msmgd
Участник
- С нами с
- 12/10/15
- Постов
- 543
- Оценка
- 163
- Живу в:
- Магадан
- Для знакомых
- Сергей
- Оружие
- МР155
- Собака(ки)
- Нет
Паяльник и Фельетон
Человек, прочитавший в заголовке эти два рядом поставленныхслова, может удивиться. По элементарной логике, электроинструмент и ироничнаяработа литератора – вещи несовместимые. Но в жизни всякое бывает. Иногда нам нарадость они совмещаются. Но только при одном условии - оба эти слова являютсявторыми кличками двух собак. Они много лет были нашими спутниками и помощникамна нелегкой охотничьей тропе. С подачи отца я заболел охотой. С возрастомболезнь прогрессировала и даже повлияла на выбор профессии. Выздоровления ненаступило, болезнь спряталась глубоко внутри. Даже сейчас, в зрелом возрасте,наиболее сильные приступы болезни происходят весной, когда в лес тянет снепреодолимой силой.
На самом деле собак звали Рябка и Филя. Оба они появились внашей семье, вроде бы, случайно. По словам матери, Рябку принес нам соседскиймальчишка Олег.
- Дядя Лева, вы же на охоту ходите, возьмите щенка. Этопомесь лайки с овчаркой, - гордо сообщил он отцу.
По его мнению, стоячие уши и хвост кольцом уже говорили обэтом. Как оказалось, отец в тот момент искал щенка. Чем-то он ему понравился, ипесик остался у нас. Рос он быстро и превращался в мощного пса, внешне плохонапоминая лайку. Огромные стоячие уши на голове были от овчарки; высокие, как удога, ноги несли мощное крепкое сухое тело. Из всех мастей, существующих вмире, ему досталась черно-белая. В окрасе все-таки преобладал белый цвет,только на спине и боках разместились два очень больших черных пятна. На морде иушах они были поменьше. Ушами Рябка мог шевелить по-разному. Эти два локатора,непропорциональные по отношению к размерам головы, поникали параллельно земле,когда он был наказан. Тогда на морде уже взрослого кобеля, весом околошестидесяти килограммов, возникало выражение обиженного слоника. Рябканастороженно водил ими, прислушиваясь к доносящимся из леса звукам. Держалсяпес всегда, как бы стесняясь своих недюжинных габаритов. Забавнее всего этосмотрелось в тесном пространстве машины. Когда стал взрослым, соседскиеребятишки запрягали его в санки, и он с удовольствием катал их под восторженныекрики.
Рябка вырос настоящим интеллигентом. Особого вниманиядостойна картина принятия им лакомства. Кусочек сахара, конфету или что-либодругое он всегда предельно аккуратно брал только резцами, стараясь не прикуситьруку дающего. Своим поведением и манерами он напоминал вышколенного официантаэлитного ресторана, стремящегося предугадать любое желание клиента. Особеннобыли красивы светло-коричневые и преданные глаза этого чуда природы - лайко-дога-овчароида.Они были умны, изучали и оценивали мир с достоинством и без хитринки. Но в лесуРябка превращался в зверя. Он становился хитрым, настойчивым и беспощадным. Вовзгляде появлялась злоба и решимость. С кем мог, справлялся сам, делал этобыстро и безжалостно. Утром мог принести к домику рыжего колонка и с ирониейпоглядывать на меня, как бы говоря:
- Вот, сходил погулять. Прихватил по случаю…
Свое второе имя – Паяльник - пес получил случайно. Произошлоэто после завершения сборов на охоту, когда мы с отцом запускали собак вмашину. Рябка держал в зубах недоеденный кусочек и вместе с ним прыгнул внутрь.Лакомство было ему так дорого, что он наотрез отказывался с ним расставаться.Пес с трудом устраивался в тесном пространстве “Нивы “.
- Чего ты носишься с этим куском, как с паяльником? - жесткосказал отец. Пес сложил уши, примостился и лег, но ничего не бросил. Почемуименно с паяльником, так никто и не понял. Но за Рябкой прочно закрепиласьвторая кличка - “Паяльник “. Как ни странно, он отзывался и на нее, но в егоглазах читалось:
- Кто же вас после этого умными-то назовет?
Нужно упомянуть о голосе, которым создатель наделил Рябку.Сказать, что он звучал как простое “ГАВ-ГАВ “ было кощунственно. Когда песначинал кого-либо облаивать, его было слышно издалека. Это был даже не лай, этонечто, похожее на звук иерихонской трубы, сотрясающей воздух. Он одинаковоазартно облаивал и любопытную белку, и хитрющего соболя. Нечто особое - это егоголос по перемещающемуся лосю, изюбрю или косуле. По ним шел как хорошийгончак.
Еще через год у нас появился другой герой. Щенкувосточно-сибирской лайки было около двух месяцев. Повадками он напоминалртутный шарик черно-бело-серо-пегой масти. Он был мелковат в рамках стандартапороды. Основной цвет шерсти - черный. На шее и груди расположилось белое жабо,черную мордуленцию украшала белая, абсолютно симметричная маска. Небольшиекрасивые пропорциональные ушки украшали его умную голову. Над лукавыми ихитрющими глазами располагались два белых пятнышка. Лапы украшали серо-охристыечулочки.
Щенок показал себя редкостной язвой. Подвижен, хитер, иногдане в меру нагл и кусач. Это чрезвычайно редко в поведении лаек. Ужетрехмесячным щенком перекусал всех, кого смог. Кусал больно, благо строениезубов позволяло ему это делать на бис. Слушался отца, когда ему это былоудобно. Пес рос сверхподвижным, любопытным, великолепно сложенным. Лукавыебесенята сидели в глазах и оттуда только наблюдали за миром. Жили они в душепса, которого родители назвали Филей.
В глазах читалась постоянная готовность к пакости илихулиганству. Он многократно прикусывал за руку отца и маму, угощавших егочем-либо вкусным. Со стеснением и скромностью он не дружил. Повзрослев, песпревратился в красавца-повесу с замашками дуэлянта. Страх перед собаками емубыл не ведом. Я часто наблюдал, когда напавший матерый пес гораздо большихразмеров получал нескольких правильно поставленных и направленных укусов. Послечего удирал с визгом, поджав хвост. Особенно страдали соседские коты. Он ихпреследовал и облаивал, где и как мог. Больше всего маме не нравилось, когдапреследование любимых котов Филя вел на огородных грядках. В отличие от Рябки,лаял Филя звонко, но как-то лукаво и без особого азарта. Об интеллигентностиздесь говорить просто неуместно.
Кличку “Фельетон” он получил от отца по совокупности веселыхособенностей характера. Я же присвоил ему третью кличку – Гнусик, от слова“гнус “. Пес отзывался на все три. Вот такое сочетание льда и пламенипоселилось у нас в доме. Жили собаки в одном вольере, только в разных будках.Жизнь рядом сделала собак единым целым. В итоге получился забавный собачийдуэт, со своим распределением ролей. Выход на прогулку этого дуэта напоминалувольнительную королевских мушкетеров из места расположения. В силу своегосклочного характера, драку с собакой, вне зависимости от ее размеров, затевалФельетон. Паяльник невозмутимо наблюдал со стороны за происходящим. Еслизачинщик не справлялся сам, тогда всей своей мощью подключался «маленький»Паяльничек. Его габариты решали все, и я не знал случаев, чтобы этотэлектро-литературный дуэт проиграл схватку. Местоположение собак в ночиотслеживалось по голосам подзаборных шавок, лай которых перемещался вслед запродвижением хулиганского дуэта. В незавидном положении вновь оказывались коты,которых собаки заставали на земле. Они ведь на охоту ходили и воспринимали ихкак пушных зверей. Выходя из дома ранним утром, можно было наблюдать картинку -возле крыльца лежат засыпанные ночной порошей собаки с парой трофеев.
- Мы же на охоту сходили, добычу принесли, - говорили ихтакие разные глаза.
- Ну вот, придется опять проставляться соседям, - думал япро себя, потрепывая довольных псов.
Полевые уроки.
Знакомство с капканами.
Любая охотничья собака, попадающая на капканный промысел,должна уяснить, что установленный капкан для нее - смерть или нечто, близкое кэтому. Ни при каких обстоятельствах твоя собака на путике не должна лезть вдомик, чтобы украсть приманку или спустить настороженный в след капкан, рискуяостаться калекой.
Первые уроки поведения возле капканов обоим псампреподавались с интервалом в год. Все происходило рядом с зимовьем, стоящим навысоком берегу чудесной речки Арби. В переводе с эвенкийского – Большая дорога.
