msmgd
Участник
- С нами с
- 12/10/15
- Постов
- 543
- Оценка
- 163
- Живу в:
- Магадан
- Для знакомых
- Сергей
- Оружие
- МР155
- Собака(ки)
- Нет
Крещение Ашингой*
За окном дома на таежной базе Елатуй, затерявшейся на просторахЗабайкалья, было еще темно, и зажженная Саней керосиновая лампа осветила помещение изнутри. Он подошел к печи, начал растапливать ее, давая стартвсем дневным хлопотам. Я уже проснулся, умом понимая, что отдых, увы, закончен.Но, повинуясь желанию души, просто лежал с открытыми глазами, стремясь насладитьсяприятной истомой хотя бы еще несколько минут.
– Как спалось, Серега? – приветливо спросил меняСаня. – Давай, вставай помаленьку. День, однако, у тебя сегодня вряд ли будетлегким.
С улицы вошел Михаил, хозяин охотничьей базы.
– Ну что? Раз проснулись, будемзавтракать, да собираться по делам, – с доброй открытой улыбкой поприветствовал он нас.
Душа отказывалась просыпаться так рано. После таежной баньки с березовым веничком подобнозмее меняешь старую кожу. С горько-соленым потом тебя покидает усталость, накопившаяся за долгие дни нелегкой таежной работы. Баня влесу имеет особую ценность и прелесть. Познать это в полной мере, дано людям, отшагавшимногами не одну сотню километров по забайкальской тайге. После стопочки водкипод тушеную изюбрятину в компании очень интересных людей душе хотелось одного – еще немного полежатьна панцирной кровати с толстым матрасом, оттягивая момент выхода на очень непростой маршрут,запланированный с вечера.
Волею судьбы, преддипломнуюпрактику охотоведа довелось проходить вЗабайкалье – на юге Читинской области в Госпромхозе* “Кыринский”. Он существуети сейчас ,продолжая вести работу по добыче даров забайкальской тайги. Послеудачной работы на заготовке кедрового ореха необходимо было решить, кто изштатных охотников сможет взять на практику студента.
– Послушай, хочешь, я поговорю сБолдыревым Александром Алексеевичем, нашим лучшим охотником по пушнине? Мужикон крутой, проводил охотустройство* нашего хозяйства. Но если споетесь, лучшей практики тебе ижелать не надо. Правда участок у него самый дальний и сложный в освоении, потапрольешь много, но если выдержишь, тебе уже многое будет по плечу, – предложил мне главный охотовед Арефьев Михаил.
Я не стал, противиться, и уже к вечеру в кабинет, где я занималсясбором материалов для диплома вошел невысокий, немного сухощавый мужик, с рыжеватой бородкой. С ней он напоминал боцмана спиратского брига. От него исходила энергия спокойного, много повидавшего иуверенного в своих силах таежника. Глянул на меня оценивающе и спросил:
– Ты что ли студент – практикант?
Я поднял голову, бросил взгляд навошедшего. В его глазах застыла добрая хитринка, ему было интересно, какповедет себя зеленый студент практикант при встрече с местной охотничьейлегендой.
– Ну, я, – коротко ответил я, выдержавего взгляд. – Зовут Сергей. Вам, наверное, все обо мне рассказал Михаил. Ну, аВы – Болдырев Александр Алексеевич?
– Тогда зови меня просто Саня. Мыведь с тобой одной крови – оба охотоведы. Если готов ехать ко мне на Ашингу –говори сейчас. Предупреждаю сразу же – у меня выдержал только один практикант, остальные два сломались. Научумногому, покажу многое, заработаешь хорошо – но тяжеловато будет. Если небоишься трудностей – едем. Не выдержишь – не обижусь, – без предисловий и предельнокоротко высказался вошедший.
– Когда выезд? – спросил я.
– Хм, неплохо, – довольноухмыльнулся Саня.- Готовься,у тебя естьдня три на сборы.
Вот так состоялось наше знакомство. Через несколько дней мы ужеоказались в 250 километрах от села Кыра на старой базе геологов Шинья.
Чаевничая вечером при свете керосиновой лампы, Саня мнерассказал, что нам сейчас предстоит. Впереди маячила длительная работа вьючныхживотных – нам предстояло на плечах впонягах* занести очень многое для жизни в лесу в течение двух месяцев. От Шиньидо базового Саниного зимовья, если неизменяет память около двадцати пяти километров.Продукты, капканы, боеприпасы, одежда – все это придется заносить мне. Какпотом оказалось, таких ходок мне пришлось сделать четыре.
Первая оказалась самой трудной. Перед выходом Саняприподнял мой рюкзак, раскрыл и убрал с десяток капканов и еще кое-что измелочи.
– Не рви себя в первый переход, привыкайк нагрузкам постепенно. И запомни – обязательно через пятьдесят минут хода –десять перекура. Это золотое правило в тайге, когда идешь с большим грузом,- подоброму наставлял меня Саня
Тропа проходила по левому берегу реки Малая Ашинга, почти везде рядом с ней росли кустики карликовой березки высотой повыше колена. Тропинкабыла узкой, и кусты безжалостно скользили по плотной ткани брюк. Радовало, чтотропа на всем протяжении была сухой.
После первых километров понял,что не будь месячной тренировки по переноске тяжестей на заготовке орехов, гдемешки с шишками приходилось таскать на плечах, тяжеловато бы мне пришлосьсейчас. Вдоль тропы открывались величественные увалы*, покрытые различнымивидами кормовых растений, служащих пищей для красавцев изюбрей. Местами увалывенчались отстоями – так называются скальные обнажения на вершинах увалов, гдезагнанный злыми лайками изюбрь пытался укрыться от них. Новые красоты радовали,но рюкзак, становящийся все тяжелее, не давал, насладится ими во всей полноте.
– Ну как, студент, держишься? – сдоброй улыбкой спросил Саня, когда мы с ним чаевничали в зимовье, стоящем наполовинке нашего пути. – Знаю, что рюкзак и малокалиберка уже стали тяжелее натреть. Готовься, к концу пути потяжелеют наполовину. Но уже половинку пути осилили, сейчас пройдем по бугру маленько, дальше будет развилка на Голубино. А там мы почтидома, еще километров восемь и будет финиш. Здорово, что не отстаешь и нежалуешься..
– Да ладно , все в порядке, – ответиля, прихлебывая чаек.
Еще немного – и в дорогу. Спустилисьв пойму, прошли рядом с неизвестно зачем стоящим срубом из двух венцов и стали выходить натропу, ведущую нас к базовому Саниномузимовью. На собственном упорстве я одолел этот переход.
Вечером, за ужином по-доброму улыбаясь, наставник сказал:
– Ну, с прибытием тебя на Ашингу.Первый экзамен ты выдержал, так держать.
Саня вообще по натуре человек не многословный и скуп на похвалу,так что это дорогого стоило. На следующее утро мы разошлись – я возвращался наШинью за очередной партией груза, Саня ушел в верховья Ашинги поднимать путики. Незаметно пройдяпару километров, поймал себя на мысли –как здорово идти с пустой понягой. А ведь на следующий день придется опятьвозвращаться с полной. Таежная работавтянула – перенос грузов, дополнительная заготовка дров на базе, расстановкакапканов на соболей в прирусловых распадках, постановка заячьих петель еще почернотропу*, добыча приманки, приготовление пищи и многое другое приходится делать в лесу только самому. Просто больше некому.. Так,незаметно, пролетело около месяца. В складе уже висели первые добытые шкуркисоболей и белок, колонков и зайцев. В ящиках лежали замороженные заячьи тушки, рябчики.Вот только мясо добыть, пока не удавалось. Приходилось довольствоваться зайцами.Саня показал массу таежных тонкостей, которые помогали мне в постижениинепростой таежной науки. В один из вечеров он предложил:
– Мне нужно выйти в Елатуй нарадиосвязь с госпромхозом. Давай на парусходим. Заодно в баньке попаримся. Путики подняли, – пусть они теперь без нас поработают. Соболек есть, начинает реагировать на приманку и идти в капканы.
Саня как всегда был немногословен.
Я не стал отказываться и раннимутром следующего дня мы покинули наше гостеприимное зимовье, предварительновылив всю воду из ведер и чайников, закрыв все ящики с продуктами и подперевдверь на толстую палку. В те годы в таежных зимовьях замков не было. Решилидобираться до базы Елатуй с ночевкой вГолубино, так называлась падь с одноименной речкой, в устье которой стоялозимовье одного из охотников. Без приключений добрались до зимовья, неудачно порыбачили на реке. Ночевка в зимовьезапомнилась странным ощущением на утро – совершенно без причины болели головы уобоих.
На следующее утро с удовольствиемпокинули зимовейку и после долгого пути, к вечеру, издалека заметили дымок отпечи, топящейся на базе Елатуй – целинашего похода. Собаки учуяли нас издалека, залаяли, и вскоре из домика появилсяхозяин базы – Михаил Тактоев. Невысокий,подвижный бурят, с приветливой улыбкой встретил нас. Возле ног крутились двеюркие лаечки.
С напарником они поздоровалиськак старые друзья – двум охотоведам с огромным практическим опытом работы многое можно вспомнить во время длинных таежных вечеров. А мне, зеленому практиканту, это была великолепная школа.
– Проходите на верандочку, снимайтесуконки*, проходите, сейчас буду вас чаем поить. Сегодня как раз устроилхозяйственный день, баньку топлю, изюбрятинка тает на жаркое. Взял недавномолодого бычка неподалеку. Вовремя вы пришли, – радостно сообщил он нам, когдамы вошли в просторное помещение.
– Знакомься, Миша. Этого субъекта зовут Сергей. Решил взять его к себе навыживание на Ашингу. Как не «мурыжил» –выдержал, остался, не удрал, – шутливо представил он меня Михаилу.
– Ну, раз он у тебя месяц выжил, тогданаш человек. Это мы здесь внизу на лошадях охотимся, а у тебя все ножками да горбом,– сказал Михаил, протягивая руку.
Рукопожатие небольшой ладони подарило ощущение, что онапопала в тиски. Так состоялось наше знакомство. Наступил вечер, была прекраснаябанька, праздник души и тела. Был королевский ужин. Но выяснилось, что порасписанию связь будет только через тридня и Сане придется оставаться ее ждать.Я же решил завтра уйти на Ашингу – ужочень хотелось на соболиные путики, проложенные по шестиприрусловым распадкам.
