На острове (рассказ)

[DIMA]

АЛЕКСАНДР ИВАНОВ
НА ОСТРОВЕ

Федот отошел на несколько шагов в сторону и, прищурив узкие глаза, залюбовался на свою работу.
— Ну, вот теперь чика в чику будет, — промолвил он.
В лучах заходящего солнца глянцевито играла свежестью красок морская шлюпка. Это была небольшая, метра четыре длиной, но глубокая посудина. Верхняя часть ее выкрашена в зеленый цвет, нижняя — подводная — в черный. Широкая ватерлиния, как и положено ей быть, красного цвета. Большие белые буквы на левом борту составляли незнакомое слово «Аларга».
Федот явно был доволен своей работой.
— Ну как, парень, моя «Аларга» тебе нравится? — обратился он к Сергею Плахотину,
стоящему рядом.
— Хороша. Ничего не скажешь, — нарочито громко похвалил лодку Сергей.
— То-то. — Федот старательно натянул на мотор брезентовый чехол, застегнул ремни,
собрал кисти и банки с красками. Делал он все не спеша, с чувством удовлетворения.
Кончалась вторая половина мая, но было холодно. Резкий, пронизывающий ветер с бухты налетал порывами, был влажный и особенно неприятный. Плахотину казалось, что он промерз уже до костей, наблюдая за работой старика, злился на него, но уходить не решался. Шлюпка, безусловно, хороша: прочна, глубокой посадки, видимо, устойчивая на воде, но уж очень медленно, с излишней, как казалось Сергею, аккуратностью все делал этот старик.
— Никак, паря, замерз? Пойдем ко мне, погреешься.
— Спасибо, Федот Семенович, побегу к хозяйке. — Плахотин быстро зашагал по берегу.
По Пенжинской губе плавали огромные грязные льдины. Прилив гнал их в устье реки Пенжины, а отлив снова относил в море. Иногда Сергею казалось, что это неведомый пастух гоняет удивительное стадо — утром на пастбище, а вечером обратно. Часто среди грязных льдин сверкали белизной спины белух, чернели головы лахтаков и нерп. Морские животные охотились за навагой. А у берега еще сохранялись толстые, почти трехметровые, припаи льда. Волны старательно вылизывали ниши в ледяной толще. Но волнам и солнцу еще долго надо работать, чтобы убрать эту накопленную за долгую зиму ледяную громаду.
Сергей остановился и, поеживаясь от холода, посмотрел в спину удаляющемуся Федоту. Непонятен был для него Федот, не мог он разгадать старика, а время уходило.
Уже больше недели летели с юга гумен-ники, казарки, утки-крохали, гагары, каме-нушки, шилохвости. Сергей знал, что все охотники его села уходят в сопки, уходят сразу же после работы и сидят там до утра. Теперь все на перелете гусей. За короткое время весенней охоты они обрастут щетиной, похудеют, от ветра у них потрескаются до крови губы, но все будут счастливы, а разговоров потом... Каждую весну, несмотря на непогоду и выстрелы охотников, гуси, гонимые инстинктом, летят на место гнездовий одним и тем же путем. Охотники с нетерпением ждут эту короткую, но увлекательную весеннюю охоту. Каждый готовит патроны, чистит ружье. Всю долгую камчатскую зиму только и разговоров что об этой охоте.
Сергей Плахотин не был исключением, он тоже готовился к весенней охоте. Но командировка, будь она неладна, смешала все его планы. Плахотин оказался далеко от знакомых мест, от товарищей. А гуси летели на север. Целые табуны их спешили в тундру, на Чукотку, в родные места.
Дело свое Плахотин выполнил, но распутица теперь удерживала его здесь. Он изнывал от безделья. Но Федот почему-то не спешил. Целую неделю он ремонтировал и красил свою лодку, перебирал мотор и, казалось, не обращал никакого внимания ни на гусей, ни на уток, ни на то, как за ним по пятам ходит Сергей.
Плахотина уже раздражала неторопливость и аккуратность Федота. Всякий раз, когда видел косяк гусей, он показывал на него Федоту, втайне надеясь разжечь в старике охотничью страсть, но тот только улыбался, хитро прищурив узкие глаза, и говорил:
