Из дневника охотника русской глубинки.

Из дневника охотника русской губинки.

Под этим общим названием я собрал часть моих рассказов, которые в разные годы публиковались в "Российской охотничьей газете", журнале "Охота и рыбалка - 21 век", газете "Владимирские Ведомости" и других периодических изданиях. Многие из этих рассказов размещены на охотничьих и литературных форумах. Теперь я созрел, чтобы предоставить их на суд участников Питерского охотничьего форума. Господа, прошу не стесняться и высказывать свои, как критические, так и лестные отзывы.

Вот один из рассказов. Сразу оговорюсь, что некоторые рассказы имеют к охоте лишь косвенное отношение.

СВЯЩЕННИК ИЗ ВАНИНО.

Человеку, часто бывающему на природе, да к тому же склонному к путешествиям, хорошо известно манящее свойство леса. Скрывая расстояние, уводит он человека всё дальше и дальше, словно обещая открыть в себе новые, доселе никому не ведомые тайны. Вот и идёт человек, то за звериной тропой, то за заманчиво проглядывающим среди чащобы просветом поляны, то за услышанным весёлым журчанием ручья в овраге. Нет конца лесу, как нет конца людям, пленённым его красотой. У зимнего леса особое, сказочное очарование. После тёплых дней с обильными снегопадами, пришли в лес свирепые Никольские морозы. Да так вдарили, что затрещали углы у изб. Налипший на еловых и сосновых лапах тяжелый снег, заледенел панцирем и придавил ветви к самой земле. Высокие тонкие берёзки под тяжестью навалившегося груза сгорбились, украсив лес причудливыми арками.


Несмотря на всю красоту пейзажа, пробираться сквозь эти снежные фигуры было сущим адом. Стоило только слегка прикоснуться к какому-нибудь деревцу, как с него тут же срывалась снежная лавина, стремившаяся непременно завалиться тебе за шиворот. Снег ледяными струями стекал по разгорячённой от ходьбы спине, заставляя ёжиться и конвульсивно передёргиваться. Но всё это были, как говорится, мелочи жизни, по сравнению, с пьянящим чувством окрылённой свободы, увлекающей меня всё глубже и глубже в дебри лесной чащи. Мне чудилось, что где-то там, в самых отдалённых и потаённых углах, в самых непроходимых завалах скрываются от человеческого глаза звери, которых я непременно найду и увижу.


Однако лес хоть и манил меня обещаниями открытия новых незнакомых мест, раскрывать свои тайны совсем не спешил. За целый день блуждания по дорогам и просекам, мне так и не удалось встретить ни одного звериного следа. Видимо, напуганное свалившимися на голову морозами, попряталось зверьё по норам и дуплам, желая отсидеться и дождаться тёплых благодатных дней. Вконец измучившись и несолоно нахлебавшись, я решил повернуть в сторону дома и тут вдруг ощутил, как мало осталось сил в моём измученном теле. Превозмогая усталость, шаг за шагом выходил я из леса в направлении большого поля, отделяющего меня десятком километров от родной деревни. Широкая заснеженная равнина, открывшаяся моему взору, была мне хорошо знакома. Сколько раз расчерчивал я её своей лыжнёй, переходя от оного леса к другому. Остановившись на секунду, я принял взором до мелочей знакомый пейзаж, и вдруг вздрогнул от неожиданности. Метрах в трёхстах от меня, по потерянной для колёсного транспорта занесённой дороге, в облаке белоснежного пара, размеренно монотонно плелась запряжённая в сани лошадь. Немного завалившись на бок, кутаясь в огромный овчинный тулуп, в санках сидел человек. Мысль о том, что судьба забросила меня в прошлое, быстро сменилась осознанием того, что сани движутся в нужном мне направлении. Напрягая остатки сил, я рванул наперерез, мотая ружьём как флагом, совершенно позабыв о возможности привлечь к себе внимание выстрелом.


