ШИЯНОВ Сергей Петрович
Родился 13 сентября 1964 г. в г. Миасс Челябинской области, но вскоре семья переехала в Казахстан, в пос. Красногорский Тургайской области. Там он и рос, и учился в средней школе. Окончил Челябинский политехнический институт, стал инженером-конструктором. По распределению работал в Сибири, на одном из оборонных предприятий, затем на Байконуре, на Урале. Охотой занимался с юности, основная охотничья страсть — медвежья охота и охота на гуся. С началом перестройки охотиться стал профессионально. Его охотничьи районы — Казахстан, Сахалин, Шория и Хакасия, север Томской области, Курганщина, Северный Урал. Живёт в Свердловской области. * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *УНКАС И ЕГО БЕЛКИ... как нужно охотиться на белку*
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * **Странное дело! Как отучить работать лайку по белке? Услышать бы еще, как отучить работать по соболю! Тут люди думают, как научить? Или просто то, что лайка сгавкала белку, это работа? А, Ункас? Ункас жарился у печки. Лежать будет у дверки долго, пока паленой шерстью не завоняет.
Ункас, это помесь. Мать у него западносибирская лайка, а отец - добрый дух тайги. Красивый кобель, которому исполнилось два года. В тайге он не по своей воле, а по моей. Уже второй сезон. А будь его воля, он бы всю свою жизнь посвятил дракам, помойкам и собачьим свадьбам. Друг другом мы пока довольны. Я сижу в таежной избушке, продолжаю снимать с белок шубки и разговариваю сам с собой. Ункас спит, или делает вид, что спит, чтобы не поперли из избы. А сосед по нарам, майор, мой старый и добрый напарник, читает замурзанный <Новый Мир>. Я у них был вместо радио. Вытянув хвостик и сдернув очередную шубку, я поставил чайник. И зачем отучать, если лайка мастерски работает по белке? Это кладезь, это нужно поощрять, совершенствовать и полировать, полировать и полировать. А для молодой собаки, и вовсе, белка это букварь, азбука. С нее начинается постижение большой науки. Путевка в жизнь так сказать, для промысловой лайки, а это алмаз, и чем больше у него граней, тем он становится дороже. И постепенно превращается в бриллиант.
Ункас познакомился с белкой рано. Этот бесноватый зверек, азартно цокающий, шуршащий, шелестящий и там, я не знаю, пукающий, вряд ли оставит равнодушным щенка лайки. Не выдерживает она этой наглой провокации. Белка, как будто специально создана для молодой собачки. Когда Ункас сел и облаял белочку, мое лицо расплылось в улыбке. Это момент истины, время <Ч> для любого охотника. Лаял Ункас очень азартно. И когда я хотел его погладить, он отбежал и сел с другой стороны дерева. Ого! Это уже не просто интерес к зверьку, это тянуло на самостоятельную работу. Белку тогда я для Ункаса добыл. Он немного повалял ее, постриг зубами и накрыл мордой. Ункас, отдай белку! Строго сказал я. И он с легкостью отдал. Больше мне его учить было нечему. Я не подвешивал белок на дерево. Не дергал их за веревочку. То от лукавого. Мы пили чай, а я вспоминал, как мы в том году начинали с ним охотиться. Стояли мы на этой же избе. Мелкий кедрач повсюду устилает склоны сопок и подбирается почти к вершинам. Год на орех был урожайный, и трудно было представить для молодой собаки лучших угодий. Стояли всю осень. Ходить я начинал только с ним, одним. Снега почти не было, лежал под вершинами, клочьями. Белка была не пугана, вела себя активно и собака начала быстро натыкаться на зверьков. Лес невысокий и очень хорошо просматривался. Следить собаке было легко. Ункас быстро приноровился и активно облаивал. Иногда, я, пробив кедрушку ногой, заставлял удирать