Просто рассказ

[DIMA]

Егеря (рассказ)

Евгений Кузнецов
ЕГЕРЯ

Тихо в избе. Так тихо, что слышно, как таракан шуршал лапками по листу газеты и мерно тикали на стене ходики. Василий млел от жары на лежанке русской печи. Но вот услышал, как Наталья загремела пустыми ведрами в сенях, и тяжко застонал.
— Чего тебе? — сердито спросила жена. Она носила пойло корове и сейчас прошла в кухню, отгороженную от комнаты дощатой перегородкой.
— Мочи нет терпеть-то. Боли в пояснице такие, что шевельнуться нельзя. Помереть проще... — прохрипел Василий.
— Уж лежи ты! Знаем мы твои боли! Охотников нет, вот от скуки и придумываешь себе болезни. И делать по дому ничего не хочешь. Даже воды не наносил. Все руки оторвала, одна управляясь. В избе надо прибраться скотину накормить, гончаков твоих.
И за ними еще ухаживай!
— Тебе бы так...
К вечеру, после того как Наталья натерла Поясницу змеиным ядом, снадобьями всякими, полегчало.
— Куда ты больной-то направляешься! Ума совсем нету, — возмутилась - жена, узнав о намерении мужа ехать на охрану участка. — Неделю из дому не выходишь. Скрутит радикулит в дороге, и что станешь делать? Шестой десяток идет, а до сих пор как маленький ребенок...
Слова Натальи лишь укрепили решимость Василия. Надо поглядеть. Охота нынешней весной разрешена только на вальдшнепа на вечерней тяге, с путевками непременно.
Стрелять другую дичь запрещено.
— За Алексеем хоть съезди. Его участок рядом с твоим. Вдвоем сподручнее. До Крешнего всего пять километров, завернуть недолго. Или не знаешь случаев, когда браконьеры в егерей стреляют?.. Упрямый же ты какой!..
Вечер выдался погожим. Спускавшееся за лес солнце было похоже на переспелое медовое яблоко. Лодка резала приподнятым носом зеркало воды, горбила за кормой волну, треугольником разбегавшуюся к берегам, где из заводей то и дело парами поднимались потревоженные утки. Временами Василий сбавлял газ, если чудилась спрятанная в тростниках лодка, прикладывал к глазам бинокль. Конечно, если на берегу браконьеры и заметят, что лодка повернула в их сторону, то ружья могут спрятать, скажут: приехали просто так, воздухом подышать — разве не имеем права? Все это Василий знал, рассчитывал на то, что остерегутся потом стрелять, раз угодья проверяются.
До Овсянников добрался без приключений. Здесь подпертая водохранилищем Молога разлилась широко, на просторе маячили полузатопленные острова, уткам раздолье. У Василия затекли ноги, да и спину трудно разогнуть. Облюбовал подходящий заливчик, вогнал в него лодку, на берег выбрался. Судя по кострищу с рогульками для котелков, место рыболовам приглянулось. Верхний край солнца как раз исчез за лесом. Утка на одном из полузатопленных островов заорала. Не подсадная, нет, раз выстрелов не слышно. Селезень любовно прошваркал, пролетая. Дышалось-то как легко! О болях в пояснице не думал.
А потом радикулит сам напомнил о себе, когда мотор не удавалось завести. Напрасно дергал шнур, проклинал окаянную технику, вывинчивал свечу, даже разводил костерик и свечу прожигал — никакие ухищрения не помогали. Темнело, и копаться в механизме без света стало бесполезно. Пришлось позаботиться о ночлеге. Наломал лапника, улегся на душистую подстилку, думал об одном: не застудить бы поясницу. Дремал, коротая время. С кряхтеньем поднимался и подправлял костер. А едва процокал в стороне вальдшнеп — начинало светать, принес с реки воду в котелке, вскипятил, заварил чай, решив не торопиться...
Выстрел пришел из глубины леса, звучно раскатился по окрестностям, потревожив утреннюю тишину. Василий перестал возиться с мотором, постоял, соображая: уходить ли от лодки? Одно дело гоняться за браконьерами по разливу — на виду они, могли плыть встречные моторки, сидящие в них люди окажут помощь, а иное дело, если нарушителя нужно искать в лесной чаще. И не тот у Василия возраст, чтобы прытко бегать. Вот в субботу приедет бригада охотников с машиностроительного завода специально для борьбы с браконьерами, тогда можно будет действовать смело.
«Нет, надо идти, — решил Василий. — Пускай знают: егерь долг выполняет».
Проклиная уже не только мотор, но и свою службу, без желания побрел от Мологи. Впереди, среди голых берез и осин, начиналось частолесье из молодых елок. Где-то здесь и стреляли. Вдруг заметил, как закачались ветки.. И услышал хруст залежавшегося снега под ногами убегавшего.
— А ну стой! Стой, тебе говорят, стрелять буду! Все одно не уйдешь! — грозно крикнул Василий.
Крикнул для острастки, преследовать не намеревался. И выстрелил в воздух для запугивания. Перезарядив видавшую виды «тулку», закинул ружье на плечо и собрался возвращаться, да заинтересовало: на кого браконьер охотится? В таком чащебнике тетерева не токуют, уткам делать нечего.
В ельнике он нашел лосиху. А как увидел ее широко открытые глаза, вроде до сих пор живые, недоумение в них и боль: за что убили? — ее неестественно запрокинутую голову, снег забрызган, как увидел все это, гнев перехватил дыхание, враз забыл про хворь, про опасения.
— Стой, паразит! Стой!! — не своим голосом закричал.
