычную историю, обычных поисковиков Мясного Бора. Тут вроде и рассказывать-то не о чем, дел-то всего – сфотографировал лес, поглядел на кадр, пошел, да и откопал солдатиков, чего может быть проще, а мы три года душу рвали, да землю ковыряли. Одно только в завершение сказать хочется:
- Не отступайте ребята, неспроста всё это, ей Богу, не спроста.

Геннадий Арбузов

 

[tvi55]

Из комментариев.
Есть под Ржевом немало урочищ на месте бывших деревень . Там народу полегло более миллиона человек ,но мало кто из поисковиков
о подобных случаях произошедших на вахтах в Ржевском районе рассказывает. Так уж получилось ,что судьба свела с ветераном битвы за Ржев ,который до 98 лет хранил молчание о тех событиях ,но по настойчивой просьбе внучки и сына достал свой рукописный дневник и решил рассказать, что и как осталось в его памяти. И вот что я понял : МИСТИКА на местах сражений - это ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ! Военфельдшер Моисеенко переживший окружение, арт налеты и бомбардировки, разведки боем, авианалеты, отказ автотехники, неоднократные переформирования своего 908 сп и 246 сд из -за потерь личного состав , разрыв мины ловушки в его собственных руках и много чего еще будучи по молодости убежденным атеистом в конце жизни оставаясь в здравом уме и трезвой памяти честно заявил : всю войну от смерти и ранений меня оберегал мой АНГЕЛ! И это слова человека всю свою жизнь посвятившего медицине и награжденного орденом Ленина за ее развитие в Новосибирском районе. Поговорив с ним я понял одно : Жизнь человека не заканчивается с дематериализацией его тела, души солдат взывают к нам ,живущим : ПОМНИТЕ -МЫ СДЕЛАЛИ ВСЕ ,ЧТОБЫ ВЫ ЖИЛИ !

 

[tvi55]

Весной вообще приятно ходить по лесу, но по ЭТОМУ лесу ходить было очень жутко, тем более что мне удалось углубиться как раз в самый центр Долины смерти. Это район реки Полисть, она на карте так называется, вообще - это речушка, иногда летом пересыхающая. Но тогда она была довольно широкой, весной разливалась метров на двести. Так вот, я шел в районе так называемой северной дороги - узкоколейки 2-ой Ударной армии - это узкоколейка, выводящая из окружения и бывшая в окружении, её до сих пор называют "дорогой жизни второй Ударной армии". Она проходила недалеко от речки, и я пошел вдоль узкоколейки. Буквально в полукилометре от Мясного Бора, если идти по дороге, очень заметно (это заметно и до сих пор, хотя сейчас выросли леса, кустарник кругом), вокруг дороги и в самой дороге было очень много воронок. И воронки - от полутонных, от тонных бомб, и более. Немцы не жалели боеприпасов. Они бомбили дорогу всё время. Как вспоминают ветераны, самолеты "висели" ежеминутно, а летом - в мае-июне - даже ночью бомбили. Это был какой-то ужас....И вот в районе речки вдоль узкоколейки, когда я пошел по ней, лежали разбитые платформы, и, что странно, что между шпалами, и даже иногда под рельсами просто лежали останки погибших. Как потом рассказывал мне мой товарищ, с которым мы учились вместе в школе, - впоследствии он был в партизанах, провел всю войну в новгородских лесах, был участником боёв, и ему приходилось ходить за продуктами по этой узкоколейке, - он говорит: "Иногда зимой, в спешке, когда не хватало шпал, приходилось подкладывать под рельсы трупы наших солдат, чтобы рельсы не провалились". Лежали разбитые платформы, рядом валялись кучи шинелей, лежали ящики из-под продуктов, из-под папирос, даже с папиросами находились ящики. Всё это размокло уже, конечно. А вокруг - трупы. И опять, напомню, - большое количество тридцатьчетверок. Для меня в то время многое было, конечно, ещё не понятно, но понятно было одно: люди шли на смерть, потому что не было ни одного погибшего, чтобы при нем не было оружия. Оружие было в то время, в основном, винтовки и карабины, изредка попадались автоматы.И вот в район этой реки Полисть я стал ходить часто, каждый выходной, иногда даже и вне выходного ходил. Дело в том, что иногда приходилось и на неделе ходить несколько раз, потому что я работал уже на железной дороге с отцом, а начиналась наша работа очень трудно, у нас не было инструмента, потому что после войны его никто не наделал, мастерская в Новгороде была очень бедная, а в районе узкоколейки я нашел почти полный вагон железнодорожного инструмента. Нашел я его случайно, просто однажды шел вдоль узкоколейки и вижу : торчит железнодорожная лапа. Сейчас строится БАМ, и все, наверное, знают, что это за вещь такая - лапа. Это инструмент, которым вытаскивают костыли. Когда я её потащил, оказалось, что она привязана к чему -то. Стал копаться - оказалось, что это связка нескольких лап. Я в то время уже имел щуп, начал прощупывать землю, и везде оказалось железо. Стал раскапывать - там полнейший набор железнодорожных инструментов. Инструмент исключительно новый, и нужный и редкий, потому что он изготовляется только на заводе, в мастерских его не изготовляют, это сложный инструмент, он был даже обернут бумагой, смазан солидолом, и обмазан ещё и глиной. Инструмент армейский, очень добротный. Таких инструментов наши железнодорожники никогда в жизни не видели, потому что основной инструмент у нас - костыльные молотки и пр. - делались кустарным способом в своих мастерских. Железнодорожники знают, что такое хороший инструмент. Работа физически тяжелая, и когда инструмент отличный, то и работать интересно. Так вот, в лес мне приходилось ходить за инструментами.Потом на болоте я нашел кладбище немецкое, где похоронены были фашисты. Очевидно, саперная часть, которая их хоронила, торопилась, и даже лопаты не увезла. Лопаты у немцев были отличные - легкие, стальные. Эти лопаты любили мы все, и с удовольствием работали ими. Инструмента оказалось столько, что его хватило на всю дистанцию, а это расстояние от Новгорода до Чудово, и от Чудово - до Ново-Лисино и до Батецка(?-неразборчиво) все бригады дистанции были снабжены этим инструментом. Стали доставать медальоны, но они были размокшими. На этих же днях весной я нашел медальон, когда действительно почувствовал всю важность того, как найти человека, который ни в каких списках не значится. Недалеко от узкоколейки я нашел группу погибших воинов, они лежали наверху, и у одного их них я увидел медальон, вот этот как раз бланк №4 в пластмассовой трубочке. Когда развернул его - надпись очень четко читалась. Лежали два бланка. На одном и втором повторялась надпись. Там было написано, что это старший сержант Степанов, уроженец Архангельской области, и значился адрес семьи. Хотя прошло больше тридцати лет уже, но я хорошо помню, это был Приозерский район, деревня Важеречка, и адрес женщины. Он был 1905 года рождения, чувствовалось, что это, видно, его жена. Я один бланк направил в Архангельский облвоенкомат, ждал ответа, но ответа я не получил. Через месяца два я решил послать письмо прямо на деревню, потому что война в Архангельской области не проходила, и наверняка население живо. Лет-то немного прошло после войны. Это 47-ой год. Я написал прямо на деревню этой женщине, и очень быстро получил ответ. Эта женщина, действительно, оказалась женой старшего сержанта Степанова. Она меня очень благодарила, что я сообщил о месте гибели её мужа. И дело ещё вот в чем: в то время семьи погибших не получали ни копейки, если было не известно, где находится погибший. Некоторые попали в плен. И если не оказывалось сведений, где они похоронены, то писалось: в списках не значится.Даже есть такая графа в архивах. И жена Степанова с найденным мною бланком обратилась в сельсовет. Получила пособие за период, начиная с 42 года, с месяца гибели, и до 47 года. А пособие это было ей очень нужное, потому что она имела семь человек детей. Она меня очень благодарила. Переписка потом прервалась, потому что адресов стало у меня очень много из разных концов страны.Очень много писем было из Сибири. Район поиска расширялся.

