DIMA
Завсегдатай
- С нами с
- 13/02/04
- Постов
- 2 610
- Оценка
- 551
- Живу в:
- СПб, Веселый поселок
- Для знакомых
- Дима
- Охочусь с
- 1989
- Оружие
- убедили, что писать не стоит...
- Собака(ки)
- сам спаниэлем подрабатываю...
АЛЕКСАНДР ИВАНОВ
НА ОСТРОВЕ
Федот отошел на несколько шагов в сторону и, прищурив узкие глаза, залюбовался на свою работу.
— Ну, вот теперь чика в чику будет, — промолвил он.
В лучах заходящего солнца глянцевито играла свежестью красок морская шлюпка. Это была небольшая, метра четыре длиной, но глубокая посудина. Верхняя часть ее выкрашена в зеленый цвет, нижняя — подводная — в черный. Широкая ватерлиния, как и положено ей быть, красного цвета. Большие белые буквы на левом борту составляли незнакомое слово «Аларга».
Федот явно был доволен своей работой.
— Ну как, парень, моя «Аларга» тебе нравится? — обратился он к Сергею Плахотину,
стоящему рядом.
— Хороша. Ничего не скажешь, — нарочито громко похвалил лодку Сергей.
— То-то. — Федот старательно натянул на мотор брезентовый чехол, застегнул ремни,
собрал кисти и банки с красками. Делал он все не спеша, с чувством удовлетворения.
Кончалась вторая половина мая, но было холодно. Резкий, пронизывающий ветер с бухты налетал порывами, был влажный и особенно неприятный. Плахотину казалось, что он промерз уже до костей, наблюдая за работой старика, злился на него, но уходить не решался. Шлюпка, безусловно, хороша: прочна, глубокой посадки, видимо, устойчивая на воде, но уж очень медленно, с излишней, как казалось Сергею, аккуратностью все делал этот старик.
— Никак, паря, замерз? Пойдем ко мне, погреешься.
— Спасибо, Федот Семенович, побегу к хозяйке. — Плахотин быстро зашагал по берегу.
По Пенжинской губе плавали огромные грязные льдины. Прилив гнал их в устье реки Пенжины, а отлив снова относил в море. Иногда Сергею казалось, что это неведомый пастух гоняет удивительное стадо — утром на пастбище, а вечером обратно. Часто среди грязных льдин сверкали белизной спины белух, чернели головы лахтаков и нерп. Морские животные охотились за навагой. А у берега еще сохранялись толстые, почти трехметровые, припаи льда. Волны старательно вылизывали ниши в ледяной толще. Но волнам и солнцу еще долго надо работать, чтобы убрать эту накопленную за долгую зиму ледяную громаду.
Сергей остановился и, поеживаясь от холода, посмотрел в спину удаляющемуся Федоту. Непонятен был для него Федот, не мог он разгадать старика, а время уходило.
Уже больше недели летели с юга гумен-ники, казарки, утки-крохали, гагары, каме-нушки, шилохвости. Сергей знал, что все охотники его села уходят в сопки, уходят сразу же после работы и сидят там до утра. Теперь все на перелете гусей. За короткое время весенней охоты они обрастут щетиной, похудеют, от ветра у них потрескаются до крови губы, но все будут счастливы, а разговоров потом... Каждую весну, несмотря на непогоду и выстрелы охотников, гуси, гонимые инстинктом, летят на место гнездовий одним и тем же путем. Охотники с нетерпением ждут эту короткую, но увлекательную весеннюю охоту. Каждый готовит патроны, чистит ружье. Всю долгую камчатскую зиму только и разговоров что об этой охоте.
Сергей Плахотин не был исключением, он тоже готовился к весенней охоте. Но командировка, будь она неладна, смешала все его планы. Плахотин оказался далеко от знакомых мест, от товарищей. А гуси летели на север. Целые табуны их спешили в тундру, на Чукотку, в родные места.
Дело свое Плахотин выполнил, но распутица теперь удерживала его здесь. Он изнывал от безделья. Но Федот почему-то не спешил. Целую неделю он ремонтировал и красил свою лодку, перебирал мотор и, казалось, не обращал никакого внимания ни на гусей, ни на уток, ни на то, как за ним по пятам ходит Сергей.
