С. Качиони «О стрельбе пулей»
Все случаи пользования пулей на охоте можно свести, в сущности, к трем основным категориям:
1) стрельба накоротке крупного, крепкого и почти всегда опасного зверя (медведь, лось, кабан, тигр);
2) стрельба крупного или среднего по величине зверя на очень больших, исчисляемых многими сотнями шагов дистанциях (горные охоты на Кавказе, в Туркестане и т.д.);
3) стрельба крупных и средних птиц, а также мелких зверей, к которой относятся, главным образом, охоты на тетеревей и глухарей из лесной дичи, на уток, гусей и лебедей — из водоплавающей и на дроф — в степи.
В первом случае от орудия требуется прежде всего возможно большая убойность.
Во втором — дальнобойность в соединении с надлежащей меткостью и отлогостью траектории пули.
И, наконец, в третьем случае на первый план должны быть выдвинуты максимальная точность боя и малое разрушительное действие снаряда.
Соответственно этому, по предложенной С.А.Бутурлиным и могущей уже считаться общепринятой классификации, нарезное оружие для охотничьей пульной стрельбы делится на 1) штуцера, 2) карабины, и 3) винтовки.
Для специально же целевой спортивной стрельбы, как и для боевой, т.е. военной, употребляются почти исключительно именно карабины. Здесь необходимо лишь иметь в виду, что, по оговорке самого С.А.Бутурлина, во многих армиях карабином называют ту же принятую на вооружение модель винтовки, но только укороченную и облегченную для удобства пользования ею в некоторых специальных войсковых частях. Путать этого не следует, так как классификация многоуважаемого Сергея Александровича под разными названиями винтовки и карабина разумеет и совершенно разные же по своим конструктивным особенностям, а также и целям применения, типы оружия.
Все виды пульной стрельбы у нас мало популярны, а пользование нарезным оружием всех без исключения типов вообще было всегда и все еще остается крайне ограниченным, по сравнению с оружием дробовым, гладкоствольным.
Причины малой популярности каждого из перечисленных трех видов пульной стрельбы различны и, в частности, в отношении стрельбы штуцерной и карабинной легко могут быть установлены.
Штуцера, а, стало быть, стрельба из них, по самой цели своего назначения нужны только в редких случаях охоты на крупного и опасного зверя. Зверовых охотников тоже сравнительно немного. Кроме того, оружие это дорого и, значит, не всем и доступно, и, наконец, оно с успехом может быть заменено и действительно заменяется обыкновенными дробовиками, разнообразные типы пуль для которых в достаточной практически степени удовлетворяют главному требованию при этой стрельбе — убойности.
В отношении карабинов надо иметь в виду, что, с одной стороны, сам по себе круг охот, требующих применения карабина, крайне ограничен — и прежде всего даже просто географически: в огромном большинстве местностей СССР карабин фактически не нужен, и только на Кавказе, в Туркестане и некоторых районах Сибири и Дальнего Востока он может иметь смысл, как таковой, т.е. как оружие, дающее возможность точной стрельбы на расстоянии многих сотен шагов.
С другой стороны, — в дореволюционное время, по крайней мере, карабины были мало распространены еще и по причинам чисто политическим или, вернее, полицейским: разрешение, а тем более способствование сколько-нибудь широкому употреблению оружия, могущего быть использованным для боевых целей, — это, разумеется, отнюдь не могло соответствовать «видам» правительства, больше всего боявшегося вооруженного народа... По этой-то причине, между прочим, в старой России никак не мог привиться и развиться стрелковый спорт, не взирая на неоднократные попытки со стороны и отдельных лиц, и целых общественных организаций наладить устройство долевой стрельбы в широком, народном масштабе.
Таким образом, в отношении стрельбы пулей из штуцеров и карабинов, проследить причины ее небольшой распространенности нетрудно.
Но вот что касается малой популярности у нас винтовочной стрельбы, — под которой мы в данном случае разумеем только стрельбу из нарезного оружия малого калибра крупных и средних птиц на недоступных для дробовика расстояниях, — то причины этого явления установить много труднее. В самом деле!
По своим ценам оружие для такой стрельбы всегда было даже дешевле, чем обычные гладкостволки...
Ограничения в пользовании им являлись, в сущности, весьма незначительными, да и введены были лишь с начала девятисотых годов, а некоторые препятствия к широкому распространению «птичьих», так сказать, винтовок, в виде необходимости выполнения кое-каких формальностей для права покупки и хранения, при желании преодолевались и преодолеваются без особого труда...
Применение — и даже очень широкое — этот род оружия мог иметь на многих охотах и решительно во всех районах и местностях.
И, тем не менее, все же процент пользовавшихся винтовками и стрелявших пулей охотников, как был, так и остается крайне незначительным, исчисляясь немногими единицами!..