Кресты на могилах немецких солдат.
Я обратил внимание на интересную деталь: очень мало было убитых немцев, они попадались только на нейтральной полосе. Но зато попадались огромные немецкие кладбища. Немецкое кладбище - это холмики земли, на которых стоят деревянные кресты. Кресты были, в основном, привезены из Германии. Я, сколько их ни смотрел, везде даже есть клеймо - на обратной стороне выжжено или Гамбург, или ещё какой-то город, который изготовлял кресты. То есть немцы припасали кресты для своих фашистов. Четко виделась надпись, фамилия похороненного. Нужно отдать должное, учет погибших, конечно, немцами велся отлично. Прибит был номерной знак (одна половина знака отламывалась, вторая посылалась родным). Таких кладбищ в районе Мясного Бора находилось около девяти. Были кладбища и небольшие, по нескольку могил, но были и порядка нескольких сот захороненных человек. Немцы, конечно, шли на хитрость, потому что впоследствии, когда стали эти земли распахивать для посадки елок, обнаружилось, что в одной могиле с одним крестом оказывалось несколько похороненных. Очевидно, они хотели показать своим солдатам, которые приходили на эти места боев: вот сколько лежит русских, вот сколько - наших. Сравнение шло в их пользу, и об этом каждый фронтовик знает, что морально это здорово действует.
Воспоминания Орлова Н.И.
https://vk.com/voippk_plamya

 

[tvi55]

ГЛАЗА

Если мертвому сразу глаза не закроешь,
То потом уже их не закрыть никогда.
И с глазами открытыми так и зароешь,
В плащ-палатку пробитую труп закатав.

И хотя никакой нет вины за тобою,
Ты почувствуешь вдруг, от него уходя,
Будто он с укоризной и тихою болью
Сквозь могильную землю глядит на тебя.

Автор: Юрий Семёнович Белаш (1920 — 1988)

 

[tvi55]

Плен

Обстановка как в могиле:
Сырость, холод, полный мрак...
Ведь меня не хоронили,
Почему же здесь всё так?

Помню взрывы. Как солдаты
Поднимались дружно в бой.
Но не помню, чтоб лопатой
Холм нарыли надо мной.

Вот ботинки что прошиты.
Три гранаты. Два ремня.
Я живой или убитый,
Может ранило меня?

Крови нету. Нету боли.
Но не вижу солнца свет.
Лес шумит... А было поле...
Я в потерях или нет?

Каска рядом с головою,
Фляги чувствую стекло.
Непонятно- после боя
Сколько времени прошло.

Дни, года или недели...
Стоп. А это что?.. Сукно.
То клоки моей шинели,
Видно я лежу давно.

И винтовка. Спуск- на взводе..
Что-то вовсе не пойму:
Вещи все при мне, а вроде
Кем-то связанный, в плену.

Не могу никак подняться.
Всюду корни- там и тут.
" Не бросайте меня, братцы!"
Верю я- за мной придут.

2024

Автор: Олег Николаев

Добор поста: 29/02/24

"Почему-то осторожно обходим вокруг танка, осматриваем — люки закрыты. Под крылом пробоина.

— Совсем маленькая! — удивляется Сережа. — Даже палец не проходит.

— Подкалиберным ударили.

— Хорошо, что не большим.

— Этот тоже был не маленький. Но пострашнее большого. Стерженек прожигает броню.

Сережа поежился, будто этот самый раскаленный стерженек прошел сквозь его сердце. Я положил ему руку на плечо:

— Тебе, Сережа, не придется иметь с ними дело. Расти спокойно.

Осматриваю окрестность — нигде не видно никаких холмиков. А мне очень хотелось, чтобы оказалась могила, — все-таки можно поклониться праху. Ведь за этим мы и ехали сюда.

Трогаю люк механика-водителя. Закрыт изнутри. На башне люки тоже задраены намертво. Лезу под танк — аварийным люком в днище не пользовались.

А Марина встала как вкопанная и глядит, глядит на броню.

Спрашиваю у Сережи, всегда ли люки так были закрыты. Оказывается, всегда.

Невольно запускаю руку в карман куртки, где, бывало, носил свой ключ от танка.

Может быть, запасные ключи целы? Они обычно хранятся в ящике от инструментов. Но ящики на замке. Хотя открыть их ничего не стоит. Отстегиваю лом и подсовываю его под крышку, она отгибается, можно запустить руку.

Я не ошибся, один из запасных ключей оказался в ящике. Открываю башню, заглядываю внутрь. Покореженное железо, змейками свисают концы сгоревшей проводки, на самом днище светится белый порошок.

Снимаю пилотку. Извините, ребята, что потревожил ваш покой. Все равно он у вас долгим не будет. Придут еще тягачи… Металл потребуется. И забрызжет автоген.

— Что там? — сдавленным голосом спрашивает Марина. — Что вы там видите?

— Они погибли… Держались до последнего.

— Мне можно взглянуть?

— Можно. Но вы ничего не увидите.

— Вы же увидели?
— Может быть, вам все же не надо…

Но она уже протягивает мне руку, и я помогаю ей подняться на танк.

Смотрит на башню, нет ли на ней каких-нибудь знаков.

— А как узнать, кому принадлежала эта машина?

— Трудно… Пока невозможно.

Она горестно вздохнула и наклонилась над люком:

— Я ничего не вижу.

— Присмотритесь.

И вдруг она отшатнулась, опустилась на жалюзи, закрыла лицо руками и заплакала.

— Марина, может быть, это и не его танк.

— Не все ли равно!

Прежде чем захлопнуть люк, я еще раз заглядываю в башню. И мне показалось, что среди белого, как перемолотая вата, порошка что-то сверкнуло. Спускаюсь на днище и поднимаю — слиток. Но видно, что это был орден Красного Знамени. Марина взяла его в руки и, теряя сознание и обнимая башню, зарыдала."

Владимир Осинин. Повесть "Полк прорыва"

 

[Глданели]

Да… даже не думал, что так сильно зацепит…. Вечная память героям!

 

[tvi55]

ПОДСНЕЖНИКИ

Оживляется зелень нежная,
И душою стремишься к ней-
Прорастают в лесу подснежники
Средь воронок и блиндажей.

Глазки синие, ножки-тросточки,
Появляются там и тут.
На солдатских священных косточках
Год за годом они растут.

Судьбы тяжкие в землю брошены,
Взор туманится, словно пьян...
Эти- к солнышку, сквозь Алёшеньку,
А под теми пропал Иван.

Скольких взяло ты, брани полюшко,
Пулю встретивших в час лихой?
Поклонился цветок Егорушке,
Что родных не омыт слезой.

Кто-то найден был, кто останется
Среди этих цветов лежать.
И потрогать их руки тянутся,
И погладить, а не сорвать.

И тропинок лесных полосочки
Вновь и вновь сюда приведут...
На солдатских священных косточках
Голубые цветы растут.

2022
С первым днём весны. Замечательное стихотворение. К сожалению автора не удалось найти.

 

[tvi55]

Низкий поклон поисковику и писателю Геннадию Арбузову. Замечательный рассказ. Рекомендую к прочтению.

А ведь как хорошо начиналось. По заезду в лес, не переставали радоваться солнышку и весеннему теплу, выпавшему на конец апреля этого года. Прошлогодняя установка лагеря под порывами ветра с дождем и снегом, перетаскивание промокшего скарба, укладка на торфяной жиже бревенчатых настилов, установка под дождем палаток, вспоминался как дикий кошмар. Это по прошествии времени, оно воспринимается как веселое приключение, а в такие моменты выручает только опыт и осознание, что это необходимо сделать. Весной в новгородских болотах теплая и сухая погода редкий гость, да и лагерь поставить нужно пока лес не погрузился в ночную тьму с морозцем. Романтики хоть отбавляй, это я для тех, кто имеет представление о поиске, как о прогулке в лес. Прогулка эта начинается с того, как машина остановится на обочине трассы, откуда километра полтора – два до места, где предстоит ставить лагерь. Ты, еще в машине, переобулся в болотники, на тельняшку свитер, спецовку, а поверх плащ. Последний раз, оцениваешь из окна, разгул весеннего ненастья, всё, веселье начинается. С выдохом вываливаешься из тепла салона в это весеннее естество. Б-ррр, понеслось. Выгрузка на обочину дороги рюкзаков, сумок с провиантом, мешков с тентами, ведрами, клеенками, и через двадцать минут оставляя нас на произвол судьбы, машина, подмигнув теплым огоньком поворотника, с шелестом по сырому асфальту, мчится в цивилизацию. Оцениваешь количество скарба, делишь на число присутствующих, делаешь вывод - пять или шесть раза до лагеря и обратно. Ерунда - это не много, успокаивая, говоришь себе. Весенняя вахта открыта и романтическая карусель через поле, где местами ноги уходят в торфяной грунт по колено, началась. Я, ты, моё, твоё, на три недели превращается в мы, и наше. Выбираешь, из горы, рюкзак потяжелей, в руки сумки поувесистей и вперед. Пока есть силы, стараешься самое тяжелое утащить первыми ходками. После первой же ходки дождь уже не раздражает, то, что не промочило дождем, намокло от пота. Теперь на первый план выходят две вещи, первая – это не переусердствовать и, в пылу желания быстрей завершить начатое, не надорвать мышцы. Второе – не останавливаться, слишком велик риск, будучи сырым, простыть. Выбрав неспешный темп, как говорят "упершись рогом" веселишься по полной. Уже через полчаса в голове рисуется картина как, в сорок втором, по этим болотам солдаты несли снаряды, катили пушки, тащили все то, без чего невозможно воевать. Невольно, как в кино, сознание рисует мальчишек в ботиночках, увязающих между кочек этого болота. Им было многократно трудней, и осознание этого мне помогает. Со второй ходкой начинаю подбадривать себя песнями о войне, «Мы так давно, мы так давно, не отдыхали ….» ее сменяет волховская застольная «Редко друзья нам встречаться приходится, но уж когда довелось …». Через три – четыре часа, последние пожитки, ведра, лопаты, пакеты, добираются до места стоянки. Под, наспех, натянутым тентом уже разведен костерок, закипает кипяток, в дорожные стаканчики разлито лекарство, каждый сам выбирает, чем согреться. Плотным кругом у костра перекур, кто-то, разрывая заклеенный скотчем пакет, достает сухую пачку сигарет, звучит - Налетай на сухенькие. Предусмотрительно на вид достается аптечка, на случай если кто-то поранится и связка перчаток. Доедаются еще домашние пирожки и бутерброды, из отдающих в синеву губ, звучит довольное «Добрались!» и воспоминания за более суровые условия начала вахт.
Смотришь на это сборище - Промокшее, и дрожащие от лесной прохлады поисковики. Лесанутые, не вписывающиеся в нормы сегодняшнего дня люди, на бывшем поле боя, среди погибших солдат сорок второго года. И понимаешь – ты там, куда рвалась душа всё это время - к своим, к нашим. Туда, где находясь за сотни километров от дома, ощущаешь себя вернувшимся домой. У тебя, в этой сыри и холоде, на душе тепло и светло. Рассиживаться некогда, давай Брат, заводи свою шарманку, это за бензопилу, и по ходу воспоминаний, как на заре поиска, согревались двуручной пилой по кличке «Дружба», скинутые за бесполезностью промокшие плащи, начинаем штурм второго этапа романтического приключения, возведение лагеря. Рокот пилы, треск падающих стволов, стук топоров на обрубке веток, кто волоком, кто на плече, как муравьи стаскиваем необходимое для обустройства. Первые настилы под палатки для девчонок, у костра не просохнуть, нужно переодеться, им еще ужин готовить. Сырые, чумазые, соленые шутки, подколы. Вспоминаешь и улыбаешься, вроде это и не с тобой было.
Этой весной по заезду солнышко. Перетащив скарб, под песни дорожного радио, неторопливо поели, ремонт старых настилов не большой. Лагерь ставили, раздевшись до маек. Но радость за погоду была не долгой. На второй день небо заволокло тучами, и добродушный поначалу ветерок, набрав силу, вот уже какой день, сгоняет к нам дождевые тучи со всей округи. Противный дождь, пропустив на наше появление, мстит по полной.
Разгулом стихии нас не напугать, дождь не дождь, нашли останки, тент над раскопом натянули и работай. Но вот с результатами пока туго, сплошные доборы и настроения от этого не прибавляется. Всяко бывало, и работы под завязку, хоть домой не уезжай, и полное ее отсутствие довелось пережить. У моего читателя может сложится впечатление, что мы на каждой вахте по взводу подымаем. Вынужден огорчить, но отмечу, мы и малому рады, есть добор и уже не зря приехали. /добор - разрозненные останки/.
Три часа, расширяя раскоп во все стороны, рвем корни дерна. Останки мелкие, расположение хаотичное, большой кости, как говорят поисковики, нет. По всему выходит очередной добор. Да и удивляться особо нечему, вон по округе воронок сколько, Разрывали бомбы ребят на части, да раскидывали на сотни метров в стороны. Поди, собери через столько лет, когда руки в одной стороне, ноги в другой, остальное в третьей. От мерзкого, леденящего тело, ветра, в голову песня пришла, да и застряла, так и мурлычу себе под нос «Бьется в тесной печурке огонь». И каждую вахту один и тот же вопрос мозги на изнанку выворачивает: - Да как так? Кем быть нужно, чтоб в этих условиях воевать? Вон десять сантиметров земли сняли, а вода уже весь раскоп залила, какие тут к чертям окопы, какие землянки. Огонь, в тесной печурке, бьется – какие печурки, откуда им взяться? Из чего соорудить? Не на одной военной хронике не видел я, чтоб солдат печку с собой тащил. Для командования оно конечно было, а вот как простые сотни тысяч выживали? Не роботы же они, люди живые. Сколько лет копаю, советскую печку только однажды повидать довелось. Бочки, из-под горючего, в печки, переделанные, вот основная грелка. Только в землянке я ее с трудом представить могу. Куда дым? Откуда тяга? Сколько их нужно, что б всем согреться? Как-то в разговоре на эту тему, умник один мне пояснения дал – В обоз вся утварь солдатская сдавалась и следом за солдатами следовала. Вопрос он тогда еще, странный для меня задал: - Как я отношусь к солдатам которым в боях участвовать не довелось, а награды наравне с фронтовиками имеют? Я со вздохом головой покачал, спорить не стал. На шутку свел: - Никак, говорю, не отношусь, я после войны родился. Трудно объяснить невеже то, что между тем, как должно было быть, и как было, пропасть лежит. Ну, какие обозы, когда до глубокой осени сорок первого, отступать были вынуждены. А наступать начали, ветераны в один голос твердят, обозы эти, на десятки километров отстали. Как воевали, они рассказали, а вот как выжили, и у их самих ответа нет. Роботом нужно быть, чтоб такое осилить. Ну как? Сырому, голодному, месяцами на болоте зимой. Кем нужно быть, чтоб пережить это? А на вопрос за моё отношение к ветеранам позже отвечу.
Много за первые годы войны сказано, но, кого не послушаешь всё виноватых ищут. А если коротко, всё было просто. Не готовы мы к войне оказались. То, что война вот-вот начнется, от рядового, до главнокомандующего понимали и делали всё правильно, но слишком поздно оказалось. В приграничные районы основные силы были стянуты, оно и понятно, где, если не там врага встречать. Самолеты, танки, механизированные корпуса и солдаты. По маю 41-го численность армии с пяти до восьми миллионов увеличили. Тут и выяснилось, что этих обуем, оденем, вооружим, а на большее проблемы имеем. Что-то на складах, а что-то только на бумагах числится. Отмечу, что и эти три миллиона на половину обеспечить успели. На случай открытой мобилизации к западным границам начали свозить всё для обеспечения новых армий. И это правильно, не развозить же форму и оружие по районным военкоматам.
Мне иногда кажется, что события начала войны людям не известны. Слушая умопомрачительные высказывания, кричать хочется – Да чему вас в школе учили? Вы слышите, что говорите? Задумайтесь над сказанным?
Война началась с того, что немецкая авиация, разбомбив коммуникации, отрезала приграничные районы, от жизненного важного обеспечения, была нарушена связь между пограничными округами. Всё было рядом, но ничем воспользоваться возможности не было. У солдатских винтовок закончились патроны, у пушек снаряды, в технике горючее. Без малого пять миллионов мужиков остались с голыми руками против врага. Результат летней компании известен, шесть миллионов винтовок, из восьми имеющихся на складах, достались врагу в качестве трофеев, утрачено две трети военной техники, тысячи комплектов обмундирования и обуви, три миллиона плененных. Но, еще более страшным оказался факт, что одевать, обувать, вооружать вновь мобилизованных оказалось нечем. Опустошаемые склады дальневосточных и южных округов не покрывали и трети потребностей, а на то, чтобы они оказались на призывнике, требовалось время. Поэтому, когда говорят о солдате, обутом и одетом в гражданские одежды, за оружие, которое необходимо добыть у врага в бою – это горькая, но, правда. Не оцененный по достоинству по сей день Величайший подвиг ополченцев московских округов. Это они, своей смертью стали прологом грядущей Победы. Это они, встав на пути врага, как в 1812 году крестьяне с вилами против наполеоновской армии, отстояли Москву. Это благодаря их мужеству и отваге, отчаянному самопожертвованию, немецкое командование, увидев тысячи гражданских идущих в бой, доложило в ставку Гитлера о победе над регулярной Красной армией. Замедлив темпы наступления, немцы с иронией смотрели на, как им казалось, бессмысленные жертвы русских Иванов, не способные, что-либо изменить. Ополченцы ценой тысяч жизней, заставили врага поверить в свою окончательную победу, подарили время для организации обороны столицы.
Отвлекусь, но не могу обойти стороной подвиг ополченцев. Мужики тринадцати территориальных образований прибыли под Москву с целью, любой ценой не пропустить врага. Стране, на тот момент, нечего было им дать, не обуть, не одеть, не нормально вооружить. Очень схожее положение с солдатами в Волховском котле, которых мы подымаем. Ополченцам дали то, что было с военной базы не далеко от станции Лосиноостровская Ярославской железной дороги. Это была база трофейного, не стоящего на вооружении Красной армии оружия, которое на одну треть требовало ремонта. Как бы сегодня назвали, непригодного и устаревшего. Если брать поштучно, его вполне хватало на «вооружение» двенадцати дивизий, но что это за оружие, говорить не приходится. Винтовки от времен первой мировой, борьбы с интервенцией, конфликтов оз. Хасан, р. Халхингол, периода присоединения Бессарабии, северной Буковины. Пушки французского образца 1905 года, на которых не было прицельных приспособлений, отсутствие бронебойных и осколочных снарядов, в дивизии ополченцев поступили минометы - а боеприпасы к ним разных калибров, доставлялись снаряды к пушкам, которых вообще не было. Патроны к винтовкам разного образца в ограниченном количестве. Можно много говорить на темы как, и почему, но больше ничего не было. И это было лучше, чем совсем ничего. Не было самого главного – времени. Трагична и ужасна судьба героев ополченцев, задержавших врага под Москвой. Ужасна количеством жертв, несостоятельностью противостоять врагу, и трагична тем, что и сегодня эти тысячи, оставшихся неизвестными, мужиков, не удостоены должного почитания. От себя добавлю, я убежден, что именно ополченцы, отстояв Москву, являются самым ярким проявлением истинно народной, Отечественной войны.
По сей день, нет понимания того, что половина солдат погибли не в боях, а от невыносимых условий военного времени. Они умирали от голода, холода, болезней, отравлений, воспалений ран и гуляющих по фронтам эпидемий, сводили счеты с жизнью не находя сил терпеть дальше. Бой, был спасением от мучений, рассказывал мне один ветеран, достойно умереть, а не сдохнуть, околев в холодном окопе. Выползая с связкой гранат, из окопа, на идущий на нас немецкий танк, продолжил он, у меня не было желания кинув гранаты вернуться. Я не чувствовал не рук, ни ног, ни тела, была звериная радость скорого конца, завершения мучений, я полз под танк умереть. Бог не допустил. Раздался взрыв, меня оглушило, отбросило, и всего облепило чем-то вязким и теплым. Через какое-то время пришел в себя, мне жарко и нестерпимо воняет паленым мясом. Я лежу у горящего танка и горю, как и он. Произвольно начинаю тушить огонь руками и вижу, что я весь в крови и человеческих кишках, во всём том, что внутри нас. В ужасе хватаюсь за живот и понимаю не мои, а дальше в голову ударяет жуткая вонь, и я долго блюю от осознания, что эти внутренности моего товарища.
Мы очень мало знаем о солдате сорок первого и сорок второго года. Из воевавших в эти годы, с войны вернулись один на тысячу, да и те, в основной массе, служили в обеспечении. С войны возвратились призывы сорок третьего и позже. До нас дошла хроника лучшего, избранного, приукрашенного, постановочные кадры, задачей которых, было вселить в людей надежду. Но и они, если присмотреться, вопят жутью и безысходностью солдата. Мой дед счастливчик, инвалид вернулся в сорок четвертом и за первые годы говорил коротко – Это был ад. Приведу в пример воспоминания ветерана, призванного поздней осенью сорок второго. «До фронта добирались долго, сразу за Москвой в глаза кинулась картина пожженных деревень, на обочинах дорог разбитая техника, а ближе к фронту не захороненные труппы. Отчетливо помню свое первое попадание на поле бывшего боя. Нагромождение разбитой техники, вокруг которой ковер из трупов, как наших, так и немцев. Причем все немцы без ног. На вопрос, почему немцы без ног?
- Жить захочешь, узнаешь, ответил сопровождающий нас лейтенант. Жить мне хотелось и поэтому, я уже через две недели в составе целой группы, желающих выжить, отправился на поле былого сражения, где убитые немцы еще были с ногами. Мы бегали по полю и, переворачивая окоченевшие труппы, искали сапоги своего размера. Затем топором отрубали им ноги. Снять с труппа не порвав сапоги невозможно, поэтому мы их разогревали у костра и клещами, освобождали от прежнего владельца …». Напомню, что это события конца сорок второго, когда страна почти превозмогла самое тяжелое. Я не случайно прикладываю к рассказу фото, на котором бойцы форсируют Сиваш. Приглядитесь, они идут в ботинках. А это осень сорок ТРЕТЬЕГО, остальные разговоры лишены смысла. Возражающим, напомню, что солдаты с обморожением и загниванием конечностей на девяносто процентов умирали от заражения крови, а застуженные ноги сто процентов болезнь. Сапоги это не просто лучшее, что могло быть для солдата, это шанс выжить.
Вспоминаю как у северной дороги Мясного Бора, подымали солдатика в валенках. Их щуп сразу определил, а вот события массовой гибели в этих местах приходятся на весну 42-го. Каждый поисковик, найдя останки, старается понять картину гибели солдата. Оно и понятно, ты последний кто видит и может оценить обстоятельства, возможные причины, восстановить картину смерти. Тут и поза погибшего, и целостность останков, наличие пуль, осколков. Иногда сразу понятно, а иногда понимаешь это под самый конец эксгумации. Тогда, при останках не было пуль и осколков. Могло быть и сквозное ранение, смертельная пуля на вылет, но взяв в руки валенки, погибшего на болоте в апреле месяце, невольно думаешь за иное. В валенках, по весне, на болоте. Как так? Сапоги бы тебе братишка, может быть ты и вошел бы в число, шестнадцати тысяч, вышедших из этого котла. А те, кто вышли, кто прошел этот ад войны, кто они?
Вот вам мой ответ на вопрос - Как я отношусь к ветеранам? В который раз говорю сам себе – Это, простому человеку не под силу. Вы сверх человеки.
А сверх человека только боги.