Кричал напрасно. Выстрелил в воздух тем более без пользы. Рванулся в том направлении, куда браконьер скрылся. Через ельник продрался, сгоряча не замечая, как ветки сте гали по лицу. Остановился, ртом хватая воздух. Частолесье не кончалось, снег здесь находил спасение от весеннего солнца, и на этом ноздреватом осевшем снегу остались глубокие оттиски ребристых подошв: уходили три человека. Огромными прыжками бежал один из браконьеров, — видимо, догонял своих напарников.
Местами снег сугробился, и тогда браконьеры старались попадать след в след, как волки. «Хищники они и впрямь...» — возмущенно думал Василий. Этот случай браконьерства на его участке не первый. Но убить лосиху! Весной! Может, остался поблизости теленок — пропадет без матери. Хапуги, жалости к живому у них нет. Свежевать начали лосиху, мясо собирались, сколько могли унести, остальное пропадет из-за тепла, растащат лисы, вороны... Еще не остыл у Василия гнев, преследовал упорно. Тем более один из браконьеров захромал, садился на валежину, сапог снимал, — может, перематывал портянку. Его напарники истоптали снег рядом, по следам понятно.
Вскоре Василий начал уставать. Пожалел, что не было с ним охотников с машиностроительного завода, среди них много парней молодых, живо бы изловили убегавших... Разве Василию догнать? Засомневался в успехе. Все же преследовать продолжал, сердил себя мыслями: надо проучить подлецов, это мой долг. Но уже не надрывался. Когда попалась лесная болотина, затопленная водой, Василий сунулся было в нее, да благоразумно вернулся — дно болотины промерзло, легко. поскользнуться, не говоря о том, что на воде наросла корочка льда после неожиданных позавчерашних заморозков; браконьеры преодолевали это место, как ледоколы. Охромевший тоже ходко убегал. Нет, вряд ли их догнать...
Ну а если догонит? Когда у егеря куча помощников, опасаться нечего. Сейчас же численный перевес на стороне браконьеров. Василий вспомнил, как в прошлом году он пытался остановить троих молодцов, паливших по уткам за день до открытия охоты. Те особенно и не опасались. Увидев, что егерь один, на его требование сдать ружья молодцы, ухмыляясь, нагло посоветовали уходить подобру-поздорову. А дело было не в глухоманном лесу, как сейчас, а на реке. Один из парней забрался в лодку Василия, вывинтил свечу и — в карман. Когда же они решили уплыть, Василий вошел было в воду, ухватился за борт их моторки — ударили по рукам. Хорошо почти сразу же проходил мимо катер речников, на нем и настигли нарушителей, иначе — ищи ветра в поле. Вот такой был случай. А рассчитывать на совесть браконьеров, заваливших лосиху, тем более наивно.
Но и после таких мыслей Василий продолжал преследовать: за себя стыдно, что готов сдаться. Какой же он тогда егерь? Ему доверили охранять, а он... Незачем было тогда вообще беготню затевать. Сейчас важно настигнуть браконьеров, а там видно будет. Отступить он успеет всегда.
За болотиной обнаружил, что следы разделились. Хромой свернул южнее, видимо зная, что там, на возвышенности, вскоре начинается светлый сосняк. Его расчет был ясен: снега в сосняке нет. Напарники же запрыгали дальше не хуже зайцев, едва отделавшись от покалеченного дружка. Лучше идти за хромым. Правда, закралось подозрение, что браконьеры задумали какую-то подлость. Может, они умышленно заводили в глубинку? Невольно вспомнилось предупреждение Натальи: «Или не знаешь случаев, когда браконьеры в егерей стреляют?»
Особого страха Василий не испытывал, но все же ружье теперь держал наготове, внимательно смотрел вперед и по сторонам. Правда, понимал, что сам первым не выстрелит. Егерь может пользоваться оружием лишь для самозащиты, иначе самого засудят. А начинается самозащита с того момента, когда пальнут по нему, не раньше. Невольно задумаешься после этого: стоит ли связываться? Давно ведутся разговоры о расширении прав егеря, пока только разговорами дело кончается. Может, поэтому браконьеры иной раз так нагло действуют, ружьями угрожают. Конечно, только у мерзавца поднимется рука на человека. А кого он преследовал сейчас, разве узнаешь?
Прежде чем попасть на гриву, пришлось перебираться через овраг. На его северном склоне сохранялась зима, и Василий начерпал снега за голенища резиновых сапог, хотя придерживался проложенного браконьером следа. Пожалуй, нужно было сразу повернуть к Мологе, да Василий по характеру человек упрямый, потому и продолжал лезть вперед. Склон местами крут. Шапку снял, телогрейку расстегнул — до того запрел. «Ну их к лешему, этих браконьеров, напрасно с ними связался, — думал рассерженно. — Кто узнает, что я их не догнал?» Правда, понимал: придется ехать в город, потом возвращаться, место показывать, убитую лосиху забирать. Умолчать? Так мясо пропадет, жалко, не по-хозяйски. И разве не могут наткнуться на лосиху ребята с машиностроительного или Алексей во время обхода? Мог наткнуться и посторонний человек, потому что слетятся на падаль сороки, воронье, поднимут гвалт, сразу заинтересуется всякий, кто знает птичьи повадки. По следу определят, что Василий подходил к убитой. Что тогда скажешь в свое оправдание?

 

[DIMA]

Эх, напрасно Василий не завернул в Крешнево к Алексею, как советовала Наталья... Тот боролся с браконьерами беспощадно. В милицию на него даже жаловались, когда он избил одного мужика в кровь. Сети отбирал, хотя мог в рыбацкие дела не вмешиваться — там свой надзор. А не завернул он к Алексею потому, что не получилось с этим человеком дружбы. Причина? Сам толком не мог разобраться. Что-то не понравилось в Алексее при первой же встрече, когда тот приплыл на моторке знакомиться. Пашка Блинов привез его тогда — частенько на таких перевозках подрабатывал. В окно Василий видел, как Алексей не спеша шел от лодки, как поднимался по ступенькам крыльца, и под его тяжестью — а весил он центнер — жалобно скрипели доски. Пригнув голову, он шагнул в избу, громко поздоровался, улыбаясь. Без приглашения начал выкладывать на стол из вещмешка колбасу, консервы. Предложил отметить «егерский союз». Очень он самоуверенно держался, нисколько не стесняясь хозяев.
За столом постепенно разговорились.
— Что-то ты хозяйством оброс, — укорил тогда Алексей. — Корова, овцы. Жене некогда
с нами посидеть — успевай только таскать пойло в сарай. Огородище насажал...
— Так нужно все. Из города не навозишь.И что же скучать без дела? Охотники приезжают в основном по воскресеньям и когда сезон. Искусственные гнезда для уток весной
только надо ставить, сено для лосей тоже недолго заготовить.
— А мне такой мороки даром не нужно.
— Так сейчас призывают вести подсобное хозяйство. Вон комбикорма дают сколько
нужно. Не как прежде... И ведь зарплата у нас, егерей, небольшая. Как же ты собираешься прожить? Все будешь покупать? Не накупишься. А у меня мясо, овощи, молоко
свои. Только сахар да муку покупаю.
— Не умеешь ты, Василий Иванович, жить, извини за прямолинейность. По старинке живешь, добиваешься благ своим горбом. У меня вон один знакомый работал начальником
рыббазы на Московском море, так машину купил, дачу построил, а зарплату получал
немногим больше сотни.
— Что же он, воровал?
— Зачем обязательно воровать! К людям умел подбирать ключи. Нужному человеку
лодку всегда предоставлял, на хорошие места возил, комфорт создавал, ну и тот, чтобы
все это иметь, не оставался в долгу. Кто-то дефицит доставал, другой просто привозил
продукты и денег за них не брал. Мой знакомый и от этого не отказывался. А приезжали к нему не один и не два человека. Вот и подсчитай с помощью простой арифметики, что он мог в итоге иметь. Многие рыболовы и охотники люди с положением...
В наше время не столько зарплата нужна, как подходящие люди. А ты... крестьянствуешь.
—Это что же ты, на выгодное место позарился, поэтому и в егеря решил пойти? — строго и с осуждением спросил Василий, поглядывая на гостя из-под насупленных бровей.
— Хотя бы так. Не нравится? Что ты как следователь на меня смотришь? Ладно, раз
вместе, теперь будем работать, то раскроюсь перед тобой: деятельность мне нужна. В егеря я пошел потому, что здесь могу развернуться. Ты не смотри, что я молод. По Союзу помотался. На КамАЗе был, на Тюменских нефтепромыслах. До БАМа вот не добрался.
В охотоведческом техникуме учился, только полного курса не кончил — были на то свои
причины. Но все нужное для дела усвоил, могу поставить хозяйство на научную основу.
Погоди, обо мне в газетах начнут писать. И тебя научу. Обычно такие, как ты, учат нас,
молодых, у нас будет наоборот. Ты же наверняка даже курсов не кончал.
— Так опыт у меня. Давно охочусь...
— Опыт! Знания нужны. Век сейчас какой? Космический! Везде специализация. Мало
только охотников принимать и сено для подкормки косить.
— Так я и наблюдения веду, записываю.
— Ну какие ты можешь вести наблюдения, если родился крестьянином и до сих пор от
крестьянствования не отказался? Извини, если говорю обидное. Я человек прямолинейный.
Думаешь, я не знаю, почему ты пошел работать егерем?.. Деревенька ваша обезлюдела,
ни фермы тут, ни полей толковых, приходилось каждый день шагать на центральную
усадьбу. Переезжать с родного места не хотелось. А тут организовали охотхозяйство.
И в колхозе вкалывать надо, а егерь работает от случая к случаю, при желании грейся
на печи в свое удовольствие. Ты прикинул и решил за эту работенку ухватиться.
— Почему же ухватиться? Я всегда к охоте имел интерес. Отец мой и дед были охотниками. И не мало у егеря работы, если к ней относиться по совести. А кто работать не
хочет, везде приспосабливается.
— Ты вроде обижаешься на меня. Брось! Может, что лишнее сказал. Ладно, давай говорить о делах профессиональных. Так вот, дай мне срок, и я хозяйство поставлю на
научную основу. И начну с того, что с браконьерством покончу. Спуску никому не дам.
— Ха, напугал, — вмешался в разговор молчавший до той поры Пашка. — Здесь и не
таких знали. Попробуй встретить меня. Пальну из обоих стволов, и пикнуть не успеешь.
—А ты это пробовал? — с угрозой спросил Алексей, подсовывая под нос Пашки кулак. — Попадись только! Церемониться не стану. Я не из мягкотелых. Четыре года в охране работал на КамАЗе. Многие пытались в проходной уговорить, когда опаздывали. Одна ребенка в поликлинику водила, у другого колесо у машины спустило, у меня ответ для всех один: заслужил — свое получи.
—Так на самом деле человек может не по своей вине опоздать, разобраться надо вначале, — сказал Василий. — Вот и браконьеры — тоже ведь разные. Я в прошлую осень задержал одного. Доктор наук, очень интеллигентный. Без путевки охотился. И что же, сразу наказывать его?
— И ты отпустил?.. Ну, Василий, чувствую, и за тебя надо браться! Развел тут мягкотелость!
— Под одну мерку всех нельзя. Озлобится человек, если считает, что его наказывают не
по делу.
— Пускай озлобляется, тебе что. Зато другим станет неповадно. Вон Цезарь — римский император — легионеров выстраивал и каждого десятого казнил, если войско проявляло трусость. Самый храбрый мог оказаться десятым. Зато потом его легионеры дрались как львы. Так и надо действовать... Нет, я порядок быстро наведу! В угодьях без моего ведома шагу не сделают. Быстро поймут, что я теперь здесь хозяин!
Упоминание о хозяине тоже не понравилось Василию.
— Так уж и хозяин сразу...
— А то нет. Захочу — накажу, захочу — помилую... Подожди, пройдет срок — я начальником всего хозяйства стану. Егерем поработаю для начала...