— Наши гуси, парень, от нас не уйдут, — и неторопливо принимался за покраску.
— Что это обозначает слово «аларга»? — как-то спросил Сергей у старика.
— Аларга — самая быстрая нерпа.
— По-моему, правильнее ларга.
— Пусть по-вашему, ученому, будет ларга, а по-нашему сойдет и Аларга, — усмехнулся
старик.
Теперь «Аларга» была готова, и это успокаивало Сергея — можно было еще съездить на охоту. Плахотин быстро шагал по кромке льда и представлял, как они завтра поедут в излюбленные места егеря и там он сможет от вести душу. А уж Федот наверняка знает все гусиные места.
Но на следующее утро Сергей проспал зарю.
— Шляпа! Засоня! — ругал он себя за свою беспечность. — Уехал старик.
Было семь часов. Вскочил, быстро оделся, схватил ружье и побежал к Федоту. Но каково же было его удивление, когда он застал егеря спящим! Старик, несмотря на сильные удары в дверь, долго не отворял.
— Ты что, разбойник, так стучишь? Дверь мне высадишь, — услышал Сергей сердитый
голос Федота.
— Ехать надо, — взмолился Плахотин.
— Куда ехать? Тебе что, парень, жить надоело? Разве не видишь, какая погода? Орлиная сопка не велит ехать. — Старик открыл дверь и впустил Сергея в комнату.
— Какая еще сопка? Ведь через три дня охота закроется!
— Ты что, мне не веришь? Идем, сам погляди!
Когда они подошли к берегу, Федот долго вглядывался в туманную даль.
— Вон, видишь, Орлиная сопка почти не видна из-за туч. Значит, и сегодня хорошей
погоды не жди. А потому в море на лодкеехать опасно.
«Нашел синоптика», — Плахотин смотрел на вершину сопки, которая еле-еле угадывалась среди косматых туч, и мысленно проклинал и Федота, и эту дурацкую сопку, и свою командировку. Охота явно срывалась. Через три дня она будет запрещена до осени, а осенняя охота совсем не то, что весенняя.
Теперь его уже не радовали ни сумка с патронами, ни двустволка, которую предусмотрительно захватил с собой, ни бинокль, с трудом раздобытый у хозяина. Не прощаясь с Федотом, Сергей медленно поплелся домой.
Погода установилась за сутки до закрытия охоты. Ветер слегка рябил поверхность воды, гнал слабую волну на берег, но порывы его были слабы. Федот подозрительно поглядел на сопку, решил наконец ехать. А утро стояло сырое и холодное. Грязные потоки воды медленно накатывались на скользкий ледяной припай и так же медленно уползали в море. «Аларгу» они столкнули в воду без труда. Зацепив якорем за ледяной выступ, перенесли в нее все охотничье снаряжение: ружья, припасы, продукты, запасную теплую одежду, палатку. С ними ехал еще один охотник — Василий Опальва, коряк лет сорока с пышными усами. Он подмигнул Сергею и сказал:
— Тоштался? Однако, расок постреляем.
Федот удобно устроился на корме, взялся за руль.
— Садись, парень, на правую сторону, напротив Василия, чтобы равновесие было.
Ну вот, теперь вроде чика в чику, — Обождав, пока Плахотин займет свое место, добавил
охотник.
Мотор зарокотал, из шланга, как из крана, потекла вода, и «Аларга» направилась в устье реки Пенжины.
Сидели молча, каждый по-своему переживал радость предстоящей охоты. А мимо плыли льдины, встречались палки, доски.
Дважды Плахотин хватался за карабин Федота, когда почти у самой лодки выныривали лахтак или белуха, но стрелять ему старик строго запретил.
— К чему животных зря губить? Взять ты их, все одно не возьмешь, а погубить можешь. Тонут они, а потому на них охотятся осенью, на льдинах или на нерпищах.
