• Из-за закрытия китайского заведения, где мы раньше втречались, до того, как найдем, что-то подходящее для постоянных встреч, договариваемся о ближайшей встрече, на каждый первый четверг месяца, здесь: Кто в четверг к китайцам???

Из рассказов поисковика

Автор темы

tvi55

Команда форума
Регистрация
27/05/08
Сообщения
3 837
Реакции
1 599
Адрес
Санкт-Петербург
Для знакомых
Владимир Иванович
Охочусь с
1994
Оружие
ИЖ-27М, ОП СКС 7.62х39
Собака(ки)
Английский кокер спаниель
Из рассказов поисковика. Рассказ был написан в 2019 году и увидел свет во втором томе серии «Антология поискового рассказа» в 2020 году, который так и называется ДУША СОЛДАТА. Тираж книги был не столь велик, поэтому я и предлагаю сегодня этот рассказ всем, кому тема поиска близка и не безразлична.

ДУША СОЛДАТА.
- Ну, ты говори, да не заговаривайся. Именно так отреагировал один из моих собеседников, на мой рассказ о видениях во сне. Не кривя душой, если бы это не произошло со мной, я бы и сам имел сомнения к подобным историям. У меня не было, и нет желания, что-либо доказывать или выискивать доказательства, жизнь сама их преподносит. Мы явно чего-то не знаем и многое не можем объяснить. Но контакты есть, они очевидны и любое «верю - не верю» лишено смысла. Случайность? Совпадение? Предположение? Тогда нужно признать, что, вся жизнь - это череда совпадений и случайностей. А если в этой череде, есть хоть малая доля последовательности и закономерности, то случай - это всего-навсего один из моментов закономерных и последовательных событий. Вот и получается, что всё это неспроста.
Эта история началась три года назад. Весенняя вахта того года выдалась нелегкой, да и когда весной вахты были простыми? Новгородские болота приняли нас, в тот год, мерзким дождичком, временами переходящим в снег. Солнышко нет-нет, да и вырывалось из-за серых, туч, но, обсушив кепки, снова уступало место разгулу весенней стихии. Вахта, как и многие из весенних, стала экзаменом для отряда, истосковавшегося, за зиму, по допингу поискового счастья, по борьбе за живучесть. Первичные планы и расчеты по местам работ были сорваны подчистую. Водная гладь захватила, даже считавшиеся не потопляемыми места. Упорство бойцов отряда, оказавшихся местами по колено в воде и старательно царапающих заиндевелыми пальцами переплетения корневищ, заросшего с годами, поля боя, результатов не давали. Пришлось перебираться на более высокие, мало-мальски сухие места. Тогда, после шестых или седьмых «чудных» дней, и ночей, когда вода, под утро, в ведрах покрывалась корочкой льда, а поисковая братия полностью исчерпала запасы всего сухого, что можно было надеть на дрожащие тела, природа сжалилась. Солнышко, узрев безумство людей, гуськом уходящих на работу и накрывающихся, единственной не промокшей из вещей, полиэтиленовой пленкой, проявила свое великодушие. Дождь прекратился, и «Ярило» ниспослало на нас свою благодать.
После долгих скитаний по затопленным низинам, я и Света вышли на возвышенность, где нас привлекла, усеянная гильзами, не большая воронка. Забегая вперед, скажу, что под гильзами и слоем многолетней листвы мы обнаружили останки, а за четыре дня работы, были подняты четыре бойца Красной Армии. Результат по поиску и подъему верховых солдат, так называют поисковики, павших в бою и не захороненных воинов, просто великолепный, но эта история не о том. После одной из фото фиксаций нашего раскопа, я на радостях теплой погоды и красот тех мест, сделал несколько кадров округи. Чик, и зафиксировал что справа, чик, и запечатлел, что слева. Птички поют, солнышко греет, по всей округи на полтора километра ни души, красота, одним словам. Тогда мы и не предполагали, что именно один из этих кадров станет душевной занозой на целых три года.
Разговоры в поисковой среде за хрономиражи Мясного Бора, не новость, ими даже институт Новгородский одно время занимался. В просторах интернета по этой теме и не перечитать, из уст в уста пересказываются невероятные встречи с солдатами той войны, видениями на вахтах разных времен. Верить в это или нет - дело личное. Поисковики к этому относятся совершенно спокойно и обыденно – это их жизнь. Само понятие «не обычно», в этих мест, лишено смысла. А разве обычно, когда отряд подымает из ямы пятьдесят два солдата? А рядом еще сорок. Поляны, где солдаты в несколько слоёв, это что обычно? Кусок болота десять на пятнадцать метров, с которого подымают больше сотни бойцов – разве обычно? Это вы у ребят на поляне «Политруков» работающих спросите: - Обычно или нет? Я, так скажу: - Глядишь на лес, а там движется кто-то или что-то, и хоть знаешь, что там нет никого – но это для этих мест, вроде как обычно. В палатке двое слышат дыхание третьего. Полночи что-то тебе в ноги тычет, а утром под палаткой бойца подымают. Провожает тебя с раскопа до лагеря кто-то, и хоть ты его не видишь, и даже резкие повороты результата не приносят, а шаги и дыхание поблизости отчетливы. Жутко скажите? Есть немного, это скорее обычно для мест этих. Не для всех конечно, есть те, кои столкнувшись с этим, зарок дают себе больше здесь не показываться. Это Мясной Бор. Здесь из около двухсот тысяч из окружения всего шестнадцать вышли. Это официальная цифра, а по неофициальным, более трехсот тысяч. Тут за «обычно» и «не обычно» не нам судить.
Ну да вернемся к нашей истории. Месяц, а может и полтора прошло после той весенней вахты, решил я фотки с вахты поглядеть, душу так сказать потешить. Впереди летняя вахта маячит, поисковый вирус мозги будоражит, зуд по всему телу. Взгрустнулось мне, если коротко. Листаю на компе фотки, головой качаю, языком цокаю, руки потираю. Полагаю, меня сейчас многие поисковики поймут, словами это сложно передать, это там, в извилинах серого вещества, и все время перед вахтой тело уговаривает: - Ну что бухтишь? Прошла же боль в пояснице, и руки уже две недели не ноют, а за желудок после пачки таблеток совсем забыл. Колени, видите ли, скрипят, и что с того? шея-то отошла. А как в лес попадешь, все болячки как рукой снимет. И, ведь, правда, многие подтвердят, в лесу за всю эту ерунду сразу забываешь. Враз здоровым становишься. Досмотрел я до тех самых кадров, которые округу у раскопа запечатлели, гляжу и глазам не верю. В углу фото сидит кто-то. Ну, я же нормальный человек, на память не жалуюсь, пью умеренно, «травку» не курю, не должно там никого быть. Увеличиваю кадр, и как бы это аккуратней сказать, в шоке короче.