 

[Глданели]

нет слов, чтобы описать впечатления после рассказа. А сколько ещё они не опубликовали , ибо нет душевной возможности изложить свои чувства словами на бумаге…. Мой дед никогда не рассказывал про войну, а бабушка, когда что-то случалось, говорила: это ничего, лишь бы не было войны…

 

[tvi55]

Окоп, воронка на воронке,
Ячейка, полная воды,
Лежат бойцы без похоронки
Среди безмолвной тишины.
Им ветер песни напевает,
Деревья листьями шуршат,
И солнца луч в ветвях играет,
Как много-много лет назад.
Они ушли, простившись с домом,
С аула, с хутора, с села,
На ратный бой во имя жизни
Отчизна-мать их позвала.
Как можем мы пахать и сеять,
Историю читать по книгам дураков,
Пока лежат в земле, политой кровью,
Останки наших дедов и отцов.
Поэтому берем мы щуп, лопату,
На пояс флягу с родниковою водой,
Не чувствуя усталости в работе,
Мы в прошлое уходим с головой.
Часами землю из окопов выбирая,
Порою, не стирая пот с лица,
Мы счастливы с тобой тогда бываем,
Когда находим смертник у бойца.
В нем имя, званье, год рожденья
Бойца, который воевал,
И по чьему-то упущенью
В войне Великой без вести пропал.
Он не один, десятки тысяч,
Лежать остались в тишине,
У той дорогобужской деревеньки,
Почти на безымянной высоте.