Мотор работал тихо и монотонно, лодку качало на слабой волне. Скоро должен начаться прилив, поэтому Федот хотел быстрее проскочить узкое место, так называемую трубу. Высокие обрывистые берега образовали длинный и узкий коридор. Здесь обычно свирепствовал резкий, порывистый ветер. Этого-то опасного места и боялся больше всего егерь. Через час езды ветер усилился. Из легкой ряби вырастали крутые волны. Федот все чаще с тревогой поглядывал на Орлиную сопку, но Сергей не замечал тревоги старика.
Скоро «Аларга» вошла в трубу. Скалистый берег был всего в тридцати шагах. Пенясь, волны катились к берегу, гулко ударялись и, поднимая белые брызги, с шипением умирали там, на камнях. Шлюпку резко поднимало вверх или швыряло в стороны.
И вдруг резкий шквал ветра так сильно ударил о борт, что лодка накренилась, и огромный поток воды окатил их всех разом. Мотор на миг утих, неуверенно зачихал, густой дым и пар окутали его. А лодку, словно пустой спичечный коробок, уже тащило к берегу. Высокие, отвесные, как стены, скалы зло ревели прибоем совсем рядом. Плахотин с ужасом глядел на них
— Что сидишь?! — закричал сердито Федот.
Сергей вначале даже не понял, к кому относятся слова старика.
— Что, оглох?! Мотор береги, чтобы водой не залило!
Плахотин засуетился, не зная, как можно беречь мотор, который все еще чихал и дымил, как самовар.
— Брезент держи! Свечи прикрой! — еще громче закричал Федот.
Только теперь Сергей понял смысл слов старика, схватил брезентовый чехол, расправил его над мотором. А порывы ветра налетали снова и снова, потоки воды безжалостно окатывали с ног до головы. Но мотор уже перестал кашлять, дымиться, он уже снова работал надежно.
Лодку теперь швыряло у самого берега, и Сергею казалось — еще минута, и ее ударит о камни. Но Федот крепко держал руль. Плахотин видел, как крепко у него сжаты губы, как сосредоточены его узкие глаза. По скуластому лицу старика текла вода и струйкой падала с реденькой бороденки в лодку. Федот словно окаменел, не замечая ни грозного рева прибоя, ни шквального ветра, ни потоков ледяной воды. Опальва же все это время вычерпывал ведром воду из лодки. Он работал быстро, будто автомат.
— Ух! Кажется, проскочили, — облегченно выдохнул Федот, когда каменистый берег
остался позади. — Ну, парень, ты еще в рубашке родился. Заглохни мотор — всем бы нам жаба
цыцку дала, а от «Аларги» только щепки остались бы, — добавил он.
Опальва вычерпывал воду и счастливо улыбался. А Сергей все еще держал брезент и испуганно оглядывался на удаляющийся берег.
— Убери чехол. Теперь уже ветер слабый, свечи водой не зальет, — миролюбиво говорил
старик Сергею.
Скоро «Аларга» вошла в один из крайних рукавов реки. Левый берег — низкий, заболоченный —порос тальником, ольхой, редкими кустами кедровника. На нем множество больших и малых плесов, на которые садились и утки, и гуси. Справа несколько островков, которые делили устье реки на рукава. Эти-то места и выбрал для охоты Федот.
Вельбот мягко ткнулся в илистое дно. Сергей хотел первым выскочить на берег, но не смог. Он так промок и промерз во время пути, что ноги и руки его не слушались.
— Что, парень, сидишь? Вылазь, костер надо делать, — сказал Федот, выходя на берег.
Плахотин видел, как Федот и Опальва вы-таскивали из лодки якорь, потом мешки. Все делали они неуверенно, ходили как-то рывками.
«Тоже промерзли», — думал Сергей.
— Вылазь да прыгай, а то загнешься совсем. — Федот взял парня за рукав, помог вы
браться из лодки.
Опальва уже ходил по берегу, рвал сухую траву, ломал веточки. Потом нашел сосновую доску, стал стругать ее ножом. Когда все было готово для костра, вытащил из-за пазухи газету, зажег. Скоро язычок огня уже хрустел мелкими ветками, все увеличиваясь в размерах.
Охотники долго сушили мокрую одежду, пили горячий, густо заваренный чай — грелись. Только во второй половине дня разошлись они с ружьями в разные стороны.