В тот год мне пришлось добираться до зимовья пешком за 18 километров вкомпании с Рябкой. Марь* еще не промерзла ,что создавало дополнительныетрудности в движении с тяжеленным рюкзаком. Для годовалого щенка это была егопервая охота. Незабываемо, как этот юный слоник в собачьем обличье, весом ужеоколо полуцентнера, жалобно скулил, опустив уши. В интеллигентных глазах застылужас. Это песик боялся перейти по льду ручей, который мог перемахнуть в двапрыжка. Я взял его на короткий поводок, поглаживая и, успокаивая, помог емупреодолеть этот первый для него ледяной барьер. Пес не хотел идти, неуклюжепереступал по льду своими мощными лапами. В итоге общими усилиями ручей былпреодолен. На следующий день пришлось преподавать уроки хорошего тона накапканном промысле. Подобрал капкан-единичку с ослабленной пружиной, которыйуже нельзя ставить даже на белку. Годен он был только для таких уроков. Возлеберезки рядом с зимовьем соорудил шалашик, подвесил приманку и насторожилкапкан, присыпав его сухими листьями. Сам вернулся в домик и занялся егообустройством. Прошли не более пятнадцати минут, как на улице раздалсяобиженный собачий визг.
- Ну вот, воспитательный процесс начался, - подумал я просебя и вышел на улицу. Ножом срубил сырой прутик из карликовой березки инаправился к собаке. Рябка сидел возле разрушенного шалашика, лапа была зажатакапканом, который он мог при желании сбросить одним движением. Глаза были полнывины и неподдельного испуга. Уши были сложены параллельно земле.
- Ну что, дружище, приехали? - сказал я и сильно хлестнулпса сырым прутиком. Он взвизгнул и виновато опустил голову, ожидая продолжениянаказания.
- Нельзя!!! - со злобой подал я команду, показывая наразрушенный шалашик и капкан. Пес поднял голову. В глазах уже не было испуга.Там я прочел понимание. Мощная лапа Рябого была освобождена из капкана. Онотряхнулся и ушел в свою будку. Вновь настороженный капкан стоял еще три дня.Рябка усвоил урок с первого раза.
С Филей все было иначе. Мне это рассказал отец, которомупришлось тренировать эту маленькую заразу. Капкан стоял возле той же березки. Втечение часа отец ловил Фельетона раза четыре. Он попадался за обе передниелапы и даже за одну из задних. Во всех случаях он успевал съесть приманку иполучить хорошую порцию чувствительных розог. Он прекрасно понимал, что от неготребуется, но в силу природной вредности изобретал способы добраться доприманки. Пес был не голоден, просто развлекался с элементами мазохизма. Урокусвоил хорошо, но, будучи уже опытным охотничьим псом, он сохранял тягу кщенячьим шалостям.
Года через два в один из дней мы пересекали один из острововна Арби. На нем стояли могучие ели, глянув на верхушку которых, можно потерятьшапку. Снега под ними практически не было. Под одной из таких елей стоялкапканный шалашик из еловой коры. Приманка была подвешена медной проволочкой нажердь, под ней стоял капкан. Пес ушел вперед и я не видел его минут пятнадцать.Я, не спеша, тихо двигался по острову, ведь в протоке в конце острова оченьчасто держались рябчики. До шалашика я не дошел метров тридцать, и здесь увиделФельетона. Эта бестия сидела возле шалашика и внимательно изучала егоустройство. Мне стало интересно, что он будет делать дальше, и я укрылся затолстой елкой. Пес лапой ударил по первому куску коры. Ударил не снаружи, аизнутри. Еще один удар и пес получил свободный доступ к приманке, чем иблестяще воспользовался. Удар лапой освободил ее от проволоки, и кусочекбеличьей тушки стал добычей сообразительного пса. Я дал ему погрызть и съестьбелку, потому что он должен был получить свой приз за сообразительность, но иодновременно наказан.
- Филя, ты что делаешь, сучья твоя морда?! - заорал я,выбегая из-за елки и направляясь к виновнику, по дороге добавляя более крепкиевыражения.
Пес отреагировал мгновенно - отпрыгнул назад, но убегать нестал. Он лег на землю, распластавшись по ней, и пополз мне навстречу.Виноватые, но лукавые глаза были устремлены на меня. Меня начал разбирать смех.Нельзя равнодушно наблюдать подхалимаж этой хитрющей бестии. Он подполз к ногами уткнулся мордой в мой ичиг.* После такой выходки Фельетона наказание былосимволическим – я просто легонько шлепнул его по хитрой черной морде. Пес сразуже вскочил, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, отбежал к выходу на речку. Онпрекрасно знал, что мне нужно привести в порядок шалашик, и насторожить капкан.
Немного о любви к пушным зверькам
Первое знакомство с колонком, небольшим представителемкуницеобразных, стало для Паяльника памятным. Оно состоялось в его первыйохотничий год, когда для него многое было в диковинку. Я возвращался заочередной партией груза на Обку. Это небольшая заимка, стоящая рядом с трассой.По дороге проверял установленные ранее капканы. Было еще время чернотропа. Подороге Рябка нашел мне пару белок. Облаивал азартно, пытаясь взбираться надерево. От этой дурной привычки его пришлось вежливо отучать. До Медвежьегоключа оставалось уже немного, и мы входили с мари на участок дороги, проходящейпо лесу. Двигались метрах в тридцати друг от друга. Вдруг он остановился,внимательно посмотрел в сторону установленного капкана и принюхался верховымчутьем. Не дожидаясь команды, он кинулся к разрушенному шалашу с нарастающейскоростью. Буквально через секунды раздался жалобный собачий визг, и напаяльничьей морде появилось большое рыжее пятно.
Я понял, в чем дело и бегом бросился на выручку собаке, находу надевая суконные рукавицы. Картинка была грустной. Тремя свободными лапамив собачью морду вцепился здоровенный колонок. Он отчаянно шипел и довольнобольно кусал ошарашенного Паяльника. Тот визжал по-щенячьи, пытаясь лапамисбить нахала, и мотал головой. Нужно было срочно выручать друга – левой рукой врукавице я поймал Рябку за загривок, правой схватил его противника за грудину,пытаясь сжать сердце. На Рябкино счастье мне это удалось сразу же. Япочувствовал затухающее биение колоночьего сердца. Секунд через тридцать зверекослабил хватку, и я освободил скулящего пса от когтей этой рыжей бестии…
Он отпрыгнул в сторону и на мгновение застыл на месте. Мордабыла вся в крови, но глаза не поранены. И эти глаза меня поразили. Они налилиськровью, как знак пробудившегося зверя. Пес сделал длинный и высокий прыжок,пытаясь забрать у меня уже уснувшего колонка. Короткий шаг в сторону не дал псуосуществить его замысел. Я сам подошел к нему, взял в руки добычу и далприкусить его за головку. Вот здесь Рябке изменила его природнаяинтеллигентность. Он вместе с колоночьей головой прикусил мою руку. В глазахпо-прежнему жил, но начинал угасать зверь. Я не стал наказывать пса за укус, апотрепал по окровавленной морде, нашел в рюкзаке тряпицу и протер укусы.
Пес был добр, но память у него оказалась очень хорошей. Урокон усвоил надолго. Отныне, с кем бы он не ходил на охоту и видел свежий следрыжего врага, в его голове срабатывала память, глаза наливались кровью, и онпереключался на поиски врага. Практически всегда он находил рыжего – еслизагонял на дерево, то все заканчивалось выстрелом из малокалиберки, еслидогонял на земле – придавливал и приносил добычу сам, с удовлетворением бросаяее к ногам хозяина. Бывало, что загонял под корни деревьев, тогда недовольноворча, он пытался копать землю или грызть корни. Здесь все было просто - забитьотнорки и поставить пару капканчиков. Наутро забрать рыжего. Эти недобрыечувства к колонкам пес сохранял многие годы - даже превратившись в зрелого пса,он не забыл порванной морды.
Неожиданный трофей.
Остался в памяти один эпизод, участниками которого довелосьбыть нам с отцом и собакам. В очередной заезд на зимовье мы поехали объезднойдорогой. Я сидел на переднем сиденье, в ногах стояли заряженные малокалибернаявинтовка и вертикалка ТОЗ-34 .
-Батя, помнишь, когда выезжали этой дорогой, здесь былиследы коз?- спросил я отца.
-Было бы неплохо с ними увидеться. Больно хороши в бульонекозьи ребрышки, - мечтательно сказал отец. Мы неспешно ехали, наблюдая за придорожнымпространством. Вдруг впереди машины, метрах в сорока я увидел четырех убегающихкосуль. Их белые зеркальца замелькали в ольховнике.
-Батя, стоп!! Козы!! Выпускаем собак!! – на одном дыханиивыпалил я.
Отец отреагировал мгновенно, «Нива “ остановилась каквкопанная. Я вылетел из машины, открыл заднюю дверь. Два пружинистых теламолниями вылетели наружу. Они уже поняли, что мы заметили дичь.