1.jpg

2.jpg
Фотоаппарат у нас конечно не супер, но то, что это не пень, разглядеть можно отчетливо, а главное рядом с сидящим еще силуэт, хоть и полупрозрачен, но отчетливо виден, и голова силуэта этого на стволе дерева, рядом растущего, просматривается, а это полностью исключает вероятность перепутать с веткой или еще с чем. Мистика, да и только. Дней пять с Светой этот кадр и так, и этак крутили. Про «обычно» или «не обычно» не думали, нас больше интересовало, как его на местности определить, на практике знаем, как это не просто. За «не обычно» не думали еще и в силу того, что незадолго до этого Игорь Никитин, командир отряда города Малая Вишера, поделился фото Олега Цема, на котором группа «типа людей» случайно в кадр попала. Только вместо лиц у тех «типа людей», черепа черными глазницами смотрят. Кадр тот, шутя делали, место красивое, никого там не было, за это все присутствующие в один голос твердят.На следующей Вахте, вооружившись фото, посетили это место. Но, в очередной раз убедились, что место по фото найти, только на словах легко. Двое суток мы с упорством прощупывали каждый сантиметр, как нам казалось не большого пространства. Результат был нулевым и мы, сместившись на двести метров северней, дорабатывали вахту с хорошим результатом, два верховых и медальон. Следующая вахта преподнесла новый сюрприз, рядом с тем местом встал лагерем поисковый отряд. Снимался тот лагерь, на день раньше нашего выезда из леса, и, хотя последние сутки, мы, снова не жалея рук вонзали щупы в почву, результата не было. Видимо правду говорят - всему свое время. Не было ни одной из пяти вахт, чтобы мы, не посещали манящий нас участок, но надежды оставались надеждами.Весна этого года выдалась на удивление теплой и благосклонной к поисковой работе. Погода стояла всем годам на зависть, а в нашей истории была очередная пауза в силу того, что это место облюбовал тот поисковый отряд, вставший там большим лагерем. Мы побывали в гостях и убедились, что практически на интересующем нас месте разбиты палатки. Бог поиска оставил нам четыре дня, именно на столько, этот отряд выезжал раньше нас.
На вахтах время мчится с тройной скоростью, и если в обычной жизни мы чаще радуемся прожитым суткам, то на вахтах вечерний костер навевает грустью промелькнувшего дня. В народе говорят: - Самое тяжелое, ждать и догонять, наверное, вахты этим и тяжелы, так как ты постоянно находишься в ожидании. И как только вышло время, мы примчались на опустевшее от палаток место, ставшее родным за все эти годы. Мы не питали особых иллюзий на чудеса, поэтому я, зацепившись за ручку солдатского котелка, находящегося неглубоко в дерне, утоптанной лесной тропы, занялся ее извлечением, за которой последовала немецкая вилка. А Светлана стала искать вероятное место по фото. Нет ни одного поисковика, который бы смог ответить на вопрос, почему он вонзил щуп именно в это место, никто не знает где лежит медальон, он всегда появляется совершенно неожиданно. Что-то под щупом Светланы скребануло, не надеясь на существенное, она ногой толкнула небольшую кочку, из которой только что извлекла щуп, и я услышал свое имя, голосом, который говорил сам за себя. Было понятно, что-то произошло. Открывшиеся нам останки были светло желтого цвета, такой цвет, часто имею останки животных, поэтому вначале мы были в откровенном напряжении, но после извлечения части глазницы черепа и челюсти, стало понятно, перед нами солдат. Приподнятый дерн открыл останки рук и ног, было понятно, он здесь полностью. Зашкаливающие эмоции требовали перекура, и мы на какое-то время решили прервать работы. Минут через пять, несколько успокоившись, мы подходили к нашему раскопу, я наклонился за оставленным инструментом и на какое-то мгновение замер в изумлении. В тридцати сантиметрах, откуда мы только что извлекли череп, на земле лежал еще один, глядя глазницами куда-то за меня. Зажмурив глаза, я тряхнул головой и череп исчез. «Не обычно?», не без этого, но я уже сталкивался с подобным, и теперь точно знал, где второй солдат. Поэтому, когда подошедшей Светлане, положив руку в тридцати сантиметрах от места, где подняли голову первого, я сказал, что второй солдат тут, она, не слишком удивившись, спросила: - Ты что-то видел?
Поисковики Мясного Бора знают, что достаточно часто при посещении места, где что-то привиделось, видение сбывается. А я, после того, как мы сняли небольшой слой земли и увидели череп второго солдата, решил еще раз перекурить, первого перекура будь-то, и не было. Из личных солдатских вещей были обнаружены кружка, хлорная трубочка, да большая красноармейская звездочка, невероятным образом выскочившая из земли вместе с извлекаемой лопатой.
После окончания подъема, мы еще раз отошли на место, с которого когда-то был сделан фотоснимок. Всё так, все сходится, непонятно только почему мы так долго не могли их обнаружить, и почему десятки поисковиков, стоящими на этом месте лагерем, не обнаружили двух верховых солдат, в хорошей, для сегодняшних дней, сохранке останков. Они глядели на наш поиск ровно три года, с весны шестнадцатого, до весны девятнадцатого, и откликнулись тем, кому суждено было их увидеть на случайно сделанном фото. Сейчас я уже и не берусь утверждать, было ли это фото случайным, а может … Когда-то, по одному такому же маловероятному подъему 2009 года, старый поисковик сказал нам:
- Время пришло, вы пришли, он и ждал именно вас.
Ну вот, я и рассказал вам эту не обычную историю, обычных поисковиков Мясного Бора. Тут вроде и рассказывать-то не о чем, дел-то всего – сфотографировал лес, поглядел на кадр, пошел, да и откопал солдатиков, чего может быть проще, а мы три года душу рвали, да землю ковыряли. Одно только в завершение сказать хочется:
- Не отступайте ребята, неспроста всё это, ей Богу, не спроста.

