Дино
Завсегдатай
- С нами с
- 01/02/12
- Постов
- 4 969
- Оценка
- 1 348
- Для знакомых
- Дмитрий
- Охочусь с
- 2002
- Оружие
- Имеется
- Собака(ки)
- Дратхаар
Немножечко воспоминаний... Как же на охоту хочется!
Юлашка
Всякая охотничья всячина, именуемая, для важности, гордым термином «экипировка», обладает одним удивительным свойством – накапливаться. Делает она это незаметно, но очень-очень быстро: казалось бы – только-только выделили на семейном совете целый здоровенный шкаф для хранения всех этих «нужностей» и «полезностей» - и вот уже у него перестают закрываться дверцы. А если на них нажать как следует, то они, конечно же, закроются: напор-то прилагается нешуточный, охотничий. Но тогда с треском отлетает задняя стенка, прибитая мебельными гвоздиками. Тогда, под укоризненным взглядом жены, приходится, горестно вздыхая, распахивать шкаф и начинать Большую Охотничью Уборку.
Большинство из тех предметов, которые сейчас извлекаются из недр шкафа и подвергаются придирчивому осмотру «на предмет полезности и нужности» попадают в него в томительный период межсезонья, когда душа охотничья, истомившись в городе, истосковавшись по простору и честной лесной свободе, жалобно поскуливая, скребёт коготочками душу. Тогда молча срываешься и чуть ли не опрометью бежишь в охотничий или экипировочный магазин и там долго-долго бродишь, перебирая разные предметы: такие интересные, вкусно пахнущие брезентом, кожей, оружейным маслом, да Бог весть чем ещё – и уж непременно нужные и полезные.
Заметная часть этих вещей так никогда и не попадает на охоту – рюкзак не резиновый, а спина не железная, вот и отправляются на очередную лесную вылазку только самые надёжные и проверенные вещи. Пусть и чиненные-перечиненные, но такие свои, привычные, пропахшие дымом костра, выгоревшие на солнце. У этих в шкафу постоянная «прописка», они здесь полноправные хозяева. Их, подержав секунду в руках, бережно убираешь обратно в шкаф, аккуратно укладываешь, поправляешь – чтобы им там было уютно. Остальные – лишь гости.
Впрочем, нет-нет, да и достанешь во время очередной такой приборки из недр шкафа нечто такое, что заставит тебя остановиться и задуматься, уходя всё дальше и дальше в страну воспоминаний, связанных с этим предметом. Так приключилось и в этот раз, когда из-за плащ-палатки я выудил небольшую обструганную палочку с отрезком веточки-крючочка на одном конце и опалённую на другом…
Та весна выдалась в средней Карелии дружная, бодрая. Снег, которого накидало за зиму как-то очень уж много, таял отчаянно, сразу – и растекался говорливыми ручейками во всех направлениях. Солнце так и сверкало, отражаясь миллиардами искорок во всех этих ручейках, лужах и целых озерцах талой воды. Берёзы буквально кипели соком, жизнь просыпалась в каждой травинке, каждой веточке. Вот в такую благодать, в самом начале мая, мы с женой забрались в глухой угол столь любимых нами угодий. Нам хотелось соорудить шалашик на тетеревином току, запримеченном ещё прошлой весной. Тогда мы не успели посетить этот ток, буквально наткнувшись на него за день перед отъездом домой, но сейчас, едва приехав в лес и добравшись до избы, мы сразу же засобирались туда.
Надо сказать, что шалаш на тетеревином току, пусть даже совершенно непуганом, надо ставить загодя, хотя бы дня за три-четыре, чтобы осторожные птицы успели к нему привыкнуть и убедиться в том, что куча еловых веток, неожиданно оказавшаяся посреди их привычного токовища, ничем им не угрожает. Вот это и заставляло нас торопиться.
Для того, чтобы добраться до цели, нам предстояло отмахать несколько километров по старой, полузаросшей лесной дороге, потом пройти напрямик, через лес, ещё пару километров и потом, «на сладкое» - перебраться через здоровенное, шириной не менее километра и длиной километров в десять, болото. Вот там, в дальнем углу этого болотища, мы и собирались поставить шалаш. Теоретически, мы должны были успеть после этого вернуться в избу, пусть и в сумерках.