Игорь Михайлов, поисковое объединение «Долг», г. Вязьма

 

[tvi55]

Есть !!! Сжимаю в кулаке .
Волнение , радость – всё во мне в избытке .
С окисленной монетой был он в кошельке ,
Нехитрые солдатские пожитки …

Заполнен или пуст , гранёный бакелит ?
Быть может в нём обычные иголки .
А может имя павшего он до сих пор хранит ,
Того кого нашёл в лесной воронке .

Я колпачок рукой , со скрипом открутил .
Ну наконец то ! Трубочкой записка .
Солдата с той войны домой я возвратил ,
С пропавших без вести – вычеркнуть из списка !

С большим трудом , но всё же прочитали ,
Отправили родным короткое письмо .
Ведь где он , что с ним – с той поры не знали ,
Ни где убит , где похоронен – ничего .

Ты извини боец , что я на ты с тобою ,
Как будто рядом , вместе воевал .
Твоей трагической мы связаны судьбою ,
Не кости я , тебя я откопал …

Автор: Олег Челпанов

15 марта 1941 года Приказом НКО № 138 введены новые индивидуальные медальоны для военнослужащих в виде эбонитового пенала с пергаментными вкладышами, где указывались Ф.И.О., воинской звание, год и место рождения, адрес семьи.

 

[tvi55]

28 июля 2020 года
Поисковиками был поднят самолёт и останки лётчика, защищавшего Ленинградское небо.

 

[tvi55]

Письмо братьев Борзовых поисковикам «Рейда»:

"Друзья!
Мы набросали для вас кусочки впечатлений, картинки увиденного под Гжатском, беспорядочно, как приходят на память.
В восемьдесят втором году мы впервые вошли в эти леса. И испытали потрясение и горестное недоумение. Как же так?! В городах шли майские парады, гремели салюты. Мальчики с деревянными автоматами, девочки с накрахмаленными бантами вставали у вечного огня. « НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО»- это было крепко вколочено в наши головы. А здесь костяные глаза глядят из травы, руки и ноги торчат из земли.
Первый найденный медальон. Мы даже не знали что это такое. Развинтили по наитию, а там завещание: «…о моей смерти сообщить…». Это был приказ. Архивный ответ: «пропал без вести». Как это «пропал»? Вот же он с винтовкой, штык примкнут, граната под рукой. Лежит под немецкой проволокой. Пал смертью храбрых! С весны до осени с лопатами, зимой в архивах, вы сами все это знаете…
Вот данные ЦАМО, фонд №1672, опись 1, дело 8, стр. 22.
4.03.42. Вечер. Дивизия атаковала противника на рубеже: Груздево, Красный поселок, Федюково. Противник оборонял рубеж Матаево- Клячино, оказывая упорное сопротивление частям дивизии, но к вечеру был выбит с занимаемых позиций. 1162 СП и 1158 СП овладели деревней Груздево. Потери дивизии за д.Груздево:
1158 СП – 447 убито
1160 СП – 424 убито
1162 СП – 529 убито
Итого: 50% личного состава и 80% младшего офицерского состава.

Атака на высоту Груздево 352 стрелковой дивизии, полторы тысячи убитых. Число раненых и искалеченных? – умножить на три. Сравни Перл Харбор – 2403 погибших. Американская трагедия.
1944 год. Высадка союзников в Нормандии. Самый тяжелый участок – Омаха – 2 тысячи погибших. У командования шок. А тут одна атака, обычный день войны. Видать кровь русских не так солона. Но там поименно помнят всех павших. Да и есть ли понятие «пропал без вести»?
В 80-х годах ходил с нами Валера Шамаев, гагаринский, не виделись уже сто лет. Друг, будь здоров! Так вот, переходили мы болотинку обычную, где вода стоит и летом и зимой. Валера сказал: «А ведь мы по трупам идем…»
«Да ладно, брось сочинять!» Валера воткнул щуп и поджег всплывший пузырь. Пузырь полыхнул: «Ну и что? Болотный газ что ли…»
В 1990 году спустили воду из этой болотинки. Там слоями лежали наши убитые. Здесь истринский поисковик Валерий Кураков нашел необычный медальон, целое письмо. Посмертный наказ: «Дорогие мои детишки и жена моя законная Катя. Прошу вас лихим словом меня не поминать…»
Интересно, Наполеон мог бы брякнуть какую-нибудь величавую глупость над этой простой и честной смертью? Вряд ли.
Первый найденный немец. Нехорошее, злорадное чувство: вот ты где! Гость названный наконец-то. Но почему один на сто?! Мы тогда не знали, что немцы своих убитых с поля боя хоронили в тылу. А наши валили в ямы, как попало. Падаль. Отработанный материал.
И некому предъявить счет. Наши генералы уже отолгались, отмолчались и застыли в бронзе. Значит нам отдуваться за них.
О боях в районе Долгинево (сколько раз мы там с тобой встречались!) докладывали лично Сталину. А в официальных сводках – бои местного значения. Только теперь стали вырисовываться смутные контуры огромного стратегического замысла, центром и осью которого был Гжатск. Эта трагедия до сих пор скрыта от нас. Нас иногда пытаются одернуть: Ну вы же не ученые, не историки, не вам рассуждать. А кому? Ученые в лампасах лгали нам десятилетиями. Генералы писали победные мемуары. Нам рассуждать! Если мы граждане своей страны.
Всей большой правды о той Великой войне мы не узнаем. Может быть следующие поколения. Но ГЛАВНУЮ ПРАВДУ – правду о забытых человеческих судьбах мы ищем, находим и будем искать. Передавайте привет Виктору Швыдкину, Валере Шамаеву, Паше Белову, Валентину Ивановичу Виноградову и всему настоящему «лесному братству». Напомните им наш заветный пароль: «МЫ С ТОБОЙ ОДНОЙ КРОВИ».

Ваши братья Борзовы" .

Пионеры поиска Иван Иванович и Юрий Иванович Борзовы (основатели поискового отряда «Братство Святого Георгия») впервые попали в леса под Гжатском в начале 80-х.

 

[Глданели]

А сколько их таких «без вести пропавших»…. Дай Бог поисковикам и их последователям восстановить имена павших героев.

 

[tvi55]

"Не забудьте безвестных солдат"

Ты скажи мне, мой бывший ровесник,
О войне слагающий песни,
Положивший цветы к обелиску,
Ты, который сегодня так близко.

Почему ты меня, интересно,
Называешь теперь неизвестным?
Разве я за Отчизну родную
Не отдал свою жизнь молодую?

Почему под фанфары и марши
Забывают о памяти павших?
Не отысканных, не погребённых,
Никогда и никем не учтённых?

Мы не там, где стоят обелиски.
И не там, где красивые речи,
И не там, где церковные свечи.
Мы в земле и в высокой траве,

И в цветах, и в болотной воде,
В золотистом пшеничном зерне,
В шуме листьев, в лесной тишине.
Нашей кровью окрашен закат.

Помни нас, мой товарищ и брат.
В дни победных торжественных дат
Не забудьте безвестных солдат.

Автор: Игорь Леонидович Чопп - ветеран Великой Отечественной войны, участник боёв под г.Гродно.

 

[tvi55]

Началась эта история зимой 2019 года, когда бойцы отряда «Калининский фронт» тверского НИ ВПЦ Подвиг обследовали болотистую низину у дороги на деревню Щеколдино, Зубцовского района. Отрабатывая очередной сигнал, коим была обычная железная проволока, парни решили копнуть глубже. Под проволокой вскоре показались человеческие останки. В условиях постоянно прибывающей воды подъём решено было отложить...

