indeez
Завсегдатай
- С нами с
- 26/08/09
- Постов
- 899
- Оценка
- 268
- Живу в:
- Санкт-Петербург
- Для знакомых
- Сергей
- Охочусь с
- 1990
- Оружие
- 20/76; 30-06; 22LR; 7,62х54
- Собака(ки)
- нет
С согласия автора http://piterhunt.ru/scripts/forum/member.php?u=12105 размещаю
К каждому человеку увлечение охотой пришло по-своему: кто перенял это занятие от близких, кто по наследству, кто по веянию моды, кто просто решил пострелять, кому захотелось поиграть с оружием, кто решил устраивать «вооруженный пикник». Но у каждого есть какое-то событие, встреча, познание чего то, что перевернуло его мировоззрение в иную сторону, изменив ход мыслей, и поставив всю его дальнейшую практику охоты в какое-то одно русло, свои понятные только ему рамки. То, что формирует почерк, создает стиль, ставит формат самого действа, называемого обобщенно охотой для каждого конкретного человека. Определяет его поведение, оружие, культуру. И если это еще не произошло, то обязательно случиться, ну если конечно не сидеть дома и при этом считать себя охотником, потому что есть ружье. Для меня таких моментов было несколько в разные периоды времени, и об одной такой своей встрече, которая изменила мой мир, мой взгляд на окружающую действительность, на само определение слова охота, я бы хотел рассказать. И, пожалуй, стоит начать с самого начала, иначе получится не полная картина логического повествования.
--- Добор поста---
I
Ко мне увлечение охотой пришло относительно поздно, и как то глупо. Один из моих тогдашних больших начальников попросил купить патронов на утку. И это просьба, а точнее последствие решения этой задачи, родило желание эту утку пострелять. Да еще и мой московский кум подтянулся к этому с энтузиазмом. И началось. Весной с кумом выезжали поначалу просто на озеро дикарями, потом на купленную для этих целей дачу, осенью то же самое. В общем, 21 век мы начали с того, что два раза в году по недельке тратили на это мероприятие. Ни чем не отличались от основной массы «охотников с города». Как и все не умело стреляли во все, что видим, днем ловили рыбу, особенно не напрягались и, как говорил известный персонаж, «культурно отдыхать умели». Это длилось года два-три. Казалось бы, все нас устраивало. К тому же мы постепенно научились ставить укрытия, выставлять чучела, подсаживать уток, даже делать на них вдвоем загоны в осенней тростине. И надо заметить, у нас это все стало неплохо получаться, если бы не случайно добытая мною тетерка, в одной из моих прогулок по своим примеченным местам, на торфяных разработках. Меня стала одолевать мысль, что я знаю о наличии в этих краях боровой птицы и совершенно не умею ее добывать. Перечитав кучу литературы по этому виду охоты, я начал эксперименты. В итоге: через год, весной у сложенного на скорую руку шалашика, где было наибольшее скопление какашек, похожих на березовые сережки, упал один черныш. Чуфыканье я услышал впервые, признаться сильно удивился этой его возможности. Но желанный трофей, попрыгав с минуту у шалаша, улетел. Больше ничего не прилетало. Периодически я слышал редкие тетеревиные голоса в разном удалении, но на этом все закончилось. Увиденное настолько потрясло и завело меня, что я решил, что бы мне это не стоило, познать эту охоту. А что бы ускорить этот процесс, надо привлечь специалиста. На следующий день, я прибыл в одно из известных охотобществ, в которое был «вступлен» при оформлении разрешения на оружие, и кроме как оплачивать необходимые для стажа ежегодные взносы, туда не появлялся. Задал прямой вопрос – хочу научиться охотить тетерева или глухаря, пусть даже дорого, есть ли такая возможность, что бы с сопровождением. На что получил утвердительный ответ. Мол, пожалуйста, для членов столько, для не членов подороже, ехать надо далеко, все есть, мы серьезная организация, свои обязательства выполняем в лучшем виде и т.д. и т.п. Я был ошеломлен: такое простое решение вопроса, а я, дурилка, возился, с утками, с шалашами, книг всяких перечитал, а что раньше-то не спросить было, профессиональные охотники все решают. Заплатил денег, пусть дорого, но ведь они тебя всему и обучат, все разжуют, и птицу, если что, к дереву привяжут. Глухарь был совсем «золотой», поэтому купил я две лицензии на тетерева - себе и куму, т.к. я член, а он нет. Поделили затраты пополам и стали собираться, вдохновленные чувством большого приключения, которое к тому же, было усиленно недавно приобретенным корейским внедорожником «галлопер-2», который тоже подмывало опробовать.
В назначенный час, я позвонил по указанному мне номеру, объяснив кто я, от кого, и зачем. Мобильные телефоны еще были в диковину, а о навигаторах мы и не слышали, поэтому все вопросы по месту и времени надо было решить сразу. Голос на том конце провода, очевидно, был не в восторге от моего звонка, и, получив от меня информацию, коротко спросил: «Они что там, с ума сошли, что я с вами делать буду?». «Как что, на тетерева пойдем», – ответил я. «Какой тетерев, снег еще не сошел, не пройти», – услышал я, и тут же браво отрапортовал, что мы на внедорожнике. На что услышал спокойно: «Хоть на танке, там и пешком не пролезть, да и не токуют еще… Ладно, приезжайте по этому адресу, во столько-то, будем решать, что с вами делать».
Через два дня, собравшись у меня дома, нагрузив разным шмотьем целую большую машину, рано утром, мы двинулись в указанном направлении. На дворе стояла середина апреля. В Питере уже была весна, набухали почки, светило солнце, и все вокруг просыпалось от зимней спячки, что располагало к хорошему настроению. Но пройдя 200 километров на восток, нам все чаще стал попадаться не потаенный снег. Приехав на указанный адрес, мы встретили человека, которого абсолютно не интересовали. Он, недолго думая, объяснив, что они вчера решали наш вопрос, отправил нас по другому адресу, в 50 километрах в другую сторону к охотоведу, куда мы спокойно тронулись дальше. Приехав на место уже к вечеру, мы ни кого на адресе не застали. Спросив у соседа через пару домов, узнали, что человек с утра был и куда-то уехал, наверно поехал за своими, и к вечеру будет. Что же, ничего, оптимизма не убавилось: мы на месте, все хорошо, надеюсь ждать недолго осталось. Чтобы не мешаться на дороге, мы решили съехать в поле напротив деревеньки метрах в ста от нашего конечного пункта, заодно поесть и не только. Поле наполовину еще под снегом, наполовину нет, с частыми островками молодой поросли, говорило о том, что плуга оно не видело уже много лет, и не представляет для нас опасности. К тому же мы на внедорожнике - серьезной большой машине, на очень приличных колесах, всей обвешенной нержавеющими кенгуринами, порогами, фарами и т.п., блестящей как новогодняя елка. Короче, суперпроходимец. Въехав на поле, я выбрал растаявшую возвышенность с кустами, с которой нам будет видно дом охотоведа, и направил туда автомобиль. Но, перед этой высоткой, в низине, наш вездеход зарычал и встал на месте. Последующее подключения имеющихся на нем блокировок к движению вперед и взад не привели. Авто рычало, дизель выплевывал черный дым, колеса вращались, но мы оставались на месте. В итоге наш вездеход оказался на брюхе. Ничего, передохнем, выпьем-закусим, вытащим. Где то через час-полтора, повеселев, отдохнув, приступили к операции. Из полной машины различного хлама, на поверку оказались штатный гидравлический домкрат, маленькая туристическая складная лопатка, ножной штатный насос. Копать такой лопаткой желание пропало очень быстро, домкрат умер при второй попытке подъема, кусты, растущие в округе, были скошены и захоронены в землю. Осталось только спустить колеса, что мы сделали и закопались еще основательней. На этом решили, что испытания прошли успешно - все плохо, надо идти за помощью. У соседского дома мы видели УАЗик, направились к нему. Мужичек наверно наблюдал за нами, или наш вид уже был настолько жалок, что особо не расспрашивал. Он просто взял лопату, несколько не деловых обрезков досок и два УАЗиковских механических домкрата, всучил это добро нам в руки. Все вместе мы пошли к нашему чудо-вездеходу. Не много подкопав под балкой, он, руководя нами, задрал двумя домкратами одну сторону машины, положил доски, затем сделал тоже с другой стороной. Наш внедорожник оказался на уровне с поверхностью и, совершенно не напрягаясь, выехал назад по нашему следу на сухое. Все это заняло не более двадцати минут. Он положил доски и лопату на багажник, и мы поехали к его дому. Я узнал, что это процедура называется «поставить на лыжи», что ничего другого в поле не работает, если нет толкача. Кроме того мы услышали все, что думает местное население о таких дилетантах как мы, которые понапокупают машин, а как ездить не умеют и лезут куда не надо. Дав излить душу мужичку, растоптать нас с грязью, мы отблагодарили человека, как говорил Жванецкий «у нас с собой было», добавлю «и много». Сделав соответствующие выводы, что в такой машине по умолчанию необходимо иметь пару приличных домкратов и нормальную лопату, мы направились к нужному нам дому, так как уже стемнело, и в доме горел свет.