белку и Ункас, с восторгом и лаем уносился след, отслеживая зверька. Но стоило белке остановиться, Ункас садился и начинал монотонно, с равными промежутками, отдавать голос. Я осторожно подходил стараясь издали заприметить зверька и выбирал позицию для стрельбы, что бы видна была часть белки, или только головка. Если не удавалось увидеть сразу, я поднимался по склону выше, бывало и вовсе, что на белку смотрел, находясь с ней на одной высоте. Собаку не нужно было приучать к выстрелу. Ункас не боялся его, даже наоборот. И к убитому зверьку он сразу относился очень вежливо. Он знал, что строгая приемщица спуску не даст. Откуда он это знал? Пользовался он всеми органами обоняния сразу. Искал он и на слух, а белка достаточно шумный зверек, и на глазок, пользовался нюхом, иначе, чем объяснить, что собака лает на то дерево, на котором нет белки. Но Ункас настойчиво показывает на него. Обходя стоящие рядом кедрушки я обнаруживаю затаившегося зверька. А поток воздуха доносит запах белки в то место, где сидит собака. Именно в этом месте он наиболее стоек и силен. Это одна из особенностей, специфика, так сказать. Пройдя навстречу ветерку, я обязательно наткнусь на белку. И было у Ункаса еще одно чувство. Я знаю это чувство, но сказать не могу. Это связано с добрым таежным духом и скрыто от посторонних глаз. И говорить это никому нельзя, иначе удача отвернется, и фарта не будет. Так старики говорят.
По носу Ункаса ползла блоха. Вот видишь, Ункас, собака приоткрыла глаза и снова впала в покой, это они тебе мстят, за то, что ты вносишь панику в многочисленное беличье войско. А может потому, что у тебя есть шерсть, а у меня нет. Хотя немного есть, я посмотрел на свою грудь.
- Ну-ну, и на груди его могучей, два волоса сплелися в кучу, - сказал напарник и повернулся на нарах на другой бок.
- Зато у меня борода славная, - парировал я. Блохи ползали по этой славной бороде и по рукам, но я знал, что они уйдут, они не живут на человеке. Ничего Ункас, скоро мы дадим бой собольему войску, вот то будет славная охота!! Только завтра обезжирим еще один косогор, и останется совсем чуть- чуть. Внизу уже было пусто, там мы белок подмели под чистую. Кто тут белку найдет, ставлю литр чистого.
Но после Ункаса собак можно не выпускать, разочаруют хозяина. Товарищ встал, отложил журнал и натянул галоши.
- Слушай, а я ведь завтра специально в пойме белку застрелю. Ты за свои слова отвечаешь, или ты сам себе пообещал?
- Не-е, - сдал назад я, - какая-нибудь больная за ночь припрыгает, а тебе литр чистого? Не выйдет. Давай так: отпускаем моего Ункаса и твою Камчу. Если Ункас найдет раньше, то выходим из тайги, с тебя литр чистого. Если Камча, то с меня. Идет? Майор вернулся в избу и закрыл дверь.
- А если не найдет никто, - спросил он?
- То ты мне, естественно.
- А если вместе залают?
- Все равно ты мне!
- А это-то почему, - почти застонал Майор?
- Ты же знаешь, что через пять минут Камча за Ункасом встанет.
- Да нужны ей твои белки, - сказал он.
- Вот- вот. Как и Ункасу твои норки. Вашей собаке, товарищ майор, нужно вообще было кличку дать <выдренок Ная>. Река уже шугует , а ее оттуда палкой не выгонишь. Дома поди в тазике с водой спит. Пока на мясо рыбы не накрошишь, не ест.
- Пошел ты,- майор заулыбался, поставил чайник и сел за журнал, чаевничать мы собирались в третий раз.
На левой коленке у меня была постелена тряпочка и шкурка белки ложилась на нее. Из под мышек ножом, я начинал скатывать очередной валик, и, догнав его до хвоста снимал. Аккуратно вытираю, и красивая беличья шубка садится на плашку. Шить ничего не нужно, синевы на мездре нет. Красота!