Ходьба по болоту и осенью – не самое простое занятие, а уж весной, когда идёт бурное таяние – и подавно. Пока болото не растаяло, ходить по нему можно как по аэродрому – твёрдый ровный наст, лежащий на промёрзшем кочкарнике, прекрасно держит пешехода. Но стоит весне вступить в свои права, как разверзаются «хляби подножные» и ситуация меняется очень сильно.
Поверх торфяных кочек скапливается тёмная, практически не прозрачная вода, скрывающая под собой и сами кочки, и мелкие ямки, и глубокие промоины. Иногда под ней прячутся коварные пеньки и коряги, так и норовящие зацепить тебя за ногу и опрокинуть в холодную воду. И только куцые, кривые болотные сосенки тут и там сиротливо торчат из воды, обозначая более или менее надёжные кочки, на которых можно постоять и отдышаться.
Впрочем, кое-где, там, где болото ещё не до конца оттаяло, идти полегче – всё-таки нога ступает по твёрдому. Но эти участки коварны: очень уж внезапно они обрываются: Ах! - и ты, буквально на минуту расслабившийся, проваливаешься чуть ли не до пояса в воду. Хорошо, если высоты раскатанного болотного сапога хватит и ты не наберёшь его полным. Если же нет – придётся ковылять на окраину болота или в ближайший болотный «остров» и там, продравшись через окаймляющую его густой полосой чепурыгу, разыскивать сухой пригорок. Теперь – всё, прощай, планы! Нужно разводить костерок, выливать из сапога воду, отжимать её из носка и штанов, сушиться…
И вот ведь что обидно: кажется – всё предусмотрел. И шёл не торопясь, и посохом путь проверял, но такой уж у болота нрав – если оно захочет вмешаться в чьи-то планы, то оно обязательно это сделает! Так оно, в общем, и случилось.
На моё счастье, неподалёку, посреди болота, находился небольшой лесной оазис. Здесь, в Карелии, их часто называют просто «остров». И действительно – выглядит этот слегка возвышенный, сравнительно сухой участок, поросший соснами, берёзками и ёлками, в точности как остров посреди озера. При этом говорят не «на острове», а «в островУ» и ходят, соответственно, «в остров». Вот туда-то, в этот самый остров, мы и отправились исправлять мою оплошность.
Островок этот был невелик, но очень уютен. Здесь было в избытке отличных сухих дров, а на краю крошечной полянки лежала громадная сосна, на которой можно было усесться не хуже, чем на диване. Совсем скоро перед нашим «диваном» заплясал весёлый костерок, над которым мы пристроили котелок для чая.
Разложив свои промокшие вещи на просушку, я принялся выстругивать из небольшой веточки очень удобное приспособление, идею которого подсмотрел когда-то здесь же, в этих Карельских лесах. Такая веточка, предназначенная ля снимания с костра кипящего котелка, вырезается таким образом, чтобы у неё была длинная ровная ручка, а в нижней её части оставался небольшой «крючочек» - остаток сучка сантиметра полтора длинной, торчащий вверх. Такая веточка называется удивительно мягким и уютным словом «юлашка». И ведь до чего же ловкое это приспособление: им можно не только котелок снять с огня аккуратно, но и уголёк подправить, и сахар в кружке с чаем размешать, да и поджарить что-нибудь, нанизав на ручку, как на шампур.
Вот и сейчас, едва дождавшись, пока я обстрогаю кору с юлашки, Иришка отобрала её у меня и стала подрумянивать на ней кусочки хлеба и сала, чтобы мы могли с аппетитом перекусить, дожидаясь, пока подсохнут мои вещи.
Напившись чаю, мы уселись рядышком на бревне, увлечённые наблюдением за парой кроншнепов, летавших над болотом неподалёку от нас. Нам было очень хорошо видно их в просвет между двумя ёлками. Эти забавные птицы, с длиннющими, загнутыми вниз клювами, то показывали настоящий парный пилотаж, кувыркаясь в воздухе, стремительно пикируя и взмывая вверх, то присаживались на одну из болотных кочек, слегка возвышающуюся над водой. В полёте птицы издавали звонкие, далеко разносившиеся трели.