 

[DIMA]

На левом берегу Пенжинской губы и реки Пенжины вплоть до небольшой речки Таловки раскинулась равнинная тундра с множеством больших и малых плесов, огромными лужами талой воды. На всем этом бескрайнем пространстве летом растет ягода: и клюква, и жимолость, брусника и смородина. На больших полянах сплошным серовато-коричневым ковром стелется жестковатая на вкус ягода — шикша, любимое лакомство гусей. Косяки гуменников разбредаются по поляне и долго пасутся на ягоде. Но гусь — птица осторожная. Вокруг пастбища стоят часовые, готовые в любую минуту предупредить об опасности своих собратьев криком. Часовые обычно стоят на кочках в траве, высоко вытянув шеи. Их сразу не заметишь, поэтому здесь скрадывать птицу почти невозможно.
Сергей это понял только после нескольких тщетных попыток подползти к осторожным птицам. Не подпуская охотника на выстрел, гуси сразу же взмывали вверх и шли на острова.
—Эх, туда бы... — провожая взглядом птиц, вздыхал Плахотин.
Наконец, махнув рукой на гусей, он пошел за утками. Утки менее осторожны, и к вечеру у него уже было с полдюжины пестрых шилохвостей и пара чирков. Иногда из тундры доносились глухие выстрелы Федота и Опаль-вы. Выстрелов было мало, но всякий раз, когда Сергей слышал выстрел, у него в душе загоралась ревность к старым охотникам.
«Уж они-то настреляют, места им знакомые, — думал он. — Но ничего, — успокаивал себя,— завтра утром поглядим, кто кого перестреляет. Переберусь на острова, уж там я душу отведу! Весь гусь туда идет».
Оставался час до полуночи, а было все еще светло. «Белые ночи,— думал Сергей, возвращаясь на охотничий стан. — Хоть до утра стреляй». Потянуло холодом, две связки уток резали плечи, в сырой одежде он стал мерзнуть. «Так ни одного гуся и не завалил, — с горечью размышлял Плахотин, шагая по кустам тальника. — Федот наверняка штук пять сбил. Был гусь. Не повезло».
Гуси продолжали летать, их голоса доносились из тундры, с островов. Сергей все еще оглядывался, всматривался в молочную даль, не теряя надежды на то, что какая-нибудь стая пролетит рядом. И он не ошибся. Сначала увидел серую тень на небе, а потом услышал тихое гоготанье. Стая гусей летела прямо на него. Охотник забежал за куст. Птицы обнаружили охотника поздно, испуганно шарахнулись вверх. Скучились. Почти не целясь, Сергей дублетом выстрелил в кучу испуганных птиц. Три гуменника упали в нескольких шагах.
Плахотин еще издали увидел Федота и Опальву. Они сидели у костра, пили чай и тихо о чем-то разговаривали. Отблески пламени играли на их загорелых скуластых лицах. На треноге, тихо бормоча, кипело варево. Сергей сбросил с плеч тяжелую ношу и теперь искал взглядом добычу охотников. Два гуся лежали в двух шагах от костра.
— Ну, как дела? — весело спросил он. — Что, и это вся ваша добыча? — подошел к гусям.
Охотники замолчали. Опальва, обжигаясь горячим чаем, виновато посмотрел на Сергея. Плахотин с недоумением смотрел теперь на охотников. Они встречали его холодным молчанием.
— Что же молчите? Всего-то и настреляли? — Сергей поднял двух гусаков над костром.
— Вон, в котле еще, — сердито сказал Федот, поднимаясь на ноги.
— Не много. Совсем не густо.
— Мы что, волки? Те только уничтожают все живое! Нам и этого хватит, а вот на тебя
сейчас акт составим. Сколько самок убил? — спросил егерь. В голосе старика Сергей ничего
хорошего для себя не уловил.
— Да вы что? Завтра же охота закрывается. Я ведь в этом году первый раз на охоте...
Первый, так можно стрелять все подряд? — Федот рылся в его связке, сортировал уток: селезней отбрасывал в одну сторону, уток — в другую. На уток он отбросил и двух гусок.
— Вот на этих уток и двух гусок составим акт, — спокойно добавил старик.
— Латно, Федот Семеныч, пусть поест, та спать путем, — примирительно сказал Опальва.
— Добрался... Таким вот дай волю, всё перебьют, — ворчал старик. — Ешь, да будем
спать. Но завтра акт все равно составлю.
Плахотин верил и не верил своим ушам. Они просто шутят. Не может этого быть: вместе охотиться и чтобы вот так... «Пугают, — думал он. — Просто завидуют. Сами-то, видно, и стрелять не умеют».
Но Федот вполне серьезно добавил:
— Вот что, парень, ты свое уже отстрелял. Завтра пока до прилива мы с Опальвой пройдемся по берегу, а ты будь у лодки. По приливу домой поедем. Понял?
— Ладно. Только я на крайний остров хотел сходить. Через него гуси летят, — чуть не плача,
сказал Сергей. Он надеялся еще и утром поохотиться.
— Ты что? Утонуть захотел? Крайний остров в приливы полностью заливает водой. Туда и
не пройдешь теперь. Сиди у лодки. В девять утра начнется прилив, сразу и поедем. Про
охоту забудь, шутки я не шучу.
Хотя Сергей и обиделся на старика, но не сказал ему ни слова. Хозяином положения здесь был Федот, а не он. К тому же охотник, видно, из тех, которые активно поддерживают все охотничьи правила и законы.
Утром Федот с Опальвой, взяв ружья, ушли в тундру. Сергей вылез из палатки. Было холодно и сумеречно. Ежась от ветра, Сергей обошел палатку. С островов доносилось гоготанье гусей, на плесах крякали утки. Где-то в кустах тальника задорно и радостно захохотал куропат, пролетела низко над головой чайка. Увидев Сергея, она испуганно закричала* и взмыла вверх. Маленькие кулички-воробьи шумно бегали по илистой отмели.
— А, черт... Попал в компанию... На охоте, а сиди здесь. — Он стоял на бугре и ругался.
И тут из тундры донесся гул выстрела. — Семь бед — один ответ, — махнул на все запреты
егеря Сергей. Он подпоясался патронташем, взял ружье и направился на остров. — Пусть
хоть вязанку актов пишет. Старый козел...
Крайний остров, куда теперь шагал Сергей, был небольшой. Смело можно стрелять с одного берега на другой. На нем росло несколько корявых кустов тальника. Измочаленная прошлогодняя трава покрывала его отдельными серыми латками. Как отметил еще вчера Сергей, через него чаще всего пролетали гуси, в кустах же тальника можно устроить прекрасный скрадок.
Сергей спешил. В русле, отделяющем остров от берега, лежал еще лед. В приливы, протоку заливало грязной морской водой. Теперь дед был, покрыт толстым слоем ила.
«Тоже мне, знахарь, - думал Плахотин о Федоте, — «утонуть Можно». Да здесь запросто пройдешь! Вода до дна, видно, промерзла». Он осторожно нащупывал ногами под илом лед и довольно легко перешел на остров. Самый густой куст тальника облюбовал для шалаша. Пучки травы Сергей использовал для маскировки засидки. Гуси иногда пролетали над ним, но он не стрелял, спешил устроиться в скрадке.
Из первой пролетающей над ним стаи гусей Плахотин выбил одного. А через полчаса еще два гуся упали в грязную лужу в нескольких шагах от шалаша. Гуси летали, Сергей стрелял. Через час еще три птицы лежали у его ног. «Пора обратно», — думал охотник, но откладывал возвращение еще на десять, на двадцать минут.
И вдруг ухо уловило непонятный шум. Он все нарастал и нарастал, а через пять минут Сергей ясно слышал журчание воды. «Прилив!» На миг растерялся, засуетился. Выскочил из укрытия, схватил гусей за шеи, побежал к протоке. Тяжелые птицы выскальзывали из рук, он возвращался, хватал их, снова бежал.
Страшен и опасен поток прилива в здешних местах. Нет у нас другого места, где были бы такие приливы, как в Пенжинской губе. В полные приливы уровень воды поднимается на десять-четырнадцать метров. Вода, поднимая ил, пенясь, мчится с такой скоростью, что кажется — где-то прорвало плотину. Поток увеличивается ежеминутно, ежесекундно. Из ручейка он превращается в огромную реку, которая сметает все на своем пути. Вода идет так быстро и с такой силой, что сбивает человека с ног.
Горячий пот выступил на спине у Сергея, руки взмокли. Он метался по берегу, не зная, что предпринять. А поток воды все ширился и ширился, отрезая охотника от желанного берега. О приливах Плахотин слышал много разных историй, знал от очевидцев случаи гибели людей, но сам впервые встретился со страшным потоком.
«Через десять минут остров будет полностью залит, и все — амба», — догадался Сергей. В самом широком месте ему показалось, что вода течет медленнее, спокойнее, и он решился. Придерживая гусей, побежал по воде. Но бежать было нельзя: под илом лед был такой скользкий, что он чуть было не свалился в поток. Поднимая мириады брызг, балансируя, как циркач, Сергей спешил к берегу. Соленые капли пота и воды попадали в рот, глаза, текли ручьем по лицу, одежде, но он не обращал на них внимания.
«Влип так влип. Дурак, идиот...» — ругал он себя. С каждым шагом вода все прибывала и прибывала, а до берега оставалось еще далеко. «Ничего, выберусь, — подумал он, когда добрался уже до середины. — Осталось метров двадцать». Но тут его шибануло потоком по ногам, а скользкий лед сделал свое коварное дело — он пошатнулся и через секунду бултыхался в воде. Сергей еще видел, как, обгоняя друг друга, уплывали его гуси. Шапка, кружась волчком, последовала за ними. На миг она задержалась на месте, а потом скрылась в бурлящем потоке.