Через несколько минут, с восторгом захлёбываясь запахом лошади и душистого летнего сена, я катил к дому. Священник отец Сергей служил в Ванинской церкви, а жил в Петрихе, находящейся в пяти километрах от его прихода. Каждый день он мерил это расстояние двойным концом: летом шагами, а зимой на лыжах. Походы эти его не тяготили, т.к. был он молод и полон сил. Удручала лишь неоправданная потеря времени. Видимо, желая совершить богоугодное дело, а заодно и облегчить жизнь священнику, председатель одного из близлежащих колхозов, подарил приходу списанную лошадёнку. Сбрую, сани и телегу собирали по окрестностям всем миром.


Многое, о чём мы говорили со священником по дороге, память моя безвозвратно утратила. Помню лишь, что донимал его расспросами о степени греховности моих охотничьих увлечений. На что он твёрдо отвечал, что охота не грех, она определена человеку Богом, как одно из средств к существованию. Ещё помню, что продрог тогда до дробного озноба, а батюшка всё подшучивал: «Сани - не машина, печку не включишь».


Добравшись до Петрихи, видя моё отчаянно продрогшее положение, отец Сергей пригласил меня в гости отогреться чаем и просушить превратившуюся в панцирь одежду.


В избе нас встретила матушка, молодая красивая женщина с двумя пацанами-карапузами, видимо, погодками. Они носились из кухни в переднюю смешно топая пятками по полу и сверкая из-под белоснежных распашонок голыми попками.


В доме было жарко и истомно уютно. Пахло аппетитной едой и сгорающим в лампадке маслом. В углу под потолком, на украшенном кружевом киоте, стояли несколько простеньких икон. На стенах хаотично были развешены запечатанные в рамках под стеклом акварели. Увидев, что я ими заинтересовался, батюшка пояснил, что это жена пишет. В недалёком прошлом она закончила в Москве художественный институт и теперь в свободное время с удовольствием переносит на бумагу окружающие пейзажи.


- А детей, тоже из Москвы привезли? – проявил я любопытство, и тут же осёкся, поняв нетактичность и двусмысленность своего вопроса. Однако батюшка, словно не заметив подвоха, добродушно ответил: - Первый, действительно, ещё в Москве родился, а вот со вторым такая история вышла!...


За чашкой чая отец Сергей поведал мне эту историю: - В позапрошлом году, вот так же на Николу это случилось. Подходил срок матушке рожать. По расчётам ещё недели две оставалось. И решил я её в ближайшие выходные к родителям в Москву отправить. Там и врачи, и уход, и помощь. Но человек, как известно, предполагает, а Господь располагает. Не дождавшись намеченных выходных, под утро среды, начались у жены схватки. Что делать? Во всей Петрихе на зиму лишь мы остались да на соседней улице престарелый мужик с козами. Помощи ждать не откуда. Собрались мы, помолились, встали на лыжи и отправились до ближайшего посёлка. Там медпункт есть. Бредём по сугробам, я молитву шепчу, а матушка на всю округу криком кричит. Ну всё, думаю, сейчас родит в сугробе, а нам и ребёнка завернуть не во что. Кое-как добрались до лесочка. За ним уж и посёлок виден, а сил идти больше нет. Присела моя матушка к сосне и плачет навзрыд. Не могу, говорит, больше идти. Подхватил я её на руки и понёс. Мне тогда казалось, что я бегом бегу, а на самом деле еле ноги передвигал. Донёс её до крайней избы, посадил на крыльцо, а сам дышу, как кузнечные меха, для последнего рывка силы скапливаю. Гляжу, а по ступенькам крыльца влажная струйка побежала. Это, стало быть, у неё воды начали отходить. Ну, Господи спаси, сгрёб её в охапку и с позёмкой до медпункта скользнул. Как долетел, и сам не заметил. Словно второе дыхание открылось. В общем, в одиннадцать пришли, а к полудню она уже и родила. Отправил её с младенцем в райцентр, а сам домой побежал, первый-то пацанёнок дома один остался, а ему тогда чуть больше года было. Теперь, конечно, вспоминать смешно, а на тот момент страшно было.


Как завороженный слушал я это повествование, глядя то на рассказчика, то на матушку, то на их очаровательных сыновей, и думал о том, как же счастливо живут они в этой бездорожной глухомани, забытые властью, но не оставленные Богом. Как же прекрасна их обыкновенная маленькая жизнь, наполненная таким огромным смыслом. Весной следующего года, не смотря на присущий мне атеизм, я ехал в Ванино к отцу Сергею крестить родившегося у меня сына.