Это тем более странно, что желания у русских охотников добыть крупную сторожкую птицу всегда было сколько угодно. Остаются в полной силе эти желания и сейчас.
Но для удовлетворения их изобретались (и изобретаются и поныне) всевозможные средства к увеличению дальнобойности и дальноубойности все того же дробового выстрела: всякие парашюты и концентраторы, заливка и засыпка снарядов разнообразнейшими материалами, конструкция чудовищных ружей необыкновенных калибров и необыкновенного веса и, наконец, просто употребление колоссальных количеств пороха и дроби в обыкновенных двухстволках и калечение этих двухстволок и собственных плеч и скул.. И все это во имя того, чтобы получить желанную возможность стрелять весеннего глухаря на сто шагов, а весеннего или осеннего гуся — на немыслимые для дроби пятьдесят «сажен»...
И только едва ли один охотник из сотни, а то и тысячи, решается, вместо всех этих и опасных, и малополезных для дела опытов с оружием и зарядами, просто... научиться стрелять пулей!..
А, между тем, применение пули на охоте бесконечно разнообразно и дает наслаждение, какого никогда не доставит дробь любого из существующих номеров!
В лесу то и дело приходится видеть или сидящих тетерева или глухаря, к которым никак не подойти на узаконенные 50-70 шагов, или даже козла, а то и лося, которых можно было бы взять при наличии пули и уменья пользоваться ею...
На воде — гусь и лебедь, и даже хорошая кряковая, так часто не слетающая, спокойно сидя в ста шагах от берега, — все это великолепная и очень благодарная цель для винтовки или нижнего нарезного ствола у тройника...
В степи — дрофа, журавль, стрепет, а то и кумушка-лиса сплошь и рядом дразнят жадные взоры охотника на дистанции в 150-200 и далее шагов, когда о дробовом выстреле нечего и думать, а с винтовкой при условии даже весьма среднего уменья стрелять пулей все они могут считаться почти что в сумке охотника...
А всевозможные, подчас очень редкие пернатые хищники, украшающие собой сухие деревья в лесу или верхушки стогов в степи и на поле?
А журавли, разгуливающие на горохе или чистых недоступных болотах?
А пеликаны и кеклики, столь обычные по каспийскому побережью, и даже фламинго там же?
А...
Впрочем, можно ли исчерпывающе перечислить все те интересные трофеи стрелка пулей, которые никогда почти не бывают трофеями дробового стрелка?
Если каждый охотник, — где бы он ни жил, — добросовестно припомнит хотя бы последний только десяток своих охот, то с той же добросовестностью он должен будет признать, что едва ли не на каждой из них был — и подчас и не один! — случай, когда пуля немало увеличила бы и удовольствие охоты, и тяжесть ягдташа...
Но... пули не было, как нет ее и сейчас у большинства охотников, хотя целый ряд охот и способов ее требуют, в сущности, именно пули, а не дроби.
Ведь, вся весенняя охота, например, может быть проведена с одной даже пулей, — кроме тяги, само собой разумеется!..
Осенью, при охотах с подъезда на тетеревей и из шалаша на них же, при охотах на глухарей на осинах и лиственницах, при охоте на дроф с подъезда и подхода и даже при охотах на пролетных гусей и лебедей на больших озерах и по пескам больших рек, — во всех этих случаях винтовка может оказать пользу во много раз большую, чем дробовик.
И только на охотах с легавой, на пролетах и перелетах да на облавах и охотах с гончими нельзя обойтись без дробовика. Но и здесь наличие нарезного ствола никогда не будет лишним.
В чем же дело? Почему при всех тех возможностях, какие дает пуля, так редко приходится видеть пользование ею на охотах?
Едва ли не главной причиной этого является, в конце концов, ни на чем не основанное, почти нелепое, можно сказать, но, к сожалению, широко распространенное и вкоренившееся предубеждение о необычайной трудности пульной стрельбы. Общепринято думать, что искусство стрелять пулей доступно только весьма немногим избранным, обладающим прирожденным для этого талантом... Что для этого необходимы какие-то особые физические и чуть ли не психические данные... Что, словом, стрелком пулей надо родиться и ни в каком случае нельзя сделаться!
В противоположность этому, кстати уж сказать, полагают, что стрельба дробью несравненно легче, что дробью может стрелять — и даже хорошо стрелять — всякий, что никакого таланта для этого не требуется, и достаточно только надлежаще частого упражнения, чтобы постигнуть это простое искусство в совершенстве. Разумеется, это — глубокое заблуждение! Необходимо категорически заявить, что в действительности дело обстоит как раз наоборот!