Плахотин упирался в дно, старался встать на ноги, зацепиться за что-нибудь, удержаться, но не мог. Он уже наглотался грязной воды, задыхался, силы покидали его. На минуту показалось, что это уже конец. Он устал, страшное равнодушие вдруг охватило его. А поток тащил его все дальше и дальше.
«Все... все, крышка, — думал он. Но было еще мелко, ноги волочились по скользкому дну. — Скоро унесет в реку, а там... Проклятый лед. Если бы ломик...» Тут он вспомнил о ружье, которое успел забросить за спину. Теперь ружье било его по голове, плечам. Схватив ружье, уперся стволами в дно, но и стволы скользили. Неожиданно Сергей увидел большую ледяную глыбу. Его несло прямо на нее. Удар был сильный, но охотник успел схватиться руками за выступ.
Сергей держался за выступ льдины, старался отдышаться, прийти в себя. Льдина, видимо, крепко пристыла ко дну. Он теперь упирался в нее всем телом, боясь потерять. А вода бурлила, ударяясь о препятствие, и все прибывала. «Через несколько минут ее тоже скроет вода». Плахотин еще тужился встать на ноги, но ничего не получалось.
...Федот с Опальвой к лодке пришли рано.
— Вот с такими неслухами поохотишься... — проворчал старик, не встретив Плахотина.
Я как чувствовал. Ушел ведь, анафема. Но акт я на него напишу. Учить надо таких негодников.
Дорвался, как волк до стада.
Они собрали палатку, стали укладывать в лодку вещи. И тут услышали выстрелы.
— На, остров забрался, паршивец, — плюнул в сердцах Федот. — Прилив с минуты на ми
нуту начнется... Утонет ведь.
— Нато, отнако, спасать, — сказал Опальва и покачал головой. — Мошет утонуть.
— Идем! Веревку захвати на всякий слу
чай, — заторопился Федот. — Слов нет, выпороть бы его за такое, — ворчал старик.
Сергея они увидели, когда тот, испуганный и жалкий, еще бегал по острову.
Они, запыхавшись, подбежали к берегу как раз в тот момент, когда Плахотин, не видя белого света, уцепился за льдину.
— Ух, как, отнако, бурлит... Унесет и нас,— говорил Опальва. — Что путем телать? На лотке к нему не потъетешь.
— Держи конец! — разматывая длинную и прочную веревку, решительно сказал Федот
коряку. — Я пойду за ним. Сам он уже не выкарабкается. Если что, тяни. Ты помоложе —
обоих сможешь вытащить.
Старик обвязал один конец веревки вокруг пояса и смело шагнул в мутный поток.
...Сергей пришел в сознание и увидел склонившегося над ним Федота. Во рту было горько, тело болело, словно его били палками. Рядом жарко горел костер.
— Ну, что, парень, ожил? На вот выпей. Согреться тебе надо, — говорил старик.
— Ай, ай... чуть не помер,— качал головой Опальва. — Нато слюшать старый охотник.
У, он все снает. Фетот Семеныч сря не скашет... Если пы не он...
— Ему бы ремня сейчас, — сказал строго Федот.
А через два часа они возвращались в село. Сергей сидел на прежнем месте, у правого борта. Наклонив голову, задумчиво смотрел то на Федота, то на Опальву. Иногда Платохин вздрагивал, заново переживая опасную борьбу со стихией. Глядел на легкие волны, высокий берег и уток, пролетающих стороной, смотрел на руки Федота. Они, почти черные от ветра и работы, крепко держали руль.
«Аларга» медленно, но уверенно преодолевала течение.

 

[Dob]

Хороший рассказ,но в душе на ентого Федота всёж неприятный осадок,
1.Толком человеку нифига необьяснял чё как чё,время протянул,потом нет что бы с собой там его потаскать-поучить уму разуму,после сделаных косяков(ну там гусынь бахнул человек)начал бухтеть про акты,а на следующий день так ваапче у лодки сказал сидеть...как то блин мягко сказать то-Неправильно это!(далее следует непереводимый сленг...(с)"Брильянтовая рука")
Ну а за то что человека спас...ну молодец,не более,всего этого можно было бы и избежать-возьми он его с собой,ну на край посади в засидку и пусть парень бы и охотился потихоньку.
Вот такое моё ИМХО.

 

[DimaV]

Согласен, надо сначала пояснить, что-к -чему а уж потом выеживаться, сам пару раз попадал в такие ситуации, сначала не объяснят что делать, а потом ругают.

Я когда беру неопытного челоека на охоту, всегда стараюсь доходчиво пояснить, часто правда нихрена не слушают, ноют, но всегда нужно дожать ситуацию, чем потом говорить - "А я же тебе говорил!!!"