В религии тёмный. Но больше верю ей , чем медицине нашей (Усть-Кутской). Вот де ярые помощники смерти. Токма обратись, подсобят. Сам организм, да вера вот спасает. А на этих надеяться, себя не уважать. Это по "больной" теме.

А по рассказу. Зарисовка из жизни описана замечательно. Жена не хочет , от цивилизации отрываться. Вот и пришли: с балконом , но у тайги. Я в центр не хочу, она в свой дом. Довелось пожить до 14 лет, с печкой и вёдрами.

kedr написал(а):

Довелось пожить до 14 лет, с печкой и вёдрами

Нажмите для раскрытия...

а вспомни, наверное это были одни из самых счастливых твоих лет. хотя дело тут, конечно, не в печке)))

Селянин,, а у нас в сибири и поп - варнак... один назанимал по всей деревне денег, купил машину, да и был таков(а долги не роздал...). второй ещё хуже - сел в тюрьму вместе с матушкой за наркоту...
а рассказ хороший!*

walerka написал(а):

а у нас в сибири и поп - варнак... один назанимал по всей деревне денег, купил машину, да и был таков(а долги не раздал...). второй ещё хуже - сел в тюрьму вместе с матушкой за наркоту...

Нажмите для раскрытия...

Так у нас таких тоже хватает! Чинили мне раз машину в нашей областной Епархии (у них свой автосервис), так я там такого нагляделся и наслушался!

Очень понравилось.Вадим выкладывайте ещё.

Отличный рассказ.

Вадим, спасибо за этот, такой хороший и чистый, добрый рассказ! Надеюсь прочесть и другие Ваши рассказы!

kedr написал(а):

Я в центр не хочу, она в свой дом.

Нажмите для раскрытия...

Меня в квартиру жить колом не загонишь. Лучше уж я печку потоплю и воды с колонки принесу, чем в коробке бетонной сиднем сидеть, а вместо двора балкон и выхлопные газы вместо воздуха.

ИЗ ЖИЗНИ НА ОХОТНИЧЬЕМ КОРДОНЕ.
(Отрывок)

Немного согрелся, накинув на себя второе одеяло. Жар сменялся таким ознобом, что дрожали мышцы всего тела. Хотел померить температуру, но чтобы взять со стоящего рядом стула градусник, нужно было высовывать из-под одеяла руку. Нет, тепло надо беречь! Тепло….Тепло…. Чтобы было тепло, надо вставать с постели, надо топить печь. Надо топить печь, а то к утру замёрзну, как бомж на обочине. Надо топить печь! А чем её топить?! За дровами надо идти на улицу.
Адская январская смесь – мороз и пронизывающий ветер. Хорошо ещё база прикрыта он него толщей бесконечного леса. Скоро начнёт темнеть и тогда совсем не захочется вставать, а подниматься надо. Надо, пока ещё светло! Готовых дров нет, их надо ещё напилить и наколоть. Брёвна есть, пила «Дружба» есть, а сил нет. Ушли силы на борьбу с простудой. Все ушли! А надеяться не на кого.

В низком окне видно как бушует ветер. Высокая согнутая в дугу кроной вниз берёза мотается из стороны в сторону, как огромный маятник, то приподнимаясь вверх, то ныряя под нажимом ветра вниз. Кажется, что она боится сломаться, и каждый раз пытается опереться перевёрнутой кроной на стоящую у сарая ольху. Но ольхе тоже страшно и она, оберегая себя от лишнего веса берёзы, используя силу ветра, выныривает из-под берёзовой кроны, прижимаясь к крыше сарая. Словно под магическим гипнозом, я наблюдаю за этой борьбой, переживая то за берёзу, у которой никак не удаётся захват, то за ольху, ловко избегающую перевода в портер.

Сумерки уже начинают стирать чёткость оконного экрана, и я неимоверным усилием заставляю себя встать. Холодная дрожь вновь передается всему телу. Я включаю в комнате свет, и изображения березы и ольхи исчезают в потемневшем экране окна.