Плахотина уже раздражала неторопливость и аккуратность Федота. Всякий раз, когда видел косяк гусей, он показывал на него Федоту, втайне надеясь разжечь в старике охотничью страсть, но тот только улыбался, хитро прищурив узкие глаза, и говорил:
— Наши гуси, парень, от нас не уйдут, — и неторопливо принимался за покраску.
— Что это обозначает слово «аларга»? — как-то спросил Сергей у старика.
— Аларга — самая быстрая нерпа.
— По-моему, правильнее ларга.
— Пусть по-вашему, ученому, будет ларга, а по-нашему сойдет и Аларга, — усмехнулся
старик.
Теперь «Аларга» была готова, и это успокаивало Сергея — можно было еще съездить на охоту. Плахотин быстро шагал по кромке льда и представлял, как они завтра поедут в излюбленные места егеря и там он сможет от вести душу. А уж Федот наверняка знает все гусиные места.
Но на следующее утро Сергей проспал зарю.
— Шляпа! Засоня! — ругал он себя за свою беспечность. — Уехал старик.
Было семь часов. Вскочил, быстро оделся, схватил ружье и побежал к Федоту. Но каково же было его удивление, когда он застал егеря спящим! Старик, несмотря на сильные удары в дверь, долго не отворял.
— Ты что, разбойник, так стучишь? Дверь мне высадишь, — услышал Сергей сердитый
голос Федота.
— Ехать надо, — взмолился Плахотин.
— Куда ехать? Тебе что, парень, жить надоело? Разве не видишь, какая погода? Орлиная сопка не велит ехать. — Старик открыл дверь и впустил Сергея в комнату.
— Какая еще сопка? Ведь через три дня охота закроется!
— Ты что, мне не веришь? Идем, сам погляди!
Когда они подошли к берегу, Федот долго вглядывался в туманную даль.
— Вон, видишь, Орлиная сопка почти не видна из-за туч. Значит, и сегодня хорошей
погоды не жди. А потому в море на лодкеехать опасно.
«Нашел синоптика», — Плахотин смотрел на вершину сопки, которая еле-еле угадывалась среди косматых туч, и мысленно проклинал и Федота, и эту дурацкую сопку, и свою командировку. Охота явно срывалась. Через три дня она будет запрещена до осени, а осенняя охота совсем не то, что весенняя.
Теперь его уже не радовали ни сумка с патронами, ни двустволка, которую предусмотрительно захватил с собой, ни бинокль, с трудом раздобытый у хозяина. Не прощаясь с Федотом, Сергей медленно поплелся домой.
Погода установилась за сутки до закрытия охоты. Ветер слегка рябил поверхность воды, гнал слабую волну на берег, но порывы его были слабы. Федот подозрительно поглядел на сопку, решил наконец ехать. А утро стояло сырое и холодное. Грязные потоки воды медленно накатывались на скользкий ледяной припай и так же медленно уползали в море. «Аларгу» они столкнули в воду без труда. Зацепив якорем за ледяной выступ, перенесли в нее все охотничье снаряжение: ружья, припасы, продукты, запасную теплую одежду, палатку. С ними ехал еще один охотник — Василий Опальва, коряк лет сорока с пышными усами. Он подмигнул Сергею и сказал:
— Тоштался? Однако, расок постреляем.
Федот удобно устроился на корме, взялся за руль.
— Садись, парень, на правую сторону, напротив Василия, чтобы равновесие было.
Ну вот, теперь вроде чика в чику, — Обождав, пока Плахотин займет свое место, добавил
охотник.
Мотор зарокотал, из шланга, как из крана, потекла вода, и «Аларга» направилась в устье реки Пенжины.
Сидели молча, каждый по-своему переживал радость предстоящей охоты. А мимо плыли льдины, встречались палки, доски.
Дважды Плахотин хватался за карабин Федота, когда почти у самой лодки выныривали лахтак или белуха, но стрелять ему старик строго запретил.
— К чему животных зря губить? Взять ты их, все одно не возьмешь, а погубить можешь. Тонут они, а потому на них охотятся осенью, на льдинах или на нерпищах.
