Yrich
Участник
- С нами с
- 05/10/12
- Постов
- 518
- Оценка
- 189
- Живу в:
- При Балтике
- Для знакомых
- Олег
- Охочусь с
- 1985
- Оружие
- Разное
- Собака(ки)
- Нет
Лохматый беспородный пёс жил в деревне дольше, чем я себя на тот момент помнил. Точнее, он был всегда. Это было также естественно, как дом деда с виноградником во дворе и курами в курятнике. Будка у забора и Пух на цепи. Интерьер не менялся никогда, за исключением меняющегося времени года.
- Бабуля, а почему Пух так воет?
- Не знаю. Надоел уже. Целый день покоя нету. Скоро дед с работы вернётся, пусть сам с ним разбирается.
-Отец! Уйми кобеля, Христа ради! Надоел уже. И не жрёт ничего второй день. Совсем, старый, из ума выжил.
Немногословный по жизни дед неспешно распряг лошадь, отвёл в стойло и только потом направился к собаке. Увидев его, Пух тяжело поднялся и сел на задние лапы. Дед, присев на корточки рядом, потрепал его по холке и нагнувшись к самому собачьему уху стал что-то тихонько ему говорить. Пух ткнулся седой мордой в воротник, лизнул деда в щёку и отстранившись внимательно посмотрел на него. Дед расстегнул ошейник с цепью и отбросив его встал. Он шел к крыльцу, на котором я сидел, постукивая плёткой по голенищу сапога, а собака не мигая смотрела ему в спину. Дед, так и не обернувшись вошел в дом.
-Ужнать давай.
Дед, как всегда, многословностью и мягкостью не отличался. Человек, прошедший за свою жизнь все мыслимые круги ада был далёк от сентиментальности. Фронт с 41-го, ранение, плен, норвежские каменоломни, неудачный побег, концентрационный лагерь, освобождение союзниками, депортация, бомбёжка агонизирующей люфтваффе посреди балтийского моря, девять часов проведенных на шторм трапе по грудь в холодной воде и совершенно случайное спасение проходившим мимо английским судном. Семи человек из почти трёх сотен на корабле. Родина встретила, как и положено ей встречать своих героев – лишением звания, всех наград и лесоповалом в ГУЛАГе. До 48-го года. С «поражением в правах» на пять лет. Сухорукий шакал Джугашвили всегда умел быть «благодарным».
-Ты пошто отвязал-то его? Он в огород ушел-то. Убежит ведь.
-Ужо никуда не убежит. Подыхать пошел. Завтра закопаю.
На следующее утро, когда я проснулся, брички во дворе не было. Дед уже уехал на работу.
-Проснулся? Вот и хорошо.
-Бабуль, а где Пух?
-Нету больше Пуха. Помер ночью. Дед утром закопал. Иди завтракать.
-Деда, а как ты узнал, что Пух умрёт?
-Он сказал мне об этом.
-А разве нельзя было его вылечить?
-Нет. От старости вылечить нельзя.
-А почему он ушел?
-Хорошая собака дома не издыхает. Она всегда уходит. Вот и Пух просился вчера, чтоб отпустили. Смерть чуял.
-Мам, здравствуй!
-Здравствуй, сын.
-Как дела?
-Да у меня всё нормально. Бек, вот, что-то совсем расхворался.
Бек, он же Бекхан, по паспорту. Друг, защитник, нянька и полноправный член семьи. Огромный алабай, до предела уравновешенная собака, больше поведением в семье напоминающая ньюфаундленда. Для своей «стаи». И настоящий лев для «чужих». Скорость, реакция и выверенная точность его движений временами просто поражала. Огромная мышечная масса завёрнутая в толстую белую шубу с рыжими пятнами вкупе с грустно-добродушной физиономией и лениво-вальяжной походкой деревенского увальня многих не раз вводили в заблуждение. Тех, кто неосмотрительно подходил к забору ближе трёх метров. Зона безопасности, определённая им же по каким-то только ему известным расчётам. Молниеносный прыжок с хрипло-басовитым рыком из оскаленной красно-чёрной пасти с огромными клыками, удар в загородку четырьмя лапами туловища в добрых семь десятков кило обращал в бегство любого. Даже почтовый ящик для почтальона прибили на отдельно вкопанном столбе в пяти метрах от калитки.
Но годы идут. И берут своё. Точнее, отбирают. А после смерти любимого хозяина вообще сдавать на глазах прямо начал. Тоска, она такая. Гложет сильнее любого возраста.
-Почти не встаёт. Не ест со вчерашнего дня и в вольер совсем не заходит.
- А где он есть-то, что-то не видно?
-С утра в сад ушел. Звала, не идёт. А я ж не вижу совсем ничего. Где он там?