 

[DIMA]

Об этой встрече с Алексеем вспомнил Василий, забравшись на склон оврага, сожалея, что одному приходится преследовать браконьеров. Запрел, не сразу отдышался. Шапку держал в левой руке, ружье — в правой. Впереди лежала вывороченная ветром ель, взметнув корень, похожий на огромные, обросшие землей рога сохатого. «Может, посидеть на стволе, отдохнуть? Куда теперь спешить?.. Потом пойду гривой к Мологе».
И тут Василий заметил: за поваленной елью кто-то шевелился. «Так он из ружья в меня целится!» В следующий миг вырвалось слепкое пламя...
А утро какое сегодня! Василий невольно залюбовался, устав возиться с мотором. Шар солнца выползал из-за горизонта, заливая лучами пробуждающийся разлив, над которым клубился туман. Позолотились леса за Мологой. Им не видно конца. Простору-то сколько! И все это необозримое пространство заполнено весной.
Ну где еще отыщешь столько свободы? Василию доводилось бывать за границей — воевал он восемнадцатилетним парнем в последний год войны, видел Венгрию, Австрию, из армии демобилизовали в пятьдесят третьем. Тесно там, нет такого простора, искусственными, поэтому кажутся леса, речки, на берегах которых размножились поселки и хутора. Правда, дичи много — зайцев, косуль настреляешь без труда. Но разве о мясе мечтает настоящий охотник? Душой он отдыхает, как бы сливается с природой, попадая в лес, на разливы. Вот сейчас Василий видит простор, косяки гусей, и кричать от восторга хочется, а не стрелять. Нет, не удивительно, что он стал егерем.
А когда демобилизовался из армии, то работал конюхом, потом в льноводческом звене. При желании мог стать не только звеньевым, но и бригадиром, да не стремился он к должности, другой у него был интерес. Осенью непременно промышлял, как отец и дед когда-то, каждый год сдавал пушнины на несколько сот рублей. Ставил капканы на лис, стрелял белок из-под лайки, пять раз получал премию, добывая волка. Потом утонула единственная дочь. Такой удар, что казалось — жить дальше не к чему. Избу продал, уехал в город, надеясь, что на новом месте хоть немного забудется трагедия. Работал кочегаром в котельной, дорожным строителем. Город не ахти какой большой — не сравнить с Москвой. Но и там затосковал он. Стесняли его многоэтажные дома, воздух не тот, до охотничьих мест всякий раз добираться надо... Когда появилась возможность уехать, Василий долго не раздумывал. Так он попал на хутор из нескольких домов, где решено было создать охотничью базу. Наталью тоже оформили. Ее работа — выдавать охотникам постельное белье, убирать помещение...
Василий проворно повалился и отполз, не успев испугаться. Недаром служил в разведке. Было ясно: браконьер предупреждал. Ведь при желании он мог разворотить человека зарядом картечи! Но если браконьер рассчитывал, что после выстрела егерь поскорее спустится в овраг и побежит к Мологе, то ошибался. От мысли, что мерзавец мог убить, нахлынула на Василия ярость, готов был выскочить из укрытия и броситься вперед. Да в последний момент сдержался. «Подожди, не уйдешь!» Догадался немного спуститься, поднялся на ноги и, на всякий случай, пригибаясь, отбежал в сторону метров на двадцать. Выглянул из оврага в другом месте.
Браконьер сидел на стволе поваленной ели, сидел спиной к оврагу, необъяснимо нагло, словно был уверен, что егерь струсил и удрал. Почему так странно вел себя? Что замышлял?.. Отступать Василий не собирался. Тем более по нему стреляли, до сих пор не улеглась ярость.
— Эй, бросай оружие! Под прицелом держу! — наконец крикнул он.
Дым от папиросы поднимался и рассеивался над головой сидевшего.
— Слышишь, что говорю? Бросай оружие.
Браконьер не оборачивался. Вот задача. Что предпринимать? Не лежать же в овраге... Надо подходить. Станет вскидывать ружье — буду стрелять по ногам без промедления, решил Василий.
Еще раз осмотрелся. Двух других браконьеров нигде не было видно. Василий поднялся с земли. Подождал и пошел вперед, не спуская взгляда с браконьера. Тот продолжал нагло сидеть и курить. Откормленный, паразит. Шея так ожирела, что казалось — нет ее, сразу от затылка начинались плечи. Браконьер в нейлоновой куртке на меху — городской, видимо... Приближаясь, Василий узнал человека и не поверил глазам. Остановился и стоял некоторое время. Лишь затем нерешительно окликнул:
— Алексей, никак это ты?
Браконьер не торопясь обернулся.
— А, Василий, здорово... Давно с тобой не виделись... Да ты подходи, чего ждешь.
Все собираюсь наведать тебя на хуторе, да времени не нахожу. Но вот встретились.
Он говорил так, что можно подумать — не он застрелил лосиху, не убегал только что. «Не спутал ли я след? Не мог. Он это, он! Притворяется». Скулы Василия начали твердеть.
У Алексея молния на куртке расстегнута, волосы прилипли к потному лбу. Двустволку держал на коленях.