– Ну, раз решил, в добрый путь, –коротко одобрил мои намерения Саня. – Тогда лучше тебе будет пораньше выйти, наШинье захватить оставшиеся пятнадцать булок хлеба. Хоть у нас и мука есть наАшинге, но хлебушек поселковый тоже не плох, если его правильно разогреть.
– Этому ты меня уже научил, – поблагодарил я своего таежного тренера.
Душе пришлось смириться с суровойпрозой жизни. Подъем, умывание, завтрак,проверка снаряжения – одежды, обуви, ремняс ножом, мешочка с малокалиберными патронами, оружия, поняги. В дорогу взялотварного мяса, немного хлеба, разделил все это на две части, одну упаковал вполиэтиленовый пакетик и спрятал во внутренний карман куртки, другую уложил в карман моего рюкзака – поняги.Проверил наличие спичек, топорика, жестяной банки для заварки. Несколькощепоток чая и кусочков сахара лежали постоянно в другом кармане куртки вособом мешочке.
Готовый в дорогу, вошел в дом. Мужики сидели за столом, попиваличаек, наблюдая за моими сборами.
– Я уже был на улице. Ясно. Небозвездное. Неожиданностей быть у тебя в пути не должно. Смотри, будь осторожен.В случае чего знаешь где переждатьнепогоду. Все домики по дороге тебе уже знакомы. Так что, давай присядем натвою дорожку, – инструктировал меня Саня перед выходом.
Присели за столом на минутку. Явстал, пожал мужикам руки.
– Легкой дороги, тебе, Сергей, – пожелал мне Михаил. –Будешь выбираться в Кыру, приходи в Елатуй, ночуй, не стесняйся.
– Спасибо, Миша! До встречи наАшинге, – обратился я к Сане и вышел наверанду.
Рюкзак за спину, мелкашку* стволомназад, под правую руку – и вот уже морозное утро встретило меня. Глянулна часы – было семь часов.
– Ну, с Богом, – пожелал я себе. Ине без оснований .Такой переход самостоятельномне приходилось совершать впервые. По предварительным прикидкам мне предстоялопройти не менее сорока километров. Морозец был небольшим, было тихо, безветренно.Вслед мне недоуменно глянули Мишины лаечки.
– Куда его понесло в такую рань? –было написано на их умных мордочках.
Вышел на дорогу, двигаясь покоторой , никак не минуешь первый промежуточный финиш на маршруте – старую базу геологов Шинья. Подподошвами ичигов * ритмично похрустывал снежок, дорога немного подсвечивалась уходящей на дневной покой луной. Шеллегко, в удовольствие. Таежная банька забрала в себя накопившуюся за месяц ворганизме усталость, придала новых сил ия, пользуясь этим, с предельно возможной скоростью шел вперед, осознавая, чтовпереди еще много тысяч шагов, до ставшей уже родной зимовейки на Ашинге. Постепенно стало светать, этодобавило настроения. Совсем не забывая, что нахожусь на охоте, осматривалнасколько возможно придорожные лиственницы, в надежде увидеть вышедшую наутреннюю кормежку белочку. С этим как-тоне везло, но я совершенно не расстраивался по такому пустяковому поводу. Хотелосьна Ашингу, к капканам, старательно расставленным по распадкам с цельюперехитрить красавца-соболя. Без приключений за пять часов добрался до Шиньи. Первыедвадцать пять километров пути былиуспешно преодолены довольно быстро и судовольствием. Не доходя до Шиньи километров пять, почувствовал, что на улицепотеплело, северную сторону небосклона начала затягивать серая хмарь.
– Не нравится мне эта серость. Нехватало еще пурги в дороге, – подумал мимолетом, не придавая значения этоймысли.
Базовый домик геологов встретил нетопленной печкой. Ведь в нем никто неночевал около месяца. Решил сделать привал, вскипятить чайку, подкрепиться, уложитьдрагоценный хлеб в понягу и штурмоватьоставшиеся километры. Пока чаевничал и собирался – поднялся слабый ветерок, потеплелосильнее и небо совсем затянуло недобрыми облаками, не предвещающими ничего хорошего.Перед тем как взгромоздить рюкзак на плечи, вышел на улицу и еще разосмотрелся. С серо-стальных небес сталипроскакивать белые мушки.
– Не лучшая погодка для такойпрогулки, – подумал про себя, раздумывая как поступить дальше.
Можно отсидеться на Шинье,переждать денек, когда станет ясно, куда укажет капризный Бог погоды – на пургу или на морозец. И толькотогда решать, что делать – идти к целиили пережидать пургу.
Для себя прикинул – по оставшемуся пути на приблизительно двадцати километровомучастке есть два зимовья, где можно переждать пургу, если будет невозможнодвигаться к любимому зимовью. Трезво оценив ситуацию и свои силы, все жерешил рискнуть.
Ну, а раз решение принято –рюкзак за спину, мелкашку под руку и вперед.
Поднявшийся ветерок не думал утихать, радовало лишь то, что он пока не усиливался. Уже скоро ощутил, что веса в рюкзакеприбавилось достаточно, но об этом старался не думать – ведь доходил же доАшинги и с более тяжелым рюкзаком. Этопридавало уверенности в себе и сил для движения. Отошел от Шиньи километра натри - четыре, по дороге наблюдая за окрестностями. Вершины дальних сопок ужезатянуло серой пеленой, ветерок становился все более резким, белые мухи сталипроскакивать чаще и уже пытались жалить поросшее месячной бородой лицо.
– Ну и на кой черт вы здесьразлетались, да еще навстречу? - чертыхался я, преодолевая очередной участок высоких зарослей карликовой березки. Вэтом месте из них торчит только голова и, кажется, что каждая веточка стремится вырвать из моего суконного костюмасвой клочок. Мысли были подчинены одной цели – только вперед с максимальновозможной скоростью.
– Вот только мерзкий встречный ветер в физиономию и изменяющийсяхарактер снежинок, которые становились все более жесткими, совсем мне нравится,– сказал себе, приближаясь к еще одному зимовью, стоящему на пути.
Устроил в нем привал, не растапливая печи. Просто посидел в домике безрюкзака, пожевал отварной изюбрятинки. Сиделминут тридцать, прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам. На какое-томгновение показалось, что ветерокстихает и с надеждой, что остаток путипройдет без ветра, двинулся дальше. Всеже получасовой отдых даже в холодном домике хорошо восстанавливает силы. Полностьюсосредоточившись на движении, ни на что не отвлекаясь, продолжал отсчитыватьнелегкие таежные метры, которые с трудом превращались в километры.
Затишье пурги было обманчивым. Вскоревновь полетели мухи, подгоняемые неласковымветром, норовя укусить побольнее. Пока все это было терпимо и не мешало движению, ну а легкий дискомфорт– дело житейское. В одном месте тропа проходит по высокому берегу Ашинги. Здесьон высок. Метров на двадцать матушка природа приподняла берег, украсив его на протяжении трехсот метров красивыми скальными обнажениями. С этого берегаоткрывался вид на падь Голубино. Оставалось спуститься вниз и двигаться кразвилке тропы. До нее было не болеедвух километров. Только сейчас ощутил нешуточную усталость от перехода. Лямкипоняги стали сильнее сжимать плечи.
Появилось смутное предчувствие, что остаток дня у меня будетне самым простым.
Я оказался прав – после спуска с высокого берега в долинуменя накрыл первый, как мне показалось тренировочный снежный зарядик. Ненадолгоисчезли из вида все сопки, ветер сыпанул в лицо совсем не мягкого снега, нодвигаться вперед можно еще уверенно,тропу было видно. Зарядик прошел минутчерез десять, появились ориентиры, Я упорно двигался к развилке, где опять нужно решить – или свернуть в зимовье наГолубино, переждать надвигающуюся пургу (а то, что она приближается, было уже, несомненно) или упрямо идти к цели. С такими мыслями пришел к срубу, где намеревалсясделать еще один привал. Ветер вроде бы стал тише. Я снял понягу и мелкашку, котораятоже становилась все более тяжелой, сел спиной к ветру, набросил капюшон ирешил посидеть минут пятнадцать, раздумывая как поступить. В обычный день от этого места до зимовья доходил часа задва-три в зависимости от загрузки и усталости. Сейчас изрядно вымотанный, сбольшим грузом я могу тащиться часа четыре. Вспомнив о головной боли после ночи, проведенной в Голубинском зимовье,решил вопреки всему идти к себе. О серьезности принятого решения напомнилналетевший порыв ветра. Он словно предупреждал меня, что если отважусь идти наАшингу, то это будут не самые приятныетаежные километры. Оглядев себя, я увидел, что мой суконный костюм стал ужебелесым – понемногу снежная крупка цеплялась за ворсинки сукна, и только на сгибах образовались коричнево-серыеполоски.
Непонятно каким чувством, почувствовал на спине чей-товзгляд. Обернувшись, метрах в пятнадцати от себя, увидел, как мне показалось, козьюголову. – Да ну, не может быть. Откуда ей взяться именно сейчас? – промелькнулапервая мысль.
Тем не менее, рука потянулась кмелкашке спокойно, без резких движений, развернулся, прицелился и выстрелил. Щелчкавыстрела не услышал из-за ветра, но вкустах начал биться в агонии подстреленный мной зверь.
– Очень своевременно, – иронично подумаля, направляясь к подранку.
Как оказалось, моим трофеем стала небольшаякозочка-первогодок. Произошедшее немного озадачило, но не надолго.
– Слава Богу, что это не изюбрь:разделывать его на таком ветерке соснежком удовольствие ниже среднего, – с изрядной долей уже черного юмораподумал я, разделывая добычу.
Времени это заняло около двадцатиминут. В итоге возник вопрос – как умудриться в этой ситуации дотащить дозимовья неожиданно свалившийся с неба подарокохотничьей удачи, весом не менее пятнадцати килограммов. Оставлять мясо здесьсовсем не хотелось. Голова, ножки ивнутренности пусть остаются здесь. Часть шкуры пришлось отрезать и использоватьдля того, чтобы драгоценный хлеб не пропитался свежей кровью от мяса. Мнепришлось, вынув мешок с хлебом, уложить в его мясо, закрыть его шкурой, волосомнаружу, и затем сверху уложить хлеб. Все влезло впритык. Я запахнул клапан на поняге, приподнял его. Результатвзвешивания на руке совсем не вдохновил. Рюкзак стал тяжелее почти в два раза. Отраздумий по этому поводу отвлек очередной порыв ветра со снегом.
