Из хроник блокадного Ленинграда А.В. Бурова

[tvi55]

10 ноября 1941 года (понедельник).

«Шесть раз город подвергался обстрелу. Первый снаряд разорвался в 10 часов утра, последний, 128-й,— около полуночи.

На территории Балтийского вокзала «приземлилась» сброшенная с парашютом тысячекилограммовая морская мина. Парашют затормозил ее падение и не дал ей уйти в землю. Место падения мины было тотчас оцеплено. К ней подошли двое — начальник подрывной службы МПВО Н. М. Лопатин и подрывник А. Г. Ильинич.

В мине оказалось три взрывателя: инерционный (ударного действия) и два часовых. Инерционный явно не сработал. Один часовой тоже не подавал признаков жизни. Но второй тикал, торопливо отсчитывая время, оставшееся до взрыва.

Николай Михайлович Лопатин и Александр Григорьевич Ильинич с вражеской морской миной встретились впервые. Два часа ушло на то, чтобы извлечь взрыватель с действовавшим часовым механизмом. Лопатин принялся отвинчивать прижимное кольцо инерционного взрывателя. Внезапный сильный удар опрокинул его навзничь. Взрыва, однако, не последовало. Ильинич бросился к Лопатину. Тот был без сознания, но вскоре пришел в себя. Виной всему оказалась амортизационная пружина. Распрямившись, она вытолкнула взрыватель, а тот ударил Лопатина в подбородок.

Долгих шесть часов подрывники находились рядом со смертью. Они обезвредили все три взрывателя.

790 килограммов взрывчатки, извлеченной из мины, пошли на нужды подрывников МПВО. Им нередко приходилось разрушать поврежденные, грозившие обвалом дома, рыхлить мерзлый грунт на торфоразработках, рыть с помощью взрывчатки братские могилы...

Никому уже не угрожавший корпус морской мины был выставлен для всеобщего обозрения как музейный экспонат».

 

[tvi55]

Из дневника семнадцатилетнего ленинградца Владимира Мантула

13 января 1942 года.

В отношении питания совсем плохо в городе. Вот уже месяц, как большинство населения не видит круп и жиров. Это очень сказывается на психике людей. Всюду, куда ни приглянешься, безумные взгляды на провизию... Сам же город приобрел какую-то неестественную пустынность, омертвелость. Пойдешь по улице и видишь картину: идет народ. Поклажа исключительно либо вязанка дров, либо кастрюлечка с бурдой из столовой. Трамваи не ходят, машин мало... Дым идет только из форточек жилых квартир, куда выведены трубы «буржуек», да и то не из всех. У многих нет даже возможности топить времянку за неимением дров. Очень большая смертность. Да и я сам не знаю, удастся ли пережить нашей семье эту зиму...

Хотя бы мать моя выдержала все эти лишения и дожила до более легких дней. Бедняга, тоже старается, выбиваясь из последних сил. Ну, а много ли их у 46-летней женщины?.. Ведь она одна, фактически, нас и спасает сейчас. То пропуск в столовую, то от себя урвет лишнюю порцию от обеда, чтобы прислать ее нам, то хлеба кусочек. А сама живет в холоде и голоде, имея рабочую карточку, питается хуже служащего. Неужели это все-таки долго протянется? Впереди еще два месяца холодов и голода. Позади 4-месячная блокада и голод. Это поистине нужно быть железным...

Очень хотелось бы дождаться теплой поры, когда не надо было бы дорожить каждым горючим предметом для печи, и уехать куда-нибудь в колхоз, помогать там создавать урожай для будущего года и создать бы, по крайней мере, такие запасы, чтобы обеспечить хотя бы нормальное снабжение приличным черным хлебом для всех жителей...

Ну, ладно. Надо, как видно, сейчас идти по воду. Вода замерзла абсолютно везде, и нести ее придется за 4 километра из колодца. В квартире не осталось даже капли воды, чтобы согреть чай. Чай! Как громко звучит это слово сейчас, когда рад и кипятку с хлебом! Пить же чай абсолютно не с чем. Нет ни одной крошки сладкого, и пить кипяток надо с солью. Единственное, чего у нас хватает,— это соли. Хотя в магазинах и ее нет, но у нас был небольшой запас — кг. около 2—3, и вот он пока тянется. Теперь хотелось бы написать письмо маме, как раз моя тетя идет к ней, но не знаю, стоит ли передавать его с ней. Она может его прочесть, а это весьма нежелательно.

Ну, что же, надо идти за водой... Мороз меня прямо страшит. Если дойду, то это будет великое счастье...

В. Г. Мантула — умер от голода 24 января 1942 года.