-Ряба, взять!! – скомандовал я и показал псу направление. Онсразу увидел удаляющихся коз и ринулся в погоню. Я же быстро перезарядил ружьепатронами крупной дроби №000 в контейнере.
Следом за Паяльником в погоню бросился Фельетон. За стартомдуэта без улыбки наблюдать было нельзя. Один прыжок Рябки от Фильки требовалдвух. Рябка ушел в отрыв сразу и исчез из виду. Изредка подавал голос, как быговоря:
-Вижу. Преследую. Ждите.
Я отходил от машины в готовности к выстрелу, твердоуверенный в том, что собаки развернут косуль и нагонят на выстрел. Слышалисьмогучие взлаивания Рябого и тонкое потявкивание Фильки. По голосам собак японял, что псы разворачивают косуль на нас. Напряжение нарастало. И вот поправой стороне дороги метрах в сорока показалась косуля, стремительнымипрыжками уходящая от погони.
- Ну и ладно. Мы и этому рады, - подумал я про себя.
Пытаюсь поймать цель между деревьями и делаю первый выстрел.
Промах!!! Вторым выстрелом ловлю косулю в верхней точкепрыжка. Приземлялась она, уже кувыркнувшись через голову.
Красиво!!!- похвалил меня отец.
Косуля упала рядом с дорогой, и мне было необходимо отнестиее для разделки подальше в сторону. И здесь появился Рябый. Это вновь былзверь, поглощенный погоней. Он подбежал к лежавшей без движения косуле и однимдвижением вырвал часть горла вместе с шерстью. Пришлось вмешаться. Я подошел ктрофею, поднял на плечи и направился в лес. Попытка сделать шаг не удалась, каки последующая.
-Неужели так ослаб, что не могу двигаться с косулей наплечах,- подумал я про себя и обернулся. Был повод удивиться – Рябка взялзубами козью голову и невозмутимо сидел на месте.
- Рябка, нельзя, - жестко скомандовал я.
На меня смотрели дикие злобные глаза. Повиновение в них непросматривалось.
Я развернулся и восстановил порядок легким пинком. Толькотогда пес понял, что делает глупость, и отпустил козью голову. Я ушел в лесметров на тридцать, оставил добычу у дерева с невысоко торчащим толстым сучком.Сам вышел на дорогу, снял ружейный ремень и вернулся назад. Только сейчаспоявился запыхавшийся Филька. Он, не раздумывая, бросился к лежащей под деревомкосуле. Ряба отреагировал мгновенно. Едва не сбив меня, он подлетел кнапарнику, ударил грудью и отогнал его от косули, которую считал своей добычей.Филька был умен и хитер, чтобы драться с Рябкой. Ведь он определил расстояниеметров десять, ближе которого Филе воспрещалось подходить к косуле. Попыткипересечь эту границу натыкались на недоброе Рябкино рычание.
-Зачем драться и рычать, ведь все равно хозяин угоститвкусненьким, - подумал он и лукаво глянул на продолжающего рычать Рябку. Затемвернулся к машине и демонстративно улегся рядом. Привязав ружейным ремнем зазадние ноги, я подвесил трофей на толстый сук. Разделка не заняла много времени- очень быстро мясо оказалось отдельно, все остальное отдельно. За работу псыбыли вознаграждены половинкой легкого. Первым заслуженное лакомство получилРябка. Он с достоинством принял еще дымящийся кусок. Лукаво взглянув на меня иРябку, свою долю получил и Филька. Бесенята в его глазах вновь проявили себя иговорили:
-Ребята, давайте жить дружно.
Мы погрузили в машину мясо, в шкуру завернули часть ливерадля собак и на приманку.
-Ну что, день уже удался. Поехали дальше,- сказал отец,усаживаясь в машину.
Перемазанные свежей кровью псы походили на двух насытившихсяживой кровью вампиров. В машину на этот раз они садиться отказались. Ихпоглотил охотничий азарт – и они ушли вперед машины…
Несчастная белка
В один из ясных, солнечных и морозных охотничьих дней мне ссобаками предстоял длинный путь в верховья Арби – не менее восьми ходовыхчасов. Заходили мы левым берегом реки с обследованием трех ключей, проверкой иустановкой капканов и петель. В устье первого ключа удалось пострелятьрябчиков, в устье второго нашим трофеем стал попавший в капкан красавец соболь.День складывался удачно, охотиться по тихой морозной погоде в зимнем лесу, даеще по пробитому путику одно удовольствие. Собакам долго не удавалось никогонайти, чтобы огласить округу звуками иерихонской трубы в исполнении Паяльника илукавым лаем Фельетона. По лесному визиру из дальнего ключа спускались в поймуАрби. Здесь погрузились в высокий и густой ельник. В нем даже ярким солнечнымднем сумеречно. Собаки ушли вперед, сгорая от желания найти добычу – скучноведь.
И вот началось. Первым голос подал Рябый. Лес ожил, воздухзавибрировал от звука азартного лая. Буквально сразу же раздалось лукавоепотявкивание Фельетона. Я наслаждался этой чудесной охотничьей музыкой и бегомбежал на лай. Он продолжал доноситься с одного места. Увидел псов, смотрящихвверх на высокую елочку. Глянул вверх и увидел белку, сидящую возле ствола наосновании веточки. Она возмущенно цокала в ответ на собачий лай. Псы продолжалиазартно ее облаивать.
-Ну- ка, нельзя,- скомандовал я собакам, снимаямалокалиберки. Они неохотно прекратили лай, только повизгивали от азарта. Явыбирал место для выстрела. Нашел нужное, отдышался, прицелился. На морозевыстрел треснул сухо. Белка перевернулась и начала падать. Зная особенностиповедения своих собак в паре, я рванул вперед, пытаясь поймать белку на лету.Получилось плохо – я поскользнулся.
Этого было достаточно, чтобы раньше меня, ее поймалПаяльник. Белка без труда уместилась в его пасти. Снаружи осталась толькопростреленная головка и часть шеи. Но ее хотел поймать и Фельетон. Ему этоудалось с блеском, он прихватил не поместившуюся в Паяльниковой пасти головку.
Я уже встал на ноги, и возникшая картинка меня просторазвеселила. Метрах в трех от меня нос к носу стояли Паяльник и Фельетон. Онинедобро ворчали друг на друга, уставившись одними из глаз друг на друга. Другиеглаза смотрели на меня – в каждом из них читалось одно:
- Кому первому, сколько, и как больно перепадет от хозяиназа такое проявление эмоций.
Вероятно, только это сдерживало их от одного единственногорезкого движения, которым они могли порвать трофей. Меня разобрал смех, нобелочку нужно было срочно спасать. Я подошел к неподвижно стоящим ипродолжающим ворчать друг на друга псам. По мере приближения к ним, в глазах,направленных на меня, усиливалось выражение тревоги.
-Сейчас ввалят,- обреченно подумали они.
Я взял псов за загривки максимально жестко.
-Ряба, а ну-ка брось, ты же умный,- тихо и мягко сказал я.
В направленном на меня глазу я увидел удивление. Песподчинился, как бы нехотя, и, делая мне одолжение, выпустил из пасти белку. Ятут же взял ее в руку, не отпуская Фильку.
- Отдай! - жестко приказал я ему.
В его глазах я увидел недовольство, но подчиниться пришлосьи ему. Он отдал мне белку, я отпустил его. Пес среагировал мгновенно – резкоотпрыгнул в сторону.
Опасался, что буду наказывать за несдержанность. Рябкапродолжал сидеть на месте. Он понял, что никто не будет ругаться и мудро ждалсвой бонус. Все было как всегда – отрезанные передние беличьи лапки и по кускусахара стали наградой собакам за удивительные минуты. Довольные собакиоживились и были готовы идти дальше. Охотничий день продолжался. Нас ждали ещене менее десяти километров до уютного тепла нашего зимовья. К сведению – припервичной обработке белочки я не нашел ни одного повреждения шкурки,причиненного собаками.
Прыжок на спину хозяина.
Следы этой соболюшки я видел несколько раз, проверяя путик вМаньчжурке. Так назывался ключ, где в смутные тридцатые годы один из местныхтаежников столкнулся с бандой хунхузов, ограбившей на дальнем прииске золотуюкассу. Их старший был ранен в перестрелке с охраной и умер от ран. Только онзнал точную дорогу назад. Хунхузы захватили его и потребовали провести кгранице. У него не было выбора – он предложил переночевать и утром двинуться впуть. Хунхузы связали ему руки и приставили двух караульных на ночь. Онизадремали, таежник пережег веревки и ни один из хунхузов не проснулся. Они,обыскивая его, не нашли нож.
Судя по следам, соболюшка была не большой, но осторожной.Она несколько раз подходила к капканам. Приманки, даже самые вкусные, были ейбезразличны. Она не реагировала ни на рябчика, ни на зайца, ни на рыбу.Топталась у входа в шалашик, но рокового шага не делала. Один раз ей удалосьобойти капкан, установленный под след на ее тропке.