Вот скажи мне, Ункас, почему так мало охотников, которые хотят добывать белку? А? Всем подавай лосей, да соболей. Ты, конечно, скажешь, что у них нет такой прекрасной лайки, как Ункас, он же <беличий ужас>. Правильно, но не только. Работы с ней, очень много, хлопотно это. А вот про красоту этой работы, про радость и удовольствие от красоты, про гордость за то, что можешь, забывают. Да и трудиться лень. Белковье в горах это очень тяжелый труд. Вверх, вниз. Потом опять вниз. Потом много вверх. И так весь день. Сил нет, одна беготня, намотал черти сколько, а трубу на избе все еще видно. А потом вечер. Опять работы не початый край. Оно конечно можно и на непогоду отложить. Но в непогодь хочется и за зверем побегать. Так Ункас? Так. А ведь, черт подери, это самая демократичная охота. И ведь самая доступная. Тут не имеет значение, какое у тебя ружье, или винтовка. Какой логотип на оптике. Не нужно дальномеров, ночников и тепловизоров. И техника не важна, на загонщиков ничего нельзя свалить. Тут, дорогой Ункас, все нивелируется. Тут все равны, и туз бубновый, и шестерка, и валет треф. Все в одной колоде лежат. Как два яичка, личко к личку. И на беличьей охоте, сразу виден ценник классической охотничьей спарке <человек- собака>. Вот так.
Я свешивал белок в бунты по 25 штук. Потом подцеплял под навесом на гвоздь. А в пакеты перевяжу, когда будем выходить из тайги.
Двадцать пять хвостиков, разных оттенков собрались в веер. Нет, определенно, беличий мех, это очень красивый мех. Сейчас, пожалуй, легче встретить изделие из соболя, чем из белки. А между тем очень теплый и легкий мех. Да, не очень ноский, зато доступный. Но нет его. Покажи белку и скажи что выхухоль, ведь поверят. Многие и не видели, поди, какое оно, изделие из белкиного меха. А легкость выделки и шитья, не боязнь испортить, позволяют шить для себя любые изделия. Хоть шарф из хвостиков, хоть ушанку. А уж про икрустированные манто, которые всегда были предметом желания модниц всех возрастов, я и не говорю. Была бы охота. Нет, определенно, беличий мех- самый охотничий мех. Смотри, что получается. Ведь чего только не разводят на фермах. Песцов разводят, норок, любых цветов и размеров, разводят. Соболей , и тех разводят, лисиц, каких пожелаешь, хоть чернобурых, хоть платиновых, даже рысь клеточная, и та есть. А белки нет! И никогда не будет. Вот и получается, что без лайки-бельчатницы не видать красоткам, ни своих манто, ни шуб беличьих. Стало быть без нас, никуда. И если увидишь, Ункас, на улице шубу беличью, знай, что ходил по тайге охотник-промысловик, а с ним была его помощница, лайка:. Это точно! Так, Ункас? Кобель встал и царапнул дверь. Я, не вставая с нар, клюкой толкнул дверь. И обратным сучком на этой клюке, закрыл, зацепившись за ручку. Тоже, проделал еще раз, запустив собаку. Ункас ушел под мои нары, лег на лапник и тяжело вздохнул. Я задул лампу. Пусть пока спит под нарами, подумал я, добудем зверя, уйдет на улицу. Ночью пару раз вставали.
Унка-а-ас! Не туд-а-а-а! Я махнул рукой в ту сторону, куда хотел идти, и Ункас, как пуля, смазанная салом, улетел в сторону <Ванькиного ключа>.Я попрощался с майором, и мы разошлись, каждый по своим делам. Хотя занимались мы, одним и тем же. Начинался новый охотничий день.
Если много белки, и ты ставишь задачу добывать белку, то собакой управлять почти не нужно. Она твой компас и целеуказатель. Она тебе покажет, как ходить и куда ходить. Твоя задача ей не мешать. Если плотность зверька высокая, то собака будет почти всегда на глазах. Скрываться будет совсем ненадолго. Если плотность низкая, то будет уходить со слуха. Но самое худшее, когда и собаку услышал, и подходить долго. Мы с Ункасом считаем, что критическая масса, это семь, восемь, девять белок в день. Тут мы прекращаем охотиться, и уходим на верхние избы. Уходим за соболем и зверем. И, чтобы не терять драгоценное время собачьей охоты, а если охотишься с молодой собакой, то еще и потому, чтобы она не потеряла пылкость в работе, азарт, рвение. Но судя по бунтам со шкурками, которые висели под крышей, мы свой участок обезжиривали славно. Сбили охотку. Спасибо доброму духу тайги.