--- Добор поста---
На этот раз во дворе стояли машины, и дом был полон народу в камуфляжных костюмах, что казалось совершенно естественным, ведь утром открытие весенней охоты. Найдя нужное нам лицо, мы представились ему, в твердом убеждении, что наша поездка на сегодня закончена. С раннего утра мы накрутили уже около трехсот километров, успели наиграться с машиной и изрядно замучились. Все наши желания приходили к одному знаменателю, выспаться. Но, как оказалось, человек совершенно про нас забыл, да и не пытался вспоминать. Да, что-то про нас говорили, но что с нами делать он и не думал. Он занимался своими делами и вообще ему не до нас. Короче шли бы вы, откуда приехали. Но наверно видя, что я начинаю закипать, а может сам догадался, что надо вопрос решать, дал нам бумажку и сказал ехать по такому-то адресу, еще 30 километров на север и отдать ее, там все сделают.
Итак, мы имели спущенные колеса, принятый на грудь алкоголь, и незавершенный маршрут. На дворе ночь и мы не кому не нужны. Если мы и ждали впечатлений, то их у нас уже было в избытке, но в надежде попасть все же утром на ток, мы отправились дальше. Колеса нам накачать не удалось, т.к. насос просто развалился, но они были спущены на половину, и мы решили потихоньку добраться так.
В этот день добраться нам было не судьба, и уже поздно ночью, без сил подъехав к какой-то деревне через 40 километров от последнего старта, просто легли спать в машине.
Утром, увидев прохожую старушку, мы выясняли, что свернули не туда и дали крюк в 10 километров. Исправив свою ошибку, к обеду подъехали к искомому адресу и … ужаснулись.
Мое испорченное настроение с утра тем, что при развороте я ткнулся в снежный сугроб обочины и раздавил стекло стоп-сигнала, добила следующая картина. Вокруг нас стояла зима, кое-где появились ручейки, и немного просматривались штрихи грязи, но в целом было все в снегу. Дом, к которому нас привел этот коммерческий проект, домом назвать было нельзя, даже хижина сказочной бабы Яги была больше и лучше. Казалось, эта перекошенная набок изба сейчас завалится, а за ней следом и пара построек скособоченных вокруг этой избушки. В одной из построек мычала корова, неизвестно каким образом туда попавшая, ведь в моем представлении корова должна быть больше чем сарайка, из которой мычало. Пришла мысль, что именно так выглядело то, что оставалось после нашествия хана Мамая. Неужели там кто-то живет. Ответ на мой немой вопрос не заставил себя долго ждать. Видимо услышав подъезжающий авто, из избы вышел маленький человек, неопределенного возраста, весь заросший и нечесаный лет десять, ну чисто леший, отличавшийся от наших городских бомжей разве что осмысленным взглядом. Мы вышли из машины поздоровались, представились, дали бумагу. Изучив ее, леший произнес: «Пойдем в дом, чайку попьем».
Внутри изба казалась больше, чем снаружи. Она была разделена на четыре части печью, стоявшей посредине, в одной из которых стоял стол и, видимо, это была гостиная и кухня и приемная.
Закипел чайник. Наш леший, которого мы сразу прозвали Кузьмич по одноименному персонажу, заварил чай, поставил стаканы на стол, налил себе, сел и задумался. Это навело на мысль, что он последняя инстанция в этом лохотроне, и ему нас отфутболить некуда.
«Чего они вас сюда пригнали», – задумчиво произнес он, – «я же им говорил, что у меня еще ничего нет. Рано еще. Куда мне вас вести? Ладно, располагайтесь в той комнате, подумаем, а пока сходим рябчика посвистим. Рано они охоту открыли, еще недели две ждать надо».
Голос его звучал как то успокоительно, не вызывал протеста, и хотя мы знали, что весной рябчика не охотят, задавать вопросов не стали. Я посмотрел на кума, он многозначительно кивнул, и мы остались в этой лачуге. В одной из частей оказалась маленькая комнатка два на два метра, совсем недавно неумело оклеенная обоями, и поэтому чистенькая, в которой как то уместился комплект мягкой мебели и маленький стол, на котором стоял электроинкуботор. В ней мы и разместились. Пообедав, мы выяснили, что наш Кузьмич не пьет, что здесь еще живет его помощник алкоголик Леха, который помогает ему по хозяйству, что хозяйство состоит из двух коровенок какой-то северной породы, чуть больше козы, и нескольких кур. Короче, по здешним меркам, все не так и плохо, и даже он чуть ли не помещик. У него есть работа, и он получает хоть какие-то деньги.
После обеда он повел нас на прогулку. Мы нарядились как обычно это делают «городские охотники», нацепляв на себя разных мулек, штучек, якобы нужных на охоте и потащились за нашим Кузьмичом, вдоль не то речки, не то ручья, сразу не определить, но не замерзшего. Наст нас уже не держал, мы постоянно проваливались по колено в снег, что нельзя сказать за Кузьмича, который легко шлепал по насту «аки по суху». Мы заметили, что «дедок далеко не прост», к нам скорее всего присматривается, поэтому решили «умирать молодыми» и посмотреть что будет. В одном из изгибов пересекли следы кабана, Кузьмич остановился, сунул в след пальцы, подумал и пошел дальше. Разумеется, это не могло остаться не замеченным, и я прицепился с вопросами.
- След свежий, теплый еще – сказал он – на болотину пошли, там отсиживаются. У меня тут пара их трется, больше нет, одни проходные.
- А что так, поубивали всех – спросил я.
- Нечем держать – ответил он – полей не сеют, кормов нет. Что им тут делать. Чтобы кабан держался надо кормить, зерна сыпать регулярно. Для этого надо тонн по двадцать хотя бы на год, а мне за прошлый год четыре мешка дали, чем я их удержу. Поле что сеем, медведь укатывает за неделю. Им не достается особо.
- Подожди – возмутился я – такие бабки за лицензии берут, а кормов не дают, как это.
- Бабки, они берут там – спокойно, улыбнувшись, ответил он – до нас они не дойдут, там деньги получили и отправили, а дальше им нет дела до тебя. Если скандалить начнешь, на меня спишут, мол я виноват, охоту не сделал, а нет, так и нет. Они на кабана сюда лицензии каждый год выписывают, а кабана нет, где я им его возьму, люди впустую деньги платят. Да и с медведями тоже, что наверняка, так сами приедут, или кого надо пришлют, а так гоняют народ впустую. Я все равно виноват останусь. А возразить я права не имею, я человек подневольный. Как говорится «наше дело телячье, обосрался – стой».
- А что и медведь есть – заинтересовался я.
- Медведь есть – сказал он – у него тут раздолье, и клюква, и брусника, и черника. Бобров опять же, лосей много. У медведя все хорошо. Только не просто его добыть, он не глупый. Там дальше у меня привада поставлена, будем проходить зайдем, посмотрим.
Как то я задумался, мы тут с дробью шаримся, а здесь кабаны, медведи. Или просто пугает или я что-то не понимаю.
– А что, на медведя тоже охотитесь?
- Стреляют – ответил он – скоро пришлют кого нибудь. Пока рано, не встал еще. Недельки через две, водой задницу подмочит, подымется, начнет на приваду ходить, так или кто сам приедет, или кого пришлют. Своих в основном. Кому везет, а кто и в пустую. Я сам их давно не стреляю. Посижу на лабазе, посмотрю, а стрелять не стреляю. Они меня не трогают, я их. Сейчас на глухаря, на тетерева начнут присылать, вон вас уже прислали.
Так, слово за слово, мы подошли к небольшой поляне, еще покрытой снегом, на краю которой стояла перевернутая вверх дном двухсотлитровая бочка. Вокруг нее все было истоптано разными следами, и птичьими, и какими-то мелкими зверями. Он пнул ногой, бочка опрокинулась. Вместо крышки у нее была решетка из прутьев в палец толщиной, с ячеей сантиметров 10-15, плотно привязанная тросом 5-6мм, и этим же тросом привязана к дереву на расстоянии 2-3м. Внутри бочки валялись чьи-то шкуры, копыта, и еще что то.
- Вот видите, не ходит еще – сказал Кузьмич, показывая нам конструкцию.
- Это и есть привада, а как работает – проявил я интерес.
- Я - произнес он - когда загоны на лосей делал, всю эту требуху сюда свез, пока снегоходом можно было. А что бы лисы, куницы не растащили, бочку перевернул. Вот теперь так оставлю. Медведь, он, когда встанет, ему надо брюхо чем ни будь набить, а запах он версты за четыре чует. Начнет ходить, а достать не просто, вот и будет дня три – четыре драть. А вон у меня лабаз – он указал на дерево в метрах тридцати от бочки, на котором в 2-3 метрах высотой было подобие приколоченного стула с лестницей.
- И что, он будет ходить – не отставал я.
- Будет. Не один, так другой, не другой так третий – начал он – медведь, он, если себе нычку не сделал, что делает - ищет лосика, хату бобриную может разобрать, или падаль какую, вот и идет на запах. А нычку он по осени бывает делает - завалит лося, привалит ветками, и где то рядом сам ложится. А по весне встанет, пробку выбъет и за нычку. Но это уже умный, матерый медведь сделать может.
- А пробка, это что – не унимался я.
- А пробку он перед тем как лечь делает, прочистится рябиной, нажрется смолы, коры всякой и ложится на зиму, что бы не обделаться под себя, а по весне пробку «выдувает», и ему жрать много сразу надо.
Так слушая всякие рассказки Кузьмича, мы протопали не менее 10 километров.
В результате мы вернулись с прогулки все в мыле, побросав с себя весь не нужный хлам, измотанные, но не заныли. Справедливости ради, надо заметить, что рябчика мы так и не свистели. Зато принесли с прогулки зайца беляка, который перебегал нам дорогу и был изъят из фауны, что заметно подняло нам настроение. Вечером, сели за стол, поужинали зайчатиной, выпили-закусили, и жизнь стала обретать смысл и надежду на лучшее. И вот сидя за столом, все в той же позе со стаканом чая Кузьмич произнес вердикт.
- Тетерева мы не возьмем, рано ему еще, не токует он толком, и не пролезть нам туда, сами видели снегу сколько. Мы вот что сделаем, я вас на глухариный ток сведу, там уже «чертят». Есть шансы, и на твоей машине мы туда проедем, почти до тока, на УАЗке мы проезжали.
- А насос у тебя есть – вспомнил я про колеса.
– Найдем – ответил он.
Ну, не ждали мы такого поворота событий, и не знали, как на это реагировать. Глухарь конечно трофей знатный, но мы абсолютно не готовы к нему, и как надо себя вести, тоже не представляли. Но глухарь - это не тетерев, это глухарь. Насос, который нашел Кузьмич, оказался старым ручным насосом от какого-то мотоцикла. Мы по очереди, на глаз, по количеству качков, накачали колеса и завалили вопросами Кузьмича, как себя вести на этой охоте и что делать. И вот он до ночи объяснял нам как надо подходить, по одному - два шажка, замереть и ждать третьего колена песни, выбирая место для следующего перехода, не забывать, что он все видит, не спешить, и так далее. Но признаться толком, я так и не понял. Мысль, что завтра мне предстоит неожиданная охота, согревала душу, в голову полезли всякие фантазии, ожидание стало тяжелым, сон не шел.
--- Добор поста---
Рано утром, можно сказать поздней ночью, часа в три, мы отъехали от избушки. Расстояние по разговору было не более семи километров, два из которых мы спокойно проехали по вполне приличной грунтовой дороге. После мы свернули на так называемый накат, это наложенные поперек один к одному бревна на болотистых и топких местах, для проезда лесовозов при вырубке леса. Накат был старый, и порядком разбитый. Местами бревна были выворочены, где свернуты набок, где кусками вообще отсутствовали, и на нас зияла откровенная гать, и, ныряя туда, становилось жутко. Все это усиливала кромешная темнота, разбиваемая светом фар. Но наш «боливар» наверно решил взять реванш за вчерашнее фиаско в поле, он достойно кряхтел, рычал всеми своими блокировками и лез вперед. Я четко выполнял инструкции штурмана – туда не лезь, возьми левее, правее, не газуй, не рви, здесь с разгону и т.д. Аппарат начал вселять уважение, и даже когда эта «полная задница» закончилась и началась «задница с дырками». Мы съехали с наката на просто вырубленный участок, по которому проехало и накатало колею что-то очень огромное, где кругом торчали пни и куски деревьев. Автомобиль продолжил движение. Но пройдя метров пятьсот, перескочив правым передним колесом через пень, повис на правом пороге, а левая сторона затонула обоими колесами по самые двери.
- Ладно – услышал я – потом вытащим, пойдем, тут рядом.
Мы бросили машину, и пошли дальше. Пройдя еще около километра, очутились на поляне, слева от которой вниз уходило поросшее сосняком болото.
- Вот до сюда мы неделю назад доезжали – сказал Кузьмич.
Спустившись в болото, он расставил нас под разными соснами, а сам ушел дальше. Мы стали ждать рассвета. Мороз начал сгущать свои утренние краски, рьяно показывая свою силу, и хоть я оделся как на зимнюю рыбалку, все же начал промерзать. Потом я узнал, что в это утро было -20. Начало светать. Различные крики дятлов, глухарок по краю болота стали наполнять лес жизнью. Ожидаемых мною звуков я не слышал. Периодически надо мной пролетали тяжелые птицы, с шумом осаживаясь где то в стороне. Вдруг, недалеко от меня, метрах в тридцати, сел на снег глухарь. Я видел эту птицу впервые, и она мне показалась огромной. Он растопырил крылья, распушил хвост, стал еще больше, и начал ходить кругами. Через секунд 10-15 к нему подлетел еще один, и они оба улетели. Я стоял, не шевелясь, и ждал, когда же он сядет на дерево и начнет щелкать, что бы совершить свой подход. Но этого не случилось. С рассветом я стал видеть иногда пролетающих птиц, но и они стали видеть меня, и все мои попытки приблизиться не увенчались успехом. Наст не держал, с шумом проваливался, и в итоге я распугал весь ток. В сердцах, увидев летящую недалеко птицу, я выстрелил влет. Естественно промазал, но тут же получил по голове, и был обруган материализовавшимся из неоткуда Кузьмичом. Оказалось, я пальнул в глухарку – копылуху. Дальше все мои попытки были тщетны. Уже рассвело, глухаря стало не видно и не слышно. Меня окрикнули. Я пошел на поляну, с которой заходили, и увидел там Кузьмича и довольного кума, перед которым лежал трофей - его первый глухарь. Разумеется, имел место бурный рассказ, как он подлетел, как подошел, как стрельнул, куда упал, как искал, как Кузьмич помог найти и т.д. После Кузьмич повернулся ко мне и спросил:
- Ну, а ты чего его не стрелял, он перед тобой полчаса плясал.