Вынесенная из террасы бензопила наотрез отказывается заводиться. В который раз я надеваю стартер на «улитку» и что есть силы рву тросик, - стартер срывается с зацепов и неистово больно бьёт по замёрзшему колену. Я отталкиваю пилу ногой и ухожу в дом.

Бляха-муха, в доме такая же холодрыга, как и на улице! Одно хорошо – ветра нет. Сажусь на табуретку возле печки. Она уже совсем остыла. Последний раз её топил утром Шимок, но обгоревший несколько лет назад сруб дома и лишь обшитый снаружи вагонкой, а изнутри тонкой фанерой, не держит тепла. Вечером истопишь печь, чуть ли не до красна, - в доме + 36, а к утру хорошо если + 8-10 по Цельсию. В ветер дом выстывает ещё быстрей, охлаждая и печку и всё, что есть в доме.

Сейчас уже и не припомнить чего мне стоило заготовить дров. Помню лишь, что пилил их ножовкой, выбирая брёвна потоньше, а потом колол их расшатанным топором. Через два часа протопки, печь начала отдавать тепло. Я напился горячего чая, а остатки кипятка вылил в термос. Померил температуру – 39 и две. Не раздеваясь, завалился в кровать, предварительно глотнув таблетку аспирина, закрыл глаза и исподволь провалился в забытьё.

Где-то в глубине сознания вспомнил, как будучи ещё мальчишкой, засыпал в городской квартире, забравшись с головой под одеяло, и представлял себя таёжным охотником, ночующим в тёплом уютном зимовье. Вслушиваясь в гул бегающего по этажам лифта, верил в то, что это пурга бушует над тайгой. Представлял, как гнуться под напором ветра огромные вековые сосны, сбрасывая на мой домик пышные шапки навалившегося на них снега. И было мне так уютно и тепло, что я засыпал с неистребимой верой в то, что это должно когда-нибудь со мной обязательно случиться.

Селянин написал(а):

представлял себя таёжным охотником, ночующим в тёплом уютном зимовье.

Нажмите для раскрытия...

Есть песня про золото, исполняет Олег Алябин. Вот ссылка

Скачать mp3 Алябин Олег - Золото исполнителя V.A или слушать песню Там в последнем куплете тоже есть фраза

С лёгким юношеским дурманом, с рюкзаками, надев сапоги, кто то едет за белым дурманом, за романтикой дикой тайги

Нажмите для раскрытия...

Ну, а реальность как обычно, от фантазий немного отличается.

*

Селянин написал(а):

ИЗ ЖИЗНИ НА ОХОТНИЧЬЕМ КОРДОНЕ

Нажмите для раскрытия...

хорошо написано!

Мой первый лось.


Почему-то любой, особенно начинающий, охотник стремится, как можно скорее поучаствовать в охоте на крупного зверя, будь то лось, кабан или олень? Не прошло это желание и мимо меня. Естественно, любая охота мне была интересна, и каждая добыча приносила несказанную радость, но всё же охота на «рога и копыта» стояла особняком.
Помню, как сильно удивлён и обрадован я был в тот день, когда у меня на руках оказались восемь товарных лицензий: четыре на лося и столько же на кабана.
Да уж, теперь и вспоминать смешно о том, что мой первый лось был добыт мной с соблюдением всех законов и правил, и не оказался, как это бывает обычно, браконьерским.

А какая в тот день была погода? Не помню! Я даже не помню, был ли это конец ноября или начало декабря. Вспоминается, что уже ходил на лыжах. При этом вполне возможно, что снега было не так уж и много. По болотистой местности, обильно поросшей высоким мхом, в котором нога тонет по колено, ходьба без лыж превращается в муку, и каждый шаг требует троекратных физических затрат. Иногда спотыкаешься о припорошенную снегом валежину и валишься во влажный мох, утопая вытянутыми вперёд руками по самые плечи. Так что широкие охотничьи лыжи – это непременное условие и залог более-менее комфортной ходьбы с ноября по апрель.