Ну вот и первая белка. Зверек уже начинает таиться, и я подхожу осторожно. К чему нам беготня, слежку пусть отрабатывают молодые собаки. Я засмеялся. После выстрела, белку как-то подбросило и она, кувыркаясь, полетела на землю. Так и есть, живая. Ункас почти стащил ее с соседнего дерева, но не тут-то было. Отважный бельчук извернулся и схватил Ункаса за губу. Закрыв глаза, собака сжимала в зубах зверька. А когда сердце бойца остановилось, собака положила его на землю. На губе у хитромордого была капелька крови. Что? Попало? Я потрепал кобеля по холке и дал ему отрезанные лапки. Он их ждал, но они ему были не нужны. Это был ритуал, наша с ним игра, но в тоже время, эта мелочь, превращает отношения собаки и человека в нечто большее. Этим достигается понимание и контакт, который отражается и на работе. Пожалуй, вот именно в этом, я и вижу необходимость того, что в обычном понимании, называют натаской. Я продолжал шагать и размышлять, а места на поняге под резинкой, куда подвешивались белки, становилось все меньше. Ункас продолжал тралить косогор. Он не ходит рядом. Я ему мешаю. Курю, шуршу одеждой, скриплю снегом, дышу , лущу подобранную шишку и ковыряю чагу. Одним словом, я для собаки источник повышенного шума, постороннего запаха и отвлекающих движений. Но порой мне кажется , что Ункас меня использует, использует, как себя, как собаку. Иногда я его вижу стоящим на скале и подсматривающим за мной из-за дерева. Он следит, как я иду, не двинется ли кто, завидев меня. В эти минуты получается, что он хозяин положения, а я, как бы загонщик. Или он умный, или он хитрый, Ункас.
На этот раз белку я не увидел. Ункас стоял у группы высоченных, плотно растущих елок в пойме ручья, который мы хотели вывершить. Лбом он почти уперся в елку и слушал. Царапнул лапой ствол и стал похож на доктора, который приложив слушалку к груди больного, сказал, не дышите и замер. Ункасу только очков не хватало. Это нужно было видеть, умора, доктор Ункас!!
Я не считаю недостатком, если собака скребет ствол, или в азарте обкусывает нижние ветки. Ну и что? Ушла белка, значит так и нужно, это особенность, именно этого зверька. Другой, хоть обколотись обухом, или обстреляйся, будет смотреть на тебя и не ворохнется. Но и не приветствую, когда собака начинает безумствовать, рвать корни и пытаться залезть на дерево. Когда она в исступлении рвет и мечет, это больше мешает, чем помогает. Такие собаки, чаще сильно давят зверька, портят шкурку, и, что самое страшное, убегают с белкой. И поистине мука для хозяина, когда собака поедает зверька. В убегающую собаку бросают сучья, носятся за ней с дубиной, кричат и обзывают, одуревший хозяин стреляет над головой, а иногда:.
Значит не было вовремя контакта, не было того элемента игры, который превращал отношения собаки и человека в доверительную работу. Не было того, что в обычном понимании, называю натаской. Мой Ункас белок не ел.
Я ходил, как звездочет, задрав в небо голову, шапка с головы падала, а я все пытался высмотреть белку. Ели смыкались ветвями, а вершины уходили в небо. Какая белка? Тут медвежонок может затаиться. А моя собака призывала расчехляться и начинать работать. Простреливая темные места, я заставил зверька себя обнаружить. Стрелять пришлось крупной дробью. Да бог с ней, только бы не положить белку на лапу еловую, или не подвесить на сук. Она потом, когда будет ветер упадет. Но потом. А что делать? И трофей, не бог весть какой, и бросать как? Что я Ункасу скажу? Скажу, что белки тут нет? Рабочая лайка врать не умеет. И она-то знает, что белка там. С соболем ясно, либо лезем, либо рубим, а тут? Можно пулей перестрелить сук, если возможно. На этот раз обошлось. Лети- лети, мать твою ити, напевал я довольный, пока белка не упала. Ункас облизал белку, и я дал ему лапки. И:, она ушла под резинку, точно закрыв второй ряд.