Поисковики, работающие в данном районе, знают эту местность. Вечно заболоченная низина, перекрытая возле дренажной трубы бобровой плотиной. Сколько себя помню- сухо там не было никогда. После трубы и дороги, что располагается над ней, низина перетекает в овраг. Красный овраг, как называют его у нас. Овраг, у бывшей деревни Красное, уходящий в Вазузское водохранилище, живописное место, где не так давно снял музыкальную короткометражку Гарик Сукачёв. Место ожесточённых боёв 1942 года. Наступление на Михеево, Пульниково, Никулаево и другие населённые пункты, исчезнувшие в огненном смерче Великой Отечественной…

19 апреля 2019 года поисковики Владимир Драгин и Дмитрий Николаев вернулись на место обнаружения и доработали точку, сделав запруду и постоянно вычерпывая воду. В небольшом углублении находились останки троих человек. По немногим сопутствующим предметам была установлена принадлежность погибших к РККА. За пару минут до появления из раскопа заветного бакелитового пенальчика Дима сказал, что никогда не поднимал медальона. Что ж, слова Богу в уши! Этот медальон стал для Димана первым. Радость? Это скупое слово с трудом передаст весь сонм чувств и эмоций, который испытывает поисковик при обнаружении медальона.
Что примечательно, за полгода до фразы Дмитрия про «никогда не поднимал», у меня был такой же случай при подъёме бойцов. Только связан он со знаком Гвардия. Но это другая история, и о ней поведаю потом.

Медальон был открыт тем же вечером. Внутри была маленькая записка, составленная карандашом. Развернулась сразу же, прочиталась тоже, глазами, без дополнительной экспертизы.
«Прохоров
Иван Васильевич
год рожд 1908
Ст. Тулун
Иркутской
области
ул. Майского, 35
Чечениной
Татьяне Ефремовне».
На этом моменте началась огромная работа уже с моим участием.

По ОБД Прохоров числился ни много, ни мало, как капитан! Главное Политическое Управление, заместитель командира по политчасти 139 авиабазы, город Бобруйск. И в графе «адрес» был указан адрес в Бобруйске и ФИО жены- Марии Васильевны. Числится пропавшим без вести с февраля 1943 года.
Вот и первая несостыковка! Боевых действий в этой части района уже не было, а сама 139 авиабаза перестала существовать ещё в 1941 году. Да и почему указан адрес сестры, заместо жены?

Написал пост о розыске здесь, в ВК. Написал и в Бобруйск, и в Тулун. Но Бобруйск с 1941 по 1944 был в оккупации и архивов попросту не сохранилось, а в Тулуне летом 2019 случилось большое наводнение и жителям города, по понятным причинам, было не до розыска.
За помощью обратился к нашему поисковому товарищу Андрею Виноградову, специалисту по авиации. Именно он нашёл новые донесения на Прохорова. И снова несостыковка- он танкист?
Донесения 183 отдельного танкового батальона 34 отдельной танковой бригады. Без указания года рождения и адреса семьи.
Но! Звание в донесениях- старший политрук, что совпадает со званием капитана, и погиб он 15 августа 1942 года в наступлении на деревню Михеево, что полностью совпадает с местом обнаружения бойцов..

Поздним вечером, 1 июня 2020 года мне написала внучка политрука Прохорова- Наталья, репосты сделали своё дело. Она рассказала историю семьи:
"Дедушка родился где-то далеко в Сибири, в селе Умыган , близ Тулуна, в 1908 году. В возрасте 7 лет либо сам ушел из дома, более вероятно - мать выгнала. Обида была на нее. Когда та женщина разыскала деда, пришла к ним в дом, то он ее не принял, сказал чтобы уходила, теперь у него его теща - это его мама.
Дедушка жил по соседству с будущей женой и тещей. Это было, скорее всего, уже в Тамбовской области. Поженились в 1934 году. В августе 1935 г. в Воронеже родилась моя мама. В 1938 г. родились брат и сестра, уже в городе Орёл. Может не в такой последовательности переезжали, но деда каждый год переводили: Воронеж, Орёл, Витебск, Полоцк, г. Лиски, Брест, а за месяц до начала войны перевели в Бобруйск. В Бобруйске жили в деревянном доме, который разбомбили немцы, потом жили в окопах, вплоть до освобождения Бобруйска. В городе Лиски жила старшая сестра бабушки - Наталья. Дедушка приезжал за семьей в Бобруйск на машине, соседи - старички сказали, что ушли обозом, кажется погибли. Дед написал в г. Лиски тёте Наташе - иду мстить за семью. Мама говорит- пропал без вести, извещение прислали из военкомата еще в войну, в Бобруйске. Бабушка посылала запросы потом еще - ничего. Потом переехали жить в Куйбышев".

Следом заговорили тяжёлые архивные орудия. Подключился Игорь Михайлюк и начал сопоставлять имеющиеся вводные с данными Центрального Архива Министерства Обороны. Закрытые из-за COVID-19 архивы поддавались с трудом. Приходилось ловить окна в их работе. По мере поступления новых данных картинка начала складываться воедино. Уже полностью совпадали данные о рождении, о переводах по разным городам и частям, о составе семьи. После рассказа Натальи о том, что Иван Васильевич полагал, что его семья погибла под бомбами стало понятно, почему в записке указан адрес не жены, а сестры из далёкой Сибири. Последним доводом стали членская карточка и анкета из РГАСПИ- Российского государственного архива социально-политической истории, заполняемые рукой кандидата или члена партии. Почерк Прохорова из архива совпал с почерком Прохорова из записки. В декабре 2020 сомнений у нас уже не осталось.

Дочь бойца, к сожалению, не дождалась официального вердикта, хотя в том, что был найден именно её отец уже не сомневалась. Нелли Ивановна умерла осенью 2020. Внучка политрука не смогла приехать на захоронение деда, попала на ковидный карантин. На церемонии захоронения, 23 августа 2021, в деревне Веригино, Зубцовского района Тверской области было зачитано её обращение. Гроб с останками старшего политрука, капитана Прохорова и его боевых товарищей, с кем погиб он в августе 1942, нёс я, со своими боевыми товарищами-поисковиками. Так уж у нас принято, своих бойцов до последнего пристанища несём сами. Для нас этот обычай свят и непоколебим.

В конце января 2022 в Самарской области должен был состояться ежегодный мотофестиваль "SnowDogs", куда меня пригласили друзья. Естественно, нельзя было упустить возможность и не передать медальон политрука его потомкам. Попросил помощи у друзей, с кем ехал в Самару. И в помощи отказано не было. 29 января мототуристы из объединения со звучным названием Al-Kashi, а именно Кирилл Баламут (Красногорск), Миша Техник и Серёга (Пермь), Андрей Рюмыч (Самара), Антоха Сусанин (Елабуга) вместе со мной встретились и передали ту самую записку родным капитана Прохорова. Парни, спасибо вам огромное! Хотели уложиться в 15-20 минут, так как был ужасный цейтнот и мы хотели успеть на гонки, которые начинались в 12 часов дня, а от Самары до места старта был час пути. Пропустили мы не только старт, но и всё мероприятие. Родственники не отпустили нас ни через час, ни через два). Это был очень тёплый приём и логическое завершение кропотливой работы.

"Вот таким он был, наш дедушка- рассказывает Наталья- он не мог пройти мимо плачущего ребёнка, пока не выяснит в чём причина и малыш не успокоится. Очень был заботливый муж и зять! Прабабушка рассказывала, что он с женой сходит в кино, а на следующий день в театр отведёт, потом встретит свою тёщу. Он её своей мамой называл. Очень любил своих детей! Однажды в клубе собрались военные с семьями. Мероприятие ещё не началось и мама вышла на сцену, начала что-то петь, танцевать. Её спросили: -Девочка! Ты чья? Она ответила: -Плёпля (Прохорова). Дедушка светился, как начищенный самовар, от гордости и счастья".

Очень надеюсь, что у родных этим летом получится приехать на Веригинский мемориал. Мы встретим.

Николай Ивлев

#поисковикиРФ #АК111 #ВПЦ_Подвиг

 

[tvi55]

БАЛЛАДА О НЕИЗВЕСТНОМ КАПИТАНЕ

Отрывок из книги Геннадия Геродника «Моя фронтовая лыжня» – о трагических событиях на Волховском фронте зимой-весной 1942 года в ходе Любанской операции, о сражавшейся в окружении 2-й Ударной армии. Участником этих боев в составе 172-го отдельного лыжного батальона 2-й Ударной довелось быть и автору книги.

Воспоминания властно зовут каждого ветерана Великой Отечественной войны в те места, где ему довелось воевать. Когда я принялся писать свою Волховиану, о 2-й ударной, в которой прошел начальный курс трудной солдатской науки, то скоро понял, что без паломничества к берегам Волхова дело у меня не пойдет. И я поехал туда, хотя время для такого путешествия было явно неподходящее – начало октября. Обосновавшись в новгородской гостинице «Садко», стал выезжать в памятные для меня места...