Просека, по которой я двигался, четырежды пересекалась своими перпендикулярными «сёстрами» и, наконец, упёрлась в дорогу. Более-менее оживлённые летом места, зимой были совсем пустынны. Присыпанная снежком дорожная колея, была разбита на нескончаемую цепочку непродавленных колесом вымороженных до пустоты луж, которые почему-то очень напоминали мне подёрнутое влагой пенсне Антона Павловича Чехова.
Я снял лыжи и нажал ногой, обутой в валенок, на мутную скорлупку льда. Она хрустнула и, развалившись на мелкие осколки, осыпалась на дно колеи. Звук этот так неожиданно нарушивший лесную тишину, вдруг отозвался точно такими же звуками, многократно повторившимися по дороге слева от меня. Я повернул голову и увидел своего кобеля, бежавшего по дороге в мою сторону, и безжалостно рушившего продавливающийся под его тяжестью тонкий ледок.

Всё время, пока я шёл по просеке, собака обшаривала в поисках жертвы округу и лишь пару раз показалась мне на глаза, мелькнув среди кустов. Теперь, когда мы оказались на дороге, пёс решил подойти ко мне, дабы сверить свой дальнейший маршрут с выбранным мной направлением.
Пока я колебался куда пойти, влево или вправо по дороге, кобель перевалил через насыпь, видимо решив, что я так и буду двигаться по просеке, которая нас и вывела на дорогу, и исчез в густом молодом ельнике.

Ну что ж, я принял, сделанный за меня выбор и, перенеся лыжи через колеи, пошёл за собакой. Метров через триста лес стал заметно редеть, ельник кончился, и сквозь стволы сосен стал просматриваться обширный просвет. Совсем скоро просека упёрлась в густую стену высоченного тростника.

Когда долгое время ходишь по густому тёмному лесу и вдруг видишь впереди себя обширное открытое пространство, всегда возникает непреодолимое желание вырваться на эту неожиданно открывшуюся твоему взору свободу. Упорно продираясь навстречу свету сквозь тростниковые заросли, я не сразу услышал неистовый лай своей собаки. Алтай, так звали моего кобеля, работал где-то сзади и чуть левее меня. Как не обидно было бросать начатую по прокладке лыжни работу, но я повернул обратно. Иногда я останавливался и с клокотанием сердца вслушивался в грубый и вязкий лай собаки. Тогда я ещё не знал, что эти оттенки собачьего голоса означали, что Алтай работает по крупному зверю.

Совсем скоро, сбросив лыжи и подкравшись на лай, я увидел и того, кто так сильно взволновал моего пса. Это был лось! Он стоял в гуще соснового подлеска и тревожно наблюдал за бегающей вокруг него собакой. Иногда он незначительно перемещался, но вновь останавливался. Тело его нервно вздрагивало, и казалось, что ещё одно мгновение, и он сорвётся с места и исчезнет в лесной непроглядной мгле. Не мешкая ни секунды, я осторожно вставил в стволы ружья пулевые патроны и, как можно бесшумнее, переместился на более выгодную, как мне показалось, для выстрела позицию. И только тут я заметил, что лось не один, и гораздо ближе ко мне стоит другой лось. Приняв решение стрелять именно по нему, я поднял ружьё, прицелился чуть ниже лопатки и нажал спуск. То, что произошло в туже секунду, настолько обескуражило меня, что я оцепенел. Весь лес впереди меня словно ожил, затрещал и помчался куда-то по сторонам. Казалось, что весь мир вокруг наполнен только лосями, которые, подобно вековым соснам, стояли в нём не сходя с места, и вдруг поняли, что жизнь – это нескончаемое движение от смерти, которую я принёс в их тихий и благополучный мир.

Когда захлестнувшее мою душу волнение немного улеглось, я заметил, что лось, по которому я стрелял, остался стоять на месте. Перебарывая вновь накатившее волнение, я снова прицелился и стрельнул. Лось неуклюже шагнул вперёд, но остался стоять на ногах. Выбрасывая из патронников стреляные гильзы, я ощутил, как дрожат мои руки. Отёкшие от напряжения пальцы не слушались. Собрав в комок последние, как мне казалось, нервы, я перезарядил ружьё и дал пулевой дуплет по не желавшему падать лосю. Я видел, как пытается он отвернуться от меня, наклоняя отяжелевшее тело в сторону, как отставленная для равновесия влево передняя нога не даёт ему это сделать. Какое-то время, в задавившем меня гипнотическом оцепенении, я наблюдал за тем, как умирает огромное сильное животное, ещё несколько минут назад способное задавить меня своей массой и втоптать в мох.