Мотор работал тихо и монотонно, лодку качало на слабой волне. Скоро должен начаться прилив, поэтому Федот хотел быстрее проскочить узкое место, так называемую трубу. Высокие обрывистые берега образовали длинный и узкий коридор. Здесь обычно свирепствовал резкий, порывистый ветер. Этого-то опасного места и боялся больше всего егерь. Через час езды ветер усилился. Из легкой ряби вырастали крутые волны. Федот все чаще с тревогой поглядывал на Орлиную сопку, но Сергей не замечал тревоги старика.
Скоро «Аларга» вошла в трубу. Скалистый берег был всего в тридцати шагах. Пенясь, волны катились к берегу, гулко ударялись и, поднимая белые брызги, с шипением умирали там, на камнях. Шлюпку резко поднимало вверх или швыряло в стороны.
И вдруг резкий шквал ветра так сильно ударил о борт, что лодка накренилась, и огромный поток воды окатил их всех разом. Мотор на миг утих, неуверенно зачихал, густой дым и пар окутали его. А лодку, словно пустой спичечный коробок, уже тащило к берегу. Высокие, отвесные, как стены, скалы зло ревели прибоем совсем рядом. Плахотин с ужасом глядел на них
— Что сидишь?! — закричал сердито Федот.
Сергей вначале даже не понял, к кому относятся слова старика.
— Что, оглох?! Мотор береги, чтобы водой не залило!
Плахотин засуетился, не зная, как можно беречь мотор, который все еще чихал и дымил, как самовар.
— Брезент держи! Свечи прикрой! — еще громче закричал Федот.
Только теперь Сергей понял смысл слов старика, схватил брезентовый чехол, расправил его над мотором. А порывы ветра налетали снова и снова, потоки воды безжалостно окатывали с ног до головы. Но мотор уже перестал кашлять, дымиться, он уже снова работал надежно.
Лодку теперь швыряло у самого берега, и Сергею казалось — еще минута, и ее ударит о камни. Но Федот крепко держал руль. Плахотин видел, как крепко у него сжаты губы, как сосредоточены его узкие глаза. По скуластому лицу старика текла вода и струйкой падала с реденькой бороденки в лодку. Федот словно окаменел, не замечая ни грозного рева прибоя, ни шквального ветра, ни потоков ледяной воды. Опальва же все это время вычерпывал ведром воду из лодки. Он работал быстро, будто автомат.
— Ух! Кажется, проскочили, — облегченно выдохнул Федот, когда каменистый берег
остался позади. — Ну, парень, ты еще в рубашке родился. Заглохни мотор — всем бы нам жаба
цыцку дала, а от «Аларги» только щепки остались бы, — добавил он.
Опальва вычерпывал воду и счастливо улыбался. А Сергей все еще держал брезент и испуганно оглядывался на удаляющийся берег.
— Убери чехол. Теперь уже ветер слабый, свечи водой не зальет, — миролюбиво говорил
старик Сергею.
Скоро «Аларга» вошла в один из крайних рукавов реки. Левый берег — низкий, заболоченный —порос тальником, ольхой, редкими кустами кедровника. На нем множество больших и малых плесов, на которые садились и утки, и гуси. Справа несколько островков, которые делили устье реки на рукава. Эти-то места и выбрал для охоты Федот.
Вельбот мягко ткнулся в илистое дно. Сергей хотел первым выскочить на берег, но не смог. Он так промок и промерз во время пути, что ноги и руки его не слушались.
— Что, парень, сидишь? Вылазь, костер надо делать, — сказал Федот, выходя на берег.
Плахотин видел, как Федот и Опальва вы-таскивали из лодки якорь, потом мешки. Все делали они неуверенно, ходили как-то рывками.
«Тоже промерзли», — думал Сергей.
— Вылазь да прыгай, а то загнешься совсем. — Федот взял парня за рукав, помог вы
браться из лодки.
Опальва уже ходил по берегу, рвал сухую траву, ломал веточки. Потом нашел сосновую доску, стал стругать ее ножом. Когда все было готово для костра, вытащил из-за пазухи газету, зажег. Скоро язычок огня уже хрустел мелкими ветками, все увеличиваясь в размерах.