- Так я думал, он должен на дерево сесть – начал было я, и понял, что дебил, упустил свой шанс.
Смешанные чувства овладели мной, и досада от осознания своей ошибки, и радость за кума, и в то же время зависть.
- Ну, не расстраивайся – произнес Кузьмич – завтра возьмешь, я с тобой сяду. Он, если звонок тебе наверху прозвенел, тебя дождется, а если не твой зверь, то и нечего переживать. Охота – это не магазин – философски подытожил он, и мы пошли обратно.
Солнце начало пригревать, и от утреннего мороза не осталось и следа. Стало тепло, и мы начали раздеваться. Дорогой мы пересекли маленький ручеек, и я поймал себя на мысли, что идя туда, я его не видел. «Странно», – подумал я – «как они на УАЗке здесь проехали, мы бы точно утопли». Подойдя к машине, нам открылась удручающая картина. Авто стоял на пне. Порог был выгнут до края дверей. Габаритный маяк на кенгурине висел на «честном слове», и я оторвал эту палочку совсем, чтобы не потерять. Домкрата у нас уже не было, лопата игрушечная, а лебедки не было еще. Кузьмич, совершенно спокойно подтащил бревно, которых в округе, спасибо бесхозяйственности лесорубов, валялось предостаточно. Бросил его вдоль утонувшей колесами стороны машины, и приказал нам делать то же самое. В результате, положив пирамидкой одна на одну четыре бревна вдоль края и подоткнув под порог другое, мы выдрали всю сторону из грязи, подняв колесами над землей. Мы вдвоем держали машину на весу, а Кузьмич запихал в колею бревно. Примерно тоже мы сделали со второй стороной, и положили бревно под переднее колесо. Машина оказалась на колесах, и, сдав назад, мы выехали из своего плена. Со всей работой мы управились за полчаса. В довершении, выйдя на дорогу, я услышал бряканье снизу, это был отвалившийся конец глушителя, висевший на серьге и жившей своей жизнью. Я снял трубу, и привязал на багажник. На этом, в этой поездке разгром автомобиля закончился.
Придя в избу, конечно, мы на эмоциях устроили фотосессию. Разглядели как следует диковенного зверя. Ну и естественно возник вопрос о его сохранении, ведь в маленькую морозилку дореволюционного холодильника Кузьмича он просто не мог поместится. Задали этот вопрос нашему гуру, он сделал следующее. Срезав ветку и обрезав ее так, что получился крючок, он засунул его в задницу глухарю и, провернув, вытянул из него весь кишечник. Затем принес ветку можжевельника и, разобрав ее на несколько веточек, напихал их во внутрь птицы. Расправил перья, сложил голову под крыло, прижал лапы к брюху. Получился комок перьев, который он положил на балку под крышу в сенцах.
- Так – объяснил он – неделю спокойно полежит. А вообще, надо за голову его подвесить и ждать пока она оторвется, тогда он готов к употреблению.
На этот день происшествий больше не было. Мы выспались, поели, помогли по хозяйству, устроили баню. Налили алкашу Лехе, который нам показался очень добрым мужичком, и не понимали, почему Кузьмич с ним так строг. Короче день прошел в «культурном отдыхе».
Конечно, мы уже поняли, что попали под обычный, развод горе-коммерсантов от охоты. Что нас кинули как в лотерее на удачу куда подальше, а там как вывезет. Что серьезная организация, на поверку оказалась кучкой паразитов, сидящих как раковая опухоль на массе увлеченных охотой людей и живущих за счет взносов такой же серой массы лохов как и я, которые просто обязаны состоять в обществе, что бы им позволили на законных основаниях стрельнуть утку, и ничего больше. Горстка людишек, «профессиональных охотников», имеющих за наш счет свои, выгодные только им, охоты, приглашая за наш счет нужных им людей, берет деньги за ничем не обеспеченную услугу, даже не пытаясь что-то сделать. Заведомо прописывая, что деньги не возвращают за не добытого зверя, и основной целью которых является именно взять вперед деньги, продать листок ничем не обеспеченной бумажки. Мошенники, твердо уверенные в своей безнаказанности, ни чем не отличаются от обычных второразрядных наперсточников, а то и хуже, так как на них нет закона. И мы, как и многие другие попали под этот лохотрон. Но что сделано - то сделано, и как говорится «нет худа без добра», будем смотреть на вещи оптимистично.
Утром, зная дорогу, я не стал съезжать с наката, и мы прошли немного больше, но без приключений. Все повторилось примерно так же, но в этот раз мы сели под сосенку с Кузьмичом друг напротив друга. В этот раз глухарь слетел за моей спиной в пяти метрах, повернуться, что бы не испугать его я не смог, и пока мы решали с Кузьмичом, надо ли ему стрелять, он улетел. В это утро больше фарта ни у кого не было.
По просьбе Кузьмича мы зашли на солонец, он оказался не далеко от тока, помогли ему отнести соль. Солонец состоял из нескольких заваленных осин диаметром примерно с полметра, с высокими, на метр не меньше от земли пнями. Осины были все очищены, как наждачной бумагой. На верхушках пней и на лежащих стволах были вырублены углубления, типа корыта. Мы принесли каждый по куску соли, килограмм по пять, завернутый в полиэтиленовый пакет. Кузьмич оторвал кончик пакета и положил кусок в корытце оторванным кончиком вниз, с нашими кусками он сделал тоже самое. Это для того, объяснил он, чтобы дождем не размывало сразу, и соль из оторванного конца медленно уходит в ствол. Так кусок год лежит.
Приехав в избу мы не нашли Леху, он испарился, и недолго поискав его по не выдающимся постройкам, Кузьмич спросил:
– А вы канистру убрали.
- Нет – ответил кум – под столом оставили.
- Понятно – произнес он – нет канистры.
Но, привезенная нами десятилитровая канистра водки оказалась на своем месте. Только вместо оставленных в ней 6-7 литров, после нашего принятия и вытаскивания машины с поля, в ней было от силы литра два. Кто-то изрядно ее опорожнил, и в том, кто этот кто-то, мы даже не усомнились.
- Все – сказал Кузьмич – хорошо, если через неделю появится. Не замерз бы где. Хотел пристроить в баню сенцы, теперь все, придется отложить.
К нашему сожалению, мы не могли уже больше оставаться, нужно было ехать в город, и мы, оставив все свои запасы, начали сборы домой. Я знал, что у меня не получиться приехать сюда еще в течение положенного для весенней охоты времени, а всю ответственность свалят на Кузьмича. К тому же впечатления от знакомства с Кузьмичом были крайне положительны, поэтому мы закрыли ему наши путевки как выполненные. Да и домой мы уезжали с трофеем, и кум сиял от счастья.
- Приезжай на 9 мая – сказал при прощании Кузьмич – мы с тобой на настоящий глухариный ток сходим, за озеро, с подслухом, как положено. Снег уже сойдет, подходить мягко будет. Добудешь своего глухаря, а тетерева потом возьмешь, ни куда он не денется.
- Так как же – удивился я – сезон то закрыт будет. Кузьмич хитро улыбнулся – охотиться надо тогда, когда это нужно, а не тогда, когда это можно. А тетерев с глухарем, токуют до тех пор, пока лист на осине не будет в пятикопеечную монету советского образца, нынче значит в пять рублей. Мой отец в июне еще на ток ходил.