-Ну, подожди милая, все равно увидимся,- говорил я себе,замечая в очередной раз ее следы у капканов. В один из охотничьих дней мы сотцом возвращались после неудачно проведенного загона на лося в верховьяхМаньчжурки. Третьим нашим спутником был его старинный приятель АльбертИванович. Несмотря на неудачу, настроение было хорошим, денек выдался яснымбезветренным. До автомобильной дороги оставалось еще километра три. И здесь мыстали подходить к тому месту, где я всегда видел следы пушистой хитрюги.Смутное предчувствие шевельнулось в душе:
- Сегодня мы с тобой встретимся.
Собаки шли впереди, прочесывая перед нами участок лесаметров в двести по обе стороны от тропы. Хоть и ждал чего-то подобного, но поушам хлестанула волна воздуха, родившаяся от громового лая Паяльника. Он залаялс одного места мощно, красочно, как всегда азартно. Буквально сразу же донессянегромкий и лукавый лай Фельетона. Музыка в исполнении этого дуэта ласкала слухи охотничью душу.
-Неужели соболя прихватили,- сказал я, сдернул мелкашкуиз-за плеча и бегом бросился на лай.
Метров через сто уже увидел собак. Фельетон как самый умныйсидел рядом и негромко полаивал, глядя вверх. Паяльник уперся лапами в стволневысокой лиственницы, на вершине которой я увидел черный комок. Деревце былоне толстым и Паяльнику удавалось его слегка раскачивать
-Соболь,- порадовался я, подбегая к собакам. Филя началболее активное облаивание, выказывая признаки крайнего возбуждения. Собакамбыло тесновато возле деревца, иначе бы они раскачивали его вдвоем. Паяльникпродолжал сотрясать воздух своим неподражаемым лаем.
- Место,- резко скомандовал я собакам.
Филя, нетерпеливо поскуливая, отскочил сразу же и уселсярядом. Рябку пришлось за шиворот оттаскивать от дерева. Он уселся напротивФильки. Возмущенная узница начала фыркать, дополнительно возбуждая собак.
-Нельзя, - еще раз скомандовал я собакам и началприцеливаться. Зверюшка сидела очень удобно для точного выстрела. Он щелкнулсухо, зверек повис на задних лапах. Из пробитой головки на землю мелкимикаплями закапала кровь, на них тут же прыгнул Филька, пытаясь поймать на лету.Рябый сидел тихо, только подрагивал и скулил от избытка эмоций.
Только сейчас я понял: если не поймаю трофей раньшеперевозбужденных собак, то они его могут просто порвать. Я сделал шаг кдеревцу, расстегивая свою суконную куртку. Соболюшка начала падать, я поймал еена лету и, слегка пригнувшись, начал прятать добычу за обшлаг куртки. И в этотмомент почувствовал сильный удар в спину, который чуть не сбил меня с ног.Тяжесть на мгновение стала давить на спину. Я выпрямился, тяжесть исчезла.Обернувшись, я увидел Фильку, стремительно прыгающего в сторону. Он сделал трипрыжка, обернулся, сел, как ни в чем не бывало. Смотрящие из его глаза бесенятаговорили:
-Ну, прыгнул на спину в азарте. Ведь не укусил же. Не нужноменя сильно наказывать, я в азарте. Ну, а может не нужно розгами по заднице? Яисправлюсь. А вообще, поймай сначала.
Он сидел в напряженном ожидании в готовности удратьподальше. Я же позвал собак, доставая традиционные кусочки сахара-рафинада.Ведь после добычи пушного зверька им полагалось лакомство.
-Рябка, возьми сахарку. Честно заработал,- подозвал я его.Пес подошел, благодарно склонил голову и галантно, резцами, принял лакомство.
-Филька, ну и ты иди,- протянул я ему сахар.
Пауза затянулась. Пес не спешил подойти. Вероятно, он боялсянаказания.
-Да иди ты, зараза. Не трону, - с улыбкой сказал я идвинулся ему на встречу.
Пес не убежал. Он поверил мне – лакомство взял, но не забылпри этом легонько прикусить мне палец.
Я достал соболюшку.
-Эх, хорош трофей,- сказал я, поглаживая нежныйтемно-коричневый с проседью высокий мех, поблескивающий на солнце. Горловогопятна практически не было, по стандарту мех оценивался вторым цветом из четырехвозможных. Я полюбовался прелестью королевского меха. Он искрился, сединанапоминала легкую изморозь. Моим трофеем стала действительно красавица.
-Ну что, звери, пошли дальше. До зимовья еще не близко,-подбодрил я собак, и мы двинулись в путь навстречу событиям этого охотничьегодня.
Нитка, как средство ограничения свободы
На охоте иногда возникают ситуации, когда присутствие дажетаких собак бывает нежелательным. В верховьях речки Худуй (в переводе сэвенкийского – Худое место)
у меня был пробит путик, где все капканы были установлены вслед или под след.
Передвижение собак могло повредить соболиные тропки, и мнеприходилось на этот путик выходить без собак. Было скучновато одному, но с этимпришлось мириться. Сразу же возникала проблема, как уйти незаметно без собак.Они тоже находились на охоте, и отогнать их к зимовью было невозможно. Иногдаотец просто закрывал псов в зимовье, пока я не уходил от зимовья километра натри. В один из дней я решил провести опыт. Зная интеллигентный характер ипослушность Рябого, я взял катушку ниток, сложил в четыре раза полутораметровыйкусок и вышел на улицу.
-Рябка, иди сюда, - позвал я друга. Он подошел, виляяхвостом и слегка сложив уши.
В мудрых глазах застыл вопрос:
-Куда пойдем сегодня?
-Ряба, дружище, сегодня я иду один, у тебя законныйвыходной. Ты ведь вчера лапу наколол, я же тебе ее мазью помазал. Так чтоизвини, я тебя привязываю, - ласково обратился я к другу и завязал на его шеенезатягивающийся калмыцкий узел. За свободный конец нитки я повел Рябку к егобудке. Он понял все и понуро брел за мной, сложив свои уши-локаторы.
Привязав нитку за шест, стоящий возле будки я закрепил всознании собаки, что он привязан. Пес влез внутрь, устраиваясь поудобнее. Деньдлинный и в его утепленной будке он вполне комфортно отдохнет.
Я собирался на путик, укладывая в рюкзак все необходимое.Паяльник с грустью наблюдал за мной из будки. Он неуклюже повернулся, и ниткалопнула. Мне стало интересно - пойдет ли он за мной, ведь уже свободен.
Рябка видел, как я ухожу – но не пошел за мной. Ведь егопривязали.
Вернулся в этот день раньше отца. Усталый и замерзший, я струдом поднялся на крутой берег к домику. Пес лежал в своей конуре и ждал,когда его отвяжут.
Я снял винтовку, рюкзак, достал из него четырех соболей.
-Ряба, иди ко мне, дружище. Как ты тут отдыхал без меня?-спросил я.
Он вылез из будки, изобразил изумительную собачью улыбку и,виляя хвостом, подошел ко мне. В его глазах не было обиды …..
Паяльник и Фельетон были спутниками отца на охоте не менеесеми лет. Мне довелось провести с ними не менее четырех охотничьих сезонов.Вместе с нами они делили радости и неудачи в нелегком охотничьем деле.Благодаря их помощи охота становилась более веселой, динамичной и добычливой.Мы дарили друг другу бескорыстную любовь. Псы матерели и в итоге, посленескольких сезонов, из них получился универсальный охотничий дуэт. Для них влесу не было тайн – они могли одинаково красиво сработать бестолковую белку ипоставить на чистой мари красавца лося вблизи рёлочки*, чтобы охотник могподойти на верный выстрел. Трубный голос Паяльника и потявкивание Фельетонагде-нибудь в ельнике могли подарить добычу – соболя. К сожалению, так устроенажизнь, что все в ней конечно. Она распорядилась так, что мне пришлосьрасстаться с любимыми друзьями. Меня ждал солнечный Магадан, полныйнеизвестности и непредсказуемости. За сутки до отъезда я пришел в домпопрощаться с родителями и собаками. До сих пор помню взгляд уже умудренногожизнью Рябки. Он посмотрел как-то по-особому грустно, вероятно чувствовал, чтоможем не увидеться. Я потрепал его за шею, почесал за ухом, даже чмокнул вовлажный нос. Глаза засветилась благодарностью.
Фельетон остался верен себе – когда я его трепал за шею, онничего другого не придумал, как слегка прикусить меня за руку. Прикусил незлобно, а мягко, даже ласково. В глазах по-прежнему играли лукавые бесенята …….
Рёлочка* – местное название небольшого перелеска илинебольшой группы деревьев.