Лай вернувшейся собаки, возвратил меня в мир реальности и я понял, что своей нерешительностью и робостью только продляю страдания животного. Я решительно шагнул вперёд и, подойдя к лосю шагов на десять, чтобы сделать последний выстрел, вдруг понял, что до сего момента зверь не понимал, что с ним произошло и только теперь, когда увидел меня, словно догадался, в чём причина его слабости, сделавшей тело таким непослушным. Именно в этот момент наши с ним взгляды встретились….
Стоит ли рассказывать, каких неимоверных психологических усилий стоило мне сделать последний выстрел, но я его сделал. Потом я много курил, сидя на мокром пеньке и всё никак не решался подойти к добытому мной зверю. Борьба сердца и разума была мучительно долгой. К счастью, разум одержал верх, открыв мене дорогу в мир дальнейшей охоты.

Спустя много лет, я где-то вычитал, что "не приведи господи начинающему охотнику заглянуть в глаза умирающему от его пули лосю". Не каждый способен выдержать этого испытания. Я же считаю, что именно обстоятельства той давней и первой охоты помогли мне стать именно охотником, а не хищником, неведающим жалости и сострадания.

Потом была трудная дорога на базу с самодельным рюкзаком, в который я умудрился запихнуть весь лосиный задок. Торчащие кверху копыта, постоянно цеплялись за ветви кустов и деревьев. Тяжесть было такой, что через пару сотен метров пути онемела от напряжения шея, а руки , «отрезанные» от тела лямками, повисли, как высохшие картофельные плети. Но делить тушу на куски меньшего размера запрещалось условиями товарного отстрела: на четыре части и не мельче.

Весь путь я проделал, не снимая груза, т.к. и в первый-то раз с величайшим трудом напялил его на плечи лишь с восьмой попытки. Присесть отдохнуть на какую-нибудь валежину, не могло быть и речи, - вряд ли потом смог бы подняться.

Когда в конце просеки, у въездных ворот базы, я увидел стоящий трёхмостовый военный КАМАЗ, ноги мои подкосились и силы кончились.
Утром следующего дня с друзьями-охотниками я вывез на КАМАЗе остатки лосиной туши и отправился в город сдавать закрытую лицензию.

Спасибо, Вадим, очень интересные рассказы. И отличный слог.
Вроде регулярно читаю РОГ, но этих не видела. :12:

Вадим, спасибо. Читаю и примеряю ощущения героев к себе, продолжай!

спасибо! жизненно!

Гвелешапи написал(а):

Спасибо, Вадим, очень интересные рассказы. И отличный слог.
Вроде регулярно читаю РОГ, но этих не видела.

Нажмите для раскрытия...

Марина, этих заметок в РОГе, действительно, не было. Если будет что-то из ранее опубликованного, то я обязательно сделаю пометку. Сейчас у меня на РОГ просто не хватает сил, т.к. работаю для рубрики "Наша природа" в местной Владимирской газете.

Ярко и искренне переданы чувства, нахлынувшие при виде умирающего животного впервые. До мурашек. Все так и есть.

МЕЧТА РЫБОЛОВА. Рассказ.

Серёга Белянин страстно любил рыбалку. Два года назад, за успешное окончание четвёртого класса, родители отпустили его на недельку-другую к другу в деревню. Серёжкин товарищ и одноклассник Вовка Рощин жил в доме напротив, и каждое лето уезжал на все каникулы к бабушке, в далёкое село на окраине области. Возвращался оттуда Вовка всегда возмужавшим, загорелым, а главное, набитым до краёв всевозможными рыбацкими рассказами и небывальщинами, от которых у Серёги щемило под ложечкой и перехватывало дух.