– Ну что ж, впереди всего восемь километров до любимого зимовья. Представь себе, как вкусен будет бульон изкосулятинки со свежеразогретым на пару хлебушком. Вопреки пурге – вперед!!! – подбодриля себя сам, в очередной раз, предоставив спине плотно общаться с уже изряднонадоевшим ей и постоянно тяжелеющимрюкзаком.
К этому времени сталосереть. День начал собираться на отдых и мне очень не хотелось добивать остаткимаршрута в полной темноте. При усиливающемся ветре начал думать, каким путем продолжить движение, когда через километр выйду в уже сужающуюсяпойму Ашинги. Было два пути – один по тропе вдоль левого берега, другой по льдуреки. В каждом из них были свои преимущества. По тропе будет меньше ветра иснега, но местами она проходит по камням, мимо завалов в сумерках и потемкахя бы по ней предпочел не ходить. Опасность подвернуть ногу при таком движениигораздо больше, чем по льду. По реке –все гладко и ровно, снега на льду мало, идти легче, но оставалась опасностьзалезть в наледь, Общение с ней я вряд ли назвал бы приятным. Кроме этого внекоторых местах снег не прикрывает голый лед и здесь, если идти без должногонавыка можно поскользнуться. Вот такая дилемма сидела в голове, осложненнаягрузом лямок поняги, под шум недоброго забайкальского ветерочка, осложненногонедобрым снегом. Он вообще сошел с ума. К вечеру превратился в жесткую снежнуюкрупку, все более безжалостно пытающуюся ужалить.
– Пойду я все же по льду, – решилдля себя, подойдя к последней развилке.
По моим расчетам,впереди было не менее пяти километров. Ветер еще усилился. Крупка становилась ещекрупнее. Бородка превратилась в ледяную броню, поэтому белые мухи могли больноужалить там, где ее не было. Приходилось прищуриваться, как-то поворачиватьголову по очереди налево или направо, чтобы не давать пурге жечь глаза. Норадовало одно – шел по твердому гладкомульду, присыпанному снегом. Ветер пока был такой силы, что я мог двигаться вперед бездополнительных усилий, преодолевая его сопротивление. Сумерки становились гуще. Обнадёживало то,что я уже хорошо знал речку и пройтистоящее на высоком берегу зимовье уже не мог. Просто отслеживал по пройденным кривунам* где янахожусь. Под левым берегом реки было три завала, по которым можно определитьоставшееся расстояние.
Наверное, мне показалось, нотемнота на некоторое время замедлила свое наступление, и незаметно я подошел кдальнему из трех своих ориентиров.
– Неплохо: половина пути отразвилки уже пройдена. Пока идти могу, но не буду нарушать золотое правило СаниБолдырева. Отдохну немного, – решил я, приближаясь к знакомому завалу.
С удовольствием ,сбросив опостылевшую понягу, присел на корягу, к ветру спиной. Сидеть долгоне получилось, да и не нужно было. Нельзядопускать быстрого остывания, иначе пристанет витающая в снежных зарядах коварнаяпростуда. По моим расчетам десять минут прошли, и я вновь нагрузил спину. Рюкзак становился все тяжелее, но, чемтяжелее он становился, тем сильнее мне хотелось его допереть до базы. Можнобыло очень сильно облегчить себе жизнь – бросить рюкзак на льду или свернуть всторону лесной тропы, поставить его подприметным деревом. Идти к домику станет легче – но как я буду смотреть в глазаСане, если, вдруг допустив слабость, потеряю хлеб и мясо, имеющие здесь особуюценность. Этих мыслей даже не допускал. В голове пульсировало только одно:«Вперед, на Ашингу!!!»
Пройдя метров двести, ощутил, чтоветер начинает сходить с ума. Мне все труднее становилось толкать себя вперед, особеннотрудно это было на участках льда без снежного покрова. Приходилось становитьсябоком и двигаться, переступая впереднавстречу ветру. Это замедляло движение, но оно было вперед, иначе быть недолжно.
– Слава Богу, что участков гологольда очень мало, а то было бы совсем худо, – подумал я, пересекая еще одинтакой участок, и начав движение по снегу. Прошел метров сто. Вдруг показалось,что под ногой хлюпнула вода. Неосторожно повернулся, поскользнулся, потерял равновесие и начал падать вперед.
– Ох, сейчас и рюкзаком сверхуперепадет! Нужно попытаться упасть хотя бы на бок, – успел подумать и как-тосреагировать при падении.
Мне удалось грохнуться на бок. Пошевелил руками и ногами – ничего не болит – значит все в норме.
– М-м мать твою, а наледь здесь зачем?!– выругался я, ощутив воду на суконной рукавичке. – Срочно освобождаться отрюкзака, вставать, выползать на сухое и двигаться дальше,- подстегнул я себяжесткой командой.
Выполнив задуманное, перетащилрюкзак на сухой лед, осмотрелся. Черт занес в эту небольшую наледь.Основательно вымочил рукавицы, один из рукавов.Но порадовало, что в кожаные ичиги вода не успела просочиться: спасли надетыеповерх суконные брюки.
– И то ладно, что ноги сухие. Этоогромный плюс. Только вперед! Кто тут устал? – вновь взбодрил себя сам, взгромождая на спинустановящийся чугунным рюкзак.
Усталость подкралась тихо, как рысь на мягких лапах. Всесложнее становилось толкать себя навстречу надоевшему безумному ветру, этойжалящей манной крупе, норовящей засыпатьменя здесь, если не выдержу и упаду. Мыслей бросить рюкзак не возникало. Понемногуначал считать шаги – досчитывал до сотни, тихо радовался, что метров нашестьдесят приблизился к цели. Больше всего хотелось увидеть большой кусттальника, стоящий на берегу реки напротив «зимухи». От него до домика было всего метров двести. Внутривключился какой-то автопилот или открылось непонятно какое дыхание – двигалсявопреки всему, не обращая внимания наветер, снег. Третье падение в наледь уже не удивило и не испугало.
Шаг, еще шаг, еще шаг – и так до ста.Затем счет с нуля до следующей сотни и так далее. Руки в промокших рукавицахзамерзли. Шевелил пальцами, пытаясь не дать им отморозиться. Запасных рукавичекнет, поэтому придется терпеть.
Подошел к еще одному промежуточному ориентиру – это здоровенныйкедр, лежащий на берегу. Приплыл он вместе с корнями, которые создавалинебольшое укрытие от ветра.
– Ты почти у цели, бродяга. Ведьот этого корча остается ВСЕГО около километра до домика, подбодрил себя, подходя к выворотню. И здесь мнепослышался непонятно откуда взявшийся ласковый мелодичный женский голос. Онговорил мне:
– Присядь здесь – отдохни – тебетепло – хорошо. Присядешь – будет еще лучше. Заночуешь здесь – в тепле и уюте. Послушайменя, не противься.
На мгновение в сознании возникобраз шаманки, с монгольским разрезом глаз, гибкой, стройной, соблазнительной иманящей. Она была одета в национальную одежду, била в шаманский бубен.
От людей, попадавших в подобныеситуации, знал – это плохой признак. Когда тебя посещают глюки, это говорито сильном переутомлении и здесь задачане поддаться галлюцинациям. Я просто понял, что испытывают люди, которые когда-либозамерзали. Силы еще есть и финиш уже близок. Я не стал останавливаться на отдых, собрал себя в кучку и начал отсчеточередной сотни шагов. Слава Богу, на последнем отрезке пути до домика не былоналедей и прочих сюрпризов. Не могу сказать, сколько раз я считал до ста, нокогда появился долгожданный ориентирповорота к домику, наверное, я был самым счастливым человеком на этом свете,несмотря на свинцовую усталость в теле. Еще рывок и я у цели. Свернув с реки наберег, наверное, поклонился безымянномукусту тальника и направился к домику,который пока еще не был виден.
На удивление точно вышел к спускуна речку. Последние усилия по выходу на высокий берег показались титаническими.Рюкзак тянул назад с почти непреодолимой силой. Но смог и это – по тропочкевышел на полянку, где должно стоять зимовье. Присмотрелся и с трудом, уставшими глазами увидел до боли желанныйчерный контур зимовейки. На мгновение наступил какой-то ступор – я уже видел домик, но что-томешало сделать последние шаги к нему. То, что в нем никого не было большенедели и холодно почти как на улице – это все уже не важно. Главное дошел.
Заставил себя сделать последниешагов пятьдесят, отделяющие меня от домика.
В голове молнией пронесласьмысль: «Мама дорогая, представляю, как сейчас Саня переживает. Ведь онполностью отвечает за меня. А в такую пургу может произойти все, что угодно. Жаль,связи нет».
Подошел к дверям, убралподпирающую дверь жердинку, протиснулсяв темный тамбур. Отсутствие ветра в лицо немного удивило и в то же времяобрадовало. Снял мелкашку, на ощупьнашел гвоздь, где она обычно висела. Сбросил ставший ненавистным рюкзак, прислонилего к стенке. Посетившее состояние можновыразить как – Победа, достигнутая дикой усталостью и упрямством. Открыл дверь и наконец-то вошел в темную, промерзшую, но такую родную зимовейку.На улице, по-прежнему, злобно завывал ветер, благо в печной трубе это у негополучалось на разные голоса.
Но сейчас он был бессилен – я под защитой стен, поставленных Санинымируками.
Минут пять посидел на своихнарах, застеленных лосиной шкурой. Для полной победы над пургой нужно было досмешного мало – растопить печку. Я прекрасноориентировался в домике на ощупь. У нас Саней было заведено железное правило –спички лежат у печки в строго определенном месте, наколотые аварийные сухиедровишки лежат отдельно от общей кучки дров, банка с аварийной соляркой тожестоит там, где должна стоять. Но здесь возникла непредвиденная проблема – сняврукавицы, я с некоторым удивлением обнаружил, что пальцы рук не гнутся. Ихвроде бы ощущаешь, но гнуться они почему-то отказываются. Это совсем не обрадовало,но быстро придумал что делать. Подошел кпечке, присел возле неё, на ощупь открыл дверцу. Все получилось и я так же наощупь начал искать сухие дрова. Они лежали на своем месте и словно ждали такогомомента, когда их смерть будет спасать чью-то жизнь. Прижимая кистями рук,лежащие тонкие полешки, я начал так жена ощупь накладывать их в печь. Уложил штук шесть или семь, сдвинул в кучку – осталосьвсе это подпалить для полного счастья. Пурга продолжала беситься, завывая втрубе, словно безумная. Может быть, она и была такой. Тем же способом, припомощи запястий, в печь перекочевала баночка с небольшим количеством аварийной солярки. Теперь самое сложное – зажечьспичку. Негнущимися пальцами это сделать, казалось бы, невозможно. Пришлось также наощупь найти коробок, сжать его кистями и перенести на печку. Открытькоробок ненамного, но проще – левой рукой прижимаешь к металлу печи, указательнымпальцем правой открываешь. Дальше требуется полностью разъединить половинки коробки. Теперь зажать спичку между указательным и безымянным пальцем. Получилось не сразу, но я уже был опять почти уцели. Прижав часть коробка с чиркалкой левой рукой, так же на ощупь пытаюсьзажечь спичку. Ну, больно по теплу соскучился!!