Кружу по городам и поселкам новгородской земли, осматриваю музеи, беседую со следопытами и краеведами. Орлов и другие следопыты настойчиво отговаривают меня от визита в Ольховку. Дескать, октябрь явно не тот сезон года, когда можно бродить по волховским болотам. Особенно человеку не местному. Сунулся я было в поход из Мясного Бора. Добрался до восточной окраины «долины смерти». Промочил ноги до колен, вывозился в торфяной жиже – и с позором повернул назад.

Побродил по пристанционному поселку. Обнажив голову, постоял у братской могилы, над которой денно и нощно оплакивает своих сыновей Мать Скорбящая. Осмотрел водонапорку, которая в феврале сорок второго поила нас, лыжбатовцев, кристальной водой среди безводной снежной пустыни.

Поселок выглядел малолюдным, захиревшим. В связи с удлинением прогона полустанок Мясной Бор был упразднен еще в 1956 году. К слову, это и заставило Орлова перебраться в Спасскую Полисть.
Так что выбор в Мясном Бору был ограниченный, и подходящего проводника я здесь не нашел. Мясноборские старики посоветовали мне ехать в Спасскую Полисть и договориться с лесником Лешей.

Лесник Леша – Алексей Александрович Васильев – охотно согласился помочь мне. Оказывается, его участок, так сказать, болотно-лесное удельное княжество, простирается от Спасской Полисти до Ольховки и Ольховских Хуторов включительно. Все мясноборцы и полистяне называют Алексея Васильева Лешей. И в глаза, и за глаза. К такой фамильярности располагают и его внешность, и поведение. Фигурой с подростка, непосредственный, простодушный, по-детски любознательный. Родился и вырос в Ольховке. Лучшего проводника не найти во всей округе!

В поход выступаем завтра, в половине седьмого. Алексей достал у соседей комплект спецодежды лесоруба по моему росту. Запаслись продуктами на двое суток. Собираться в путь нам помогали жена и мать Алексея – Фаина Федоровна и Татьяна Алексеевна, женщины душевные, гостеприимные. К ужину подошли соседи и друзья Васильевых, работники местного леспромхоза – Анатолий Степанович Семенов и его жена Людмила Ивановна.

Очень скоро завязалась интересная для всех, общая беседа. Алексею и Анатолию в сорок втором было по десяти-двенадцати, а их женам – и того меньше. Очень вероятно, что именно их с матерями и бабушками, с братишками и сестренками – полуживых от голода и холода, – видел я в землянке возле речки Глушицы.
– Спасибо, помогали нам наши, чем могли, – вспоминает Татьяна Алексеевна. – Заходили к нам в землянки и в серых шинелках, и в полушубках, и в белом, лыжники. Сами голодные, а все-таки как увидят нашу беду, так последним делятся. Похоже по твоему рассказу, что и ты к нам наведывался. Тогда нечем было потчевать, так вот сейчас вволюшку угощайся!

Отправляемся в путь, как говорили мои однополчане-уральцы, на брезгу. Для первой недели октября это время суток приходится примерно на половину седьмого.
Выбираемся за пределы поселка, вступаем в преддверие «удельного княжества» лесника Леши – Дупельки. Справа и слева от дороги на сырых или полностью залитых водой лужках, полянах разбросаны правильной формы, будто вычерченные циркулем, чаши, наполненные водой и заросшие кустами ивы. Это заплывшие воронки от крупнокалиберных авиабомб.

Мы делаем частые привалы: я с моей раненой ногой не ахти какой ходок, а Леша, оказывается, искалечен еще больше, чем я.

Первое ранение у Леши давнишнее. Во время очистки прифронтовой полосы от местных жителей немецкий автоматчик прострелил убегающему мальчишке ногу. Во второй раз Леша пострадал от фашистских пуль уже много лет спустя после окончания войны. Обнаружил он в немецкой землянке груду заржавевшего оружия, стал разбирать ее. И вдруг в упор автоматная очередь! Более десяти лет поджидал Лешу поставленный на боевой взвод фашистский «шмайссер». Несколько пуль прошило Леше бок и живот. Он долго лечился и еле-еле выкарабкался. В третий раз, тоже во время сбора трофейного оружия, взорвалась малокалиберная, так называемая ротная мина. Лешу обдало градом мелких осколков. В результате – несколько мелких ран и полностью потерян один глаз, его заменяет сейчас протез.

У Леши сильно развита зрительная разновидность ассоциативной памяти. О различных эпизодах ему то и дело напоминают повороты дороги, приметные деревья, ручьи, болотца, лесистые взлобки. Более высокие места, поросшие не болотными недомерками, а полнометражным лесом, Леша называет горбылями.

– Вон на том горбыле, – Леша указывает рукой вправо, – этим летом я нашел братскую могилу. Сообщил новгородским следопытам. Вынесли к железной дороге останки пятнадцати воинов… Вот уже более тридцати лет прошло после окончания войны, а братские могилы вдоль железной дороги все растут и растут. И будут еще и еще расти. Те солдаты, что остались в болотах, что еще не понахожены, зовут живых, просят: перенесите и нас к нашим друзьям-однополчанам…

Когда болотная жижа угрожает перехлестнуть через голенища, у Леши находится в запасе обход. Я вновь и вновь убеждаюсь, что пускаться в эту дорогу одному нечего было и думать.

Во время одного из таких обходов путь нам преградила исполинская, поваленная бурей ель. Она походила на дальнобойное орудие. Красновато-бронзовый ствол был направлен косо вверх, бронещитом служил вывернутый из земли огромный круг корневой системы. Оказывается, поверженная грозной стихией великанша долго хранила одну из многих тайн этого леса-некрополя. Делаем привал, и я опять слушаю Лешу:

– Несколько лет назад из-за этого елового выворотня натерпелся я беспокойства и страху. Весной дело было, случилась сильная буря. Дали мне в лесничестве задание: обойти свой участок и примерно подсчитать, сколько ураган беды натворил, где особенно много дерев наветровалил. Добрался я до этого самого выворотня, он тогда еще свеженький был. И вижу, на корнях висит облепленный грязью валенок. Будто дед-лесовик для просушки повесил. Эге, понял я, выворотень чью-то могилу потревожил.

И всамделе, когда я соскреб финкой верхний, уже протаявший слой земли, показался облепленный истлевшим обмундированием скелет. Но мерзлынь еще крепко его держит. А у меня с собой, окромя финки, ничего нет. Поковырял, подолбал финкой – две проржавевшие шпалы нашел. Значит, капитан, не меньше. Нет, думаю, без кирки и лопаты дело не пойдет. Выполню задание лесничества, позову на помощь следопытов, возьмем инструменты, брезентовый мешок – и доставим капитана в Мостки.

...Однако пока я справлял неотложные дела, круто на тепло повернуло. Снег начал ходко таять даже в самой лесной густерне, болота еще более поднялись. Пошел я было к этому горбылю на разведку, а к нему уже не подступиться. Ладно, думаю, пущай полая вода немного схлынет – тогда и договорюсь с ребятами.

Ладно, да не совсем. Стал мне сниться и видеться этот капитан. Слышу средь ночи: тук-тук-тук в окно. Да так гулко, четко, будто наяву. Бывает, Семенов Толик в это окно тукает, на рыбалку или на охоту в петушиную рань меня подымает. Подошел я к окну и... прямо обомлел: нет, не Толик, а капитан стоит. Ужасть какой страшный! Какой лежал под выворотнем, такой и заявился ко мне.

«Ты что же, – говорит он, – разворошил надо мной землю и куда-то запропастился на целых десять дней!»
«Потерпи маленько, капитан! – отвечаю ему. – Пущай вешние воды немного угомонятся. А сейчас ты на острове оказался. Чтобы добраться до твоего горбыля, надо по грудь в ледяной воде брести».
«А мы воевали, так не меряли, до каких пор вода доходит!»

Я опять, заикаясь от страху, всяко оправдываюсь. А он уж новую мою вину выкладывает: «Ты по какому такому праву капитанского звания меня лишил, шпалы поснимал? Я их своей кровью заслужил. В кармане гимнастерки лежит выписка из приказа, а в командирской сумке – прочие капитанские документы».