И вот счастье улыбнулось ему! К столь вожделенной поездке Серёжка начал готовиться загодя. Выпросив у матери немного карманных денег, он отправился в рыболовный магазин покупать снасти. В отгороженном рейками закутке стояли новенькие бамбуковые удилища. Сначала Сергей долго разглядывал их, прикидывая в уме, какую лучше покупать – двухколенную или трёх? Если взять удочку подлиннее, - деловито рассуждал он, - то и забросить можно будет и подальше, и поглубже. А там и рыбка может клюнуть покрупнее. Значит, надо покупать трёхколенную. Но с другой стороны, она тяжелее. Управляться с ней будет труднее, а значит, устану быстрее и, соответственно, поймать смогу меньше. Рассудив всё по-взрослому, Серёжка остановил свой выбор на двухколенке. Удочка была хороша! Взяв её рукой за комелёк, Сергей тряхнул рукой, как это бывает при подсечке клюнувшей рыбы, и, насладившись игрой кончика, принял окончательное решение о покупке. С удовольствием потратив ещё пару часов на подбор лески, крючков, грузил и поплавков, Серёга побежал к Вовке.

Умудрённый рыболовным опытом Вовчик, особого энтузиазма при разглядывании приобретённых другом товаров, не проявил. «Зачем тебе всё это, - спросил он, - у нас рыбу корзинками ловят. Да и удочки у меня есть. Ореховые, правда, но прямые и упругие. А поплавки я из пенопласта или пробки делаю, покупным не уступят!» Разжигаемый страстями предстоящей рыбалки, Сергей уже не слышал друга, и явственно представлял, как он рыбачит на берегу незнакомой ему полноводной реки, тягая поочерёдно плотвиц с окунями.


--- Добор поста---

И вот час «Икс» настал. Тёплое летнее солнце ещё только успело показать свою рыжую чёлку над горизонтом, а Вовка с Серёжкой уже мчались вниз по пыльной тропе к речке. Оберегая дорогое удилище от неожиданных повреждений, и прижимая к животу сумку с рыболовными принадлежностями, Серёжка явно отставал, и, огибая ивовый куст, вдруг совсем остановился.

Неожиданная картина открылась его взору: вместо полноводной реки, которой грезил он в своих снах, он увидел небольшой ручей, неспешно текущий по пологому оврагу и перепруженный неширокой деревянной плотиной, удерживающей поросший буйной растительностью водоём.
-- И это ваша речка? – с надменно издёвкой обратился он к вернувшемуся обратно товарищу. -- Да! Это и есть наша Быстроструйка! – с гордостью ответил Вовка, - вода в ней знаешь, какая лечебная!? К нам сюда со всей округи за водой приезжают! Ну, пойдём, а то самый клёв пропустим, и так проспали немного. Разочарованный увиденным, не дожидаясь, когда за ним приедут родители, Серёжка попросил Вовкину бабушку купить ему билет на автобус, и уехал домой.

Селянин,спасибо. Наконец то можно почитать.

Давшая трещину дружба заставила Сергея искать новые источники свежих рыбацких впечатлений. Нашёл он их в рыболовном магазине, где умудрённые опытом покупатели-рыболовы иногда делились друг с другом результатами своих поездок. Боже мой, что это были за рассказы! Как опьяняли они мальчишескую душу, вливаясь в неё утренними предрассветными туманами, лёгким вечерним ветерком, стихающим лишь для того, чтобы огромная рыба, поднявшаяся к поверхности из-под почерневшей от времени коряги, могла оставить на водной глади свой расходящийся кругами всплеск.

Мальчишеское воображение будоражило разум, и Сергей представлял себя, то сидящим с удочкой на берегу большого кишащего рыбой залива, то плывущим на моторной лодке к заветным, только одному ему известным, речным омутам, где стоят в засадах под нависшей растительностью, голодные зубастые щуки.

Готовясь к возможной и постоянно планируемой рыбалке, Сергей скупал в магазине всё, что только было возможно: разноцветные поплавки, крючки разных размеров и форм, наборы грузил и многое другое, что могло пригодиться при рыбной ловле. Заприметившая паренька продавщица, прониклась уважением к его увлечению, и однажды даже продала ему из-под прилавка Клинскую леску 0,17. В очередной раз, толкаясь в магазине, где от частого присутствия все товары были ему давно знакомы, как вызубренная в начальных классах таблица умножения, его блуждающий по прилавкам взгляд наткнулся на оранжевую коробочку, внутри которой находился предмет в виде тёмно серой пластины, обозначенный на ценнике словами – «Мечта рыболова».