Если уж говорить о врожденном таланте, то скорее рождаются именно стрелки дробью. Ибо эта стрельба требует некоторых природных данных, которых не в состоянии подчас заменить даже усиленная тренировка. И поэтому прекрасные в настоящем смысле этого слова стрелки дробью сравнительно очень редки. Как редки вообще всякие таланты, в какой бы области они не проявлялись... Необходимость чрезвычайно быстрого, чтоб не сказать — мгновенного учета целого ряда сложных обстоятельств, в связи с соображением направления полета птиц, скорости этого полета, влияния ветра на него и на движение дробового снаряда, далее — определение в пространстве той точки, которую необходимо покрыть центром снаряда, чтобы захватить им птицу, и, наконец, — координирование восприятий зрительных с приказаниями волевых центров и соответствующими мышечными движениями в течение подчас немногих только долей секунды, — все это, составляя в совокупности своей подлинное искусство стрельбы дробью, доступно в совершенстве только действительно немногим избранным, обладающим от природы нужными данными.
Стрелки пулей, в противоположность этому, не рождаются, а как раз делаются, потому что соответствующей школой и тренировкой вполне может быть достигнут тот средний для успешной охоты уровень стрельбы (но, конечно, не постановка каких-либо мировых или иного даже масштаба рекордов на состязаниях!..), который не требует от стрелка никаких особых природных данных: ни необыкновенной зоркости, ни сверхъестественной твердости руки. Зрение, если сила его ниже среднего уровня, с успехом исправляется соответствующими оптическими приборами, начиная с простых очков, а недостающая твердость руки с еще большим успехом компенсируется различными упорами, пользованием погонным ремнем и т.п.
Короче говоря, при теперешнем состоянии оружейной техники и при небольшой сравнительно тренировке убить тетерева пулей на 125-150 шагов несомненно много легче, чем осеннего вальдшнепа в кустах дробью из двухстволки.
Однако, стрелка, бьющего таким образом тетеревей, многие у нас готовы добросовестно считать едва ли не конкурентом легендарного Телля, а о стрелке, бьющем чуть ли не каждого бекаса или вальдшнепа, ограничиваются коротким упоминанием, что он «недурно стреляет».
Такова характерная для русских условий несправедливость.
Опыт Америки и основанный в значительной своей части на нем опыт многоуважаемого Владимира Яковлевича Генерозова, столь деловито и практически изложенный в следующей за этими строками книжечке, показывает, что неплохой стрелок пулей может быть выработан буквально из каждого человека — секрет такой выработки таится только в надлежащей методике, т.е. школе, и правильной и систематической тренировке.
В подтверждение приводимых дальше Владимиром Яковлевичем данных позволю себе сослаться еще на один живой, так сказать, пример совершенной правильности изложенных им положений.
Автор настоящих строк в смысле остроты зрения и твердости руки является безусловно человеком даже ниже среднего уровня: он близорук, и притом еще с разной силой зрения правого и левого глаза, и что касается твердости руки, то пронести наполненный стакан на протяжении, скажем, десяти шагов является для него почти невыполнимой задачей... И, тем не менее, эти, казалось бы, в достаточной степени неблагоприятные обстоятельства не помешали ему после годовой тренировки в стрельбе пулей не только делать 92 очка из возможного максимума в сто очков, но и взять, в конце концов, второй приз на всероссийском чемпионате винтовочной стрельбы в 1916 году. Те же природные данные — или, вернее, отсутствие соответствующих природных данных! — не мешают ему всегда, при всяком удобном случае, пользоваться пулей на охотах с успехом, доставляющим несравненно большее наслаждение, чем даже самая удачная стрельба дробью...
Положение о том, что всякий охотник может с успехом стрелять пулей, является положением безусловно правильным.
Частая необходимость в пуле на всех почти охотах, равным образом, неоспорима.
Никаких препятствий к пользованию охотничьим нарезным оружием теперь, когда так широко развивается специально-целевая спортивная стрельба пулей, нет.
А основные практические указания для самообучения пульной стрельбе каждый охотник найдет в настоящей книжечке Вл. Як. Генерозова.
И нужно надеяться, что все это, вместе взятое, рассеет, наконец, существующее предубеждение широких охотничьих масс против пульной стрельбы именно на охоте, — и тогда многие и многие русские охотники, обзаведясь нарезным оружием и научившись стрелять из него, поймут, что их наслаждение охотой было далеко не полным, пока пуля не употреблялась ими так же часто, как и дробь.
Тогда же, кстати сказать, будет усвоена ими и давно уже несомненная для автора настоящих строк другая истина: что двухстволка и винтовка порознь — только части того настоящего целого охотничьего ружья, каким по справедливости является тройник с телескопическим прицелом, делающий охотника истинным господином всего живого в лесу, в степи и на воде одинаково...