Не могу сказать, через сколькопопыток, но мне удалось это сделать, потому что свет спички был ярче и желаннеесвета Солнца. Он тускло осветил печку, открытую дверцу, куда я с надеждойпереместил огонек жизни. Солярка загорелась быстро, еще более ярко осветивдомик, послышался веселый треск загорающихся дровец. Я прикрыл дверцу и положил руки на печку. Почти сразу жеощутил все нарастающее покалывание в немного примороженных руках. Дрова в печизанялись споро, печка разогревалась быстро, и мне стало горячо держать на нейруки. Пальцы начали немного разгибаться, но я не рискнул пока зажигатькеросиновую лампу: неуверенными движениями можно разбить стекло, что являлосьбольшой ценностью в тайге. Просто открыл печку, подбросил немного дровец. Меняуже начала накрывать волна расслабляющего, а не мнимого тепла. Внутри будтокто-то ослабил мобилизующую пружину воли.
Непередаваемо ощущение, когдатебе удается избежать серьезной опасности, и ты вновь оказываешься вбезопасности. Меня с непреодолимой силойпотянуло прилечь. Я не смог совладать с собой, даже не снял заснеженный суконный костюм – простоотбросил лосиную шкуру с нар на соседние и завалился на голые нары. Только голова коснулась нар, я мгновенно выключился. Что это было – сон,потеря сознания, или что-то еще, я понятьне могу и по сей день. Сколько янаходился в таком состоянии, сказатьточно не берусь. Вернулся в сознание от жары и сырости. С трудом понял, где янахожусь, в трубе еще более дико завывала пурга. Я лежал на нарах, в зимовьебыло уже очень тепло, подтаявший снег на брюках и куртке давали ощущениесырости. На стенках домика весело идаже вызывающе назло дикой пургеносились огненные зайчики из печки.
Для полного счастья мне нехватало какого-либо света. Сжал пальцы, они подчинились, и рискнул зажечь керосиновые лампы. У нас ихбыло две – обычно хватало одной, в особо торжественных случаях зажигали две. Именносейчас я по очереди зажег их обе. Стало непривычно светло.
– Ну, вроде бы все получилось. Все донес, ничего не потерял,жив и здоров. Но на улицу еще придется выползать – ведь воды же нет ни капли. Не хотелось растапливать снег, поэтомувооружился фонариком, топором, двумя ведрами и направился на речку, где неподалекуу нас имелась закрытая прорубь.
Открыв дверь, получил в подарокпорцию снега. Выйдя из домика, я понял, – все, что я называл пургой три часаназад, было ясельной забавой. Сейчас ветер был такой силы, что я с пустымиведрами без груза с трудом передвигался по льду речки. С таким рюкзаком я быпросто не дошел. С трудом оживил прорубь, набрал воды, закрыл прорубь крышкойи, прихватив ведра и топор, наскольковозможно быстро пошел к домику. Душу радовал огонек, призывно и с надеждойгоревший в окошечке.
Закрыв дверцу тамбура на крючок, яотгородился от мира дикой пурги, занес ведра с водой на положенные места, поставилкипятиться чайник, затем с фонарикомвернулся в тамбур, вытащил мешочек с хлебушком, достал драгоценное мясо, разложилего замерзать на полочке. Перед этим отрезав себе на ужин кусочек мякоти.Нежное мясо сибирской косули готовитсянедолго. Вернулся в домик и принялся снаслаждением освобождать себя от ставшего тяжеленным суконного костюма, меховойжилетки, развесил все это сушить вместе с обувью. Стало непривычно легко всвежем трико, рубашке и тапочках
Поймал себя на мысли:
– Неужели еще сутки назад мысидели с Саней и Мишей в Елатуе послебаньки за чудесным ужином?
На улице происходила репетицияАпокалипсиса. Гул пурги стал сплошным. Возможно, в этот момент был апогей снежного безумия. Но даже если это Апокалипсис, встречу я его вмаксимально возможном комфорте и весьма довольным сегодняшним днем. Взгляд упална кусок мяса, призывно лежащий в тарелке. На печи начал посвистыватьзакипающий чайник. Встал, поставилнебольшую кастрюльку с водой на печь, порезал мясо на кусочки. Решил простосварить бульон из свеженинки, быстро, патологически вкусно и суперпитательно.
Заварил чай в заварнике, опустилмясо в закипевшую воду, посолил, бросил перцу горошком, лаврового листа,молотого черного, щепотку сухого лука, который так же держали для особыхслучаев. Дал повариться мясу минут двадцать, захлебываясь от ароматных запаховсвежатинки. Налил бульона в кружку, парящиие куски мяса выложил на тарелочку. Какимибезумно вкусными были янтарный бульон инежнейшее мясо. Я запивал бульончиком косулятинки и радовался жизни вопреки волепурги. Все же усталость брала свое.Сытная еда еще более расслабила. На гул пурги уже перестал обращать внимание. Погасилодну лампу – керосин требует экономии.
Прихлебывая чай с голубичнымвареньем, вспоминал все передряги дня сегодняшнего. Слава Богу, что всеобернулось именно так. Подбросил дров в печку, вернул на место шкуру, застелилспальный мешок, подушку под голову и постель готова. Растянулся на нарах вовесь рост, притушил лампу, даже дикие вопли пурги не смогли мне помешатьуснуть. Перед тем как провалиться в глубокий сон, мне опять послышался тот жеженский голос, который уговаривал меня всего несколько часов назад:
– Жаль, что не остался отдохнуть,как хорошо было бы тебе со мной,
– Нет, милая, мне здесь еще лучше,– ответил я ей и провалился вдолгожданный сон.
Спалось крепко и долго, ипроснулся уже поутру. В домике было свежо. Подбросил дров на оставшиеся угли,дровишки обреченно затрещали в знакпротеста. Налил остывшего чайку, прихлебнул, глянул в окно. Пурга почти утихла,облачность стала повыше, снежок прекратился. Прислушался к себе и понял, чтотребуется еще отдых. Не стал противиться, просто залег и тут же задремал дочасу дня.
В этот день никуда не ходил – требовалось окончательновосстановиться после пережитого экстрима.
– Эх, жаль нет связи с Елатуем. Сообщитьбы Сане, что все у меня в порядке. Он же сейчас на измене сидит, – вторичноподумалось мне.
По расчетам ждать мне его нужнодня через три. На следующий день вошел в обычный ритм – проверка путиков, котораяоправдала надежды на удачу, повседневные работы быстро заняли время этих дней. Врасчетный день, когда должен был прийти Саня, сам вернулся пораньшес короткого путика, напек лепешек,приготовил хороший ужин. Все происходило еще по светлу. Вышел на улицуподколоть дровишек и издалека услышал хруст снега под ногами. Человек подходилк домику по береговой тропе.
Глянул туда и увидел невысокую Санину фигурку. Я махнул емуиздалека, он тут же взмахнул рукой в ответ. Минут через пять он подошел кдомику.
– Ну, привет, Серега! А прибавилты нам с Тактоевым немного седых волос.
Сам понимаешь, пурга была серьезная, сам давнотакой не припомню. Главное ведь ничего ее не предвещало. Налегке ты бы быстродобежал, но ведь пятнадцать булок хлеба это уже груз на таком переходе. Потомуи переволновались мы с Мишаней крепенько. Выходил на связь, спросили про тебя, амне пришлось сказать, что ты на Ашинге остался. Единственно, что мне было непонятно в твоих возможных действиях –как ты пойдешь на последнем отрезке – поречке или по тропе. Случись, что до этого момента, ты бы никуда не делся или стропы или из известных тебе домиков. Раз тебя нигде там не нашел, значит ты полюбому дошел до развилки. Я все же решил пройти тропой. И, не поверишь, счувством большой тревоги подходил к известному тебе кривуну, откуда уже виднозимовье. Даже глаза зажмурил, когда вышел на чистину*. Открываю глаза, адымок-то из трубы… Значит, жив, курилка!!!Даже легче идти стало к домику, – с облегчением поведал мне Саня.
Войдя в домик, Саня судивлением спросил: «Чую мяском свежим пахнет.Откуда, рассказывай?»
– А ты проходил мимо сруба наразвилке? – ответил я вопросом на вопрос.
– Нет, я не дошел до него немногои обогнул одной тропой, которую ты не знаешь, – ответил напарник, снимаяпотяжелевшую к концу дня одежду.
– Вот у этого срубика в пургу я ипригрел козочку, – поделился я хорошей новостью с Саней.
–Так ты и мясо, что ли, притаранил вместе с хлебом? - удивленноспросил он.
– Ну не бросать же. Ведь хлебушекс косулятинкой уж больно хороши, – шутливо возмутился я.
– Ну, раз, так, то вдвойне молодец, хлопнул он меня по плечу.
А чего стоило дождаться похвалыот Сани Болдырева, уже сказано.
– Поужинаем? С устатку, да свеженинка,сам знаешь…, – предложил я.
Возражений не последовало. Ужинудался на славу, узнал много новостей от Сани,
рассказал о своих.
– А все же ты молодец, еще разпохвалил меня Саня перед сном. После небольшой паузы добавил: «Теперь тыАшингой крещенный». У тебя три дня назад был второй день рождения. И дай тебеБог всего хорошего дальше.
Преддипломная практикапродолжалась…..
01.12 .12
АШИНГА – река в Кыринском районе Читинской области
Поняга* – местноеприспособление для переноски грузов на плечах.
Чернотроп*– период в лесу перед установкой снежного покрова.
Путики подняли *– расставиликапканы по маршрутам
Суконка* – костюмиз шинельного сукна.В те годы один из оптимальных видов одежды для пешей охоты.
Мелкашка *– малокалибернаявинтовка
Ичиги * – охотничья кожаная обувь.
Кривун* – местноеназвание поворота реки.
Чистина* – местноеназвание поляны свободной от деревьев икустарников
Госпромхоз*– государственное промысловое хозяйство.
Охотустройство*– комплекс мероприятий по определениюнаиболее рациональной эсплуатации охотичьих угодий, в соответствии с их продуктивностью.