— Присаживайся. В ногах правды нет.
— Это как же, Алексей, получается? Тебя оберегать поставили, а ты...
— Брось, Василий. Что ты как не свой, — миролюбиво проговорил тот.
— Ты лосиху подстрелил?
— Не я, но с моего разрешения. Хромая она. Не жилец. Наткнулись на нее. Собирались везти в город, оформить нужные документы и мясо сдать.
— Не врал бы!
— Зачем мне врать? Сам увидишь — правая передняя нога у нее повреждена.
— Почему же убегал тогда?
— По глупости. Сорвались мои напарники-паникеры, а потом вроде останавливаться
поздно.
— И думаешь, я поверю?.. Совести у тебя, Алексей, нет совсем. С других требуешь,
а сам как поступаешь?
— Брось читать нравоучения. Побереги для других, — уже с досадой сказал Алексей. — Неужели хочешь со мной враждовать? Какой смысл? Вместе работаем. Не веришь
мне — не надо. Считай, что допустил я промашку. А кто не промахивается? Сегодня
неприятность у меня, завтра у тебя — не хватать же друг друга за горло из-за всякого
пустяка!
— Из-за пустяка?! Пустяк, по-твоему?.. Отдавай ружье!
Ухватив стволы правой рукой — в левой держал свою «тулку», — Василий потянул ружье, пытаясь отобрать. Алексей рванул двустволку на себя.
— Отпусти... Отпусти, говорю!.. Ах ты... А ну отойди отсюда! Отойди, говорят!.. Еще
раз подступишься — кости переломаю. Поберегись! Мир пока предлагаю. Не согласишься — хуже будет для тебя.
— Все одно, Алексей, не отстану. За тобой следом пойду, а не отстану. Так и знай.
— Угрожать? Мне?.. Ладно, по-хорошему не хочешь — пеняй на себя. — Поднялся с
поваленной ели. — Последний раз предлагаю разойтись миром. Ну!
— Не пугай. Не из пуганых мы.
— Ладно! Теперь все. Пожалеешь, да будет поздно. Помяни мои слова.
Алексей закинул двустволку за плечо, сложил ладони, поднес ко рту и закричал, поворачиваясь лицом к оврагу?
— Э-ге-ге!
Ему отозвались...
Неудачной вышла охота для Алексея. Получилось так. Позавчера приехал Журавлев — директор плодоовощной базы. С ним Алексей познакомился года два назад, когда тот гостил у тещи в Крешневе. Вечером Алексей нагрянул к нему, узнав, что директор ходил охотиться. Увидел невысокого полнеющего мужчину с рыхлым, мягким лицом и сразу догадался, как с таким себя надо вести... Работа егеря опасная — об этом Алексей не забывал. От одного человека можно смело требовать, зато с другим, который способен подкараулить в лесу, лучше не связываться, третьему с умыслом поддай кулаком: пускай молва о суровости егеря катится до города и начальника охотхозяйства. Алексей при знакомстве с Журавлевым применил свои знания человеческой психологии. Во-первых, представился — он новый егерь. Потребовал предъявить путевку. Она была выписана на весь осенний сезон. Не придраться. Тогда спросил, почему директор не доложил о своем приезде. Егерь должен знать, кто стреляет на его участке. В общем, повел себя с Журавлевым так, что тот уже в следующий раз привез яблоки, апельсины, стремясь установить хорошие отношения с егерем, и денег за фрукты не взял. С тех пор часто наведывался, и выгода была для обоих. Этой осенью, например, Алексей двое суток попусту водил бригаду охотников, имевшую лицензию на отстрел лося, а потом шепнул нескольким, в том числе и Журавлеву, те и задержались до понедельника. Вчетвером уложили сохатого, мясо поделили между собой, а не на пятнадцать душ. И подобных случаев Алексеи мог вспомнить немало...
Так вот, позавчера этот Журавлев приехал. Сходили на тягу. Вечером отмечали встречу, и Алексей проговорился: знает глухариный ток. А охота на мошника без лицензии в Калининской области запрещена уже лет двадцать. Пашка Блинов (он привез Журавлева на моторке из города) предложил поехать на ток. В конце концов Алексей снизошел: так и быть, пускай не забывают его широкую натуру, только стрелять по штуке — ток еще пригодится.
И вот пришли вчера на место. Замаскировали лодку и, прошагав километра три, вышли к клюквенному болоту с разбросанными по нему невысокими сосенками. Разожгли костер, устроились на ночлег. За ужином Журавлев не выпил даже стакана вина, все прислушивался, отходил в темноту — волновался в ожидании охоты. Он, похоже, вообще не ложился и в три утра разбудил Алексея и Пашку.
В темноте пришли к месту, где глухари должны токовать. Но не было ни одной птицы — кто-то раньше разогнал ток. Скверно на душе Алексея: «Как бы Журавлев не решил, что я нарочно завел на пустое место».
Молча завтракали, каждый был занят своими думами. Потом пошли к лодке. Тогда и встретили лосиху. Странно себя вела: подпускала и отходила. Злиться начал Алексей. И тут заметил: «Да она хромает...».
— Вот что, подгоним-ка ее к Мологе, раз такая ручная, и уложим. Мясо в лодку недалеко
таскать.
— Во-во, я тоже это хотел сказать, да не знаешь, как ты взбрыкнешь, — обрадовался Пашка.