Марь* – местное название верхового болота, чередующегося сперелесками и рединами.
Ичиги*– название кожаной охотничьей обуви.
Человек, прочитавший в заголовке эти два рядом поставленныхслова, может удивиться. По элементарной логике, электроинструмент и ироничнаяработа литератора – вещи несовместимые. Но в жизни всякое бывает. Иногда нам нарадость они совмещаются. Но только при одном условии - оба эти слова являютсявторыми кличками двух собак. Они много лет были нашими спутниками и помощникамна нелегкой охотничьей тропе. С подачи отца я заболел охотой. С возрастомболезнь прогрессировала и даже повлияла на выбор профессии. Выздоровления ненаступило, болезнь спряталась глубоко внутри. Даже сейчас, в зрелом возрасте,наиболее сильные приступы болезни происходят весной, когда в лес тянет снепреодолимой силой.
На самом деле собак звали Рябка и Филя. Оба они появились внашей семье, вроде бы, случайно. По словам матери, Рябку принес нам соседскиймальчишка Олег.
- Дядя Лева, вы же на охоту ходите, возьмите щенка. Этопомесь лайки с овчаркой, - гордо сообщил он отцу.
По его мнению, стоячие уши и хвост кольцом уже говорили обэтом. Как оказалось, отец в тот момент искал щенка. Чем-то он ему понравился, ипесик остался у нас. Рос он быстро и превращался в мощного пса, внешне плохонапоминая лайку. Огромные стоячие уши на голове были от овчарки; высокие, как удога, ноги несли мощное крепкое сухое тело. Из всех мастей, существующих вмире, ему досталась черно-белая. В окрасе все-таки преобладал белый цвет,только на спине и боках разместились два очень больших черных пятна. На морде иушах они были поменьше. Ушами Рябка мог шевелить по-разному. Эти два локатора,непропорциональные по отношению к размерам головы, поникали параллельно земле,когда он был наказан. Тогда на морде уже взрослого кобеля, весом околошестидесяти килограммов, возникало выражение обиженного слоника. Рябканастороженно водил ими, прислушиваясь к доносящимся из леса звукам. Держалсяпес всегда, как бы стесняясь своих недюжинных габаритов. Забавнее всего этосмотрелось в тесном пространстве машины. Когда стал взрослым, соседскиеребятишки запрягали его в санки, и он с удовольствием катал их под восторженныекрики.
Рябка вырос настоящим интеллигентом. Особого вниманиядостойна картина принятия им лакомства. Кусочек сахара, конфету или что-либодругое он всегда предельно аккуратно брал только резцами, стараясь не прикуситьруку дающего. Своим поведением и манерами он напоминал вышколенного официантаэлитного ресторана, стремящегося предугадать любое желание клиента. Особеннобыли красивы светло-коричневые и преданные глаза этого чуда природы - лайко-дога-овчароида.Они были умны, изучали и оценивали мир с достоинством и без хитринки. Но в лесуРябка превращался в зверя. Он становился хитрым, настойчивым и беспощадным. Вовзгляде появлялась злоба и решимость. С кем мог, справлялся сам, делал этобыстро и безжалостно. Утром мог принести к домику рыжего колонка и с ирониейпоглядывать на меня, как бы говоря:
- Вот, сходил погулять. Прихватил по случаю…
Свое второе имя – Паяльник - пес получил случайно. Произошлоэто после завершения сборов на охоту, когда мы с отцом запускали собак вмашину. Рябка держал в зубах недоеденный кусочек и вместе с ним прыгнул внутрь.Лакомство было ему так дорого, что он наотрез отказывался с ним расставаться.Пес с трудом устраивался в тесном пространстве “Нивы “.
- Чего ты носишься с этим куском, как с паяльником? - жесткосказал отец. Пес сложил уши, примостился и лег, но ничего не бросил. Почемуименно с паяльником, так никто и не понял. Но за Рябкой прочно закрепиласьвторая кличка - “Паяльник “. Как ни странно, он отзывался и на нее, но в егоглазах читалось:
- Кто же вас после этого умными-то назовет?
Нужно упомянуть о голосе, которым создатель наделил Рябку.Сказать, что он звучал как простое “ГАВ-ГАВ “ было кощунственно. Когда песначинал кого-либо облаивать, его было слышно издалека. Это был даже не лай, этонечто, похожее на звук иерихонской трубы, сотрясающей воздух. Он одинаковоазартно облаивал и любопытную белку, и хитрющего соболя. Нечто особое - это егоголос по перемещающемуся лосю, изюбрю или косуле. По ним шел как хорошийгончак.
Еще через год у нас появился другой герой. Щенкувосточно-сибирской лайки было около двух месяцев. Повадками он напоминалртутный шарик черно-бело-серо-пегой масти. Он был мелковат в рамках стандартапороды. Основной цвет шерсти - черный. На шее и груди расположилось белое жабо,черную мордуленцию украшала белая, абсолютно симметричная маска. Небольшиекрасивые пропорциональные ушки украшали его умную голову. Над лукавыми ихитрющими глазами располагались два белых пятнышка. Лапы украшали серо-охристыечулочки.
Щенок показал себя редкостной язвой. Подвижен, хитер, иногдане в меру нагл и кусач. Это чрезвычайно редко в поведении лаек. Ужетрехмесячным щенком перекусал всех, кого смог. Кусал больно, благо строениезубов позволяло ему это делать на бис. Слушался отца, когда ему это былоудобно. Пес рос сверхподвижным, любопытным, великолепно сложенным. Лукавыебесенята сидели в глазах и оттуда только наблюдали за миром. Жили они в душепса, которого родители назвали Филей.
В глазах читалась постоянная готовность к пакости илихулиганству. Он многократно прикусывал за руку отца и маму, угощавших егочем-либо вкусным. Со стеснением и скромностью он не дружил. Повзрослев, песпревратился в красавца-повесу с замашками дуэлянта. Страх перед собаками емубыл не ведом. Я часто наблюдал, когда напавший матерый пес гораздо большихразмеров получал нескольких правильно поставленных и направленных укусов. Послечего удирал с визгом, поджав хвост. Особенно страдали соседские коты. Он ихпреследовал и облаивал, где и как мог. Больше всего маме не нравилось, когдапреследование любимых котов Филя вел на огородных грядках. В отличие от Рябки,лаял Филя звонко, но как-то лукаво и без особого азарта. Об интеллигентностиздесь говорить просто неуместно.
Кличку “Фельетон” он получил от отца по совокупности веселыхособенностей характера. Я же присвоил ему третью кличку – Гнусик, от слова“гнус “. Пес отзывался на все три. Вот такое сочетание льда и пламенипоселилось у нас в доме. Жили собаки в одном вольере, только в разных будках.Жизнь рядом сделала собак единым целым. В итоге получился забавный собачийдуэт, со своим распределением ролей. Выход на прогулку этого дуэта напоминалувольнительную королевских мушкетеров из места расположения. В силу своегосклочного характера, драку с собакой, вне зависимости от ее размеров, затевалФельетон. Паяльник невозмутимо наблюдал со стороны за происходящим. Еслизачинщик не справлялся сам, тогда всей своей мощью подключался «маленький»Паяльничек. Его габариты решали все, и я не знал случаев, чтобы этотэлектро-литературный дуэт проиграл схватку. Местоположение собак в ночиотслеживалось по голосам подзаборных шавок, лай которых перемещался вслед запродвижением хулиганского дуэта. В незавидном положении вновь оказывались коты,которых собаки заставали на земле. Они ведь на охоту ходили и воспринимали ихкак пушных зверей. Выходя из дома ранним утром, можно было наблюдать картинку -возле крыльца лежат засыпанные ночной порошей собаки с парой трофеев.
- Мы же на охоту сходили, добычу принесли, - говорили ихтакие разные глаза.
- Ну вот, придется опять проставляться соседям, - думал япро себя, потрепывая довольных псов.
Полевые уроки.
Знакомство с капканами.
Любая охотничья собака, попадающая на капканный промысел,должна уяснить, что установленный капкан для нее - смерть или нечто, близкое кэтому. Ни при каких обстоятельствах твоя собака на путике не должна лезть вдомик, чтобы украсть приманку или спустить настороженный в след капкан, рискуяостаться калекой.
Первые уроки поведения возле капканов обоим псампреподавались с интервалом в год. Все происходило рядом с зимовьем, стоящим навысоком берегу чудесной речки Арби. В переводе с эвенкийского – Большая дорога.