- Ну что же, я приеду – пообещал я, и мы уехали.
Прошло всего трое суток с нашего отъезда из Питера, а нам казалось, что прошел месяц. Мы ехали уставшие, измученные, но под большим впечатлением от проведенного времени. Совершенно неожиданно мы увидели другую охоту, другой мир охоты, на которую не ходят, не планируют, а в которой живут, живут каждый день, делая какую-то повседневную работу, и не делая из нее праздника. Мы не жалели, что попали пусть и не надолго в этот мирок, как то смогли помочь человеку, пусть и не по своей воле.
--- Добор поста---
II
Впечатлений было полна тележка. Мы везли разбитый фонарь, оторванный глушитель, покореженный обвес, сломанные домкрат и насос. Ехали на автомобиле, без слез на который смотреть со стороны было нельзя. Мы даже не увидели из дали предмет нашей охоты, но попали на другую. Нас распирало от этого приключения так, что на это внимания уже не обращалось.
Сутки мы отмокали от грязи, отходили от усталости, которая навалилась огромным комом сразу, отсыпались, приводили себя в надлежащий для жителя большого города вид.
Я не стал скандалить с горе-коммерсантами, спустил все на тормозах, да и честно говоря они даже не поинтересовались о наших впечатлениях. Наверно решили, что все удалось. Как говорится бог им судья, в этой жизни все по принципу бумеранга - как ты поступил, так и с тобой поступят. Рано или поздно, но это обязательно произойдет. А в моем случае, блин комом, но все может не так и плохо. У меня были виды на продолжение приключения.
Постепенно я привел своего коня в порядок: приварили оторванное, выгнули погнутое, заменили что можно и нужно. Теперь у меня все было более дуракоустойчивое: нормальный насос, компрессор, два механических домкрата, лопата, небольшая ручная лебедка, и, на всякий случай, в багажник я положил три полосы сантиметровой фанеры, вместо траков.
Я провел ревизию своему арсеналу, выкинул все лишнее, тяжелое и бестолковое. И вот, я с полным пониманием происходящего, крещеный так сказать боем, с поднятым носом и самооценкой отправился за своими трофеями.
Картина моего конечного путешествия уже не выглядела так удручающе, снег стаял, все распускалось, зеленело и радовало глаз. Грязь, снег, прошлый раз казавшиеся всюду, подсохли, вода сошла, и все вокруг приняло иные, радостные тона.
Алкоголик Леха, который появился на четвертый день после нашего отъезда, обрадовался мне и, как собачонка, стал крутиться около меня, но в этот раз «у меня с собой не было», и праздник у него не получился.
Сходив в баню, в которой можно испачкаться больше, чем вымыться, и напившись чаю, под вечер мы собрались в путь.
- Ну что – поинтересовался я – добыли у тебя мишку.
- Нет – ответил он – приезжал человек, два утра просидел, медведь не вышел. А только уехал, на другое утро загремел. Три утра подряд грохот на весь лес стоял, слышно у меня даже было. Мимо будем проходить посмотрим.
- А на тетерева присылали кого – не забыл осведомиться я.
- Присылали двоих, после вас сразу, на тетерева не ходили – ответил он – на глухаря водил, один добыл. Видишь, что твориться, охоту закрыли, а тетерев с глухарем только токовать толком начали, утки только неделю назад появились. Кто так охоту открывает, о чем там думают, не знаю. На прошлой неделе охотовед заезжал, забрал лицензии, спрашивал про вас. Я сказал все нормально.
В этот раз весь путь предстоял пеший где то с три-четыре километра, за исключением около километра, который мы должны были пройти на лодке, переплыв озеро. Кузьмич взял видавший виды рюкзачок, положил в него шерстяной свитер, несколько пачек сигарет, пластмассовую кружку, чай, сахар и половинку батона. Надел телогрейку, болотники, взял ружье и пошел. Я решил собраться поосновательней, взяв туристический коврик, спальник и термобелье, и еще всяких удобных мелочей. Все же на ночь идем. Спустившись от избушки к озеру, недолго думая я схватился за весла (помоложе буду) и резво налег, но через пять минут выдохся, а мы не прошли и полпути. Пришлось убавить свою прыть и пересмотреть расход энергии. Показать свою слабость со стороны было стыдно, и я еле дыша, почти умирая, догреб до берега. Дальше меня ждало очередное непредвиденное испытание. Набрав с собой на ночь всякого нужного хлама, я быстро понял, что с ним мне не дойти, в результате я оставил только пенку и телогрейку, остальное бросил на тропе. К концу нашего пути я уже шел по пояс голый, а всю верхнюю одежду нес за спиной в рюкзаке. По дороге мы прошли вдоль полянки, на которой перевернули бочку. Полянку было узнать сложно, все изменилось, а бочка была совершенно другой. В прошлый раз, она не показалась мне сильно гнилой, но неужели такое возможно. Бочка была разорвана как консервная банка от обода до обода, оторвана от дерева и вычищена. Кое - где по поляне валялись куски шкуры и кости. Стоял запах тухлятины, и кругом орали вороны. Все, эта привада была «отработанна». Пройдя от озера километра два-три, мы подошли к старому вырубку, окружавшему большое болото, на котором стояло несколько приличных по своим размерам лесных островов, к одному из которых мы и направились. По пути имело место интересное событие, на которое хочется обратить внимание. От впереди идущего Кузьмича громко вспорхнула птица и, отлетев метров на двадцать, села на поваленную елку. Он посмотрел на меня:
- Гляди, рябчик уводит, гнездо где то.
Я начал искать глазами, но ничего не увидел, тогда Кузьмич подошел ближе к поваленной елке, и птица снова вспорхнула и, отлетев метров на десять, села на землю. Тут я ее разглядел. Он подошел еще, и она опять отлетела недалеко.
- Пойдем, хватит расстраивать – произнес Кузьмич, и мы пошли в своем направлении к болоту.
Болото было не топкое, клюквенное и держало очень хорошо. Шли почти не проваливаясь, а лишь приминая ногами мох, и только перед выходом на землю немного проваливались по щиколотку. Зайдя на сухое, Кузьмич подвел меня к нескольким растущим рядом елям, определив меня на «поселение». Сам же пошел дальше. Уже начинало вечереть.
Я присел на кочку у елки и стал слушать. Ждать оказалось не долго, вскоре надо мной послышался тяжелый шум, издаваемый крыльями большой птицы. Но хлопок от приземления был далеко. Через какое-то время, я услышал еще и еще шум крыльев и хлопки от приземления птиц, но все они были на достаточном удалении от меня. Я уже начал определяться, куда мне перейти поближе к раздаваемым шлепкам, как вдруг очень ясно услышал надвигающийся на меня лет глухаря. Через мгновенье, на ель метрах в пятидесяти за мной я услышал тяжелое приземление. Я замер, превратился в елку и стал слушать. Спустя минуту, другую я услышал щелканье, осторожное, первое коленце глухариной песни, издаваемое за спиной. Как и учили, я сидел не шевелясь, давая глухарю успокоится и распеться. Через минут пять он уже не умолкал, и я отчетливо слышал все коленца его песни, в особенности скрип его третьего коленца, под который мне предстояло осуществить свой подход. Осторожно повернувшись к звукам лицом, я определил направление своего движения. Не дыша, под скрип, сделал два шага вперед и замер. Песня не прекратилась, и, дождавшись очередного скрипа, я сделал еще два шага. Так, переходя по два шага от дерева к дереву, я медленно подошел к огромной ели, с верхушки которой, метрах двадцати от меня, исходили звуки, называемыми глухариной песней. Оставалось дело за малым, выстрелить. Признаться, я уже видел себя с трофеем в руках, представлял себе, как сделаю фотографию, куда отдам делать чучело и т.д. и т.п. Но пока я подходил, уже порядком стемнело, и мне ни как не удавалось его разглядеть. Я отчетливо слышал, откуда идут звуки, видел, как тряслись ветки на ели, сыпался мусор, но в черноте этих ветвей я не видел цели. Так друг напротив друга мы простояли до кромешной темноты, пока он не прекратил петь. В этот момент у меня были разные мысли: и стрелять на звук, и попробовать шумнуть и выстрелить в лет, но здравый смысл остановил эти позывы нетерпения. Я понимал, что он никуда уже не денется, просидит на этой ели до рассвета, и начнет токовать. Для этого мы и пришли на «подслух». Я привязал на ветку тряпочку в качестве маячка и потихоньку отошел к своему первоначальному месту, куда уже подходил Кузьмич.