Геннадий Арбузов
 
Из комментариев.
Есть под Ржевом немало урочищ на месте бывших деревень . Там народу полегло более миллиона человек ,но мало кто из поисковиков
о подобных случаях произошедших на вахтах в Ржевском районе рассказывает. Так уж получилось ,что судьба свела с ветераном битвы за Ржев ,который до 98 лет хранил молчание о тех событиях ,но по настойчивой просьбе внучки и сына достал свой рукописный дневник и решил рассказать, что и как осталось в его памяти. И вот что я понял : МИСТИКА на местах сражений - это ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ! Военфельдшер Моисеенко переживший окружение, арт налеты и бомбардировки, разведки боем, авианалеты, отказ автотехники, неоднократные переформирования своего 908 сп и 246 сд из -за потерь личного состав , разрыв мины ловушки в его собственных руках и много чего еще будучи по молодости убежденным атеистом в конце жизни оставаясь в здравом уме и трезвой памяти честно заявил : всю войну от смерти и ранений меня оберегал мой АНГЕЛ! И это слова человека всю свою жизнь посвятившего медицине и награжденного орденом Ленина за ее развитие в Новосибирском районе. Поговорив с ним я понял одно : Жизнь человека не заканчивается с дематериализацией его тела, души солдат взывают к нам ,живущим : ПОМНИТЕ -МЫ СДЕЛАЛИ ВСЕ ,ЧТОБЫ ВЫ ЖИЛИ !
 
Весной вообще приятно ходить по лесу, но по ЭТОМУ лесу ходить было очень жутко, тем более что мне удалось углубиться как раз в самый центр Долины смерти. Это район реки Полисть, она на карте так называется, вообще - это речушка, иногда летом пересыхающая. Но тогда она была довольно широкой, весной разливалась метров на двести. Так вот, я шел в районе так называемой северной дороги - узкоколейки 2-ой Ударной армии - это узкоколейка, выводящая из окружения и бывшая в окружении, её до сих пор называют "дорогой жизни второй Ударной армии". Она проходила недалеко от речки, и я пошел вдоль узкоколейки. Буквально в полукилометре от Мясного Бора, если идти по дороге, очень заметно (это заметно и до сих пор, хотя сейчас выросли леса, кустарник кругом), вокруг дороги и в самой дороге было очень много воронок. И воронки - от полутонных, от тонных бомб, и более. Немцы не жалели боеприпасов. Они бомбили дорогу всё время. Как вспоминают ветераны, самолеты "висели" ежеминутно, а летом - в мае-июне - даже ночью бомбили. Это был какой-то ужас....И вот в районе речки вдоль узкоколейки, когда я пошел по ней, лежали разбитые платформы, и, что странно, что между шпалами, и даже иногда под рельсами просто лежали останки погибших. Как потом рассказывал мне мой товарищ, с которым мы учились вместе в школе, - впоследствии он был в партизанах, провел всю войну в новгородских лесах, был участником боёв, и ему приходилось ходить за продуктами по этой узкоколейке, - он говорит: "Иногда зимой, в спешке, когда не хватало шпал, приходилось подкладывать под рельсы трупы наших солдат, чтобы рельсы не провалились". Лежали разбитые платформы, рядом валялись кучи шинелей, лежали ящики из-под продуктов, из-под папирос, даже с папиросами находились ящики. Всё это размокло уже, конечно. А вокруг - трупы. И опять, напомню, - большое количество тридцатьчетверок. Для меня в то время многое было, конечно, ещё не понятно, но понятно было одно: люди шли на смерть, потому что не было ни одного погибшего, чтобы при нем не было оружия. Оружие было в то время, в основном, винтовки и карабины, изредка попадались автоматы.И вот в район этой реки Полисть я стал ходить часто, каждый выходной, иногда даже и вне выходного ходил. Дело в том, что иногда приходилось и на неделе ходить несколько раз, потому что я работал уже на железной дороге с отцом, а начиналась наша работа очень трудно, у нас не было инструмента, потому что после войны его никто не наделал, мастерская в Новгороде была очень бедная, а в районе узкоколейки я нашел почти полный вагон железнодорожного инструмента. Нашел я его случайно, просто однажды шел вдоль узкоколейки и вижу : торчит железнодорожная лапа. Сейчас строится БАМ, и все, наверное, знают, что это за вещь такая - лапа. Это инструмент, которым вытаскивают костыли. Когда я её потащил, оказалось, что она привязана к чему -то. Стал копаться - оказалось, что это связка нескольких лап. Я в то время уже имел щуп, начал прощупывать землю, и везде оказалось железо. Стал раскапывать - там полнейший набор железнодорожных инструментов. Инструмент исключительно новый, и нужный и редкий, потому что он изготовляется только на заводе, в мастерских его не изготовляют, это сложный инструмент, он был даже обернут бумагой, смазан солидолом, и обмазан ещё и глиной. Инструмент армейский, очень добротный. Таких инструментов наши железнодорожники никогда в жизни не видели, потому что основной инструмент у нас - костыльные молотки и пр. - делались кустарным способом в своих мастерских. Железнодорожники знают, что такое хороший инструмент. Работа физически тяжелая, и когда инструмент отличный, то и работать интересно. Так вот, в лес мне приходилось ходить за инструментами.Потом на болоте я нашел кладбище немецкое, где похоронены были фашисты. Очевидно, саперная часть, которая их хоронила, торопилась, и даже лопаты не увезла. Лопаты у немцев были отличные - легкие, стальные. Эти лопаты любили мы все, и с удовольствием работали ими. Инструмента оказалось столько, что его хватило на всю дистанцию, а это расстояние от Новгорода до Чудово, и от Чудово - до Ново-Лисино и до Батецка(?-неразборчиво) все бригады дистанции были снабжены этим инструментом. Стали доставать медальоны, но они были размокшими. На этих же днях весной я нашел медальон, когда действительно почувствовал всю важность того, как найти человека, который ни в каких списках не значится. Недалеко от узкоколейки я нашел группу погибших воинов, они лежали наверху, и у одного их них я увидел медальон, вот этот как раз бланк №4 в пластмассовой трубочке. Когда развернул его - надпись очень четко читалась. Лежали два бланка. На одном и втором повторялась надпись. Там было написано, что это старший сержант Степанов, уроженец Архангельской области, и значился адрес семьи. Хотя прошло больше тридцати лет уже, но я хорошо помню, это был Приозерский район, деревня Важеречка, и адрес женщины. Он был 1905 года рождения, чувствовалось, что это, видно, его жена. Я один бланк направил в Архангельский облвоенкомат, ждал ответа, но ответа я не получил. Через месяца два я решил послать письмо прямо на деревню, потому что война в Архангельской области не проходила, и наверняка население живо. Лет-то немного прошло после войны. Это 47-ой год. Я написал прямо на деревню этой женщине, и очень быстро получил ответ. Эта женщина, действительно, оказалась женой старшего сержанта Степанова. Она меня очень благодарила, что я сообщил о месте гибели её мужа. И дело ещё вот в чем: в то время семьи погибших не получали ни копейки, если было не известно, где находится погибший. Некоторые попали в плен. И если не оказывалось сведений, где они похоронены, то писалось: в списках не значится.Даже есть такая графа в архивах. И жена Степанова с найденным мною бланком обратилась в сельсовет. Получила пособие за период, начиная с 42 года, с месяца гибели, и до 47 года. А пособие это было ей очень нужное, потому что она имела семь человек детей. Она меня очень благодарила. Переписка потом прервалась, потому что адресов стало у меня очень много из разных концов страны.Очень много писем было из Сибири. Район поиска расширялся.
2.jpg
1.jpg