Вышел в сад. Он лежал в самом дальнем углу под раскидистой яблоней у изгороди.
- Эй! Старый! Чего разлёгся? Дом-то кто охранять будет?
Сердце неприятно защемило.
-Может, отравился чем? – предположила жена.
-Угу. Жизнью. Сходи, воды ему в миске принеси.
Жена ушла, я сел около на корточки. Он с трудом приподнялся на передних лапах и положив мне на колено свою медвежью голову. Тяжело, по-человечьи, вздохнул.
-Ничё, старый, держись. Жарко просто тебе в шубе-то такой. Поживёшь ещё. Не умирай. Ты нам нужен.
Он поднял морду и внимательно посмотрел на меня. Стало не по себе и я отвёл глаза. Впервые собака меня «пересмотрела». Мне нечего было ему сказать. Я не мог быть до конца честен в ту минуту даже с собой.
-Сын, нашел его?
-Да, мам. Лежит у правой изгороди в конце сада.
-Ты посмотри, всё отца ждёт. Даже лёг в таком месте, откуда видно когда он с работы возвращался.
Надо же. А ведь верно.
Вечером, уезжая домой, поменял ему воду в миске.
-Старый, ну ты шёл бы поел чего. На ночь тут не оставайся, дом-то охранять надо.
Он отвернулся от меня.
-Ну не обижайся ты. Мне ехать надо. Завтра ж на работу. Это ты тут на пенсии, а мне до неё как котелку медному.
Ноль эмоций в ответ.
-Ладно, так и быть, завтра приеду.
Я встал и пошел из сада. Дойдя до калитки оглянулся.
Бек смотрел мне в спину своими огромными печальными глазами. Не отводя взгляда. Из его почти ослепших глаз текли слёзы и блестели на солнце. И выхваченная картина из далёкого детства как цветное кино пробежала перед глазами.
Только он знал наверняка, что мы с ним больше никогда не увидимся. Он прощал меня, человека неразумного. И прощался.
-Может отойдёт ещё, в саду-то? – высказала предположение жена, по дороге домой, в машине.
-Отойдёт. Только не туда. Он умирать ушёл.
-Почему ты так уверен?
-Потому, что знаю. Хорошая собака дома не умирает. Она всегда уходит.
Обещание, данное ему, я выполнил. Хоть и не по своей воле. Утром позвонила мама и сказала, что собака не дышит. Я быстро собрался и поехал.
Он лежал на том же месте, где и на кануне. Его застывший взор был устремлён в ту же сторону, куда давно ушел отец и откуда он продолжал его ждать. Изо дня в день, из года в год. До последнего вздоха. Не дождался. И пошел ему на встречу.
- Бабуля, а почему Пух так воет?
- Не знаю. Надоел уже. Целый день покоя нету. Скоро дед с работы вернётся, пусть сам с ним разбирается.
-Отец! Уйми кобеля, Христа ради! Надоел уже. И не жрёт ничего второй день. Совсем, старый, из ума выжил.
Немногословный по жизни дед неспешно распряг лошадь, отвёл в стойло и только потом направился к собаке. Увидев его, Пух тяжело поднялся и сел на задние лапы. Дед, присев на корточки рядом, потрепал его по холке и нагнувшись к самому собачьему уху стал что-то тихонько ему говорить. Пух ткнулся седой мордой в воротник, лизнул деда в щёку и отстранившись внимательно посмотрел на него. Дед расстегнул ошейник с цепью и отбросив его встал. Он шел к крыльцу, на котором я сидел, постукивая плёткой по голенищу сапога, а собака не мигая смотрела ему в спину. Дед, так и не обернувшись вошел в дом.
-Ужнать давай.
Дед, как всегда, многословностью и мягкостью не отличался. Человек, прошедший за свою жизнь все мыслимые круги ада был далёк от сентиментальности. Фронт с 41-го, ранение, плен, норвежские каменоломни, неудачный побег, концентрационный лагерь, освобождение союзниками, депортация, бомбёжка агонизирующей люфтваффе посреди балтийского моря, девять часов проведенных на шторм трапе по грудь в холодной воде и совершенно случайное спасение проходившим мимо английским судном. Семи человек из почти трёх сотен на корабле. Родина встретила, как и положено ей встречать своих героев – лишением звания, всех наград и лесоповалом в ГУЛАГе. До 48-го года. С «поражением в правах» на пять лет. Сухорукий шакал Джугашвили всегда умел быть «благодарным».
-Ты пошто отвязал-то его? Он в огород ушел-то. Убежит ведь.
-Ужо никуда не убежит. Подыхать пошел. Завтра закопаю.
На следующее утро, когда я проснулся, брички во дворе не было. Дед уже уехал на работу.
-Проснулся? Вот и хорошо.