- Ну что, слышал – спросил он.
- Ну да – ответил я – там на той ели сидит, не разглядеть было.
- Ладно, утром стрельнешь, я штук двадцать насчитал. Ну что, пошли спать.
Мы вышли из этого островка леса, перешли по болоту метров двести в другой островок. Прошли где-то столько же по лесу, перейдя этот островок, и подошли к костровищу, от которого метрах в пятидесяти снова начиналось болото.
Я начал ломать хворост для костра, накладывая его шалашиком, создавая гору, как учили в мою пионерскую юность. Кузьмич же молча, бросил свой рюкзак под дерево, и пошел в сторону. Вскоре он притащил две большие валежины, которых надо заметить кругом было множество, и больших и маленьких, и гнилых и еще свежих. Потом еще одну, и в завершении подтащил валежину, с которой я старательно обламывал ветки на хворост. На мою заготовку совершенно не обращая ни какого внимания, повалил одна на одну, параллельно друг другу эти валежины, придавил их ногой, выдернул из под них пук хвороста, оставшийся от моего творения, засунул его между бревен, оторвал от одной из валежин кусок бересты, сунул его туда же, и поджег. Затем, посмотрев по сторонам, он поднял какую-то консервную банку, не то от консервированных фруктов, не то от собачьих консервов, объемом где-то с литр, всю прокопченную, с медной проволочкой вместо ручки. Пошел с ней к болоту, потоптал, сделав углубление, зачерпнул оттуда воду, пришел и поставил эту банку на бревна, которые уже разгорелись без всякого участия из вне. Банка закипела очень быстро, Кузьмич взял палочку, подцепил за проволоку, снял ее с огня и поставил на землю. Достал чай, высыпал в нее добрую горсть, и этой же палочкой размешал. «Сейчас чайку попьем», – произнес он.
Я все это время внимательно наблюдал за его действиями. Сказать, что я был удивлен, было бы очень мягким сравнением. За какие-то полчаса времени, были растоптаны в прах все мои жизненные, бойскаутские познания по организации лагеря, костра, готовки. Только что, без каких-то усилий, так, ненавязчиво, между делом, был организован огонь, кипяток, и все это без ничего и из подручного материала. И более того, чай из болота. Сразу вспомнилась сказка про Аленушку и ее братца Иванушку.
- А что, козленочками то не станем – спросил я – или того, не передрищемся.
- Не ссы, козлами уже давно стали, а подристать иной раз и полезно – улыбнулся он - давай, что там у тебя есть.
Я достал кружку, он налил мне этой жижи, налил себе, насыпал туда сахару, размешал, взял кусок белого хлеба и сел на рюкзак под дерево. Я, пересиливая свое отвращение, дабы не «острамиться перед державою», отхлебнул. На вкус жижа оказалась обычным чаем, но с земляным привкусом. Мы просидели так часа три, периодически проваливаясь в дрему, или пили чай и болтали. Оказалось, у нас много общего что произошло с нами в разные временные периоды, в силу разницы в возрасте, но одинаково повлиявшие на нашу дальнейшую жизнь. И не такой он и леший, как казался на первый взгляд. Иногда он вставал и ногой проталкивал прогоревшую валежину вперед, отчего костер становился больше и ярче.
В какой-то момент, сквозь дрему, я услышал – ну что, пошли, пора.
Мы поднялись, взяли ружья и тихонько, не шумя, пошли на вчерашнее место. Я достаточно быстро нашел свою помеченную ель, разместился под ней и стал ждать рассвета, позволив своей фантазии поиграть. Лес начал оживать, вокруг зазвенело, затренькало, зачирикало, но ожидаемых мною звуков, я так и не услышал. Как я не прислушивался, как не приглядывался, нигде не было и намека на присутствие вчерашних глухарей. Уже рассвело, все стало видно, но на нашу цель не появилось и намека.
Позади меня хрустнуло, я обернулся, подходил Кузьмич.
- Ничего не понимаю, куда все делось, мы подшуметь не могли. Пойдем к вырубку посмотрим.
Мы пошли к вырубку, который начинался сразу от края болота, на котором мы находились, и, пройдя метров сто, мы пересекли какую-то странную тропу. Тропка была свежая, а странность ее заключалась в следах - они были круглые и часто натоптаны, как будто кто-то натыкал в болото бревном. Тропа шла между наших островков и уходила в сторону вырубка. Кузьмич, посмотрев на нее, как то поменялся в лице, встал, задумался.
- Ты посиди-ка тут, на краю, я пойду гляну и вернусь – сказал он и пошел вдоль тропки за лесной островок.
Меня уже клонило ко сну, бессонная ночь сделала свое дело, и я с удовольствием присоседился на сухой бугорок под деревом, и задремал.
Не могу сказать, сколько прошло времени, может минут десять, может полчаса. В сознание меня привели крики. Кричал Кузьмич, и кричал где-то сзади меня.
- А, куда прешь, бл..ть такая, ну, пошел на х..й – отчаянно кричал он.
Я сразу очухался, и, не понимая что это, схватил ружье и побежал через лес напрямую, на крик. Я выскочил на другую сторону островка. Передо мной открылся край болота, и вверх поднимался старый, уже начавший зарастать вырубок. Метрах в ста, на краю болота левым боком ко мне стоял Кузьмич, правее от него, за спиной стоял небольшой лось, повернутый мордой к нему. Я опешил, так как впервые воочию, увидел такое животное.
Но он кричал в другую от лося сторону и я, посмотрев туда, остолбенел совсем, впал в полный ступор.
В метрах семидесяти, не больше стоял крупный медведь, намного больше овчарки, и смотрел в его сторону. Позади его, полубоком стояли еще два, несколько поменьше, но не медвежата. Первый вытянул вперед морду и нюхал воздух, затем пошел вперед, Кузьмич снова крикнул на него, и поднял ружье. Тот остановился, смотря на него, и через секунду снова пошел. Кузьмич выстрелил поверх медведя, он встал, развернулся и не спеша пошел в обратную сторону, двое других спокойно пошли за ним. Лось стронулся со своего места и пошел в другую от медведей сторону. Несколько секунд слышен был хруст веток с обоих от нас сторон, уходящий в разные стороны. Все действие заняло не больше десяти секунд.
Кузьмич повернул ко мне голову и нервно спросил:
– Тебе где сказано быть?
- Там – ответил я, показывая рукой направление.
- Ну и какого х..я, ты здесь?
- Так ты орал же, я и прибежал.
- Тебе орал?
- Нет.
- Ну и какого х..я? – повторился он.
- Блин, ну извини, обосрался – сказал я, пытаясь разредить обстановку.
- Ладно, пойдем что ль, похоже ток то нам обгадили – сказал успокоившись Кузьмич.
- Пойдем – сказал я, все еще плохо понимая произошедшее.
Мы пошли назад к костру, пересекая заинтересовавшую Кузьмича тропинку, я внимательно разглядел ее. И тут-то до меня дошло, что означали эти круглые ямки, и в какой близости от нас они были, и почему Кузьмич так странно себя повел. Мне сразу стало ясно, почему пропали глухари с тока. Я так же представил себя там, возле ели одного, без Кузьмича, в этой ситуации, и холод прошелся вдоль спины.