Увал* - плавные , свободные от древесной и кустарниковой растительности участки возвышенностей..
За окном дома на таежной базе Елатуй, затерявшейся на просторахЗабайкалья, было еще темно, и зажженная Саней керосиновая лампа осветила помещение изнутри. Он подошел к печи, начал растапливать ее, давая стартвсем дневным хлопотам. Я уже проснулся, умом понимая, что отдых, увы, закончен.Но, повинуясь желанию души, просто лежал с открытыми глазами, стремясь насладитьсяприятной истомой хотя бы еще несколько минут.
– Как спалось, Серега? – приветливо спросил меняСаня. – Давай, вставай помаленьку. День, однако, у тебя сегодня вряд ли будетлегким.
С улицы вошел Михаил, хозяин охотничьей базы.
– Ну что? Раз проснулись, будемзавтракать, да собираться по делам, – с доброй открытой улыбкой поприветствовал он нас.
Душа отказывалась просыпаться так рано. После таежной баньки с березовым веничком подобнозмее меняешь старую кожу. С горько-соленым потом тебя покидает усталость, накопившаяся за долгие дни нелегкой таежной работы. Баня влесу имеет особую ценность и прелесть. Познать это в полной мере, дано людям, отшагавшимногами не одну сотню километров по забайкальской тайге. После стопочки водкипод тушеную изюбрятину в компании очень интересных людей душе хотелось одного – еще немного полежатьна панцирной кровати с толстым матрасом, оттягивая момент выхода на очень непростой маршрут,запланированный с вечера.
Волею судьбы, преддипломнуюпрактику охотоведа довелось проходить вЗабайкалье – на юге Читинской области в Госпромхозе* “Кыринский”. Он существуети сейчас ,продолжая вести работу по добыче даров забайкальской тайги. Послеудачной работы на заготовке кедрового ореха необходимо было решить, кто изштатных охотников сможет взять на практику студента.
– Послушай, хочешь, я поговорю сБолдыревым Александром Алексеевичем, нашим лучшим охотником по пушнине? Мужикон крутой, проводил охотустройство* нашего хозяйства. Но если споетесь, лучшей практики тебе ижелать не надо. Правда участок у него самый дальний и сложный в освоении, потапрольешь много, но если выдержишь, тебе уже многое будет по плечу, – предложил мне главный охотовед Арефьев Михаил.
Я не стал, противиться, и уже к вечеру в кабинет, где я занималсясбором материалов для диплома вошел невысокий, немного сухощавый мужик, с рыжеватой бородкой. С ней он напоминал боцмана спиратского брига. От него исходила энергия спокойного, много повидавшего иуверенного в своих силах таежника. Глянул на меня оценивающе и спросил:
– Ты что ли студент – практикант?
Я поднял голову, бросил взгляд навошедшего. В его глазах застыла добрая хитринка, ему было интересно, какповедет себя зеленый студент практикант при встрече с местной охотничьейлегендой.
– Ну, я, – коротко ответил я, выдержавего взгляд. – Зовут Сергей. Вам, наверное, все обо мне рассказал Михаил. Ну, аВы – Болдырев Александр Алексеевич?
– Тогда зови меня просто Саня. Мыведь с тобой одной крови – оба охотоведы. Если готов ехать ко мне на Ашингу –говори сейчас. Предупреждаю сразу же – у меня выдержал только один практикант, остальные два сломались. Научумногому, покажу многое, заработаешь хорошо – но тяжеловато будет. Если небоишься трудностей – едем. Не выдержишь – не обижусь, – без предисловий и предельнокоротко высказался вошедший.
– Когда выезд? – спросил я.
– Хм, неплохо, – довольноухмыльнулся Саня.- Готовься,у тебя естьдня три на сборы.
Вот так состоялось наше знакомство. Через несколько дней мы ужеоказались в 250 километрах от села Кыра на старой базе геологов Шинья.
Чаевничая вечером при свете керосиновой лампы, Саня мнерассказал, что нам сейчас предстоит. Впереди маячила длительная работа вьючныхживотных – нам предстояло на плечах впонягах* занести очень многое для жизни в лесу в течение двух месяцев. От Шиньидо базового Саниного зимовья, если неизменяет память около двадцати пяти километров.Продукты, капканы, боеприпасы, одежда – все это придется заносить мне. Какпотом оказалось, таких ходок мне пришлось сделать четыре.
Первая оказалась самой трудной. Перед выходом Саняприподнял мой рюкзак, раскрыл и убрал с десяток капканов и еще кое-что измелочи.
– Не рви себя в первый переход, привыкайк нагрузкам постепенно. И запомни – обязательно через пятьдесят минут хода –десять перекура. Это золотое правило в тайге, когда идешь с большим грузом,- подоброму наставлял меня Саня
Тропа проходила по левому берегу реки Малая Ашинга, почти везде рядом с ней росли кустики карликовой березки высотой повыше колена. Тропинкабыла узкой, и кусты безжалостно скользили по плотной ткани брюк. Радовало, чтотропа на всем протяжении была сухой.
После первых километров понял,что не будь месячной тренировки по переноске тяжестей на заготовке орехов, гдемешки с шишками приходилось таскать на плечах, тяжеловато бы мне пришлосьсейчас. Вдоль тропы открывались величественные увалы*, покрытые различнымивидами кормовых растений, служащих пищей для красавцев изюбрей. Местами увалывенчались отстоями – так называются скальные обнажения на вершинах увалов, гдезагнанный злыми лайками изюбрь пытался укрыться от них. Новые красоты радовали,но рюкзак, становящийся все тяжелее, не давал, насладится ими во всей полноте.
– Ну как, студент, держишься? – сдоброй улыбкой спросил Саня, когда мы с ним чаевничали в зимовье, стоящем наполовинке нашего пути. – Знаю, что рюкзак и малокалиберка уже стали тяжелее натреть. Готовься, к концу пути потяжелеют наполовину. Но уже половинку пути осилили, сейчас пройдем по бугру маленько, дальше будет развилка на Голубино. А там мы почтидома, еще километров восемь и будет финиш. Здорово, что не отстаешь и нежалуешься..
– Да ладно , все в порядке, – ответиля, прихлебывая чаек.
Еще немного – и в дорогу. Спустилисьв пойму, прошли рядом с неизвестно зачем стоящим срубом из двух венцов и стали выходить натропу, ведущую нас к базовому Саниномузимовью. На собственном упорстве я одолел этот переход.
Вечером, за ужином по-доброму улыбаясь, наставник сказал:
– Ну, с прибытием тебя на Ашингу.Первый экзамен ты выдержал, так держать.
Саня вообще по натуре человек не многословный и скуп на похвалу,так что это дорогого стоило. На следующее утро мы разошлись – я возвращался наШинью за очередной партией груза, Саня ушел в верховья Ашинги поднимать путики. Незаметно пройдяпару километров, поймал себя на мысли –как здорово идти с пустой понягой. А ведь на следующий день придется опятьвозвращаться с полной. Таежная работавтянула – перенос грузов, дополнительная заготовка дров на базе, расстановкакапканов на соболей в прирусловых распадках, постановка заячьих петель еще почернотропу*, добыча приманки, приготовление пищи и многое другое приходится делать в лесу только самому. Просто больше некому.. Так,незаметно, пролетело около месяца. В складе уже висели первые добытые шкуркисоболей и белок, колонков и зайцев. В ящиках лежали замороженные заячьи тушки, рябчики.Вот только мясо добыть, пока не удавалось. Приходилось довольствоваться зайцами.Саня показал массу таежных тонкостей, которые помогали мне в постижениинепростой таежной науки. В один из вечеров он предложил:
– Мне нужно выйти в Елатуй нарадиосвязь с госпромхозом. Давай на парусходим. Заодно в баньке попаримся. Путики подняли, – пусть они теперь без нас поработают. Соболек есть, начинает реагировать на приманку и идти в капканы.
Саня как всегда был немногословен.
Я не стал отказываться и раннимутром следующего дня мы покинули наше гостеприимное зимовье, предварительновылив всю воду из ведер и чайников, закрыв все ящики с продуктами и подперевдверь на толстую палку. В те годы в таежных зимовьях замков не было. Решилидобираться до базы Елатуй с ночевкой вГолубино, так называлась падь с одноименной речкой, в устье которой стоялозимовье одного из охотников. Без приключений добрались до зимовья, неудачно порыбачили на реке. Ночевка в зимовьезапомнилась странным ощущением на утро – совершенно без причины болели головы уобоих.
На следующее утро с удовольствиемпокинули зимовейку и после долгого пути, к вечеру, издалека заметили дымок отпечи, топящейся на базе Елатуй – целинашего похода. Собаки учуяли нас издалека, залаяли, и вскоре из домика появилсяхозяин базы – Михаил Тактоев. Невысокий,подвижный бурят, с приветливой улыбкой встретил нас. Возле ног крутились двеюркие лаечки.
С напарником они поздоровалиськак старые друзья – двум охотоведам с огромным практическим опытом работы многое можно вспомнить во время длинных таежных вечеров. А мне, зеленому практиканту, это была великолепная школа.
– Проходите на верандочку, снимайтесуконки*, проходите, сейчас буду вас чаем поить. Сегодня как раз устроилхозяйственный день, баньку топлю, изюбрятинка тает на жаркое. Взял недавномолодого бычка неподалеку. Вовремя вы пришли, – радостно сообщил он нам, когдамы вошли в просторное помещение.
– Знакомься, Миша. Этого субъекта зовут Сергей. Решил взять его к себе навыживание на Ашингу. Как не «мурыжил» –выдержал, остался, не удрал, – шутливо представил он меня Михаилу.
– Ну, раз он у тебя месяц выжил, тогданаш человек. Это мы здесь внизу на лошадях охотимся, а у тебя все ножками да горбом,– сказал Михаил, протягивая руку.
Рукопожатие небольшой ладони подарило ощущение, что онапопала в тиски. Так состоялось наше знакомство. Наступил вечер, была прекраснаябанька, праздник души и тела. Был королевский ужин. Но выяснилось, что порасписанию связь будет только через тридня и Сане придется оставаться ее ждать.Я же решил завтра уйти на Ашингу – ужочень хотелось на соболиные путики, проложенные по шестиприрусловым распадкам.
– Ну, раз решил, в добрый путь, –коротко одобрил мои намерения Саня. – Тогда лучше тебе будет пораньше выйти, наШинье захватить оставшиеся пятнадцать булок хлеба. Хоть у нас и мука есть наАшинге, но хлебушек поселковый тоже не плох, если его правильно разогреть.