У валежины стали костром. Обедали с собакой. Пили чай с кедровой лапкой. Собака покрутилась на месте, как дохлый миксер и легла свернувшись калачиком. А я пил чай и смотрел на самолет, точнее на серебристый крестик в небе и пушистый хвост, который тянулся за ним. Там дают минералку, а у меня чай с кедровой лапкой. И все идет хорошо. И им хорошо, и нам с Ункасом, тоже хорошо. Обратно пойду в пол горы. Доберем белок до трех десятков и свалимся в пойму. Ункас спулеметит на избу, а я берегом реки выйду на ручей. Ручьем поднимусь до избы. А заодно и подниму из ямы в ручье пять картошек и одну морковку.
К концу дня Ункас выдал на гора, отличился. Я его увидел в темном прогале, он стоял и смотрел сквозь меня. Я оглянулся. Никого нет. Что за чертовщина? Собака наклонила голову, как будто ей в ухо попала вода и она хотела ее вылить. Слушает, догадался я. Демон чертов. И:., как пуля, смазанная свежим салом, умчался. Секунды:. и лай. Лаял он сразу двух белок. Метрах в пятнадцати, одна от другой. Я отрезал ему двойную пайку, четыре лапки. Повалявшись на беличьих лапках и потеревшись о них мордой, Ункас умчался на избу.
Мой товарищ готовить не умел вообще, но очень любил. И я спешил. Хотел успеть раньше его и сготовить сам. Успел. Сготовил. Умывались, и есть садились вместе. Майор загадочно молчал. Я не выдержал.
- Почему молчим, вас что-то не устраивает, не вкусно сготовлено? Майор засмеялся.
- Капитан запаса, достать гвардии майору пол литра!
- Мама держите меня, ты никак белку в пойме убил,- я занес уже разведенный. Майор встал и нехотя, как будто давал крупную сумму в долг, вывалил из поняги огромную порешню. На полу, цвета шоколада, подернутого инеем, лежала красавица выдра. Завидный и редкий трофей. Да-а-а!
*
- Камча обрезала в узком месте и он выскочил на берег, а там уж и подоспел сам.
-Поздравляю тебя, завидный трофей,- сказал я. Мы, врубившись стаканами, выпили, было за что.
Ему нужно было выходить раньше, и он остался. А я и Ункас ушли, ушли в верхние избы. Пока не сдавит снег, будем охотиться на соболя и зверя. Ушли по темному, чтобы ночевать в тепле.
В тот год мы добыли немногим более полутысячи белок. И когда с квитанцией шли в бухгалтерию, очередь расступилась, и кто-то сказал:" Добрый у него кобелишка." Ункас гордо шагал с вышарканными, как у школьника коленками. Я тогда и представить не мог , сколько стоит моя собака, цены ей не было.
На следующий год, снег поджал сильно, и техника вовремя не пришла. Выходили в жилуху, через перевал, лыжами. Мне дали адрес, где можно переночевать, на крайний случай, автобус в райцентр ходил не каждый день. И на вторые сутки, к вечеру, мы вышли в поселок, и нашли нужный дом. Утром Ункас умчался в деревню побегать, а после обеда, я купил его шкуру возле автолавки, за бутылку водки. Продали мне ее бичи. Не помню, сколько стоила тогда бутылка, но не дорого:.
Это останки побойки. Забраны были желчь и лапы. Остальное доели медведи.*
Медведь стоял справа от поваленной березы. * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * **Тогда было время, когда охотники в тайге, не многие, ходили с двумя стволами. Таскал и я... СКС и ТОЗовку (5.6). Но он носил своего ИЖа и перествол, в ИЖ18 умельцы -самодельцы легко вваривали ствол под 7.62-54.