В тот год мне пришлось добираться до зимовья пешком за 18 километров вкомпании с Рябкой. Марь* еще не промерзла ,что создавало дополнительныетрудности в движении с тяжеленным рюкзаком. Для годовалого щенка это была егопервая охота. Незабываемо, как этот юный слоник в собачьем обличье, весом ужеоколо полуцентнера, жалобно скулил, опустив уши. В интеллигентных глазах застылужас. Это песик боялся перейти по льду ручей, который мог перемахнуть в двапрыжка. Я взял его на короткий поводок, поглаживая и, успокаивая, помог емупреодолеть этот первый для него ледяной барьер. Пес не хотел идти, неуклюжепереступал по льду своими мощными лапами. В итоге общими усилиями ручей былпреодолен. На следующий день пришлось преподавать уроки хорошего тона накапканном промысле. Подобрал капкан-единичку с ослабленной пружиной, которыйуже нельзя ставить даже на белку. Годен он был только для таких уроков. Возлеберезки рядом с зимовьем соорудил шалашик, подвесил приманку и насторожилкапкан, присыпав его сухими листьями. Сам вернулся в домик и занялся егообустройством. Прошли не более пятнадцати минут, как на улице раздалсяобиженный собачий визг.
- Ну вот, воспитательный процесс начался, - подумал я просебя и вышел на улицу. Ножом срубил сырой прутик из карликовой березки инаправился к собаке. Рябка сидел возле разрушенного шалашика, лапа была зажатакапканом, который он мог при желании сбросить одним движением. Глаза были полнывины и неподдельного испуга. Уши были сложены параллельно земле.
- Ну что, дружище, приехали? - сказал я и сильно хлестнулпса сырым прутиком. Он взвизгнул и виновато опустил голову, ожидая продолжениянаказания.
- Нельзя!!! - со злобой подал я команду, показывая наразрушенный шалашик и капкан. Пес поднял голову. В глазах уже не было испуга.Там я прочел понимание. Мощная лапа Рябого была освобождена из капкана. Онотряхнулся и ушел в свою будку. Вновь настороженный капкан стоял еще три дня.Рябка усвоил урок с первого раза.
С Филей все было иначе. Мне это рассказал отец, которомупришлось тренировать эту маленькую заразу. Капкан стоял возле той же березки. Втечение часа отец ловил Фельетона раза четыре. Он попадался за обе передниелапы и даже за одну из задних. Во всех случаях он успевал съесть приманку иполучить хорошую порцию чувствительных розог. Он прекрасно понимал, что от неготребуется, но в силу природной вредности изобретал способы добраться доприманки. Пес был не голоден, просто развлекался с элементами мазохизма. Урокусвоил хорошо, но, будучи уже опытным охотничьим псом, он сохранял тягу кщенячьим шалостям.
Года через два в один из дней мы пересекали один из острововна Арби. На нем стояли могучие ели, глянув на верхушку которых, можно потерятьшапку. Снега под ними практически не было. Под одной из таких елей стоялкапканный шалашик из еловой коры. Приманка была подвешена медной проволочкой нажердь, под ней стоял капкан. Пес ушел вперед и я не видел его минут пятнадцать.Я, не спеша, тихо двигался по острову, ведь в протоке в конце острова оченьчасто держались рябчики. До шалашика я не дошел метров тридцать, и здесь увиделФельетона. Эта бестия сидела возле шалашика и внимательно изучала егоустройство. Мне стало интересно, что он будет делать дальше, и я укрылся затолстой елкой. Пес лапой ударил по первому куску коры. Ударил не снаружи, аизнутри. Еще один удар и пес получил свободный доступ к приманке, чем иблестяще воспользовался. Удар лапой освободил ее от проволоки, и кусочекбеличьей тушки стал добычей сообразительного пса. Я дал ему погрызть и съестьбелку, потому что он должен был получить свой приз за сообразительность, но иодновременно наказан.
- Филя, ты что делаешь, сучья твоя морда?! - заорал я,выбегая из-за елки и направляясь к виновнику, по дороге добавляя более крепкиевыражения.
Пес отреагировал мгновенно - отпрыгнул назад, но убегать нестал. Он лег на землю, распластавшись по ней, и пополз мне навстречу.Виноватые, но лукавые глаза были устремлены на меня. Меня начал разбирать смех.Нельзя равнодушно наблюдать подхалимаж этой хитрющей бестии. Он подполз к ногами уткнулся мордой в мой ичиг.* После такой выходки Фельетона наказание былосимволическим – я просто легонько шлепнул его по хитрой черной морде. Пес сразуже вскочил, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, отбежал к выходу на речку. Онпрекрасно знал, что мне нужно привести в порядок шалашик, и насторожить капкан.
Немного о любви к пушным зверькам
Первое знакомство с колонком, небольшим представителемкуницеобразных, стало для Паяльника памятным. Оно состоялось в его первыйохотничий год, когда для него многое было в диковинку. Я возвращался заочередной партией груза на Обку. Это небольшая заимка, стоящая рядом с трассой.По дороге проверял установленные ранее капканы. Было еще время чернотропа. Подороге Рябка нашел мне пару белок. Облаивал азартно, пытаясь взбираться надерево. От этой дурной привычки его пришлось вежливо отучать. До Медвежьегоключа оставалось уже немного, и мы входили с мари на участок дороги, проходящейпо лесу. Двигались метрах в тридцати друг от друга. Вдруг он остановился,внимательно посмотрел в сторону установленного капкана и принюхался верховымчутьем. Не дожидаясь команды, он кинулся к разрушенному шалашу с нарастающейскоростью. Буквально через секунды раздался жалобный собачий визг, и напаяльничьей морде появилось большое рыжее пятно.
Я понял, в чем дело и бегом бросился на выручку собаке, находу надевая суконные рукавицы. Картинка была грустной. Тремя свободными лапамив собачью морду вцепился здоровенный колонок. Он отчаянно шипел и довольнобольно кусал ошарашенного Паяльника. Тот визжал по-щенячьи, пытаясь лапамисбить нахала, и мотал головой. Нужно было срочно выручать друга – левой рукой врукавице я поймал Рябку за загривок, правой схватил его противника за грудину,пытаясь сжать сердце. На Рябкино счастье мне это удалось сразу же. Япочувствовал затухающее биение колоночьего сердца. Секунд через тридцать зверекослабил хватку, и я освободил скулящего пса от когтей этой рыжей бестии…
Он отпрыгнул в сторону и на мгновение застыл на месте. Мордабыла вся в крови, но глаза не поранены. И эти глаза меня поразили. Они налилиськровью, как знак пробудившегося зверя. Пес сделал длинный и высокий прыжок,пытаясь забрать у меня уже уснувшего колонка. Короткий шаг в сторону не дал псуосуществить его замысел. Я сам подошел к нему, взял в руки добычу и далприкусить его за головку. Вот здесь Рябке изменила его природнаяинтеллигентность. Он вместе с колоночьей головой прикусил мою руку. В глазахпо-прежнему жил, но начинал угасать зверь. Я не стал наказывать пса за укус, апотрепал по окровавленной морде, нашел в рюкзаке тряпицу и протер укусы.
Пес был добр, но память у него оказалась очень хорошей. Урокон усвоил надолго. Отныне, с кем бы он не ходил на охоту и видел свежий следрыжего врага, в его голове срабатывала память, глаза наливались кровью, и онпереключался на поиски врага. Практически всегда он находил рыжего – еслизагонял на дерево, то все заканчивалось выстрелом из малокалиберки, еслидогонял на земле – придавливал и приносил добычу сам, с удовлетворением бросаяее к ногам хозяина. Бывало, что загонял под корни деревьев, тогда недовольноворча, он пытался копать землю или грызть корни. Здесь все было просто - забитьотнорки и поставить пару капканчиков. Наутро забрать рыжего. Эти недобрыечувства к колонкам пес сохранял многие годы - даже превратившись в зрелого пса,он не забыл порванной морды.
Неожиданный трофей.
Остался в памяти один эпизод, участниками которого довелосьбыть нам с отцом и собакам. В очередной заезд на зимовье мы поехали объезднойдорогой. Я сидел на переднем сиденье, в ногах стояли заряженные малокалибернаявинтовка и вертикалка ТОЗ-34 .
-Батя, помнишь, когда выезжали этой дорогой, здесь былиследы коз?- спросил я отца.
-Было бы неплохо с ними увидеться. Больно хороши в бульонекозьи ребрышки, - мечтательно сказал отец. Мы неспешно ехали, наблюдая за придорожнымпространством. Вдруг впереди машины, метрах в сорока я увидел четырех убегающихкосуль. Их белые зеркальца замелькали в ольховнике.
-Батя, стоп!! Козы!! Выпускаем собак!! – на одном дыханиивыпалил я.
Отец отреагировал мгновенно, «Нива “ остановилась каквкопанная. Я вылетел из машины, открыл заднюю дверь. Два пружинистых теламолниями вылетели наружу. Они уже поняли, что мы заметили дичь.
-Ряба, взять!! – скомандовал я и показал псу направление. Онсразу увидел удаляющихся коз и ринулся в погоню. Я же быстро перезарядил ружьепатронами крупной дроби №000 в контейнере.