При виде этих магических слов, Серёжкино сердце содрогнулось. Он не верил своим глазам, оказывается всё, о чем он так долго грезил, помещалось в маленькой плоской коробочке и стоило всего 95 копеек. Пошарив по карманам, он набрал нужную сумму и побежал на кассу пробивать чек. Купив заветный товар, Сергей отправился не домой, а к прежнему товарищу Вовке Рощину. Ему очень хотелось показать, что у него теперь есть то, без чего настоящая рыбалка просто не возможна, а все Володькины удочки из ореховых прутов и поплавки из пенопласта, просто какое-то баловство, не имеющее к серьёзной рыбалке никакого отношения.


--- Добор поста---

«Бывший» друг встретил Серёжку широкой добродушной улыбкой, но обладатель «Мечты рыболова» просто не заметил её, а надменно вытащив из кармана оранжевую коробочку, протянул её однокласснику со словами: «Угадай что это?»

Вовка покрутил коробочку в руках, достал тонкую шершавую пластину и тихонько надавил на неё пальцами. От такой «грубости» пластинка хрупнула и развалилась на две половинки. От увиденного, у Серёжки слёзы навернулись на глаза, щёки его покраснели и из глубины обиженной души вырвалось: « А-а!». -- Да не расстраивайся ты так, - попытался успокоить товарища Вовка, - это всего лишь брусочек для заточки крючков. Пустая вещь! Ей и не пользуется никто и никогда. Проще и дешевле крючок новый перевязать. Но Серёжка уже не слышал Вовку, он мчался вниз по лестнице, смахивая ладонью слёзы. Горе его было так велико, что ему казалось, будто жизнь его разлетелась на осколки, как лопнувшая от неуклюжего нажима хрупкая пластинка. Вместе с пластиной окончательно раскололась и мальчишеская дружба.


--- Добор поста---

Шло время, и с каждой новой осенью на Вовкиной на форточке, на которой поначалу сушились лишь уклейка и мелкая краснопёрка, стали появляться голавли, горбатые окуни и даже щучки. Серёжка наблюдал за успехами одноклассника с некоторым пренебрежением: «Подумаешь, улов?! Я вот как соберусь с отцом на Волгу, так не таких экземпляров наловлю!» С этими мыслями, рыболов-мечтатель открывал письменный стол, где у него один из ящиков был отведён под рыболовные мелочи, и с увлечением начинал перебирать их в очередной раз.

--- Добор поста---

Выйдя из метро, Владимир Петрович Рощин, повернул к газетному ларьку, как вдруг увидел человека с очень знакомыми чертами лица. -- Сергей Андреич! – окликнул он старого друга, - А я гляжу: ты – не ты! Сколько ж мы с тобой не виделись? Где ты теперь? Как? -- Здравствуй, Володь! – не скрывая удовольствия от встречи с приятелем, подхватил Белянин, и, протягивая Рощину руку, громко добавил, - а загорел-то как!! -- Да я только из деревни. На доме крышу перекрывал, вот и хапнул солнышка во всю рожу. -- А ты всё там же? Бабушка-то жива? -- Бабушки уж пять лет, как нет. Вот и тяну дом на себе, бросить или продать жалко! Опять же рыбалка у нас там теперь классная. Мы с местными мужиками собрались, плотину новую соорудили, так там теперь такой водоём образовался – берегов не видно. А глубины какие! Три года назад рыбу запустили: щуку, леща, карася крупного. Так что милости прошу в гости, отведёшь душу с удочкой! На этих словах, Белянин неожиданно поник настроением, и, опустив вниз глаза, вдруг неожиданно даже для себя самого, соврал: -- Да нет, спасибо! Я сейчас на Байкал мечтаю съездить, там, говорят, в это время на спиннинг хорошо берёт! И потом, я сейчас больше охотой стал увлекаться. -- Охотой? – удивился Рощин, -- Охотой – это серьёзно! Ну, удачи! Бывай здоров!


Конец рассказа.