Внезапно, в тот момент, когда один из кроншнепов только-только взмыл в воздух и начал там выписывать свои головокружительные кульбиты, на сцене появилась ворона. Она заложила полукруг и начала быстро снижаться, явно атакуя оставшегося на земле кроншнепа.
Иришка напряглась, подалась вперёд и зашептала:
- Да у них же там гнездо, она сейчас его разорит!
Я потянулся за ружьём, намереваясь выстрелом отогнать злодейку от так понравившейся нам парочки, когда произошло что-то совсем неожиданное: Сидевший на земле кроншнеп вскочил и, растопырив крылья, начал подскакивать в сторону нападавшей вороны, в то время, как второй камнем пикировал вслед за ней. Ворона шарахнулась в сторону и вскоре в небе закипел настоящий воздушный бой.
Птицы носились из стороны в сторону, время от времени пикируя грудью на серую разбойницу. Довольно скоро её нервы не выдержали, она отвернула в сторону и полетела восвояси, время от времени оглашая окрестности обиженным карканьем.
Парочка победителей тем временем приземлилась на свою кочку и теперь сидела рядышком, озираясь по сторонам.
Жена облегчённо вздохнула, улыбнулась и шепнула:
- Какие же они молодцы! Прямо как мы с тобой.
Ну что я мог ответить? Только очень довольно улыбнуться. А она, посмотрев на юлашку, которую так и держала в руках, добавила:
- А мне с тобой уютно!
- Чего это?
- Умеешь много…
Так вот оно, значит, как! Выходит, жена не оставила эту самую юлашку в лесу, а привезла её домой и прибрала аккуратненько… Ох, душа женская! Сколько же в тебе мягкости и нежности, сколько тонких, отзывчивых струнок. И как немного порой надо, чтобы эти струнки отозвались таким мелодичным и красивым звуком…
Увлечённый воспоминаниями, я и не слышал, как ко мне подошла Иришка. Она мягко взяла у меня из рук юлашку и мы встретились взглядами. В её глазах горели искорки – как отсветы того самого нашего костерка в болотном острове. Она мягко улыбнулась и положила незатейливую, закопчённую с одной стороны палочку в самый укромный уголок нашего охотничьего шкафа.
Да, а шалаш у нас получился очень хороший! Только это уже совсем другая история.
Юлашка
Всякая охотничья всячина, именуемая, для важности, гордым термином «экипировка», обладает одним удивительным свойством – накапливаться. Делает она это незаметно, но очень-очень быстро: казалось бы – только-только выделили на семейном совете целый здоровенный шкаф для хранения всех этих «нужностей» и «полезностей» - и вот уже у него перестают закрываться дверцы. А если на них нажать как следует, то они, конечно же, закроются: напор-то прилагается нешуточный, охотничий. Но тогда с треском отлетает задняя стенка, прибитая мебельными гвоздиками. Тогда, под укоризненным взглядом жены, приходится, горестно вздыхая, распахивать шкаф и начинать Большую Охотничью Уборку.
Большинство из тех предметов, которые сейчас извлекаются из недр шкафа и подвергаются придирчивому осмотру «на предмет полезности и нужности» попадают в него в томительный период межсезонья, когда душа охотничья, истомившись в городе, истосковавшись по простору и честной лесной свободе, жалобно поскуливая, скребёт коготочками душу. Тогда молча срываешься и чуть ли не опрометью бежишь в охотничий или экипировочный магазин и там долго-долго бродишь, перебирая разные предметы: такие интересные, вкусно пахнущие брезентом, кожей, оружейным маслом, да Бог весть чем ещё – и уж непременно нужные и полезные.
Заметная часть этих вещей так никогда и не попадает на охоту – рюкзак не резиновый, а спина не железная, вот и отправляются на очередную лесную вылазку только самые надёжные и проверенные вещи. Пусть и чиненные-перечиненные, но такие свои, привычные, пропахшие дымом костра, выгоревшие на солнце. У этих в шкафу постоянная «прописка», они здесь полноправные хозяева. Их, подержав секунду в руках, бережно убираешь обратно в шкаф, аккуратно укладываешь, поправляешь – чтобы им там было уютно. Остальные – лишь гости.