К костру подошли молча, Кузьмич перевернул свою банку и положил ее под елку, взял свой рюкзачок:
– Ну что, пошли?
- А костер?- спросил я
- Сам стлеет, пошли.
Я быстро покидал в рюкзак свой скарб и пошел за ним. Лес уже ожил, солнце поднималось, было уже около девяти утра. Кругом раздавались различные шорохи, трески, на которые по пути я реагировал очень эмоционально, и все время озирался. Мне казалось, что эта троица преследует нас, и я все время ощущал на спине чьи то взгляды.
К лодке подошли молча, я, не дожидаясь, прыгнул в нее и сел за весла. Кузьмич молча оттолкнул ее от берега и запрыгнул сам.
Зная, что грести не мало, я не стал торопиться и взял спокойный, размеренный темп. Мы медленно поплыли. Кузьмич сидел задумавшись.
- Нет, не жилец он – произнес он.
- Кто не жилец – спросил я.
- Лось – ответил он,- медведь очень приставуч, если прицепился, уже не отстанет, догонят наверняка. Он когда с берлоги встает, первым делом лося ищет, ему надо брюхо набивать, лось ему большое подспорье.
- Что же ты этого лося сам тогда не стрелял?
- А выносить как ты его от туда будешь? – возбудился он, - или ты думаешь они нам дали бы потом к мясу подойти? Запомни, медведь, как и любой зверь, панически боится человека, и всегда лучше обойдет его за сто километров. Но когда медведь на добыче, тут все может случиться, просто так он добычу не отдаст, да еще весной. А тут их три. Так что пусть у лосика будет шанс, может и уйдет еще.
- Слушай, а чего ты туда пошел то – спросил я, для продолжения разговора.
- След свежий, перед нами прошли, сам испугался. Думаю, подшумлю, отойдут, а тут нате не ждали. Они походу тоже на ток пришли за глухарем да по клюкве, а тут этот дурачек попался, вот и повели, а может давно ведут. Он как то загадочно улыбнулся – хорошо не нас.
- А что могли и нас – спросил я.
- Да нет, зачем им с нами связываться, им лось интересней, хотя…
- А как ты к ним-то подошел – поинтересовался я.
- Да я и не подходил, я пошел посмотреть куда идут, а тут выходит лось, и прет на меня. Я на него рявкнул, куда мол прешь то, а он обошел меня и встал, я то пулю пока заряжал. Гляжу, а с боку медведи прут, ну я на них тоже гаркнул, а дальше ты видел. Прибздел конечно, особенно когда сразу не повернул, все думаю пиз..ц! Их трое, а пули у меня только две, не повернет, бежать бесполезно, я над ним то и пальнул, что бы испугать. А лось то, видать защиты просил, вот ведь как жизнь устроена, решил наверно лучше от пули, чем так. А может еще чего, кто их разберет, что у них на уме. Ты не расстраивайся, завтра добудешь своего глухаря…
Кузьмича наверно начало отпускать после произошедшего, он разговорился и уже не замолкал до самого берега. Обсудили ум животных, и глупость начальства, затронули бытовуху и прочее.
Я же наоборот, все больше уходил в себя, и отвечал ему односложными ответами, думая о произошедшем случае и возможных вариантах их развития. И уже приплыв к берегу и подходя к его хижине, я четко для себя определил, что такая охота не для меня, и я не хочу идти снова на ток.
Днем выспавшись, я сослался на дела и собрался домой, объяснив, что претензий у меня нет и быть не может. Оставил свои запасы, и к вечеру того же дня был на пути домой, с четкой уверенностью, что это была моя последняя поездка, что кроме утки у себя на даче я больше никого стрелять не буду. Что на этом с меня приключений достаточно.
Однако, прощаясь, Кузьмич как то лукаво произнес: «Ты заезжай, когда захочешь». Думаю, он наперед знал, что я уже никуда не денусь, что первоначальный страх пройдет, а желание придти снова и довести до логического конца начатое - нет, что я все равно вернусь позже. Но, так или иначе, уже в конце лета я был снова у него. Снова я лазил с ним по болотам, наматывая километры, преследуя разные цели, и всегда случайно или не случайно встречая «хозяина», задавая себе вопрос «зачем мне это надо», и не находя ответа ехал снова. И посещаю эти лесные дебри уже много лет. Наверно там намазано чем. Потом были и тетерев, и глухарь, и лось, и медведь, увлечение пушниной, но это уже совсем другие истории. Утку вот охотить стал очень редко, на нее вечно нет времени, да и не ем я ее.
Правда этот случай не прошел бесследно для моей психики, если вообще такое может пройти без следа. До сих пор оставаясь в темном лесу один, у меня начинается паника, и хотя постоянно борюсь с этим явлением, все же фобия пока сильней меня. Поэтому ночью в лес один стараюсь не ходить. А может это и к лучшему, нечего одному по тайге то шастать.
Антонов Роман
К каждому человеку увлечение охотой пришло по-своему: кто перенял это занятие от близких, кто по наследству, кто по веянию моды, кто просто решил пострелять, кому захотелось поиграть с оружием, кто решил устраивать «вооруженный пикник». Но у каждого есть какое-то событие, встреча, познание чего то, что перевернуло его мировоззрение в иную сторону, изменив ход мыслей, и поставив всю его дальнейшую практику охоты в какое-то одно русло, свои понятные только ему рамки. То, что формирует почерк, создает стиль, ставит формат самого действа, называемого обобщенно охотой для каждого конкретного человека. Определяет его поведение, оружие, культуру. И если это еще не произошло, то обязательно случиться, ну если конечно не сидеть дома и при этом считать себя охотником, потому что есть ружье. Для меня таких моментов было несколько в разные периоды времени, и об одной такой своей встрече, которая изменила мой мир, мой взгляд на окружающую действительность, на само определение слова охота, я бы хотел рассказать. И, пожалуй, стоит начать с самого начала, иначе получится не полная картина логического повествования.
--- Добор поста---
I
Ко мне увлечение охотой пришло относительно поздно, и как то глупо. Один из моих тогдашних больших начальников попросил купить патронов на утку. И это просьба, а точнее последствие решения этой задачи, родило желание эту утку пострелять. Да еще и мой московский кум подтянулся к этому с энтузиазмом. И началось. Весной с кумом выезжали поначалу просто на озеро дикарями, потом на купленную для этих целей дачу, осенью то же самое. В общем, 21 век мы начали с того, что два раза в году по недельке тратили на это мероприятие. Ни чем не отличались от основной массы «охотников с города». Как и все не умело стреляли во все, что видим, днем ловили рыбу, особенно не напрягались и, как говорил известный персонаж, «культурно отдыхать умели». Это длилось года два-три. Казалось бы, все нас устраивало. К тому же мы постепенно научились ставить укрытия, выставлять чучела, подсаживать уток, даже делать на них вдвоем загоны в осенней тростине. И надо заметить, у нас это все стало неплохо получаться, если бы не случайно добытая мною тетерка, в одной из моих прогулок по своим примеченным местам, на торфяных разработках. Меня стала одолевать мысль, что я знаю о наличии в этих краях боровой птицы и совершенно не умею ее добывать. Перечитав кучу литературы по этому виду охоты, я начал эксперименты. В итоге: через год, весной у сложенного на скорую руку шалашика, где было наибольшее скопление какашек, похожих на березовые сережки, упал один черныш. Чуфыканье я услышал впервые, признаться сильно удивился этой его возможности. Но желанный трофей, попрыгав с минуту у шалаша, улетел. Больше ничего не прилетало. Периодически я слышал редкие тетеревиные голоса в разном удалении, но на этом все закончилось. Увиденное настолько потрясло и завело меня, что я решил, что бы мне это не стоило, познать эту охоту. А что бы ускорить этот процесс, надо привлечь специалиста. На следующий день, я прибыл в одно из известных охотобществ, в которое был «вступлен» при оформлении разрешения на оружие, и кроме как оплачивать необходимые для стажа ежегодные взносы, туда не появлялся. Задал прямой вопрос – хочу научиться охотить тетерева или глухаря, пусть даже дорого, есть ли такая возможность, что бы с сопровождением. На что получил утвердительный ответ. Мол, пожалуйста, для членов столько, для не членов подороже, ехать надо далеко, все есть, мы серьезная организация, свои обязательства выполняем в лучшем виде и т.д. и т.п. Я был ошеломлен: такое простое решение вопроса, а я, дурилка, возился, с утками, с шалашами, книг всяких перечитал, а что раньше-то не спросить было, профессиональные охотники все решают. Заплатил денег, пусть дорого, но ведь они тебя всему и обучат, все разжуют, и птицу, если что, к дереву привяжут. Глухарь был совсем «золотой», поэтому купил я две лицензии на тетерева - себе и куму, т.к. я член, а он нет. Поделили затраты пополам и стали собираться, вдохновленные чувством большого приключения, которое к тому же, было усиленно недавно приобретенным корейским внедорожником «галлопер-2», который тоже подмывало опробовать.