– Этому ты меня уже научил, – поблагодарил я своего таежного тренера.
Душе пришлось смириться с суровойпрозой жизни. Подъем, умывание, завтрак,проверка снаряжения – одежды, обуви, ремняс ножом, мешочка с малокалиберными патронами, оружия, поняги. В дорогу взялотварного мяса, немного хлеба, разделил все это на две части, одну упаковал вполиэтиленовый пакетик и спрятал во внутренний карман куртки, другую уложил в карман моего рюкзака – поняги.Проверил наличие спичек, топорика, жестяной банки для заварки. Несколькощепоток чая и кусочков сахара лежали постоянно в другом кармане куртки вособом мешочке.
Готовый в дорогу, вошел в дом. Мужики сидели за столом, попиваличаек, наблюдая за моими сборами.
– Я уже был на улице. Ясно. Небозвездное. Неожиданностей быть у тебя в пути не должно. Смотри, будь осторожен.В случае чего знаешь где переждатьнепогоду. Все домики по дороге тебе уже знакомы. Так что, давай присядем натвою дорожку, – инструктировал меня Саня перед выходом.
Присели за столом на минутку. Явстал, пожал мужикам руки.
– Легкой дороги, тебе, Сергей, – пожелал мне Михаил. –Будешь выбираться в Кыру, приходи в Елатуй, ночуй, не стесняйся.
– Спасибо, Миша! До встречи наАшинге, – обратился я к Сане и вышел наверанду.
Рюкзак за спину, мелкашку* стволомназад, под правую руку – и вот уже морозное утро встретило меня. Глянулна часы – было семь часов.
– Ну, с Богом, – пожелал я себе. Ине без оснований .Такой переход самостоятельномне приходилось совершать впервые. По предварительным прикидкам мне предстоялопройти не менее сорока километров. Морозец был небольшим, было тихо, безветренно.Вслед мне недоуменно глянули Мишины лаечки.
– Куда его понесло в такую рань? –было написано на их умных мордочках.
Вышел на дорогу, двигаясь покоторой , никак не минуешь первый промежуточный финиш на маршруте – старую базу геологов Шинья. Подподошвами ичигов * ритмично похрустывал снежок, дорога немного подсвечивалась уходящей на дневной покой луной. Шеллегко, в удовольствие. Таежная банька забрала в себя накопившуюся за месяц ворганизме усталость, придала новых сил ия, пользуясь этим, с предельно возможной скоростью шел вперед, осознавая, чтовпереди еще много тысяч шагов, до ставшей уже родной зимовейки на Ашинге. Постепенно стало светать, этодобавило настроения. Совсем не забывая, что нахожусь на охоте, осматривалнасколько возможно придорожные лиственницы, в надежде увидеть вышедшую наутреннюю кормежку белочку. С этим как-тоне везло, но я совершенно не расстраивался по такому пустяковому поводу. Хотелосьна Ашингу, к капканам, старательно расставленным по распадкам с цельюперехитрить красавца-соболя. Без приключений за пять часов добрался до Шиньи. Первыедвадцать пять километров пути былиуспешно преодолены довольно быстро и судовольствием. Не доходя до Шиньи километров пять, почувствовал, что на улицепотеплело, северную сторону небосклона начала затягивать серая хмарь.
– Не нравится мне эта серость. Нехватало еще пурги в дороге, – подумал мимолетом, не придавая значения этоймысли.
Базовый домик геологов встретил нетопленной печкой. Ведь в нем никто неночевал около месяца. Решил сделать привал, вскипятить чайку, подкрепиться, уложитьдрагоценный хлеб в понягу и штурмоватьоставшиеся километры. Пока чаевничал и собирался – поднялся слабый ветерок, потеплелосильнее и небо совсем затянуло недобрыми облаками, не предвещающими ничего хорошего.Перед тем как взгромоздить рюкзак на плечи, вышел на улицу и еще разосмотрелся. С серо-стальных небес сталипроскакивать белые мушки.
– Не лучшая погодка для такойпрогулки, – подумал про себя, раздумывая как поступить дальше.
Можно отсидеться на Шинье,переждать денек, когда станет ясно, куда укажет капризный Бог погоды – на пургу или на морозец. И толькотогда решать, что делать – идти к целиили пережидать пургу.
Для себя прикинул – по оставшемуся пути на приблизительно двадцати километровомучастке есть два зимовья, где можно переждать пургу, если будет невозможнодвигаться к любимому зимовью. Трезво оценив ситуацию и свои силы, все жерешил рискнуть.
Ну, а раз решение принято –рюкзак за спину, мелкашку под руку и вперед.
Поднявшийся ветерок не думал утихать, радовало лишь то, что он пока не усиливался. Уже скоро ощутил, что веса в рюкзакеприбавилось достаточно, но об этом старался не думать – ведь доходил же доАшинги и с более тяжелым рюкзаком. Этопридавало уверенности в себе и сил для движения. Отошел от Шиньи километра натри - четыре, по дороге наблюдая за окрестностями. Вершины дальних сопок ужезатянуло серой пеленой, ветерок становился все более резким, белые мухи сталипроскакивать чаще и уже пытались жалить поросшее месячной бородой лицо.
– Ну и на кой черт вы здесьразлетались, да еще навстречу? - чертыхался я, преодолевая очередной участок высоких зарослей карликовой березки. Вэтом месте из них торчит только голова и, кажется, что каждая веточка стремится вырвать из моего суконного костюмасвой клочок. Мысли были подчинены одной цели – только вперед с максимальновозможной скоростью.
– Вот только мерзкий встречный ветер в физиономию и изменяющийсяхарактер снежинок, которые становились все более жесткими, совсем мне нравится,– сказал себе, приближаясь к еще одному зимовью, стоящему на пути.
Устроил в нем привал, не растапливая печи. Просто посидел в домике безрюкзака, пожевал отварной изюбрятинки. Сиделминут тридцать, прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам. На какое-томгновение показалось, что ветерокстихает и с надеждой, что остаток путипройдет без ветра, двинулся дальше. Всеже получасовой отдых даже в холодном домике хорошо восстанавливает силы. Полностьюсосредоточившись на движении, ни на что не отвлекаясь, продолжал отсчитыватьнелегкие таежные метры, которые с трудом превращались в километры.
Затишье пурги было обманчивым. Вскоревновь полетели мухи, подгоняемые неласковымветром, норовя укусить побольнее. Пока все это было терпимо и не мешало движению, ну а легкий дискомфорт– дело житейское. В одном месте тропа проходит по высокому берегу Ашинги. Здесьон высок. Метров на двадцать матушка природа приподняла берег, украсив его на протяжении трехсот метров красивыми скальными обнажениями. С этого берегаоткрывался вид на падь Голубино. Оставалось спуститься вниз и двигаться кразвилке тропы. До нее было не болеедвух километров. Только сейчас ощутил нешуточную усталость от перехода. Лямкипоняги стали сильнее сжимать плечи.
Появилось смутное предчувствие, что остаток дня у меня будетне самым простым.
Я оказался прав – после спуска с высокого берега в долинуменя накрыл первый, как мне показалось тренировочный снежный зарядик. Ненадолгоисчезли из вида все сопки, ветер сыпанул в лицо совсем не мягкого снега, нодвигаться вперед можно еще уверенно,тропу было видно. Зарядик прошел минутчерез десять, появились ориентиры, Я упорно двигался к развилке, где опять нужно решить – или свернуть в зимовье наГолубино, переждать надвигающуюся пургу (а то, что она приближается, было уже, несомненно) или упрямо идти к цели. С такими мыслями пришел к срубу, где намеревалсясделать еще один привал. Ветер вроде бы стал тише. Я снял понягу и мелкашку, котораятоже становилась все более тяжелой, сел спиной к ветру, набросил капюшон ирешил посидеть минут пятнадцать, раздумывая как поступить. В обычный день от этого места до зимовья доходил часа задва-три в зависимости от загрузки и усталости. Сейчас изрядно вымотанный, сбольшим грузом я могу тащиться часа четыре. Вспомнив о головной боли после ночи, проведенной в Голубинском зимовье,решил вопреки всему идти к себе. О серьезности принятого решения напомнилналетевший порыв ветра. Он словно предупреждал меня, что если отважусь идти наАшингу, то это будут не самые приятныетаежные километры. Оглядев себя, я увидел, что мой суконный костюм стал ужебелесым – понемногу снежная крупка цеплялась за ворсинки сукна, и только на сгибах образовались коричнево-серыеполоски.
Непонятно каким чувством, почувствовал на спине чей-товзгляд. Обернувшись, метрах в пятнадцати от себя, увидел, как мне показалось, козьюголову. – Да ну, не может быть. Откуда ей взяться именно сейчас? – промелькнулапервая мысль.
Тем не менее, рука потянулась кмелкашке спокойно, без резких движений, развернулся, прицелился и выстрелил. Щелчкавыстрела не услышал из-за ветра, но вкустах начал биться в агонии подстреленный мной зверь.
– Очень своевременно, – иронично подумаля, направляясь к подранку.
Как оказалось, моим трофеем стала небольшаякозочка-первогодок. Произошедшее немного озадачило, но не надолго.
– Слава Богу, что это не изюбрь:разделывать его на таком ветерке соснежком удовольствие ниже среднего, – с изрядной долей уже черного юмораподумал я, разделывая добычу.
Времени это заняло около двадцатиминут. В итоге возник вопрос – как умудриться в этой ситуации дотащить дозимовья неожиданно свалившийся с неба подарокохотничьей удачи, весом не менее пятнадцати килограммов. Оставлять мясо здесьсовсем не хотелось. Голова, ножки ивнутренности пусть остаются здесь. Часть шкуры пришлось отрезать и использоватьдля того, чтобы драгоценный хлеб не пропитался свежей кровью от мяса. Мнепришлось, вынув мешок с хлебом, уложить в его мясо, закрыть его шкурой, волосомнаружу, и затем сверху уложить хлеб. Все влезло впритык. Я запахнул клапан на поняге, приподнял его. Результатвзвешивания на руке совсем не вдохновил. Рюкзак стал тяжелее почти в два раза. Отраздумий по этому поводу отвлек очередной порыв ветра со снегом.
– Ну что ж, впереди всего восемь километров до любимого зимовья. Представь себе, как вкусен будет бульон изкосулятинки со свежеразогретым на пару хлебушком. Вопреки пурге – вперед!!! – подбодриля себя сам, в очередной раз, предоставив спине плотно общаться с уже изряднонадоевшим ей и постоянно тяжелеющимрюкзаком.