Впрочем, нет-нет, да и достанешь во время очередной такой приборки из недр шкафа нечто такое, что заставит тебя остановиться и задуматься, уходя всё дальше и дальше в страну воспоминаний, связанных с этим предметом. Так приключилось и в этот раз, когда из-за плащ-палатки я выудил небольшую обструганную палочку с отрезком веточки-крючочка на одном конце и опалённую на другом…
…
Та весна выдалась в средней Карелии дружная, бодрая. Снег, которого накидало за зиму как-то очень уж много, таял отчаянно, сразу – и растекался говорливыми ручейками во всех направлениях. Солнце так и сверкало, отражаясь миллиардами искорок во всех этих ручейках, лужах и целых озерцах талой воды. Берёзы буквально кипели соком, жизнь просыпалась в каждой травинке, каждой веточке. Вот в такую благодать, в самом начале мая, мы с женой забрались в глухой угол столь любимых нами угодий. Нам хотелось соорудить шалашик на тетеревином току, запримеченном ещё прошлой весной. Тогда мы не успели посетить этот ток, буквально наткнувшись на него за день перед отъездом домой, но сейчас, едва приехав в лес и добравшись до избы, мы сразу же засобирались туда.
Надо сказать, что шалаш на тетеревином току, пусть даже совершенно непуганом, надо ставить загодя, хотя бы дня за три-четыре, чтобы осторожные птицы успели к нему привыкнуть и убедиться в том, что куча еловых веток, неожиданно оказавшаяся посреди их привычного токовища, ничем им не угрожает. Вот это и заставляло нас торопиться.
Для того, чтобы добраться до цели, нам предстояло отмахать несколько километров по старой, полузаросшей лесной дороге, потом пройти напрямик, через лес, ещё пару километров и потом, «на сладкое» - перебраться через здоровенное, шириной не менее километра и длиной километров в десять, болото. Вот там, в дальнем углу этого болотища, мы и собирались поставить шалаш. Теоретически, мы должны были успеть после этого вернуться в избу, пусть и в сумерках.
Ходьба по болоту и осенью – не самое простое занятие, а уж весной, когда идёт бурное таяние – и подавно. Пока болото не растаяло, ходить по нему можно как по аэродрому – твёрдый ровный наст, лежащий на промёрзшем кочкарнике, прекрасно держит пешехода. Но стоит весне вступить в свои права, как разверзаются «хляби подножные» и ситуация меняется очень сильно.
Поверх торфяных кочек скапливается тёмная, практически не прозрачная вода, скрывающая под собой и сами кочки, и мелкие ямки, и глубокие промоины. Иногда под ней прячутся коварные пеньки и коряги, так и норовящие зацепить тебя за ногу и опрокинуть в холодную воду. И только куцые, кривые болотные сосенки тут и там сиротливо торчат из воды, обозначая более или менее надёжные кочки, на которых можно постоять и отдышаться.
Впрочем, кое-где, там, где болото ещё не до конца оттаяло, идти полегче – всё-таки нога ступает по твёрдому. Но эти участки коварны: очень уж внезапно они обрываются: Ах! - и ты, буквально на минуту расслабившийся, проваливаешься чуть ли не до пояса в воду. Хорошо, если высоты раскатанного болотного сапога хватит и ты не наберёшь его полным. Если же нет – придётся ковылять на окраину болота или в ближайший болотный «остров» и там, продравшись через окаймляющую его густой полосой чепурыгу, разыскивать сухой пригорок. Теперь – всё, прощай, планы! Нужно разводить костерок, выливать из сапога воду, отжимать её из носка и штанов, сушиться…
И вот ведь что обидно: кажется – всё предусмотрел. И шёл не торопясь, и посохом путь проверял, но такой уж у болота нрав – если оно захочет вмешаться в чьи-то планы, то оно обязательно это сделает! Так оно, в общем, и случилось.
На моё счастье, неподалёку, посреди болота, находился небольшой лесной оазис. Здесь, в Карелии, их часто называют просто «остров». И действительно – выглядит этот слегка возвышенный, сравнительно сухой участок, поросший соснами, берёзками и ёлками, в точности как остров посреди озера. При этом говорят не «на острове», а «в островУ» и ходят, соответственно, «в остров». Вот туда-то, в этот самый остров, мы и отправились исправлять мою оплошность.