Следом за Паяльником в погоню бросился Фельетон. За стартомдуэта без улыбки наблюдать было нельзя. Один прыжок Рябки от Фильки требовалдвух. Рябка ушел в отрыв сразу и исчез из виду. Изредка подавал голос, как быговоря:
-Вижу. Преследую. Ждите.
Я отходил от машины в готовности к выстрелу, твердоуверенный в том, что собаки развернут косуль и нагонят на выстрел. Слышалисьмогучие взлаивания Рябого и тонкое потявкивание Фильки. По голосам собак японял, что псы разворачивают косуль на нас. Напряжение нарастало. И вот поправой стороне дороги метрах в сорока показалась косуля, стремительнымипрыжками уходящая от погони.
- Ну и ладно. Мы и этому рады, - подумал я про себя.
Пытаюсь поймать цель между деревьями и делаю первый выстрел.
Промах!!! Вторым выстрелом ловлю косулю в верхней точкепрыжка. Приземлялась она, уже кувыркнувшись через голову.
Красиво!!!- похвалил меня отец.
Косуля упала рядом с дорогой, и мне было необходимо отнестиее для разделки подальше в сторону. И здесь появился Рябый. Это вновь былзверь, поглощенный погоней. Он подбежал к лежавшей без движения косуле и однимдвижением вырвал часть горла вместе с шерстью. Пришлось вмешаться. Я подошел ктрофею, поднял на плечи и направился в лес. Попытка сделать шаг не удалась, каки последующая.
-Неужели так ослаб, что не могу двигаться с косулей наплечах,- подумал я про себя и обернулся. Был повод удивиться – Рябка взялзубами козью голову и невозмутимо сидел на месте.
- Рябка, нельзя, - жестко скомандовал я.
На меня смотрели дикие злобные глаза. Повиновение в них непросматривалось.
Я развернулся и восстановил порядок легким пинком. Толькотогда пес понял, что делает глупость, и отпустил козью голову. Я ушел в лесметров на тридцать, оставил добычу у дерева с невысоко торчащим толстым сучком.Сам вышел на дорогу, снял ружейный ремень и вернулся назад. Только сейчаспоявился запыхавшийся Филька. Он, не раздумывая, бросился к лежащей под деревомкосуле. Ряба отреагировал мгновенно. Едва не сбив меня, он подлетел кнапарнику, ударил грудью и отогнал его от косули, которую считал своей добычей.Филька был умен и хитер, чтобы драться с Рябкой. Ведь он определил расстояниеметров десять, ближе которого Филе воспрещалось подходить к косуле. Попыткипересечь эту границу натыкались на недоброе Рябкино рычание.
-Зачем драться и рычать, ведь все равно хозяин угоститвкусненьким, - подумал он и лукаво глянул на продолжающего рычать Рябку. Затемвернулся к машине и демонстративно улегся рядом. Привязав ружейным ремнем зазадние ноги, я подвесил трофей на толстый сук. Разделка не заняла много времени- очень быстро мясо оказалось отдельно, все остальное отдельно. За работу псыбыли вознаграждены половинкой легкого. Первым заслуженное лакомство получилРябка. Он с достоинством принял еще дымящийся кусок. Лукаво взглянув на меня иРябку, свою долю получил и Филька. Бесенята в его глазах вновь проявили себя иговорили:
-Ребята, давайте жить дружно.
Мы погрузили в машину мясо, в шкуру завернули часть ливерадля собак и на приманку.
-Ну что, день уже удался. Поехали дальше,- сказал отец,усаживаясь в машину.
Перемазанные свежей кровью псы походили на двух насытившихсяживой кровью вампиров. В машину на этот раз они садиться отказались. Ихпоглотил охотничий азарт – и они ушли вперед машины…
Несчастная белка
В один из ясных, солнечных и морозных охотничьих дней мне ссобаками предстоял длинный путь в верховья Арби – не менее восьми ходовыхчасов. Заходили мы левым берегом реки с обследованием трех ключей, проверкой иустановкой капканов и петель. В устье первого ключа удалось пострелятьрябчиков, в устье второго нашим трофеем стал попавший в капкан красавец соболь.День складывался удачно, охотиться по тихой морозной погоде в зимнем лесу, даеще по пробитому путику одно удовольствие. Собакам долго не удавалось никогонайти, чтобы огласить округу звуками иерихонской трубы в исполнении Паяльника илукавым лаем Фельетона. По лесному визиру из дальнего ключа спускались в поймуАрби. Здесь погрузились в высокий и густой ельник. В нем даже ярким солнечнымднем сумеречно. Собаки ушли вперед, сгорая от желания найти добычу – скучноведь.
И вот началось. Первым голос подал Рябый. Лес ожил, воздухзавибрировал от звука азартного лая. Буквально сразу же раздалось лукавоепотявкивание Фельетона. Я наслаждался этой чудесной охотничьей музыкой и бегомбежал на лай. Он продолжал доноситься с одного места. Увидел псов, смотрящихвверх на высокую елочку. Глянул вверх и увидел белку, сидящую возле ствола наосновании веточки. Она возмущенно цокала в ответ на собачий лай. Псы продолжалиазартно ее облаивать.
-Ну- ка, нельзя,- скомандовал я собакам, снимаямалокалиберки. Они неохотно прекратили лай, только повизгивали от азарта. Явыбирал место для выстрела. Нашел нужное, отдышался, прицелился. На морозевыстрел треснул сухо. Белка перевернулась и начала падать. Зная особенностиповедения своих собак в паре, я рванул вперед, пытаясь поймать белку на лету.Получилось плохо – я поскользнулся.
Этого было достаточно, чтобы раньше меня, ее поймалПаяльник. Белка без труда уместилась в его пасти. Снаружи осталась толькопростреленная головка и часть шеи. Но ее хотел поймать и Фельетон. Ему этоудалось с блеском, он прихватил не поместившуюся в Паяльниковой пасти головку.
Я уже встал на ноги, и возникшая картинка меня просторазвеселила. Метрах в трех от меня нос к носу стояли Паяльник и Фельетон. Онинедобро ворчали друг на друга, уставившись одними из глаз друг на друга. Другиеглаза смотрели на меня – в каждом из них читалось одно:
- Кому первому, сколько, и как больно перепадет от хозяиназа такое проявление эмоций.
Вероятно, только это сдерживало их от одного единственногорезкого движения, которым они могли порвать трофей. Меня разобрал смех, нобелочку нужно было срочно спасать. Я подошел к неподвижно стоящим ипродолжающим ворчать друг на друга псам. По мере приближения к ним, в глазах,направленных на меня, усиливалось выражение тревоги.
-Сейчас ввалят,- обреченно подумали они.
Я взял псов за загривки максимально жестко.
-Ряба, а ну-ка брось, ты же умный,- тихо и мягко сказал я.
В направленном на меня глазу я увидел удивление. Песподчинился, как бы нехотя, и, делая мне одолжение, выпустил из пасти белку. Ятут же взял ее в руку, не отпуская Фильку.
- Отдай! - жестко приказал я ему.
В его глазах я увидел недовольство, но подчиниться пришлосьи ему. Он отдал мне белку, я отпустил его. Пес среагировал мгновенно – резкоотпрыгнул в сторону.
Опасался, что буду наказывать за несдержанность. Рябкапродолжал сидеть на месте. Он понял, что никто не будет ругаться и мудро ждалсвой бонус. Все было как всегда – отрезанные передние беличьи лапки и по кускусахара стали наградой собакам за удивительные минуты. Довольные собакиоживились и были готовы идти дальше. Охотничий день продолжался. Нас ждали ещене менее десяти километров до уютного тепла нашего зимовья. К сведению – припервичной обработке белочки я не нашел ни одного повреждения шкурки,причиненного собаками.
Прыжок на спину хозяина.
Следы этой соболюшки я видел несколько раз, проверяя путик вМаньчжурке. Так назывался ключ, где в смутные тридцатые годы один из местныхтаежников столкнулся с бандой хунхузов, ограбившей на дальнем прииске золотуюкассу. Их старший был ранен в перестрелке с охраной и умер от ран. Только онзнал точную дорогу назад. Хунхузы захватили его и потребовали провести кгранице. У него не было выбора – он предложил переночевать и утром двинуться впуть. Хунхузы связали ему руки и приставили двух караульных на ночь. Онизадремали, таежник пережег веревки и ни один из хунхузов не проснулся. Они,обыскивая его, не нашли нож.
Судя по следам, соболюшка была не большой, но осторожной.Она несколько раз подходила к капканам. Приманки, даже самые вкусные, были ейбезразличны. Она не реагировала ни на рябчика, ни на зайца, ни на рыбу.Топталась у входа в шалашик, но рокового шага не делала. Один раз ей удалосьобойти капкан, установленный под след на ее тропке.