... Долго еще стоял под окном ночной гость. Проснулся я весь разбитый, будто ночь напролет пни корчевал. А во вторую, третью, четвертую ночь – та же самая напасть повторяется. Говорит капитан: не могу ждать, по моим косточкам всякая лесная тварь ползает, на мою раскрытую могилу поганое воронье нацеливается.

Жена и мать заметили, что со мной неладное творится: со сна кричу, сам с собой разговариваю. К докторам меня посылают. А я возьми и расскажи им сдуру, с кем ночные беседы веду. После этого и они стали плохо спать, им тоже мерещится, будто капитан под окном стоит.

И вот моя мать тайком от всех такую штуку учудила: поехала за советом к попу. Как, мол, поступить, чтобы мертвый капитан недели полторы-две погодил, не пужал нас по ночам. Чудовский батюшка определил, сколько по такому случаю свечей надо поставить, и какие молитвы надлежит читать. И сам пообещал молиться. За хлопоты десятку взял. Да свечи рубля два стоили, да дорога в Чудово и обратно...

Не жалко тех денег, ежели б помогло. Но капитан привык подчиняться майорам и полковникам, а на поповские молитвы – ноль внимания. Короче, опять ходит под окошко. Нет, решил я, ждать, пока спадет вода, никак нельзя. А то меня раньше капитана похоронят. Уговорил я двоих знакомых следопытов, и мы втроем добрались-таки до капитанского горбыля. Через разводье на плоту переправлялись.

Нашли мы пистолет и документы, про которые говорил капитан, только от бумаг одна каша осталась. И смертного медальона не оказалось. Так что ни фамилии капитана, ни его местожительства узнать не удалось.
Похоронили мы неизвестного капитана в Мостках. Вернул я хозяину его шпалы. После этого как отрезало – ни разу больше не потревожил беспокойный капитан...

Я, конечно, поповским байкам про загробную жизнь, про ад и рай не верю. А все-таки что-то есть! Ведь бродила, беспокоилась душа капитана, пока его кости лежали неприкаянные. И то, что у меня под окном говорил, подтвердилось: ведь лежала возле него сумка с документами. Нет, обязательно что-то есть!

 

[tvi55]

За что погиб Неизвестный солдат


Как-то я вскользь упоминал о встрече с немецким журналистом во время поисковой экспедиции, но в свете последних событий в мире я хочу описать этот момент подробнее. Может, он позволит задуматься и нам, и им, там, за границей, что такое для нас наша земля и что такое война.

Это было в июле в районе Зайцевой Горы, мы проводили там экспедицию «Западный Фронт» - поднимали из болот Неизвестных солдат. В один из дней из Москвы приехала большая группа журналистов. У нас их перегрузили в армейский «Урал» и повезли к месту работ в рощу Сердце. Пятнадцать километров в сердце болот и дебрей, где даже водители-инструкторы и армейская техника работает на грани, где бывают только егеря и редкие, ну самые настоящие, охотники. Среди журналистов был парень из Германии, сейчас я не помню, какую газету или радиостанцию он представлял. Немецкие репортеры приезжали неоднократно: они тему наших работ освещают достаточно часто и подробно, в основном, пытаясь понять суть волонтерства и ответить на вопрос, зачем мы это делаем и что нами движет. По-моему, пока не поняли, к сожалению.

После часа езды «Урал» остановился в тупике, уткнувшись в непроходимое болото. Журналисты разбежались по местам работ, где ребята проводили поиск и подъем останков наших солдат. Я пытался следить, чтобы гости не потерялись, и увидел одиноко стоящего на краю болота немца. Он как-то удивленно осматривал лесные дебри и болото. Я поинтересовался, что его удивило и почему он не пошел со всеми. Немец спросил, где находились позиции вермахта, я объяснил, указав на край болота, рассказал, как была построена оборона, показал одиночный окоп боевого охранения, где пару дней назад мы наши останки немецкого пулеметчика. Немец-журналист некоторое время бродил по полузасыпанной немецкой траншее, а потом удивленно спросил: «А за что они здесь воевали? За это болото? За эти дебри? Кому они нужны, чтобы умирать за них?»

Я сначала хотел рассказать, что это сейчас здесь болото, что раньше здесь были огромные богатые деревни, где жили люди, рожали детей, что все эти сейчас заросшие поля до войны давали хлеб и кормили тех людей, что потом пришла война, пришли немцы, и люди погибли или ушли и больше не вернулись - некому было возвращаться…. Но побоялся сорваться, нагрубить, ведь после этого вопроса я явно почувствовал, что передо мной человек из другого мира, совсем другого, инопланетянин. Наверное, хороший человек, но ДРУГОЙ: с иными ценностями и иным мышлением, другими идеалами и, может быть, даже другими чувствами.

Мне не объяснить ему все то, что чувствую я к этой земле. Всю ту боль, которую чувствую я, натыкаясь в диком лесу на разрушенную церковь или фундамент каменного дома, где людей не бывало 70 лет, а до прихода немцев люди жили веками… Как я объясню ему, выросшему на асфальте Берлина или Гамбурга, ребенку прогресса, что такое для меня эта земля? Я просто сказал: «Наши солдаты воевали здесь, за это болото, потому что оно наше! Как и все здесь вокруг! Как вся эта земля НАША! А вот за что воевали здесь немцы? Воевали и гибли, до сих пор удобряя нашу землю своими телами, - я не знаю. Стоило ли оно того? Спросите у них».

Он замолчал, и мы пошли к машине, не говоря ни слова. Дорога назад не обошлась без приключений: «Урал» сел, и журналисты вместе с поисковиками, подбадривая друг друга, выталкивали его из разбитой, заболоченной колеи. Приехали в лагерь, за заботами об обеде для прессы я потерял немца из виду и, было уже забыл про него, но вдруг он тихо подошел, протянул руку, чтобы попрощаться, поблагодарил за прием, а потом сказал: «Я понял, это ВАШЕ болото!»

Сел в машину и уехал. Я не знаю, правда ли он понял, что я хотел сказать, но я очень надеюсь на это. И хочу, чтобы поняли все: и наши, и их…

На каком-то ресурсе я прочитал заметку якобы офицера Пентагона, как было заявлено в статье, потомка советских эмигрантов, о том, как, по его меркам, США и НАТО за двадцать дней оккупируют Россию и установят у нас демократию. Я не знаю, может, это фейк, может, какой-то самоуверенный американец действительно так считает. Я точно могу сказать одно: он не русский, он не россиянин, он никогда не жил среди нашего многонационального, но единого в душе народа! И я хочу предупредить всех – всех тех, кто, может быть, до сих пор пытается понять нашу душу. Россию, может быть, можно уничтожить, но нельзя покорить. ЭТО НАШЕ БОЛОТО! Мы никогда, слышите, никогда не позволим, чтобы нами управляли чужие, чтобы над нашими домами реяли не наши флаги, чтобы нам навязывали чужую волю. Чем нас больше гнуть, тем больше мы начинаем ценить и любить НАШЕ именно потому, что оно НАШЕ. И живем мы в нем так, как нравится НАМ!!! Мы никогда никому не простим попыток уничтожить или разорить нашу землю, мы придем и уничтожим ваш электронный рай за нее, а потом, когда остынут стволы, будем кормить ваших женщин и детей, вспоминая о своих, как было уже не единожды в истории…

Оставьте нам НАШЕ, оно вам ни к чему, вы даже не знаете, что с ним делать… Не пытайтесь превратить НАШЕ в свой электронно-демократический рай: оно не поддастся, и вы погибнете на нашей земле, мы будем биться за нее до последнего вашего солдата, и слава и дух наших предков, павших за нее, будут помогать нам, а вам помогать некому, потому что ваши уже лежат в ней, в нашей земле. Дайте нам спокойно жить, и мы будем вам лучшими друзьями, ведь мы не умеем предавать друзей, предают всегда нас, но мы прощаем. Раз за разом. А если вы докажете нам свою верность, мы готовы умереть за верного друга. Не разрушайте хрупкий мир ради того, что вам не нужно и не понятно. Мы исторически уже заплатили за свою землю столько, что никогда ее никому не отдадим… Подумайте, куда и на что вас толкают и зачем вам НАШЕ!

С.Мачинский