Зато Журавлев засомневался:
— Пускай живет. За лето поправится. Сейчас стрелять не стоит.
— Поправится! Ты ее лечить будешь?.. Нет, такой случай упускать нельзя. Лодку нашу никто проверять не станет, раз я в ней. Дело чистое... Пашка, заходи ей наперерез.
Только в нас не стрельни сдуру.
И надо же, не повезло. Только начали свежевать, как Пашка встревожился:
— Идет кто-то.
— Некому тут быть.
— Вон, смотри.
— Тихо! Притаились. Может, пронесет стороной.
— Нет, к нам... Это же Рынков Василий!
Алексей выругался, приказал:
— А ну отходите быстро. К гриве, а не к реке. Я понаблюдаю. Догоню, если он сюда.
Алексей надеялся, что Василий скоро отстанет, поняв по следам, что преследует троих. Нет, настойчивым оказался.
Директор базы очень скоро выдохся. Из-за него пришлось останавливаться.
— Не раскисай!.. Или хочешь, чтобы тебя из директоров погнали?
— Я говорил, не надо стрелять...
— Хватит ныть! Попадаться нельзя ни тебе, ни мне... Идиоты мы, что побежали.
Надо было встретить Василия, объяснить, что лосиха подбитая.
Прибегнув к хитрости, Алексей притворился хромым, велев Пашке и директору бежать вдоль оврага. Рассчитывал на то, что Василий пустится в погоню за ним.. А ногу вскоре подвернул на самом деле. Через овраг перебрался и понял: не уйти, нужно менять тактику...
— Э-ге-ге! — закричал Алексей.
За оврагом отозвались несмело, как показалось Василию.
—Пошли, — властно приказал Алексей. Зашагал, припадая на больную ногу. Не оборачивался, словно не сомневался, что Василий подчинится, в спину не выстрелит.
Очень нагло Алексей действовал, и Василий терялся. «Может, стрельнуть по ногам? Что
иначе делать? Сейчас притащатся еще двое...» Но не мог он выстрелить ни с того ни с
сего в человека. Постоял, глядя, как Алексей удалялся. Нерешительно пошел следом.
Ружье держал наперевес, готов был вскинуть в любую секунду.
Алексей прошагал метров двести и остановился. Обернулся и ждал.
— А ты мужик упорный. Не дай бог на твоем пути встретиться, — сказал он, вроде одобряя поведение Василия. — В нашем деле по-другому нельзя. От меня браконьеры никогда
не уходят, ты знаешь... Вот ты обвиняешь, что я подстрелил лося. А ты подсчитал,
сколько я их уберег от браконьеров? Имею право получить одного для себя в качестве
приза... Ладно, Василий, погорячились оба — хватит. Если считаешь, что я виноват, то
вину искуплю. Хочешь, прощения могу попросить.
— Мне прощения не нужны... Нет, Алексей, мира с тобой не получится. Хищник ты... О Цезаре рассказывал, как он легионеров своих казнил, каждого десятого. Так себя он не трогал, вроде был не таким, как все. И ты считаешь, что тебе все дозволено. Паразит ты настоящий. Наверняка браконьеришь не первый раз. Пользуешься своим положением... Ничего, побезобразничал — хватит. Теперь отвечать придется.
— Заткнись!.. Разговорился... Какой я есть — таким останусь. А вот ты у меня попляшешь. Я предлагать мира больше не стану. На коленках будешь ползать. Правдолюб отыскался! — с ожесточением проговорил Алексей. И нетерпеливо закричал, поворачивая
голову в сторону оврага:
— Э-ге-ге! Давай быстрее!.. Дурак ты, Василий. Шестой десяток тебе, а жить не научился. Привык лямку тянуть и подчиняться. Или запуганный ты, черт тебя знает... Ты
посмотри вокруг себя. Люди машины, дачи заводят. На свою зарплату, что ли? С людьми
и договориться можно, а с тобой ... Ты как динозавр.
— Не суди по себе. У самого душа испорчена, так считаешь, что должна быть испорчена у всех?.. Нет, Алексей, ошибаешься. Подлецов немного. Такие сорняки, как ты, с
корнями надо выдергивать. Вон какого вы кормили борова, а души нет. Паразит ты на
стоящий!
— В морду тебе за оскорбления надо двинуть, да уважу твой возраст. Тем более от
дурака слышу. Ничего, проучу тебя немного. Может, поумнеешь.
Из оврага выбрался браконьер. Так это же Пашка Блинов! Подходил, а глаза напряженно бегали, пытался понять, сумел ли Алексей договориться.
— Здорово, дядя Вась, — проговорил и смущенно засмеялся.
Василий с презрением глянул на браконьера.
— И ты здесь, тунеядец!
— Поменьше разговоров! Философ отыскался... Блинов, доставай бумагу и ручку, -
распорядился Алексей официальным тоном.
— Зачем?
— Акт будем составлять. Или не знаешь,
кто лосиху подстрелил?
В Пашкиных глазах мелькнул испуг. Потом он догадался о задумке товарища и даже гоготнул от удовольствия.
— Как не знать. Ха-ха. Видел я. Дублетом по ней пальнул.
— Так в протоколе и запишем.
— Да ты что, Алексей? Уж совсем... — растерянно проговорил Василий.
— А вот то. Я предупреждал. По доброте своей мир предлагал и годы твои хотел уважить. Пеняй теперь на себя. Вынуждаешь меры применять.
— Так. Ловко это. И Пашку, значит.
— А ты как думал? Права мы одинаковые имеем, а у меня свидетели есть. В обходе