-Ну, подожди милая, все равно увидимся,- говорил я себе,замечая в очередной раз ее следы у капканов. В один из охотничьих дней мы сотцом возвращались после неудачно проведенного загона на лося в верховьяхМаньчжурки. Третьим нашим спутником был его старинный приятель АльбертИванович. Несмотря на неудачу, настроение было хорошим, денек выдался яснымбезветренным. До автомобильной дороги оставалось еще километра три. И здесь мыстали подходить к тому месту, где я всегда видел следы пушистой хитрюги.Смутное предчувствие шевельнулось в душе:
- Сегодня мы с тобой встретимся.
Собаки шли впереди, прочесывая перед нами участок лесаметров в двести по обе стороны от тропы. Хоть и ждал чего-то подобного, но поушам хлестанула волна воздуха, родившаяся от громового лая Паяльника. Он залаялс одного места мощно, красочно, как всегда азартно. Буквально сразу же донессянегромкий и лукавый лай Фельетона. Музыка в исполнении этого дуэта ласкала слухи охотничью душу.
-Неужели соболя прихватили,- сказал я, сдернул мелкашкуиз-за плеча и бегом бросился на лай.
Метров через сто уже увидел собак. Фельетон как самый умныйсидел рядом и негромко полаивал, глядя вверх. Паяльник уперся лапами в стволневысокой лиственницы, на вершине которой я увидел черный комок. Деревце былоне толстым и Паяльнику удавалось его слегка раскачивать
-Соболь,- порадовался я, подбегая к собакам. Филя началболее активное облаивание, выказывая признаки крайнего возбуждения. Собакамбыло тесновато возле деревца, иначе бы они раскачивали его вдвоем. Паяльникпродолжал сотрясать воздух своим неподражаемым лаем.
- Место,- резко скомандовал я собакам.
Филя, нетерпеливо поскуливая, отскочил сразу же и уселсярядом. Рябку пришлось за шиворот оттаскивать от дерева. Он уселся напротивФильки. Возмущенная узница начала фыркать, дополнительно возбуждая собак.
-Нельзя, - еще раз скомандовал я собакам и началприцеливаться. Зверюшка сидела очень удобно для точного выстрела. Он щелкнулсухо, зверек повис на задних лапах. Из пробитой головки на землю мелкимикаплями закапала кровь, на них тут же прыгнул Филька, пытаясь поймать на лету.Рябый сидел тихо, только подрагивал и скулил от избытка эмоций.
Только сейчас я понял: если не поймаю трофей раньшеперевозбужденных собак, то они его могут просто порвать. Я сделал шаг кдеревцу, расстегивая свою суконную куртку. Соболюшка начала падать, я поймал еена лету и, слегка пригнувшись, начал прятать добычу за обшлаг куртки. И в этотмомент почувствовал сильный удар в спину, который чуть не сбил меня с ног.Тяжесть на мгновение стала давить на спину. Я выпрямился, тяжесть исчезла.Обернувшись, я увидел Фильку, стремительно прыгающего в сторону. Он сделал трипрыжка, обернулся, сел, как ни в чем не бывало. Смотрящие из его глаза бесенятаговорили:
-Ну, прыгнул на спину в азарте. Ведь не укусил же. Не нужноменя сильно наказывать, я в азарте. Ну, а может не нужно розгами по заднице? Яисправлюсь. А вообще, поймай сначала.
Он сидел в напряженном ожидании в готовности удратьподальше. Я же позвал собак, доставая традиционные кусочки сахара-рафинада.Ведь после добычи пушного зверька им полагалось лакомство.
-Рябка, возьми сахарку. Честно заработал,- подозвал я его.Пес подошел, благодарно склонил голову и галантно, резцами, принял лакомство.
-Филька, ну и ты иди,- протянул я ему сахар.
Пауза затянулась. Пес не спешил подойти. Вероятно, он боялсянаказания.
-Да иди ты, зараза. Не трону, - с улыбкой сказал я идвинулся ему на встречу.
Пес не убежал. Он поверил мне – лакомство взял, но не забылпри этом легонько прикусить мне палец.
Я достал соболюшку.
-Эх, хорош трофей,- сказал я, поглаживая нежныйтемно-коричневый с проседью высокий мех, поблескивающий на солнце. Горловогопятна практически не было, по стандарту мех оценивался вторым цветом из четырехвозможных. Я полюбовался прелестью королевского меха. Он искрился, сединанапоминала легкую изморозь. Моим трофеем стала действительно красавица.
-Ну что, звери, пошли дальше. До зимовья еще не близко,-подбодрил я собак, и мы двинулись в путь навстречу событиям этого охотничьегодня.
Нитка, как средство ограничения свободы
На охоте иногда возникают ситуации, когда присутствие дажетаких собак бывает нежелательным. В верховьях речки Худуй (в переводе сэвенкийского – Худое место)
у меня был пробит путик, где все капканы были установлены вслед или под след.
Передвижение собак могло повредить соболиные тропки, и мнеприходилось на этот путик выходить без собак. Было скучновато одному, но с этимпришлось мириться. Сразу же возникала проблема, как уйти незаметно без собак.Они тоже находились на охоте, и отогнать их к зимовью было невозможно. Иногдаотец просто закрывал псов в зимовье, пока я не уходил от зимовья километра натри. В один из дней я решил провести опыт. Зная интеллигентный характер ипослушность Рябого, я взял катушку ниток, сложил в четыре раза полутораметровыйкусок и вышел на улицу.
-Рябка, иди сюда, - позвал я друга. Он подошел, виляяхвостом и слегка сложив уши.
В мудрых глазах застыл вопрос:
-Куда пойдем сегодня?
-Ряба, дружище, сегодня я иду один, у тебя законныйвыходной. Ты ведь вчера лапу наколол, я же тебе ее мазью помазал. Так чтоизвини, я тебя привязываю, - ласково обратился я к другу и завязал на его шеенезатягивающийся калмыцкий узел. За свободный конец нитки я повел Рябку к егобудке. Он понял все и понуро брел за мной, сложив свои уши-локаторы.
Привязав нитку за шест, стоящий возле будки я закрепил всознании собаки, что он привязан. Пес влез внутрь, устраиваясь поудобнее. Деньдлинный и в его утепленной будке он вполне комфортно отдохнет.
Я собирался на путик, укладывая в рюкзак все необходимое.Паяльник с грустью наблюдал за мной из будки. Он неуклюже повернулся, и ниткалопнула. Мне стало интересно - пойдет ли он за мной, ведь уже свободен.
Рябка видел, как я ухожу – но не пошел за мной. Ведь егопривязали.
Вернулся в этот день раньше отца. Усталый и замерзший, я струдом поднялся на крутой берег к домику. Пес лежал в своей конуре и ждал,когда его отвяжут.
Я снял винтовку, рюкзак, достал из него четырех соболей.
-Ряба, иди ко мне, дружище. Как ты тут отдыхал без меня?-спросил я.
Он вылез из будки, изобразил изумительную собачью улыбку и,виляя хвостом, подошел ко мне. В его глазах не было обиды …..
Паяльник и Фельетон были спутниками отца на охоте не менеесеми лет. Мне довелось провести с ними не менее четырех охотничьих сезонов.Вместе с нами они делили радости и неудачи в нелегком охотничьем деле.Благодаря их помощи охота становилась более веселой, динамичной и добычливой.Мы дарили друг другу бескорыстную любовь. Псы матерели и в итоге, посленескольких сезонов, из них получился универсальный охотничий дуэт. Для них влесу не было тайн – они могли одинаково красиво сработать бестолковую белку ипоставить на чистой мари красавца лося вблизи рёлочки*, чтобы охотник могподойти на верный выстрел. Трубный голос Паяльника и потявкивание Фельетонагде-нибудь в ельнике могли подарить добычу – соболя. К сожалению, так устроенажизнь, что все в ней конечно. Она распорядилась так, что мне пришлосьрасстаться с любимыми друзьями. Меня ждал солнечный Магадан, полныйнеизвестности и непредсказуемости. За сутки до отъезда я пришел в домпопрощаться с родителями и собаками. До сих пор помню взгляд уже умудренногожизнью Рябки. Он посмотрел как-то по-особому грустно, вероятно чувствовал, чтоможем не увидеться. Я потрепал его за шею, почесал за ухом, даже чмокнул вовлажный нос. Глаза засветилась благодарностью.
Фельетон остался верен себе – когда я его трепал за шею, онничего другого не придумал, как слегка прикусить меня за руку. Прикусил незлобно, а мягко, даже ласково. В глазах по-прежнему играли лукавые бесенята …….
Рёлочка* – местное название небольшого перелеска илинебольшой группы деревьев.
Марь* – местное название верхового болота, чередующегося сперелесками и рединами.
Ичиги*– название кожаной охотничьей обуви.
Это радует.