4.jpg

3.jpg

Кресты на могилах немецких солдат.
Я обратил внимание на интересную деталь: очень мало было убитых немцев, они попадались только на нейтральной полосе. Но зато попадались огромные немецкие кладбища. Немецкое кладбище - это холмики земли, на которых стоят деревянные кресты. Кресты были, в основном, привезены из Германии. Я, сколько их ни смотрел, везде даже есть клеймо - на обратной стороне выжжено или Гамбург, или ещё какой-то город, который изготовлял кресты. То есть немцы припасали кресты для своих фашистов. Четко виделась надпись, фамилия похороненного. Нужно отдать должное, учет погибших, конечно, немцами велся отлично. Прибит был номерной знак (одна половина знака отламывалась, вторая посылалась родным). Таких кладбищ в районе Мясного Бора находилось около девяти. Были кладбища и небольшие, по нескольку могил, но были и порядка нескольких сот захороненных человек. Немцы, конечно, шли на хитрость, потому что впоследствии, когда стали эти земли распахивать для посадки елок, обнаружилось, что в одной могиле с одним крестом оказывалось несколько похороненных. Очевидно, они хотели показать своим солдатам, которые приходили на эти места боев: вот сколько лежит русских, вот сколько - наших. Сравнение шло в их пользу, и об этом каждый фронтовик знает, что морально это здорово действует.
Воспоминания Орлова Н.И.
https://vk.com/voippk_plamya
 
ГЛАЗА

Если мертвому сразу глаза не закроешь,
То потом уже их не закрыть никогда.
И с глазами открытыми так и зароешь,
В плащ-палатку пробитую труп закатав.

И хотя никакой нет вины за тобою,
Ты почувствуешь вдруг, от него уходя,
Будто он с укоризной и тихою болью
Сквозь могильную землю глядит на тебя.

Автор: Юрий Семёнович Белаш (1920 — 1988)
 
Плен

Обстановка как в могиле:
Сырость, холод, полный мрак...
Ведь меня не хоронили,
Почему же здесь всё так?

Помню взрывы. Как солдаты
Поднимались дружно в бой.
Но не помню, чтоб лопатой
Холм нарыли надо мной.

Вот ботинки что прошиты.
Три гранаты. Два ремня.
Я живой или убитый,
Может ранило меня?

Крови нету. Нету боли.
Но не вижу солнца свет.
Лес шумит... А было поле...
Я в потерях или нет?

Каска рядом с головою,
Фляги чувствую стекло.
Непонятно- после боя
Сколько времени прошло.

Дни, года или недели...
Стоп. А это что?.. Сукно.
То клоки моей шинели,
Видно я лежу давно.

И винтовка. Спуск- на взводе..
Что-то вовсе не пойму:
Вещи все при мне, а вроде
Кем-то связанный, в плену.

Не могу никак подняться.
Всюду корни- там и тут.
" Не бросайте меня, братцы!"
Верю я- за мной придут.

2024

Автор: Олег Николаев
Добор поста:

4vM-AtLVBbs.jpg

"Почему-то осторожно обходим вокруг танка, осматриваем — люки закрыты. Под крылом пробоина.

— Совсем маленькая! — удивляется Сережа. — Даже палец не проходит.

— Подкалиберным ударили.

— Хорошо, что не большим.