был. Накрыл тебя на месте преступления. В охотхозяйстве знают, что я спуску браконьерам не даю, не в пример тебе. Мне поверят... Вот так, Василий. Знай, на кого замахнуться решил.
— Ловко придумано. Ловко... Только все одно, Алексей, не получится. От правды не
скроешься. Правда везде догонит.
— От правды! — озлобляясь, проговорил Алексей. Подсунул под нос Василия кулак. —
Вот она где, правда твоя. Прав тот, у кого больше прав. До седин дожил, а до сих пор
не понял.
— Паразит ты, Алексей! Нет тебе места среди людей!
Алексей замахнулся. Не ударил, только начал зло пихать кулак Василию в лицо, заставлял отворачиваться. Пашка хохотнул от удовольствия, посоветовал:
— Во-во, ты покажи ему правду на наглядном примере.
— А ты чего ржешь? Отбирай у браконьера оружие.
— Это можно. Живо обделаем, — с готовностью согласился Пашка.
И замешкался, когда увидел направленные на него стволы «тулки».
— Не подходи, паразит!
— Ну-ну, без концерта, — забормотал Пашка, боязливо отступая. — И я стрельну. Храбрый отыскался. Ну-ну...
Алексей вдруг кинулся с необычной для его полноты стремительностью. Василий не успел опомниться, как шею сдавило, словно клещами. Попытался вырваться. Куда там! Пашка подскочил, стал отнимать ружье, отводя стволы в сторону, расцепляя пальцы Василия. Алексей так беспощадно сжимал горло, что Василий хрипел, задыхаясь... Ружье отобрали. Повалили на землю. Василий попытался подняться — ударили по лицу, едва не лишился сознания. Алексей постарался. Кулаки у него — как гири пудовые. Потом Алексей отошел, руки о куртку вытирая. Зато Пашка наскакивал. Ногами бил, паразит, мстя за то, что испугался.
— На, получи. На!.. Ружьем, гад, угрожал!
— Хватит. Достаточно с него,— сказал Алексей. — А ну поднимайся. Давай, не лежи.
Поднялся. Покачивался вначале, так был избит. Алексей о чем-то спросил Пашку. Тихо говорили, все же Василий услышал: «Правильно сделал, что не привел его сюда. О нем упоминать лучше не станем. Так будет надежнее». Видимо, разговор шел о третьем.
Потом Василия куда-то повели. Он тащился и размазывал рукавом ватника сочившуюся из носа кровь. Прежнего негодования не испытывал: выбили, видимо, негодование. Иногда от неудачного шага кололо внизу под ребрами. Печенку, что ли, повредили?..
— Иди, иди... Я в город тебя сразу не повезу, не надейся. День теплый. И завтра
выдастся такой же. Следы стают, вот тогда доставлю тебя на место назначения. Твои
оправдания слушать не станут, убедишься вскоре сам. Я все ходы и выходы знаю. Не
смотри, что я молодой...
А Василий тащился и думал, что напрасно подошел к Алексею. Эх, напрасно. Узнал браконьера, и надо было уходить за овраг, к Мологе. С людьми вернуться. Без труда мог доказать, кто убил лосиху. Разумные мысли всегда приходят с запозданием. Теперь составят протокол. Как свою невиновность доказать? «Может, все же разойтись миром? Не поздно». Возмутился на свою отступническую мысль. Что же получается? Избили — так готов на коленках ползать, унижаться? Они этого и ждут. Нет, такого не будет!
«А ведь пули у меня самодельные, браконьеры же наверняка стреляли заводскими. Экспертизу проведут и выяснят. Как я сразу не сообразил? — вдруг подумал Василий и даже остановился. — Только бы Алексей не догадался, а то разрубит лосиху, пули вырежет...»
Алексей подтолкнул Василия в спину, заставляя идти. Пашка то забегал вперед, то приостанавливался, как конвоирная собака.
Потом услышали — по реке плыла моторка. До Мологи больше километра, если считать расстояние по прямой. Шли по гриве, даже был виден край разлива; все равно взывать о помощи бесполезно из-за шума мотора...
Но вот лодка причалила. Через некоторое время закричал мужчина. Звал кого-то. Закричали сразу несколько человек. Может, обнаружили лодку Василия, никого рядом не увидели, и это показалось подозрительным? Или лодку отнесло течением.
«Если откликнуться?..—подумал Василий."—Кричат не бабы, вот что важно. Если попытаться? Терять нечего».
Он остановился и посмотрел на конвоировавших его браконьеров. Набрал в легкие побольше воздуха. Ну, была не была.
— А-а-а! Борис Его-о-рович! А-а-а! Браконьеры тут! Сюда-а!!
У Пашки физиономия начала вытягиваться. Пугливо глядел то в сторону реки, то на Василия. Храбростью Пашка не отличался. Вот избить беззащитного Он горазд. И Алексей, чувствовалось, растерялся.
— Это бригада приехала с машиностроительного завода. Следом за мной должны
были плыть... А-а-а! Сюда-а! На помощь!!
Парни с машиностроительного уже выбирались из оврага. Пашка их увидел, спиной наткнулся на сосну. Испуганно отпрянул. Устремился к Алексею и что-то зашептал. Тот слушал невнимательно, напряженно смотрел в сторону разлива.
— Зараза. Знать бы сразу. А то вели его. Лес большой. Пристукнуть и зарыть. Пускай
ищут...
— Ты что? Молчи сейчас. Может, обойдется. По-хорошему надо, раз попались. Скажем,