К этому времени сталосереть. День начал собираться на отдых и мне очень не хотелось добивать остаткимаршрута в полной темноте. При усиливающемся ветре начал думать, каким путем продолжить движение, когда через километр выйду в уже сужающуюсяпойму Ашинги. Было два пути – один по тропе вдоль левого берега, другой по льдуреки. В каждом из них были свои преимущества. По тропе будет меньше ветра иснега, но местами она проходит по камням, мимо завалов в сумерках и потемкахя бы по ней предпочел не ходить. Опасность подвернуть ногу при таком движениигораздо больше, чем по льду. По реке –все гладко и ровно, снега на льду мало, идти легче, но оставалась опасностьзалезть в наледь, Общение с ней я вряд ли назвал бы приятным. Кроме этого внекоторых местах снег не прикрывает голый лед и здесь, если идти без должногонавыка можно поскользнуться. Вот такая дилемма сидела в голове, осложненнаягрузом лямок поняги, под шум недоброго забайкальского ветерочка, осложненногонедобрым снегом. Он вообще сошел с ума. К вечеру превратился в жесткую снежнуюкрупку, все более безжалостно пытающуюся ужалить.
– Пойду я все же по льду, – решилдля себя, подойдя к последней развилке.
По моим расчетам,впереди было не менее пяти километров. Ветер еще усилился. Крупка становилась ещекрупнее. Бородка превратилась в ледяную броню, поэтому белые мухи могли больноужалить там, где ее не было. Приходилось прищуриваться, как-то поворачиватьголову по очереди налево или направо, чтобы не давать пурге жечь глаза. Норадовало одно – шел по твердому гладкомульду, присыпанному снегом. Ветер пока был такой силы, что я мог двигаться вперед бездополнительных усилий, преодолевая его сопротивление. Сумерки становились гуще. Обнадёживало то,что я уже хорошо знал речку и пройтистоящее на высоком берегу зимовье уже не мог. Просто отслеживал по пройденным кривунам* где янахожусь. Под левым берегом реки было три завала, по которым можно определитьоставшееся расстояние.
Наверное, мне показалось, нотемнота на некоторое время замедлила свое наступление, и незаметно я подошел кдальнему из трех своих ориентиров.
– Неплохо: половина пути отразвилки уже пройдена. Пока идти могу, но не буду нарушать золотое правило СаниБолдырева. Отдохну немного, – решил я, приближаясь к знакомому завалу.
С удовольствием ,сбросив опостылевшую понягу, присел на корягу, к ветру спиной. Сидеть долгоне получилось, да и не нужно было. Нельзядопускать быстрого остывания, иначе пристанет витающая в снежных зарядах коварнаяпростуда. По моим расчетам десять минут прошли, и я вновь нагрузил спину. Рюкзак становился все тяжелее, но, чемтяжелее он становился, тем сильнее мне хотелось его допереть до базы. Можнобыло очень сильно облегчить себе жизнь – бросить рюкзак на льду или свернуть всторону лесной тропы, поставить его подприметным деревом. Идти к домику станет легче – но как я буду смотреть в глазаСане, если, вдруг допустив слабость, потеряю хлеб и мясо, имеющие здесь особуюценность. Этих мыслей даже не допускал. В голове пульсировало только одно:«Вперед, на Ашингу!!!»
Пройдя метров двести, ощутил, чтоветер начинает сходить с ума. Мне все труднее становилось толкать себя вперед, особеннотрудно это было на участках льда без снежного покрова. Приходилось становитьсябоком и двигаться, переступая впереднавстречу ветру. Это замедляло движение, но оно было вперед, иначе быть недолжно.
– Слава Богу, что участков гологольда очень мало, а то было бы совсем худо, – подумал я, пересекая еще одинтакой участок, и начав движение по снегу. Прошел метров сто. Вдруг показалось,что под ногой хлюпнула вода. Неосторожно повернулся, поскользнулся, потерял равновесие и начал падать вперед.
– Ох, сейчас и рюкзаком сверхуперепадет! Нужно попытаться упасть хотя бы на бок, – успел подумать и как-тосреагировать при падении.
Мне удалось грохнуться на бок. Пошевелил руками и ногами – ничего не болит – значит все в норме.
– М-м мать твою, а наледь здесь зачем?!– выругался я, ощутив воду на суконной рукавичке. – Срочно освобождаться отрюкзака, вставать, выползать на сухое и двигаться дальше,- подстегнул я себяжесткой командой.
Выполнив задуманное, перетащилрюкзак на сухой лед, осмотрелся. Черт занес в эту небольшую наледь.Основательно вымочил рукавицы, один из рукавов.Но порадовало, что в кожаные ичиги вода не успела просочиться: спасли надетыеповерх суконные брюки.
– И то ладно, что ноги сухие. Этоогромный плюс. Только вперед! Кто тут устал? – вновь взбодрил себя сам, взгромождая на спинустановящийся чугунным рюкзак.
Усталость подкралась тихо, как рысь на мягких лапах. Всесложнее становилось толкать себя навстречу надоевшему безумному ветру, этойжалящей манной крупе, норовящей засыпатьменя здесь, если не выдержу и упаду. Мыслей бросить рюкзак не возникало. Понемногуначал считать шаги – досчитывал до сотни, тихо радовался, что метров нашестьдесят приблизился к цели. Больше всего хотелось увидеть большой кусттальника, стоящий на берегу реки напротив «зимухи». От него до домика было всего метров двести. Внутривключился какой-то автопилот или открылось непонятно какое дыхание – двигалсявопреки всему, не обращая внимания наветер, снег. Третье падение в наледь уже не удивило и не испугало.
Шаг, еще шаг, еще шаг – и так до ста.Затем счет с нуля до следующей сотни и так далее. Руки в промокших рукавицахзамерзли. Шевелил пальцами, пытаясь не дать им отморозиться. Запасных рукавичекнет, поэтому придется терпеть.
Подошел к еще одному промежуточному ориентиру – это здоровенныйкедр, лежащий на берегу. Приплыл он вместе с корнями, которые создавалинебольшое укрытие от ветра.
– Ты почти у цели, бродяга. Ведьот этого корча остается ВСЕГО около километра до домика, подбодрил себя, подходя к выворотню. И здесь мнепослышался непонятно откуда взявшийся ласковый мелодичный женский голос. Онговорил мне:
– Присядь здесь – отдохни – тебетепло – хорошо. Присядешь – будет еще лучше. Заночуешь здесь – в тепле и уюте. Послушайменя, не противься.
На мгновение в сознании возникобраз шаманки, с монгольским разрезом глаз, гибкой, стройной, соблазнительной иманящей. Она была одета в национальную одежду, била в шаманский бубен.
От людей, попадавших в подобныеситуации, знал – это плохой признак. Когда тебя посещают глюки, это говорито сильном переутомлении и здесь задачане поддаться галлюцинациям. Я просто понял, что испытывают люди, которые когда-либозамерзали. Силы еще есть и финиш уже близок. Я не стал останавливаться на отдых, собрал себя в кучку и начал отсчеточередной сотни шагов. Слава Богу, на последнем отрезке пути до домика не былоналедей и прочих сюрпризов. Не могу сказать, сколько раз я считал до ста, нокогда появился долгожданный ориентирповорота к домику, наверное, я был самым счастливым человеком на этом свете,несмотря на свинцовую усталость в теле. Еще рывок и я у цели. Свернув с реки наберег, наверное, поклонился безымянномукусту тальника и направился к домику,который пока еще не был виден.
На удивление точно вышел к спускуна речку. Последние усилия по выходу на высокий берег показались титаническими.Рюкзак тянул назад с почти непреодолимой силой. Но смог и это – по тропочкевышел на полянку, где должно стоять зимовье. Присмотрелся и с трудом, уставшими глазами увидел до боли желанныйчерный контур зимовейки. На мгновение наступил какой-то ступор – я уже видел домик, но что-томешало сделать последние шаги к нему. То, что в нем никого не было большенедели и холодно почти как на улице – это все уже не важно. Главное дошел.
Заставил себя сделать последниешагов пятьдесят, отделяющие меня от домика.
В голове молнией пронесласьмысль: «Мама дорогая, представляю, как сейчас Саня переживает. Ведь онполностью отвечает за меня. А в такую пургу может произойти все, что угодно. Жаль,связи нет».
Подошел к дверям, убралподпирающую дверь жердинку, протиснулсяв темный тамбур. Отсутствие ветра в лицо немного удивило и в то же времяобрадовало. Снял мелкашку, на ощупьнашел гвоздь, где она обычно висела. Сбросил ставший ненавистным рюкзак, прислонилего к стенке. Посетившее состояние можновыразить как – Победа, достигнутая дикой усталостью и упрямством. Открыл дверь и наконец-то вошел в темную, промерзшую, но такую родную зимовейку.На улице, по-прежнему, злобно завывал ветер, благо в печной трубе это у негополучалось на разные голоса.
Но сейчас он был бессилен – я под защитой стен, поставленных Санинымируками.
Минут пять посидел на своихнарах, застеленных лосиной шкурой. Для полной победы над пургой нужно было досмешного мало – растопить печку. Я прекрасноориентировался в домике на ощупь. У нас Саней было заведено железное правило –спички лежат у печки в строго определенном месте, наколотые аварийные сухиедровишки лежат отдельно от общей кучки дров, банка с аварийной соляркой тожестоит там, где должна стоять. Но здесь возникла непредвиденная проблема – сняврукавицы, я с некоторым удивлением обнаружил, что пальцы рук не гнутся. Ихвроде бы ощущаешь, но гнуться они почему-то отказываются. Это совсем не обрадовало,но быстро придумал что делать. Подошел кпечке, присел возле неё, на ощупь открыл дверцу. Все получилось и я так же наощупь начал искать сухие дрова. Они лежали на своем месте и словно ждали такогомомента, когда их смерть будет спасать чью-то жизнь. Прижимая кистями рук,лежащие тонкие полешки, я начал так жена ощупь накладывать их в печь. Уложил штук шесть или семь, сдвинул в кучку – осталосьвсе это подпалить для полного счастья. Пурга продолжала беситься, завывая втрубе, словно безумная. Может быть, она и была такой. Тем же способом, припомощи запястий, в печь перекочевала баночка с небольшим количеством аварийной солярки. Теперь самое сложное – зажечьспичку. Негнущимися пальцами это сделать, казалось бы, невозможно. Пришлось также наощупь найти коробок, сжать его кистями и перенести на печку. Открытькоробок ненамного, но проще – левой рукой прижимаешь к металлу печи, указательнымпальцем правой открываешь. Дальше требуется полностью разъединить половинки коробки. Теперь зажать спичку между указательным и безымянным пальцем. Получилось не сразу, но я уже был опять почти уцели. Прижав часть коробка с чиркалкой левой рукой, так же на ощупь пытаюсьзажечь спичку. Ну, больно по теплу соскучился!!