Охотники долго сушили мокрую одежду, пили горячий, густо заваренный чай — грелись. Только во второй половине дня разошлись они с ружьями в разные стороны.
НА ОСТРОВЕ
Федот отошел на несколько шагов в сторону и, прищурив узкие глаза, залюбовался на свою работу.
— Ну, вот теперь чика в чику будет, — промолвил он.
В лучах заходящего солнца глянцевито играла свежестью красок морская шлюпка. Это была небольшая, метра четыре длиной, но глубокая посудина. Верхняя часть ее выкрашена в зеленый цвет, нижняя — подводная — в черный. Широкая ватерлиния, как и положено ей быть, красного цвета. Большие белые буквы на левом борту составляли незнакомое слово «Аларга».
Федот явно был доволен своей работой.
— Ну как, парень, моя «Аларга» тебе нравится? — обратился он к Сергею Плахотину,
стоящему рядом.
— Хороша. Ничего не скажешь, — нарочито громко похвалил лодку Сергей.
— То-то. — Федот старательно натянул на мотор брезентовый чехол, застегнул ремни,
собрал кисти и банки с красками. Делал он все не спеша, с чувством удовлетворения.
Кончалась вторая половина мая, но было холодно. Резкий, пронизывающий ветер с бухты налетал порывами, был влажный и особенно неприятный. Плахотину казалось, что он промерз уже до костей, наблюдая за работой старика, злился на него, но уходить не решался. Шлюпка, безусловно, хороша: прочна, глубокой посадки, видимо, устойчивая на воде, но уж очень медленно, с излишней, как казалось Сергею, аккуратностью все делал этот старик.
— Никак, паря, замерз? Пойдем ко мне, погреешься.
— Спасибо, Федот Семенович, побегу к хозяйке. — Плахотин быстро зашагал по берегу.
По Пенжинской губе плавали огромные грязные льдины. Прилив гнал их в устье реки Пенжины, а отлив снова относил в море. Иногда Сергею казалось, что это неведомый пастух гоняет удивительное стадо — утром на пастбище, а вечером обратно. Часто среди грязных льдин сверкали белизной спины белух, чернели головы лахтаков и нерп. Морские животные охотились за навагой. А у берега еще сохранялись толстые, почти трехметровые, припаи льда. Волны старательно вылизывали ниши в ледяной толще. Но волнам и солнцу еще долго надо работать, чтобы убрать эту накопленную за долгую зиму ледяную громаду.
Сергей остановился и, поеживаясь от холода, посмотрел в спину удаляющемуся Федоту. Непонятен был для него Федот, не мог он разгадать старика, а время уходило.
Уже больше недели летели с юга гумен-ники, казарки, утки-крохали, гагары, каме-нушки, шилохвости. Сергей знал, что все охотники его села уходят в сопки, уходят сразу же после работы и сидят там до утра. Теперь все на перелете гусей. За короткое время весенней охоты они обрастут щетиной, похудеют, от ветра у них потрескаются до крови губы, но все будут счастливы, а разговоров потом... Каждую весну, несмотря на непогоду и выстрелы охотников, гуси, гонимые инстинктом, летят на место гнездовий одним и тем же путем. Охотники с нетерпением ждут эту короткую, но увлекательную весеннюю охоту. Каждый готовит патроны, чистит ружье. Всю долгую камчатскую зиму только и разговоров что об этой охоте.
Сергей Плахотин не был исключением, он тоже готовился к весенней охоте. Но командировка, будь она неладна, смешала все его планы. Плахотин оказался далеко от знакомых мест, от товарищей. А гуси летели на север. Целые табуны их спешили в тундру, на Чукотку, в родные места.
Дело свое Плахотин выполнил, но распутица теперь удерживала его здесь. Он изнывал от безделья. Но Федот почему-то не спешил. Целую неделю он ремонтировал и красил свою лодку, перебирал мотор и, казалось, не обращал никакого внимания ни на гусей, ни на уток, ни на то, как за ним по пятам ходит Сергей.