по ошибке. Это... хищника хотели, а там — лось.
— Да иди ты! — зло проговорил Алексей. С такой силой оттолкнул, что Пашка отлетел
прочь. Заскулил, трогая поврежденное плечо:
— Ты что! Руку же вывихнул!
— Катись ты знаешь куда?.. Зараза. Знать бы сразу...— продолжал разговаривать с
собой Алексей.
Затем он что-то придумал и изучающе посмотрел на Пашку. Нагнувшись, отхватил пальцами комок снега, залежавшегося в яме под выворотнем. Положил в рот и принялся сосать. Такое впечатление, что старался успокоиться.
Вдруг спросил Пашку:
— Боишься?
— Кто? Я?
— А кто же еще? Мне бояться нечего. Ты в лосиху стрелял.
Забыв о вывихнутом плече, Пашка часто заморгал. Лицо до того вытянулось, что стало походить на шакалью морду.
— Да ты... Ты же сам! — ослабевшим голосом выкрикнул он.
— Я говорил Василию, что лосиху подстрелили с моего ведома. Так хотел тебя вы
городить. В этом виноват. Готов нести ответственность. Первый раз слабинку допустил.
— Ну, гад!— выговорил Пашка и задохнулся от негодования. — Это же ты! Загоном
пошел, г меня на номер поставил. Кто загоном? — с угрозой спросил Алексей и двинулся на Пашку, широкий в плечах разжиревший, как осенний медведь.
Пашка трусливо спрятался за спину Василев. Стал выкрикивать:
— Это он! С глухариного тока мы шли. Он увидел лосиху и говорит: «К реке подго
ним. Мясо в лодку перетаскаем...» Велел мне наперерез идти...
С реки перестали кричать. Наверное, услышали, что Василий откликался, и успокоились, не разобрали, что их звали на помощь.
— Это он. А я что, под пьянку...
На реке завыл мотор. Лодка поплыла, удаляясь... «Плохо дело», — понял Василий. И так защемило в груди! «Эх, люди, люди, на вас была надежда!..» Толстая шея Алексея наливалась кровью, он сжал кулаки.
— Ах ты, зараза! Цирк решил устроить?
На Алексея страшно было смотреть. Отвернулся Василий. Так жалко себя, словно жить осталось минуту, не больше. Хоть бы избили не до смерти... Злобно дыша, Алексей надвигался.
Ох, и зверствовал же Алексей на этот раз! Василий пытался защищать голову руками. Вскрикивал вначале. Лотом стиснул зубы. «Сволочи, сволочи...» — твердил про себя. Твердил и вроде легче было переносить боль... Пашка тоже бил, выслуживаясь... Врешь, Алексей, стона больше не будет. Врешь!..
— А ты, Пашка, в следующий раз тоже пощады не жди, если будешь так. Ты мой харак
тер знаешь, — пригрозил Алексей, обращаясь к напарнику.
— Это не я. Черт попутал. Я всегда за тобой.
— Смотри. Что тебе скажу, то и будешь говорить. Понял?
— Как не понять?.. Черт это попутал...
«Врешь, Алексей. Правду не обманешь...»
И тут Василий услышал незнакомый голос:
— Зачем же вы бьете?
С трудом приподнял голову. Кровь заливала глаза, и не сразу разглядел и узнал человека, только что выбравшегося из оврага. Это был директор базы Журавлев.
— Ты чего здесь? Тебя звали? — зло и не громко спросил Алексей, когда Журавлев
приблизился.
— Искалечите ведь человека. Вы что?
— Ты себя жалей, а не его... Ну-ка, отойдем.
Отвел директора в сторону и начал в чем-то убеждать.
— Все равно, Алексей, отвечать придется, сколько ни хитри. Не бывает такого, чтобы вор и вредитель оставался безнаказанным. Следователь приедет и разберется, — проговорил Василий, шевеля разбитыми губами. Хотелось сказать громко, да не получалось. Все равно они услышали и обернулись. — А забьешь меня — высшую меру получишь. Всех поднимут на ноги и выяснят, где сегодня каждый человек был. Пашка первым тебя выдаст, шкуру спасая... А вы-то, Журавлев, чего связались с негодяями? Неужто и у вас совести не осталось?..
Через неделю Василий лежал на горячей лежанке и стонал:
— Мочи нет терпеть-то. Помереть проще.
— Уж лежи ты-ы! Знаем мы твои притворства. Только ему лежебочить и рассуждать о
политике. Браконьеров изловил и считает, что любоваться им должны, делать теперь по
хозяйству ничего не надо.
— Гмы-ы, так уж и думаю.
— Да ну-ка, неправильно говорю? Люди в космос летают и то потом не красуются, калеками не притворяются. А он — ведра воды за целый день не принес.
— Будет болтать-то! Что ты все нападаешь? Сама не веришь тому, что говоришь!
Кряхтя, он перевернулся на другой бок.
Наталья ушла из избы, и Василий остался один. По радио рассказывали, как на каком-то предприятии изловили ловкачей, занимавшихся махинациями, расхищавших государственную собственность, судили их, и Василий невольно обобщал: он изловил браконьеров, на предприятиях тоже не дают спуску «дельцам» — и думал, что на самом деле правда рано или поздно пробивает дорогу, иначе и быть не может. Он вспоминал, как разоблачил Алексея, и немного гордился собой. Имел на это право.

 

[Dob]

Что могу сказать,раньше люди всё же в большинстве своём работали за совесть.

 

[Большой]

Прочитал с удовольствием. Хороший рассказ.