Не могу сказать, через сколькопопыток, но мне удалось это сделать, потому что свет спички был ярче и желаннеесвета Солнца. Он тускло осветил печку, открытую дверцу, куда я с надеждойпереместил огонек жизни. Солярка загорелась быстро, еще более ярко осветивдомик, послышался веселый треск загорающихся дровец. Я прикрыл дверцу и положил руки на печку. Почти сразу жеощутил все нарастающее покалывание в немного примороженных руках. Дрова в печизанялись споро, печка разогревалась быстро, и мне стало горячо держать на нейруки. Пальцы начали немного разгибаться, но я не рискнул пока зажигатькеросиновую лампу: неуверенными движениями можно разбить стекло, что являлосьбольшой ценностью в тайге. Просто открыл печку, подбросил немного дровец. Меняуже начала накрывать волна расслабляющего, а не мнимого тепла. Внутри будтокто-то ослабил мобилизующую пружину воли.
Непередаваемо ощущение, когдатебе удается избежать серьезной опасности, и ты вновь оказываешься вбезопасности. Меня с непреодолимой силойпотянуло прилечь. Я не смог совладать с собой, даже не снял заснеженный суконный костюм – простоотбросил лосиную шкуру с нар на соседние и завалился на голые нары. Только голова коснулась нар, я мгновенно выключился. Что это было – сон,потеря сознания, или что-то еще, я понятьне могу и по сей день. Сколько янаходился в таком состоянии, сказатьточно не берусь. Вернулся в сознание от жары и сырости. С трудом понял, где янахожусь, в трубе еще более дико завывала пурга. Я лежал на нарах, в зимовьебыло уже очень тепло, подтаявший снег на брюках и куртке давали ощущениесырости. На стенках домика весело идаже вызывающе назло дикой пургеносились огненные зайчики из печки.
Для полного счастья мне нехватало какого-либо света. Сжал пальцы, они подчинились, и рискнул зажечь керосиновые лампы. У нас ихбыло две – обычно хватало одной, в особо торжественных случаях зажигали две. Именносейчас я по очереди зажег их обе. Стало непривычно светло.
– Ну, вроде бы все получилось. Все донес, ничего не потерял,жив и здоров. Но на улицу еще придется выползать – ведь воды же нет ни капли. Не хотелось растапливать снег, поэтомувооружился фонариком, топором, двумя ведрами и направился на речку, где неподалекуу нас имелась закрытая прорубь.
Открыв дверь, получил в подарокпорцию снега. Выйдя из домика, я понял, – все, что я называл пургой три часаназад, было ясельной забавой. Сейчас ветер был такой силы, что я с пустымиведрами без груза с трудом передвигался по льду речки. С таким рюкзаком я быпросто не дошел. С трудом оживил прорубь, набрал воды, закрыл прорубь крышкойи, прихватив ведра и топор, наскольковозможно быстро пошел к домику. Душу радовал огонек, призывно и с надеждойгоревший в окошечке.
Закрыв дверцу тамбура на крючок, яотгородился от мира дикой пурги, занес ведра с водой на положенные места, поставилкипятиться чайник, затем с фонарикомвернулся в тамбур, вытащил мешочек с хлебушком, достал драгоценное мясо, разложилего замерзать на полочке. Перед этим отрезав себе на ужин кусочек мякоти.Нежное мясо сибирской косули готовитсянедолго. Вернулся в домик и принялся снаслаждением освобождать себя от ставшего тяжеленным суконного костюма, меховойжилетки, развесил все это сушить вместе с обувью. Стало непривычно легко всвежем трико, рубашке и тапочках
Поймал себя на мысли:
– Неужели еще сутки назад мысидели с Саней и Мишей в Елатуе послебаньки за чудесным ужином?
На улице происходила репетицияАпокалипсиса. Гул пурги стал сплошным. Возможно, в этот момент был апогей снежного безумия. Но даже если это Апокалипсис, встречу я его вмаксимально возможном комфорте и весьма довольным сегодняшним днем. Взгляд упална кусок мяса, призывно лежащий в тарелке. На печи начал посвистыватьзакипающий чайник. Встал, поставилнебольшую кастрюльку с водой на печь, порезал мясо на кусочки. Решил простосварить бульон из свеженинки, быстро, патологически вкусно и суперпитательно.
Заварил чай в заварнике, опустилмясо в закипевшую воду, посолил, бросил перцу горошком, лаврового листа,молотого черного, щепотку сухого лука, который так же держали для особыхслучаев. Дал повариться мясу минут двадцать, захлебываясь от ароматных запаховсвежатинки. Налил бульона в кружку, парящиие куски мяса выложил на тарелочку. Какимибезумно вкусными были янтарный бульон инежнейшее мясо. Я запивал бульончиком косулятинки и радовался жизни вопреки волепурги. Все же усталость брала свое.Сытная еда еще более расслабила. На гул пурги уже перестал обращать внимание. Погасилодну лампу – керосин требует экономии.
Прихлебывая чай с голубичнымвареньем, вспоминал все передряги дня сегодняшнего. Слава Богу, что всеобернулось именно так. Подбросил дров в печку, вернул на место шкуру, застелилспальный мешок, подушку под голову и постель готова. Растянулся на нарах вовесь рост, притушил лампу, даже дикие вопли пурги не смогли мне помешатьуснуть. Перед тем как провалиться в глубокий сон, мне опять послышался тот жеженский голос, который уговаривал меня всего несколько часов назад:
– Жаль, что не остался отдохнуть,как хорошо было бы тебе со мной,
– Нет, милая, мне здесь еще лучше,– ответил я ей и провалился вдолгожданный сон.
Спалось крепко и долго, ипроснулся уже поутру. В домике было свежо. Подбросил дров на оставшиеся угли,дровишки обреченно затрещали в знакпротеста. Налил остывшего чайку, прихлебнул, глянул в окно. Пурга почти утихла,облачность стала повыше, снежок прекратился. Прислушался к себе и понял, чтотребуется еще отдых. Не стал противиться, просто залег и тут же задремал дочасу дня.
В этот день никуда не ходил – требовалось окончательновосстановиться после пережитого экстрима.
– Эх, жаль нет связи с Елатуем. Сообщитьбы Сане, что все у меня в порядке. Он же сейчас на измене сидит, – вторичноподумалось мне.
По расчетам ждать мне его нужнодня через три. На следующий день вошел в обычный ритм – проверка путиков, котораяоправдала надежды на удачу, повседневные работы быстро заняли время этих дней. Врасчетный день, когда должен был прийти Саня, сам вернулся пораньшес короткого путика, напек лепешек,приготовил хороший ужин. Все происходило еще по светлу. Вышел на улицуподколоть дровишек и издалека услышал хруст снега под ногами. Человек подходилк домику по береговой тропе.
Глянул туда и увидел невысокую Санину фигурку. Я махнул емуиздалека, он тут же взмахнул рукой в ответ. Минут через пять он подошел кдомику.
– Ну, привет, Серега! А прибавилты нам с Тактоевым немного седых волос.
Сам понимаешь, пурга была серьезная, сам давнотакой не припомню. Главное ведь ничего ее не предвещало. Налегке ты бы быстродобежал, но ведь пятнадцать булок хлеба это уже груз на таком переходе. Потомуи переволновались мы с Мишаней крепенько. Выходил на связь, спросили про тебя, амне пришлось сказать, что ты на Ашинге остался. Единственно, что мне было непонятно в твоих возможных действиях –как ты пойдешь на последнем отрезке – поречке или по тропе. Случись, что до этого момента, ты бы никуда не делся или стропы или из известных тебе домиков. Раз тебя нигде там не нашел, значит ты полюбому дошел до развилки. Я все же решил пройти тропой. И, не поверишь, счувством большой тревоги подходил к известному тебе кривуну, откуда уже виднозимовье. Даже глаза зажмурил, когда вышел на чистину*. Открываю глаза, адымок-то из трубы… Значит, жив, курилка!!!Даже легче идти стало к домику, – с облегчением поведал мне Саня.
Войдя в домик, Саня судивлением спросил: «Чую мяском свежим пахнет.Откуда, рассказывай?»
– А ты проходил мимо сруба наразвилке? – ответил я вопросом на вопрос.
– Нет, я не дошел до него немногои обогнул одной тропой, которую ты не знаешь, – ответил напарник, снимаяпотяжелевшую к концу дня одежду.
– Вот у этого срубика в пургу я ипригрел козочку, – поделился я хорошей новостью с Саней.
–Так ты и мясо, что ли, притаранил вместе с хлебом? - удивленноспросил он.
– Ну не бросать же. Ведь хлебушекс косулятинкой уж больно хороши, – шутливо возмутился я.
– Ну, раз, так, то вдвойне молодец, хлопнул он меня по плечу.
А чего стоило дождаться похвалыот Сани Болдырева, уже сказано.
– Поужинаем? С устатку, да свеженинка,сам знаешь…, – предложил я.
Возражений не последовало. Ужинудался на славу, узнал много новостей от Сани,
рассказал о своих.
– А все же ты молодец, еще разпохвалил меня Саня перед сном. После небольшой паузы добавил: «Теперь тыАшингой крещенный». У тебя три дня назад был второй день рождения. И дай тебеБог всего хорошего дальше.
Преддипломная практикапродолжалась…..
01.12 .12
АШИНГА – река в Кыринском районе Читинской области
Поняга* – местноеприспособление для переноски грузов на плечах.
Чернотроп*– период в лесу перед установкой снежного покрова.
Путики подняли *– расставиликапканы по маршрутам
Суконка* – костюмиз шинельного сукна.В те годы один из оптимальных видов одежды для пешей охоты.
Мелкашка *– малокалибернаявинтовка
Ичиги * – охотничья кожаная обувь.
Кривун* – местноеназвание поворота реки.
Чистина* – местноеназвание поляны свободной от деревьев икустарников
Госпромхоз*– государственное промысловое хозяйство.
Охотустройство*– комплекс мероприятий по определениюнаиболее рациональной эсплуатации охотичьих угодий, в соответствии с их продуктивностью.
Увал* - плавные , свободные от древесной и кустарниковой растительности участки возвышенностей..