-Бабуль, а где Пух?
-Нету больше Пуха. Помер ночью. Дед утром закопал. Иди завтракать.
-Деда, а как ты узнал, что Пух умрёт?
-Он сказал мне об этом.
-А разве нельзя было его вылечить?
-Нет. От старости вылечить нельзя.
-А почему он ушел?
-Хорошая собака дома не издыхает. Она всегда уходит. Вот и Пух просился вчера, чтоб отпустили. Смерть чуял.
-Мам, здравствуй!
-Здравствуй, сын.
-Как дела?
-Да у меня всё нормально. Бек, вот, что-то совсем расхворался.
Бек, он же Бекхан, по паспорту. Друг, защитник, нянька и полноправный член семьи. Огромный алабай, до предела уравновешенная собака, больше поведением в семье напоминающая ньюфаундленда. Для своей «стаи». И настоящий лев для «чужих». Скорость, реакция и выверенная точность его движений временами просто поражала. Огромная мышечная масса завёрнутая в толстую белую шубу с рыжими пятнами вкупе с грустно-добродушной физиономией и лениво-вальяжной походкой деревенского увальня многих не раз вводили в заблуждение. Тех, кто неосмотрительно подходил к забору ближе трёх метров. Зона безопасности, определённая им же по каким-то только ему известным расчётам. Молниеносный прыжок с хрипло-басовитым рыком из оскаленной красно-чёрной пасти с огромными клыками, удар в загородку четырьмя лапами туловища в добрых семь десятков кило обращал в бегство любого. Даже почтовый ящик для почтальона прибили на отдельно вкопанном столбе в пяти метрах от калитки.
Но годы идут. И берут своё. Точнее, отбирают. А после смерти любимого хозяина вообще сдавать на глазах прямо начал. Тоска, она такая. Гложет сильнее любого возраста.
-Почти не встаёт. Не ест со вчерашнего дня и в вольер совсем не заходит.
- А где он есть-то, что-то не видно?
-С утра в сад ушел. Звала, не идёт. А я ж не вижу совсем ничего. Где он там?
Вышел в сад. Он лежал в самом дальнем углу под раскидистой яблоней у изгороди.
- Эй! Старый! Чего разлёгся? Дом-то кто охранять будет?
Сердце неприятно защемило.
-Может, отравился чем? – предположила жена.
-Угу. Жизнью. Сходи, воды ему в миске принеси.
Жена ушла, я сел около на корточки. Он с трудом приподнялся на передних лапах и положив мне на колено свою медвежью голову. Тяжело, по-человечьи, вздохнул.
-Ничё, старый, держись. Жарко просто тебе в шубе-то такой. Поживёшь ещё. Не умирай. Ты нам нужен.
Он поднял морду и внимательно посмотрел на меня. Стало не по себе и я отвёл глаза. Впервые собака меня «пересмотрела». Мне нечего было ему сказать. Я не мог быть до конца честен в ту минуту даже с собой.
-Сын, нашел его?
-Да, мам. Лежит у правой изгороди в конце сада.
-Ты посмотри, всё отца ждёт. Даже лёг в таком месте, откуда видно когда он с работы возвращался.
Надо же. А ведь верно.
Вечером, уезжая домой, поменял ему воду в миске.
-Старый, ну ты шёл бы поел чего. На ночь тут не оставайся, дом-то охранять надо.
Он отвернулся от меня.
-Ну не обижайся ты. Мне ехать надо. Завтра ж на работу. Это ты тут на пенсии, а мне до неё как котелку медному.
Ноль эмоций в ответ.
-Ладно, так и быть, завтра приеду.
Я встал и пошел из сада. Дойдя до калитки оглянулся.
Бек смотрел мне в спину своими огромными печальными глазами. Не отводя взгляда. Из его почти ослепших глаз текли слёзы и блестели на солнце. И выхваченная картина из далёкого детства как цветное кино пробежала перед глазами.
Только он знал наверняка, что мы с ним больше никогда не увидимся. Он прощал меня, человека неразумного. И прощался.
-Может отойдёт ещё, в саду-то? – высказала предположение жена, по дороге домой, в машине.
-Отойдёт. Только не туда. Он умирать ушёл.
-Почему ты так уверен?
-Потому, что знаю. Хорошая собака дома не умирает. Она всегда уходит.
Обещание, данное ему, я выполнил. Хоть и не по своей воле. Утром позвонила мама и сказала, что собака не дышит. Я быстро собрался и поехал.
Он лежал на том же месте, где и на кануне. Его застывший взор был устремлён в ту же сторону, куда давно ушел отец и откуда он продолжал его ждать. Изо дня в день, из года в год. До последнего вздоха. Не дождался. И пошел ему на встречу.
Последнее редактирование:
