Селянин
Завсегдатай
- С нами с
- 16/03/11
- Постов
- 4 890
- Оценка
- 1 170
- Живу в:
- Владимирская область
- Для знакомых
- Вадим
- Охочусь с
- 1989
- Оружие
- Иж94 "Север",ИЖ-43,МЦ 20-01, Карабин 7,62
- Собака(ки)
- Лайки русско-европейские
КОГДА НАЧИНАЕТСЯ ВЕСНА?
Всю прошедшую ночь бушевала неистовая январская пурга. Снежные заряды били в крышу, испытывая на прочность давнюю работу кровельщика. Помню, как, закончив дело, выкинул он свой молоток в крапиву и, любуясь правильными рядами склепанного железа, завалился на лавочку, размеренно попыхивая сигареткой.
- Зачем инструмент выкинули? – поинтересовался я.
- Чтоб не пригодился. На пятьдесят лет гарантию даю на прочность и протечку!
Не обманул кровельщик, выстояла крыша под ураганом, даже краешек не загнулся.
Затихший к рассвету буран, сменился неожиданно ясным и тихим днём с лёгким морозцем. В такую погоду трудно усидеть дома, и я, вооружившись лопатой, принялся воевать с наметёнными ветром сугробами.
Плотный снег, всячески сопротивляясь моему насилию, вышиб из меня солоноватую влагу, заставив сбросить утеплённую куртку. Как заведённый, махал я лопатой то в правую, то в левую сторону, расчищая себе путь к въездным воротам, пока окончательно не умаялся и не присел отдохнуть на освещённой солнцем стороне дома. От режущего глаза света я невольно зажмурился и, сдвинув шапку пониже на лоб, откинулся спиной к бревенчатой стене. Она оказалась почти горячей. Инстинктивно я тронул её ладонью и поразился исходящему от дерева теплу. От навалившейся на меня неги, я окунулся в беззаботную дремоту. Не знаю, сколько пробыл я в этом состоянии, но помню, что из него меня вывела упавшая сверху капля. Сдвинув шапку на затылок, я запрокинул голову вверх и увидел над собой крохотную сосульку, аккуратно пристроившуюся на карнизе. Загадочно отражаясь в её отполированном влагой хрустальном покрытии, по фронтону дома струился лёгкий мутноватый парок, подтаявшего на припёке снега.
Вот вам и Пришвинская «весна света», подумал я. Не рано ли? Да нет, самое время.
Наверное, первыми замечают её приход кошки. В мороз их силой из дома не выгонишь, а тут, вдруг незаметно прошмыгивают в приоткрытую дверь. Глядишь, а они уже сидят на каком-нибудь прогретом бревне или завалинке, принимая солнечные ванны, забавно жмурятся и еле слышно мурлыкают.
Вслед за кошками, радуются зимнему надлому птицы. Воробьи, которых не было видно почти два месяца, вдруг всей ватагой облепили колючий куст боярышника. И чирикают, и чирикают. Откуда-то из-за сарая, тонкой весёлой трелью отзываются им синицы.
В глубине леса признаков «весны света» пока не заметно. Всё также холодно и пустынно. Лишь по обновлённой пару дней назад лыжне, прошла на край соснового бора лисица. Потопталась на одном месте и, сделав в сторону смётку, отправилась вдоль деревенских заборов в поле. Там теперь и светлее и сытнее.
Метров через триста лыжня приводит меня к сосновому молодняку, прижавшемуся к старому лесу с южной стороны. И здесь побродила лиса, оставив на снегу свой нарыск. А вот тут, на припёке, отдыхала она днём, поочерёдно отогревая на солнце то один, то другой бок. На подтаявшей под зверем лежке, хорошо заметны оставшиеся в льдинках длинные волоски рыже-бурой шерсти.
Не сидится Куме в тёмном бору, где пережидала она в глубокой норе трескучие морозы и заунывные вьюги. Выбралась она на свет Божий, водит носом, улавливая тонким обонянием наносимое ветерком предвестие скорого гона.
А вот вороны, не ждут февральских милостей от природы, уже сейчас, в ясные солнечные дни, оглашают они лес громкими гортанными криками, совершая в поднебесье головокружительные пируэты, звучно рассекая при этом воздух большими крепкими крыльями. И это тоже верный признак того, что зима уже перевалила за свой экватор, и неумолимо спешит навстречу весне.
На речном льду, нервно подрагивая руками, сидят на громоздких ящиках рыбаки. Ещё вчера прятались они от ветра под высокий берег, а сегодня дружно выползли из под нависшей тени, и, на манер подсолнухов, повернули свои головы к солнцу. Всего пару-тройку часов выглядывало оно из-за высокого берега, а лица рыбаков уже успели загореть и приобрести цвет скумбрии холодного копчения.
К сожалению, зимний праздник тепла и света короток. Солнце ещё только сделало первый шаг к горизонту, а тепла уже как не бывало. Заборные доски как-то неожиданно удлинили свою тень, очертив её резким контуром. По остывающим стёклам окон, снизу вверх вновь поползла матовая узорчатая плёнка. Привычно набираю из поленницы охапку дров и иду топить печь.
Я гляжу на пляшущие языки пламени и думаю, так с чего же всё-таки начинается весна? С прилёта грачей? А может быть, с первого зажурчавшего в овраге ручья или набухшей ивовой серёжки? Нет, это не начало, это уже продолжение весны. А начинается она именно сейчас, с первой крохотной сосульки, рождённой смелым лучом солнца, пробившегося сквозь зимнюю стужу и растопившего своим теплом крупицу затвердевшего на морозе снега.
К вечеру опять поднимается ветер, и шуршащие длинные змеи позёмки вновь начинают переползать с сугроба на сугроб. Но мне уже не так тоскливо слушать их заунывную песню, аранжированную дребезжанием плохо прижатого к раме стекла.
Всю прошедшую ночь бушевала неистовая январская пурга. Снежные заряды били в крышу, испытывая на прочность давнюю работу кровельщика. Помню, как, закончив дело, выкинул он свой молоток в крапиву и, любуясь правильными рядами склепанного железа, завалился на лавочку, размеренно попыхивая сигареткой.
- Зачем инструмент выкинули? – поинтересовался я.
- Чтоб не пригодился. На пятьдесят лет гарантию даю на прочность и протечку!
Не обманул кровельщик, выстояла крыша под ураганом, даже краешек не загнулся.
Затихший к рассвету буран, сменился неожиданно ясным и тихим днём с лёгким морозцем. В такую погоду трудно усидеть дома, и я, вооружившись лопатой, принялся воевать с наметёнными ветром сугробами.
Плотный снег, всячески сопротивляясь моему насилию, вышиб из меня солоноватую влагу, заставив сбросить утеплённую куртку. Как заведённый, махал я лопатой то в правую, то в левую сторону, расчищая себе путь к въездным воротам, пока окончательно не умаялся и не присел отдохнуть на освещённой солнцем стороне дома. От режущего глаза света я невольно зажмурился и, сдвинув шапку пониже на лоб, откинулся спиной к бревенчатой стене. Она оказалась почти горячей. Инстинктивно я тронул её ладонью и поразился исходящему от дерева теплу. От навалившейся на меня неги, я окунулся в беззаботную дремоту. Не знаю, сколько пробыл я в этом состоянии, но помню, что из него меня вывела упавшая сверху капля. Сдвинув шапку на затылок, я запрокинул голову вверх и увидел над собой крохотную сосульку, аккуратно пристроившуюся на карнизе. Загадочно отражаясь в её отполированном влагой хрустальном покрытии, по фронтону дома струился лёгкий мутноватый парок, подтаявшего на припёке снега.
Вот вам и Пришвинская «весна света», подумал я. Не рано ли? Да нет, самое время.
Наверное, первыми замечают её приход кошки. В мороз их силой из дома не выгонишь, а тут, вдруг незаметно прошмыгивают в приоткрытую дверь. Глядишь, а они уже сидят на каком-нибудь прогретом бревне или завалинке, принимая солнечные ванны, забавно жмурятся и еле слышно мурлыкают.
Вслед за кошками, радуются зимнему надлому птицы. Воробьи, которых не было видно почти два месяца, вдруг всей ватагой облепили колючий куст боярышника. И чирикают, и чирикают. Откуда-то из-за сарая, тонкой весёлой трелью отзываются им синицы.
В глубине леса признаков «весны света» пока не заметно. Всё также холодно и пустынно. Лишь по обновлённой пару дней назад лыжне, прошла на край соснового бора лисица. Потопталась на одном месте и, сделав в сторону смётку, отправилась вдоль деревенских заборов в поле. Там теперь и светлее и сытнее.
Метров через триста лыжня приводит меня к сосновому молодняку, прижавшемуся к старому лесу с южной стороны. И здесь побродила лиса, оставив на снегу свой нарыск. А вот тут, на припёке, отдыхала она днём, поочерёдно отогревая на солнце то один, то другой бок. На подтаявшей под зверем лежке, хорошо заметны оставшиеся в льдинках длинные волоски рыже-бурой шерсти.
Не сидится Куме в тёмном бору, где пережидала она в глубокой норе трескучие морозы и заунывные вьюги. Выбралась она на свет Божий, водит носом, улавливая тонким обонянием наносимое ветерком предвестие скорого гона.
А вот вороны, не ждут февральских милостей от природы, уже сейчас, в ясные солнечные дни, оглашают они лес громкими гортанными криками, совершая в поднебесье головокружительные пируэты, звучно рассекая при этом воздух большими крепкими крыльями. И это тоже верный признак того, что зима уже перевалила за свой экватор, и неумолимо спешит навстречу весне.
На речном льду, нервно подрагивая руками, сидят на громоздких ящиках рыбаки. Ещё вчера прятались они от ветра под высокий берег, а сегодня дружно выползли из под нависшей тени, и, на манер подсолнухов, повернули свои головы к солнцу. Всего пару-тройку часов выглядывало оно из-за высокого берега, а лица рыбаков уже успели загореть и приобрести цвет скумбрии холодного копчения.
К сожалению, зимний праздник тепла и света короток. Солнце ещё только сделало первый шаг к горизонту, а тепла уже как не бывало. Заборные доски как-то неожиданно удлинили свою тень, очертив её резким контуром. По остывающим стёклам окон, снизу вверх вновь поползла матовая узорчатая плёнка. Привычно набираю из поленницы охапку дров и иду топить печь.
Я гляжу на пляшущие языки пламени и думаю, так с чего же всё-таки начинается весна? С прилёта грачей? А может быть, с первого зажурчавшего в овраге ручья или набухшей ивовой серёжки? Нет, это не начало, это уже продолжение весны. А начинается она именно сейчас, с первой крохотной сосульки, рождённой смелым лучом солнца, пробившегося сквозь зимнюю стужу и растопившего своим теплом крупицу затвердевшего на морозе снега.
К вечеру опять поднимается ветер, и шуршащие длинные змеи позёмки вновь начинают переползать с сугроба на сугроб. Но мне уже не так тоскливо слушать их заунывную песню, аранжированную дребезжанием плохо прижатого к раме стекла.