Плахотина уже раздражала неторопливость и аккуратность Федота. Всякий раз, когда видел косяк гусей, он показывал на него Федоту, втайне надеясь разжечь в старике охотничью страсть, но тот только улыбался, хитро прищурив узкие глаза, и говорил:
— Наши гуси, парень, от нас не уйдут, — и неторопливо принимался за покраску.
— Что это обозначает слово «аларга»? — как-то спросил Сергей у старика.
— Аларга — самая быстрая нерпа.
— По-моему, правильнее ларга.
— Пусть по-вашему, ученому, будет ларга, а по-нашему сойдет и Аларга, — усмехнулся
старик.
Теперь «Аларга» была готова, и это успокаивало Сергея — можно было еще съездить на охоту. Плахотин быстро шагал по кромке льда и представлял, как они завтра поедут в излюбленные места егеря и там он сможет от вести душу. А уж Федот наверняка знает все гусиные места.
Но на следующее утро Сергей проспал зарю.
— Шляпа! Засоня! — ругал он себя за свою беспечность. — Уехал старик.
Было семь часов. Вскочил, быстро оделся, схватил ружье и побежал к Федоту. Но каково же было его удивление, когда он застал егеря спящим! Старик, несмотря на сильные удары в дверь, долго не отворял.
— Ты что, разбойник, так стучишь? Дверь мне высадишь, — услышал Сергей сердитый
голос Федота.
— Ехать надо, — взмолился Плахотин.
— Куда ехать? Тебе что, парень, жить надоело? Разве не видишь, какая погода? Орлиная сопка не велит ехать. — Старик открыл дверь и впустил Сергея в комнату.
— Какая еще сопка? Ведь через три дня охота закроется!
— Ты что, мне не веришь? Идем, сам погляди!
Когда они подошли к берегу, Федот долго вглядывался в туманную даль.
— Вон, видишь, Орлиная сопка почти не видна из-за туч. Значит, и сегодня хорошей
погоды не жди. А потому в море на лодкеехать опасно.
«Нашел синоптика», — Плахотин смотрел на вершину сопки, которая еле-еле угадывалась среди косматых туч, и мысленно проклинал и Федота, и эту дурацкую сопку, и свою командировку. Охота явно срывалась. Через три дня она будет запрещена до осени, а осенняя охота совсем не то, что весенняя.
Теперь его уже не радовали ни сумка с патронами, ни двустволка, которую предусмотрительно захватил с собой, ни бинокль, с трудом раздобытый у хозяина. Не прощаясь с Федотом, Сергей медленно поплелся домой.
Погода установилась за сутки до закрытия охоты. Ветер слегка рябил поверхность воды, гнал слабую волну на берег, но порывы его были слабы. Федот подозрительно поглядел на сопку, решил наконец ехать. А утро стояло сырое и холодное. Грязные потоки воды медленно накатывались на скользкий ледяной припай и так же медленно уползали в море. «Аларгу» они столкнули в воду без труда. Зацепив якорем за ледяной выступ, перенесли в нее все охотничье снаряжение: ружья, припасы, продукты, запасную теплую одежду, палатку. С ними ехал еще один охотник — Василий Опальва, коряк лет сорока с пышными усами. Он подмигнул Сергею и сказал:
— Тоштался? Однако, расок постреляем.
Федот удобно устроился на корме, взялся за руль.
— Садись, парень, на правую сторону, напротив Василия, чтобы равновесие было.
Ну вот, теперь вроде чика в чику, — Обождав, пока Плахотин займет свое место, добавил
охотник.
Мотор зарокотал, из шланга, как из крана, потекла вода, и «Аларга» направилась в устье реки Пенжины.
Сидели молча, каждый по-своему переживал радость предстоящей охоты. А мимо плыли льдины, встречались палки, доски.
Дважды Плахотин хватался за карабин Федота, когда почти у самой лодки выныривали лахтак или белуха, но стрелять ему старик строго запретил.
— К чему животных зря губить? Взять ты их, все одно не возьмешь, а погубить можешь. Тонут они, а потому на них охотятся осенью, на льдинах или на нерпищах.