Островок этот был невелик, но очень уютен. Здесь было в избытке отличных сухих дров, а на краю крошечной полянки лежала громадная сосна, на которой можно было усесться не хуже, чем на диване. Совсем скоро перед нашим «диваном» заплясал весёлый костерок, над которым мы пристроили котелок для чая.
Разложив свои промокшие вещи на просушку, я принялся выстругивать из небольшой веточки очень удобное приспособление, идею которого подсмотрел когда-то здесь же, в этих Карельских лесах. Такая веточка, предназначенная ля снимания с костра кипящего котелка, вырезается таким образом, чтобы у неё была длинная ровная ручка, а в нижней её части оставался небольшой «крючочек» - остаток сучка сантиметра полтора длинной, торчащий вверх. Такая веточка называется удивительно мягким и уютным словом «юлашка». И ведь до чего же ловкое это приспособление: им можно не только котелок снять с огня аккуратно, но и уголёк подправить, и сахар в кружке с чаем размешать, да и поджарить что-нибудь, нанизав на ручку, как на шампур.
Вот и сейчас, едва дождавшись, пока я обстрогаю кору с юлашки, Иришка отобрала её у меня и стала подрумянивать на ней кусочки хлеба и сала, чтобы мы могли с аппетитом перекусить, дожидаясь, пока подсохнут мои вещи.
Напившись чаю, мы уселись рядышком на бревне, увлечённые наблюдением за парой кроншнепов, летавших над болотом неподалёку от нас. Нам было очень хорошо видно их в просвет между двумя ёлками. Эти забавные птицы, с длиннющими, загнутыми вниз клювами, то показывали настоящий парный пилотаж, кувыркаясь в воздухе, стремительно пикируя и взмывая вверх, то присаживались на одну из болотных кочек, слегка возвышающуюся над водой. В полёте птицы издавали звонкие, далеко разносившиеся трели.
Внезапно, в тот момент, когда один из кроншнепов только-только взмыл в воздух и начал там выписывать свои головокружительные кульбиты, на сцене появилась ворона. Она заложила полукруг и начала быстро снижаться, явно атакуя оставшегося на земле кроншнепа.
Иришка напряглась, подалась вперёд и зашептала:
- Да у них же там гнездо, она сейчас его разорит!
Я потянулся за ружьём, намереваясь выстрелом отогнать злодейку от так понравившейся нам парочки, когда произошло что-то совсем неожиданное: Сидевший на земле кроншнеп вскочил и, растопырив крылья, начал подскакивать в сторону нападавшей вороны, в то время, как второй камнем пикировал вслед за ней. Ворона шарахнулась в сторону и вскоре в небе закипел настоящий воздушный бой.
Птицы носились из стороны в сторону, время от времени пикируя грудью на серую разбойницу. Довольно скоро её нервы не выдержали, она отвернула в сторону и полетела восвояси, время от времени оглашая окрестности обиженным карканьем.
Парочка победителей тем временем приземлилась на свою кочку и теперь сидела рядышком, озираясь по сторонам.
Жена облегчённо вздохнула, улыбнулась и шепнула:
- Какие же они молодцы! Прямо как мы с тобой.
Ну что я мог ответить? Только очень довольно улыбнуться. А она, посмотрев на юлашку, которую так и держала в руках, добавила:
- А мне с тобой уютно!
- Чего это?
- Умеешь много…
…
Так вот оно, значит, как! Выходит, жена не оставила эту самую юлашку в лесу, а привезла её домой и прибрала аккуратненько… Ох, душа женская! Сколько же в тебе мягкости и нежности, сколько тонких, отзывчивых струнок. И как немного порой надо, чтобы эти струнки отозвались таким мелодичным и красивым звуком…
Увлечённый воспоминаниями, я и не слышал, как ко мне подошла Иришка. Она мягко взяла у меня из рук юлашку и мы встретились взглядами. В её глазах горели искорки – как отсветы того самого нашего костерка в болотном острове. Она мягко улыбнулась и положила незатейливую, закопчённую с одной стороны палочку в самый укромный уголок нашего охотничьего шкафа.
Да, а шалаш у нас получился очень хороший! Только это уже совсем другая история.
Последнее редактирование:
,а вообще Вы с женой просто молодцы,рад за Вас:yelclap:.