— Этот тоже был не маленький. Но пострашнее большого. Стерженек прожигает броню.

Сережа поежился, будто этот самый раскаленный стерженек прошел сквозь его сердце. Я положил ему руку на плечо:

— Тебе, Сережа, не придется иметь с ними дело. Расти спокойно.

Осматриваю окрестность — нигде не видно никаких холмиков. А мне очень хотелось, чтобы оказалась могила, — все-таки можно поклониться праху. Ведь за этим мы и ехали сюда.

Трогаю люк механика-водителя. Закрыт изнутри. На башне люки тоже задраены намертво. Лезу под танк — аварийным люком в днище не пользовались.

А Марина встала как вкопанная и глядит, глядит на броню.

Спрашиваю у Сережи, всегда ли люки так были закрыты. Оказывается, всегда.

Невольно запускаю руку в карман куртки, где, бывало, носил свой ключ от танка.

Может быть, запасные ключи целы? Они обычно хранятся в ящике от инструментов. Но ящики на замке. Хотя открыть их ничего не стоит. Отстегиваю лом и подсовываю его под крышку, она отгибается, можно запустить руку.

Я не ошибся, один из запасных ключей оказался в ящике. Открываю башню, заглядываю внутрь. Покореженное железо, змейками свисают концы сгоревшей проводки, на самом днище светится белый порошок.

Снимаю пилотку. Извините, ребята, что потревожил ваш покой. Все равно он у вас долгим не будет. Придут еще тягачи… Металл потребуется. И забрызжет автоген.

— Что там? — сдавленным голосом спрашивает Марина. — Что вы там видите?

— Они погибли… Держались до последнего.

— Мне можно взглянуть?

— Можно. Но вы ничего не увидите.

— Вы же увидели?
— Может быть, вам все же не надо…

Но она уже протягивает мне руку, и я помогаю ей подняться на танк.

Смотрит на башню, нет ли на ней каких-нибудь знаков.

— А как узнать, кому принадлежала эта машина?

— Трудно… Пока невозможно.

Она горестно вздохнула и наклонилась над люком:

— Я ничего не вижу.

— Присмотритесь.

И вдруг она отшатнулась, опустилась на жалюзи, закрыла лицо руками и заплакала.

— Марина, может быть, это и не его танк.

— Не все ли равно!

Прежде чем захлопнуть люк, я еще раз заглядываю в башню. И мне показалось, что среди белого, как перемолотая вата, порошка что-то сверкнуло. Спускаюсь на днище и поднимаю — слиток. Но видно, что это был орден Красного Знамени. Марина взяла его в руки и, теряя сознание и обнимая башню, зарыдала."

Владимир Осинин. Повесть "Полк прорыва"
 
Да… даже не думал, что так сильно зацепит…. Вечная память героям!
 
ПОДСНЕЖНИКИ
7rONL_vZc6s.jpg


Оживляется зелень нежная,
И душою стремишься к ней-
Прорастают в лесу подснежники
Средь воронок и блиндажей.

Глазки синие, ножки-тросточки,
Появляются там и тут.
На солдатских священных косточках
Год за годом они растут.

Судьбы тяжкие в землю брошены,
Взор туманится, словно пьян...
Эти- к солнышку, сквозь Алёшеньку,
А под теми пропал Иван.

Скольких взяло ты, брани полюшко,
Пулю встретивших в час лихой?
Поклонился цветок Егорушке,
Что родных не омыт слезой.

Кто-то найден был, кто останется
Среди этих цветов лежать.
И потрогать их руки тянутся,
И погладить, а не сорвать.

И тропинок лесных полосочки
Вновь и вновь сюда приведут...
На солдатских священных косточках
Голубые цветы растут.

2022
С первым днём весны. Замечательное стихотворение. К сожалению автора не удалось найти.
 
Низкий поклон поисковику и писателю Геннадию Арбузову. Замечательный рассказ. Рекомендую к прочтению.