Мотор работал тихо и монотонно, лодку качало на слабой волне. Скоро должен начаться прилив, поэтому Федот хотел быстрее проскочить узкое место, так называемую трубу. Высокие обрывистые берега образовали длинный и узкий коридор. Здесь обычно свирепствовал резкий, порывистый ветер. Этого-то опасного места и боялся больше всего егерь. Через час езды ветер усилился. Из легкой ряби вырастали крутые волны. Федот все чаще с тревогой поглядывал на Орлиную сопку, но Сергей не замечал тревоги старика.
Скоро «Аларга» вошла в трубу. Скалистый берег был всего в тридцати шагах. Пенясь, волны катились к берегу, гулко ударялись и, поднимая белые брызги, с шипением умирали там, на камнях. Шлюпку резко поднимало вверх или швыряло в стороны.
И вдруг резкий шквал ветра так сильно ударил о борт, что лодка накренилась, и огромный поток воды окатил их всех разом. Мотор на миг утих, неуверенно зачихал, густой дым и пар окутали его. А лодку, словно пустой спичечный коробок, уже тащило к берегу. Высокие, отвесные, как стены, скалы зло ревели прибоем совсем рядом. Плахотин с ужасом глядел на них
— Что сидишь?! — закричал сердито Федот.
Сергей вначале даже не понял, к кому относятся слова старика.
— Что, оглох?! Мотор береги, чтобы водой не залило!
Плахотин засуетился, не зная, как можно беречь мотор, который все еще чихал и дымил, как самовар.
— Брезент держи! Свечи прикрой! — еще громче закричал Федот.
Только теперь Сергей понял смысл слов старика, схватил брезентовый чехол, расправил его над мотором. А порывы ветра налетали снова и снова, потоки воды безжалостно окатывали с ног до головы. Но мотор уже перестал кашлять, дымиться, он уже снова работал надежно.
Лодку теперь швыряло у самого берега, и Сергею казалось — еще минута, и ее ударит о камни. Но Федот крепко держал руль. Плахотин видел, как крепко у него сжаты губы, как сосредоточены его узкие глаза. По скуластому лицу старика текла вода и струйкой падала с реденькой бороденки в лодку. Федот словно окаменел, не замечая ни грозного рева прибоя, ни шквального ветра, ни потоков ледяной воды. Опальва же все это время вычерпывал ведром воду из лодки. Он работал быстро, будто автомат.
— Ух! Кажется, проскочили, — облегченно выдохнул Федот, когда каменистый берег
остался позади. — Ну, парень, ты еще в рубашке родился. Заглохни мотор — всем бы нам жаба
цыцку дала, а от «Аларги» только щепки остались бы, — добавил он.
Опальва вычерпывал воду и счастливо улыбался. А Сергей все еще держал брезент и испуганно оглядывался на удаляющийся берег.
— Убери чехол. Теперь уже ветер слабый, свечи водой не зальет, — миролюбиво говорил
старик Сергею.
Скоро «Аларга» вошла в один из крайних рукавов реки. Левый берег — низкий, заболоченный —порос тальником, ольхой, редкими кустами кедровника. На нем множество больших и малых плесов, на которые садились и утки, и гуси. Справа несколько островков, которые делили устье реки на рукава. Эти-то места и выбрал для охоты Федот.
Вельбот мягко ткнулся в илистое дно. Сергей хотел первым выскочить на берег, но не смог. Он так промок и промерз во время пути, что ноги и руки его не слушались.
— Что, парень, сидишь? Вылазь, костер надо делать, — сказал Федот, выходя на берег.
Плахотин видел, как Федот и Опальва вы-таскивали из лодки якорь, потом мешки. Все делали они неуверенно, ходили как-то рывками.
«Тоже промерзли», — думал Сергей.
— Вылазь да прыгай, а то загнешься совсем. — Федот взял парня за рукав, помог вы
браться из лодки.
Опальва уже ходил по берегу, рвал сухую траву, ломал веточки. Потом нашел сосновую доску, стал стругать ее ножом. Когда все было готово для костра, вытащил из-за пазухи газету, зажег. Скоро язычок огня уже хрустел мелкими ветками, все увеличиваясь в размерах.
Охотники долго сушили мокрую одежду, пили горячий, густо заваренный чай — грелись. Только во второй половине дня разошлись они с ружьями в разные стороны.