А ведь как хорошо начиналось. По заезду в лес, не переставали радоваться солнышку и весеннему теплу, выпавшему на конец апреля этого года. Прошлогодняя установка лагеря под порывами ветра с дождем и снегом, перетаскивание промокшего скарба, укладка на торфяной жиже бревенчатых настилов, установка под дождем палаток, вспоминался как дикий кошмар. Это по прошествии времени, оно воспринимается как веселое приключение, а в такие моменты выручает только опыт и осознание, что это необходимо сделать. Весной в новгородских болотах теплая и сухая погода редкий гость, да и лагерь поставить нужно пока лес не погрузился в ночную тьму с морозцем. Романтики хоть отбавляй, это я для тех, кто имеет представление о поиске, как о прогулке в лес. Прогулка эта начинается с того, как машина остановится на обочине трассы, откуда километра полтора – два до места, где предстоит ставить лагерь. Ты, еще в машине, переобулся в болотники, на тельняшку свитер, спецовку, а поверх плащ. Последний раз, оцениваешь из окна, разгул весеннего ненастья, всё, веселье начинается. С выдохом вываливаешься из тепла салона в это весеннее естество. Б-ррр, понеслось. Выгрузка на обочину дороги рюкзаков, сумок с провиантом, мешков с тентами, ведрами, клеенками, и через двадцать минут оставляя нас на произвол судьбы, машина, подмигнув теплым огоньком поворотника, с шелестом по сырому асфальту, мчится в цивилизацию. Оцениваешь количество скарба, делишь на число присутствующих, делаешь вывод - пять или шесть раза до лагеря и обратно. Ерунда - это не много, успокаивая, говоришь себе. Весенняя вахта открыта и романтическая карусель через поле, где местами ноги уходят в торфяной грунт по колено, началась. Я, ты, моё, твоё, на три недели превращается в мы, и наше. Выбираешь, из горы, рюкзак потяжелей, в руки сумки поувесистей и вперед. Пока есть силы, стараешься самое тяжелое утащить первыми ходками. После первой же ходки дождь уже не раздражает, то, что не промочило дождем, намокло от пота. Теперь на первый план выходят две вещи, первая – это не переусердствовать и, в пылу желания быстрей завершить начатое, не надорвать мышцы. Второе – не останавливаться, слишком велик риск, будучи сырым, простыть. Выбрав неспешный темп, как говорят "упершись рогом" веселишься по полной. Уже через полчаса в голове рисуется картина как, в сорок втором, по этим болотам солдаты несли снаряды, катили пушки, тащили все то, без чего невозможно воевать. Невольно, как в кино, сознание рисует мальчишек в ботиночках, увязающих между кочек этого болота. Им было многократно трудней, и осознание этого мне помогает. Со второй ходкой начинаю подбадривать себя песнями о войне, «Мы так давно, мы так давно, не отдыхали ….» ее сменяет волховская застольная «Редко друзья нам встречаться приходится, но уж когда довелось …». Через три – четыре часа, последние пожитки, ведра, лопаты, пакеты, добираются до места стоянки. Под, наспех, натянутым тентом уже разведен костерок, закипает кипяток, в дорожные стаканчики разлито лекарство, каждый сам выбирает, чем согреться. Плотным кругом у костра перекур, кто-то, разрывая заклеенный скотчем пакет, достает сухую пачку сигарет, звучит - Налетай на сухенькие. Предусмотрительно на вид достается аптечка, на случай если кто-то поранится и связка перчаток. Доедаются еще домашние пирожки и бутерброды, из отдающих в синеву губ, звучит довольное «Добрались!» и воспоминания за более суровые условия начала вахт.
Смотришь на это сборище - Промокшее, и дрожащие от лесной прохлады поисковики. Лесанутые, не вписывающиеся в нормы сегодняшнего дня люди, на бывшем поле боя, среди погибших солдат сорок второго года. И понимаешь – ты там, куда рвалась душа всё это время - к своим, к нашим. Туда, где находясь за сотни километров от дома, ощущаешь себя вернувшимся домой. У тебя, в этой сыри и холоде, на душе тепло и светло. Рассиживаться некогда, давай Брат, заводи свою шарманку, это за бензопилу, и по ходу воспоминаний, как на заре поиска, согревались двуручной пилой по кличке «Дружба», скинутые за бесполезностью промокшие плащи, начинаем штурм второго этапа романтического приключения, возведение лагеря. Рокот пилы, треск падающих стволов, стук топоров на обрубке веток, кто волоком, кто на плече, как муравьи стаскиваем необходимое для обустройства. Первые настилы под палатки для девчонок, у костра не просохнуть, нужно переодеться, им еще ужин готовить. Сырые, чумазые, соленые шутки, подколы. Вспоминаешь и улыбаешься, вроде это и не с тобой было.
Этой весной по заезду солнышко. Перетащив скарб, под песни дорожного радио, неторопливо поели, ремонт старых настилов не большой. Лагерь ставили, раздевшись до маек. Но радость за погоду была не долгой. На второй день небо заволокло тучами, и добродушный поначалу ветерок, набрав силу, вот уже какой день, сгоняет к нам дождевые тучи со всей округи. Противный дождь, пропустив на наше появление, мстит по полной.
Разгулом стихии нас не напугать, дождь не дождь, нашли останки, тент над раскопом натянули и работай. Но вот с результатами пока туго, сплошные доборы и настроения от этого не прибавляется. Всяко бывало, и работы под завязку, хоть домой не уезжай, и полное ее отсутствие довелось пережить. У моего читателя может сложится впечатление, что мы на каждой вахте по взводу подымаем. Вынужден огорчить, но отмечу, мы и малому рады, есть добор и уже не зря приехали. /добор - разрозненные останки/.
Три часа, расширяя раскоп во все стороны, рвем корни дерна. Останки мелкие, расположение хаотичное, большой кости, как говорят поисковики, нет. По всему выходит очередной добор. Да и удивляться особо нечему, вон по округе воронок сколько, Разрывали бомбы ребят на части, да раскидывали на сотни метров в стороны. Поди, собери через столько лет, когда руки в одной стороне, ноги в другой, остальное в третьей. От мерзкого, леденящего тело, ветра, в голову песня пришла, да и застряла, так и мурлычу себе под нос «Бьется в тесной печурке огонь». И каждую вахту один и тот же вопрос мозги на изнанку выворачивает: - Да как так? Кем быть нужно, чтоб в этих условиях воевать? Вон десять сантиметров земли сняли, а вода уже весь раскоп залила, какие тут к чертям окопы, какие землянки. Огонь, в тесной печурке, бьется – какие печурки, откуда им взяться? Из чего соорудить? Не на одной военной хронике не видел я, чтоб солдат печку с собой тащил. Для командования оно конечно было, а вот как простые сотни тысяч выживали? Не роботы же они, люди живые. Сколько лет копаю, советскую печку только однажды повидать довелось. Бочки, из-под горючего, в печки, переделанные, вот основная грелка. Только в землянке я ее с трудом представить могу. Куда дым? Откуда тяга? Сколько их нужно, что б всем согреться? Как-то в разговоре на эту тему, умник один мне пояснения дал – В обоз вся утварь солдатская сдавалась и следом за солдатами следовала. Вопрос он тогда еще, странный для меня задал: - Как я отношусь к солдатам которым в боях участвовать не довелось, а награды наравне с фронтовиками имеют? Я со вздохом головой покачал, спорить не стал. На шутку свел: - Никак, говорю, не отношусь, я после войны родился. Трудно объяснить невеже то, что между тем, как должно было быть, и как было, пропасть лежит. Ну, какие обозы, когда до глубокой осени сорок первого, отступать были вынуждены. А наступать начали, ветераны в один голос твердят, обозы эти, на десятки километров отстали. Как воевали, они рассказали, а вот как выжили, и у их самих ответа нет. Роботом нужно быть, чтоб такое осилить. Ну как? Сырому, голодному, месяцами на болоте зимой. Кем нужно быть, чтоб пережить это? А на вопрос за моё отношение к ветеранам позже отвечу.
Много за первые годы войны сказано, но, кого не послушаешь всё виноватых ищут. А если коротко, всё было просто. Не готовы мы к войне оказались. То, что война вот-вот начнется, от рядового, до главнокомандующего понимали и делали всё правильно, но слишком поздно оказалось. В приграничные районы основные силы были стянуты, оно и понятно, где, если не там врага встречать. Самолеты, танки, механизированные корпуса и солдаты. По маю 41-го численность армии с пяти до восьми миллионов увеличили. Тут и выяснилось, что этих обуем, оденем, вооружим, а на большее проблемы имеем. Что-то на складах, а что-то только на бумагах числится. Отмечу, что и эти три миллиона на половину обеспечить успели. На случай открытой мобилизации к западным границам начали свозить всё для обеспечения новых армий. И это правильно, не развозить же форму и оружие по районным военкоматам.
Мне иногда кажется, что события начала войны людям не известны. Слушая умопомрачительные высказывания, кричать хочется – Да чему вас в школе учили? Вы слышите, что говорите? Задумайтесь над сказанным?
Война началась с того, что немецкая авиация, разбомбив коммуникации, отрезала приграничные районы, от жизненного важного обеспечения, была нарушена связь между пограничными округами. Всё было рядом, но ничем воспользоваться возможности не было. У солдатских винтовок закончились патроны, у пушек снаряды, в технике горючее. Без малого пять миллионов мужиков остались с голыми руками против врага. Результат летней компании известен, шесть миллионов винтовок, из восьми имеющихся на складах, достались врагу в качестве трофеев, утрачено две трети военной техники, тысячи комплектов обмундирования и обуви, три миллиона плененных. Но, еще более страшным оказался факт, что одевать, обувать, вооружать вновь мобилизованных оказалось нечем. Опустошаемые склады дальневосточных и южных округов не покрывали и трети потребностей, а на то, чтобы они оказались на призывнике, требовалось время. Поэтому, когда говорят о солдате, обутом и одетом в гражданские одежды, за оружие, которое необходимо добыть у врага в бою – это горькая, но, правда. Не оцененный по достоинству по сей день Величайший подвиг ополченцев московских округов. Это они, своей смертью стали прологом грядущей Победы. Это они, встав на пути врага, как в 1812 году крестьяне с вилами против наполеоновской армии, отстояли Москву. Это благодаря их мужеству и отваге, отчаянному самопожертвованию, немецкое командование, увидев тысячи гражданских идущих в бой, доложило в ставку Гитлера о победе над регулярной Красной армией. Замедлив темпы наступления, немцы с иронией смотрели на, как им казалось, бессмысленные жертвы русских Иванов, не способные, что-либо изменить. Ополченцы ценой тысяч жизней, заставили врага поверить в свою окончательную победу, подарили время для организации обороны столицы.
Отвлекусь, но не могу обойти стороной подвиг ополченцев. Мужики тринадцати территориальных образований прибыли под Москву с целью, любой ценой не пропустить врага. Стране, на тот момент, нечего было им дать, не обуть, не одеть, не нормально вооружить. Очень схожее положение с солдатами в Волховском котле, которых мы подымаем. Ополченцам дали то, что было с военной базы не далеко от станции Лосиноостровская Ярославской железной дороги. Это была база трофейного, не стоящего на вооружении Красной армии оружия, которое на одну треть требовало ремонта. Как бы сегодня назвали, непригодного и устаревшего. Если брать поштучно, его вполне хватало на «вооружение» двенадцати дивизий, но что это за оружие, говорить не приходится. Винтовки от времен первой мировой, борьбы с интервенцией, конфликтов оз. Хасан, р. Халхингол, периода присоединения Бессарабии, северной Буковины. Пушки французского образца 1905 года, на которых не было прицельных приспособлений, отсутствие бронебойных и осколочных снарядов, в дивизии ополченцев поступили минометы - а боеприпасы к ним разных калибров, доставлялись снаряды к пушкам, которых вообще не было. Патроны к винтовкам разного образца в ограниченном количестве. Можно много говорить на темы как, и почему, но больше ничего не было. И это было лучше, чем совсем ничего. Не было самого главного – времени. Трагична и ужасна судьба героев ополченцев, задержавших врага под Москвой. Ужасна количеством жертв, несостоятельностью противостоять врагу, и трагична тем, что и сегодня эти тысячи, оставшихся неизвестными, мужиков, не удостоены должного почитания. От себя добавлю, я убежден, что именно ополченцы, отстояв Москву, являются самым ярким проявлением истинно народной, Отечественной войны.
По сей день, нет понимания того, что половина солдат погибли не в боях, а от невыносимых условий военного времени. Они умирали от голода, холода, болезней, отравлений, воспалений ран и гуляющих по фронтам эпидемий, сводили счеты с жизнью не находя сил терпеть дальше. Бой, был спасением от мучений, рассказывал мне один ветеран, достойно умереть, а не сдохнуть, околев в холодном окопе. Выползая с связкой гранат, из окопа, на идущий на нас немецкий танк, продолжил он, у меня не было желания кинув гранаты вернуться. Я не чувствовал не рук, ни ног, ни тела, была звериная радость скорого конца, завершения мучений, я полз под танк умереть. Бог не допустил. Раздался взрыв, меня оглушило, отбросило, и всего облепило чем-то вязким и теплым. Через какое-то время пришел в себя, мне жарко и нестерпимо воняет паленым мясом. Я лежу у горящего танка и горю, как и он. Произвольно начинаю тушить огонь руками и вижу, что я весь в крови и человеческих кишках, во всём том, что внутри нас. В ужасе хватаюсь за живот и понимаю не мои, а дальше в голову ударяет жуткая вонь, и я долго блюю от осознания, что эти внутренности моего товарища.
Мы очень мало знаем о солдате сорок первого и сорок второго года. Из воевавших в эти годы, с войны вернулись один на тысячу, да и те, в основной массе, служили в обеспечении. С войны возвратились призывы сорок третьего и позже. До нас дошла хроника лучшего, избранного, приукрашенного, постановочные кадры, задачей которых, было вселить в людей надежду. Но и они, если присмотреться, вопят жутью и безысходностью солдата. Мой дед счастливчик, инвалид вернулся в сорок четвертом и за первые годы говорил коротко – Это был ад. Приведу в пример воспоминания ветерана, призванного поздней осенью сорок второго. «До фронта добирались долго, сразу за Москвой в глаза кинулась картина пожженных деревень, на обочинах дорог разбитая техника, а ближе к фронту не захороненные труппы. Отчетливо помню свое первое попадание на поле бывшего боя. Нагромождение разбитой техники, вокруг которой ковер из трупов, как наших, так и немцев. Причем все немцы без ног. На вопрос, почему немцы без ног?
- Жить захочешь, узнаешь, ответил сопровождающий нас лейтенант. Жить мне хотелось и поэтому, я уже через две недели в составе целой группы, желающих выжить, отправился на поле былого сражения, где убитые немцы еще были с ногами. Мы бегали по полю и, переворачивая окоченевшие труппы, искали сапоги своего размера. Затем топором отрубали им ноги. Снять с труппа не порвав сапоги невозможно, поэтому мы их разогревали у костра и клещами, освобождали от прежнего владельца …». Напомню, что это события конца сорок второго, когда страна почти превозмогла самое тяжелое. Я не случайно прикладываю к рассказу фото, на котором бойцы форсируют Сиваш. Приглядитесь, они идут в ботинках. А это осень сорок ТРЕТЬЕГО, остальные разговоры лишены смысла. Возражающим, напомню, что солдаты с обморожением и загниванием конечностей на девяносто процентов умирали от заражения крови, а застуженные ноги сто процентов болезнь. Сапоги это не просто лучшее, что могло быть для солдата, это шанс выжить.
Вспоминаю как у северной дороги Мясного Бора, подымали солдатика в валенках. Их щуп сразу определил, а вот события массовой гибели в этих местах приходятся на весну 42-го. Каждый поисковик, найдя останки, старается понять картину гибели солдата. Оно и понятно, ты последний кто видит и может оценить обстоятельства, возможные причины, восстановить картину смерти. Тут и поза погибшего, и целостность останков, наличие пуль, осколков. Иногда сразу понятно, а иногда понимаешь это под самый конец эксгумации. Тогда, при останках не было пуль и осколков. Могло быть и сквозное ранение, смертельная пуля на вылет, но взяв в руки валенки, погибшего на болоте в апреле месяце, невольно думаешь за иное. В валенках, по весне, на болоте. Как так? Сапоги бы тебе братишка, может быть ты и вошел бы в число, шестнадцати тысяч, вышедших из этого котла. А те, кто вышли, кто прошел этот ад войны, кто они?
Вот вам мой ответ на вопрос - Как я отношусь к ветеранам? В который раз говорю сам себе – Это, простому человеку не под силу. Вы сверх человеки.
А сверх человека только боги.
 
нет слов, чтобы описать впечатления после рассказа. А сколько ещё они не опубликовали , ибо нет душевной возможности изложить свои чувства словами на бумаге…. Мой дед никогда не рассказывал про войну, а бабушка, когда что-то случалось, говорила: это ничего, лишь бы не было войны…
 
Окоп, воронка на воронке,
Ячейка, полная воды,
Лежат бойцы без похоронки
Среди безмолвной тишины.
Им ветер песни напевает,
Деревья листьями шуршат,
И солнца луч в ветвях играет,
Как много-много лет назад.
Они ушли, простившись с домом,
С аула, с хутора, с села,
На ратный бой во имя жизни
Отчизна-мать их позвала.
Как можем мы пахать и сеять,
Историю читать по книгам дураков,
Пока лежат в земле, политой кровью,
Останки наших дедов и отцов.
Поэтому берем мы щуп, лопату,
На пояс флягу с родниковою водой,
Не чувствуя усталости в работе,
Мы в прошлое уходим с головой.
Часами землю из окопов выбирая,
Порою, не стирая пот с лица,
Мы счастливы с тобой тогда бываем,
Когда находим смертник у бойца.
В нем имя, званье, год рожденья
Бойца, который воевал,
И по чьему-то упущенью
В войне Великой без вести пропал.
Он не один, десятки тысяч,
Лежать остались в тишине,
У той дорогобужской деревеньки,
Почти на безымянной высоте.

Игорь Михайлов, поисковое объединение «Долг», г. Вязьма

O9tdyFrBToc.jpg
 
Есть !!! Сжимаю в кулаке .
Волнение , радость – всё во мне в избытке .
С окисленной монетой был он в кошельке ,
Нехитрые солдатские пожитки …

Заполнен или пуст , гранёный бакелит ?
Быть может в нём обычные иголки .
А может имя павшего он до сих пор хранит ,
Того кого нашёл в лесной воронке .

Я колпачок рукой , со скрипом открутил .
Ну наконец то ! Трубочкой записка .
Солдата с той войны домой я возвратил ,
С пропавших без вести – вычеркнуть из списка !

С большим трудом , но всё же прочитали ,
Отправили родным короткое письмо .
Ведь где он , что с ним – с той поры не знали ,
Ни где убит , где похоронен – ничего .

Ты извини боец , что я на ты с тобою ,
Как будто рядом , вместе воевал .
Твоей трагической мы связаны судьбою ,
Не кости я , тебя я откопал …

Автор: Олег Челпанов

15 марта 1941 года Приказом НКО № 138 введены новые индивидуальные медальоны для военнослужащих в виде эбонитового пенала с пергаментными вкладышами, где указывались Ф.И.О., воинской звание, год и место рождения, адрес семьи.
g__o9vcI9Pk.jpg
 
Сверху Снизу