В назначенный час, я позвонил по указанному мне номеру, объяснив кто я, от кого, и зачем. Мобильные телефоны еще были в диковину, а о навигаторах мы и не слышали, поэтому все вопросы по месту и времени надо было решить сразу. Голос на том конце провода, очевидно, был не в восторге от моего звонка, и, получив от меня информацию, коротко спросил: «Они что там, с ума сошли, что я с вами делать буду?». «Как что, на тетерева пойдем», – ответил я. «Какой тетерев, снег еще не сошел, не пройти», – услышал я, и тут же браво отрапортовал, что мы на внедорожнике. На что услышал спокойно: «Хоть на танке, там и пешком не пролезть, да и не токуют еще… Ладно, приезжайте по этому адресу, во столько-то, будем решать, что с вами делать».
Через два дня, собравшись у меня дома, нагрузив разным шмотьем целую большую машину, рано утром, мы двинулись в указанном направлении. На дворе стояла середина апреля. В Питере уже была весна, набухали почки, светило солнце, и все вокруг просыпалось от зимней спячки, что располагало к хорошему настроению. Но пройдя 200 километров на восток, нам все чаще стал попадаться не потаенный снег. Приехав на указанный адрес, мы встретили человека, которого абсолютно не интересовали. Он, недолго думая, объяснив, что они вчера решали наш вопрос, отправил нас по другому адресу, в 50 километрах в другую сторону к охотоведу, куда мы спокойно тронулись дальше. Приехав на место уже к вечеру, мы ни кого на адресе не застали. Спросив у соседа через пару домов, узнали, что человек с утра был и куда-то уехал, наверно поехал за своими, и к вечеру будет. Что же, ничего, оптимизма не убавилось: мы на месте, все хорошо, надеюсь ждать недолго осталось. Чтобы не мешаться на дороге, мы решили съехать в поле напротив деревеньки метрах в ста от нашего конечного пункта, заодно поесть и не только. Поле наполовину еще под снегом, наполовину нет, с частыми островками молодой поросли, говорило о том, что плуга оно не видело уже много лет, и не представляет для нас опасности. К тому же мы на внедорожнике - серьезной большой машине, на очень приличных колесах, всей обвешенной нержавеющими кенгуринами, порогами, фарами и т.п., блестящей как новогодняя елка. Короче, суперпроходимец. Въехав на поле, я выбрал растаявшую возвышенность с кустами, с которой нам будет видно дом охотоведа, и направил туда автомобиль. Но, перед этой высоткой, в низине, наш вездеход зарычал и встал на месте. Последующее подключения имеющихся на нем блокировок к движению вперед и взад не привели. Авто рычало, дизель выплевывал черный дым, колеса вращались, но мы оставались на месте. В итоге наш вездеход оказался на брюхе. Ничего, передохнем, выпьем-закусим, вытащим. Где то через час-полтора, повеселев, отдохнув, приступили к операции. Из полной машины различного хлама, на поверку оказались штатный гидравлический домкрат, маленькая туристическая складная лопатка, ножной штатный насос. Копать такой лопаткой желание пропало очень быстро, домкрат умер при второй попытке подъема, кусты, растущие в округе, были скошены и захоронены в землю. Осталось только спустить колеса, что мы сделали и закопались еще основательней. На этом решили, что испытания прошли успешно - все плохо, надо идти за помощью. У соседского дома мы видели УАЗик, направились к нему. Мужичек наверно наблюдал за нами, или наш вид уже был настолько жалок, что особо не расспрашивал. Он просто взял лопату, несколько не деловых обрезков досок и два УАЗиковских механических домкрата, всучил это добро нам в руки. Все вместе мы пошли к нашему чудо-вездеходу. Не много подкопав под балкой, он, руководя нами, задрал двумя домкратами одну сторону машины, положил доски, затем сделал тоже с другой стороной. Наш внедорожник оказался на уровне с поверхностью и, совершенно не напрягаясь, выехал назад по нашему следу на сухое. Все это заняло не более двадцати минут. Он положил доски и лопату на багажник, и мы поехали к его дому. Я узнал, что это процедура называется «поставить на лыжи», что ничего другого в поле не работает, если нет толкача. Кроме того мы услышали все, что думает местное население о таких дилетантах как мы, которые понапокупают машин, а как ездить не умеют и лезут куда не надо. Дав излить душу мужичку, растоптать нас с грязью, мы отблагодарили человека, как говорил Жванецкий «у нас с собой было», добавлю «и много». Сделав соответствующие выводы, что в такой машине по умолчанию необходимо иметь пару приличных домкратов и нормальную лопату, мы направились к нужному нам дому, так как уже стемнело, и в доме горел свет.
--- Добор поста---
На этот раз во дворе стояли машины, и дом был полон народу в камуфляжных костюмах, что казалось совершенно естественным, ведь утром открытие весенней охоты. Найдя нужное нам лицо, мы представились ему, в твердом убеждении, что наша поездка на сегодня закончена. С раннего утра мы накрутили уже около трехсот километров, успели наиграться с машиной и изрядно замучились. Все наши желания приходили к одному знаменателю, выспаться. Но, как оказалось, человек совершенно про нас забыл, да и не пытался вспоминать. Да, что-то про нас говорили, но что с нами делать он и не думал. Он занимался своими делами и вообще ему не до нас. Короче шли бы вы, откуда приехали. Но наверно видя, что я начинаю закипать, а может сам догадался, что надо вопрос решать, дал нам бумажку и сказал ехать по такому-то адресу, еще 30 километров на север и отдать ее, там все сделают.
Итак, мы имели спущенные колеса, принятый на грудь алкоголь, и незавершенный маршрут. На дворе ночь и мы не кому не нужны. Если мы и ждали впечатлений, то их у нас уже было в избытке, но в надежде попасть все же утром на ток, мы отправились дальше. Колеса нам накачать не удалось, т.к. насос просто развалился, но они были спущены на половину, и мы решили потихоньку добраться так.
В этот день добраться нам было не судьба, и уже поздно ночью, без сил подъехав к какой-то деревне через 40 километров от последнего старта, просто легли спать в машине.
Утром, увидев прохожую старушку, мы выясняли, что свернули не туда и дали крюк в 10 километров. Исправив свою ошибку, к обеду подъехали к искомому адресу и … ужаснулись.
Мое испорченное настроение с утра тем, что при развороте я ткнулся в снежный сугроб обочины и раздавил стекло стоп-сигнала, добила следующая картина. Вокруг нас стояла зима, кое-где появились ручейки, и немного просматривались штрихи грязи, но в целом было все в снегу. Дом, к которому нас привел этот коммерческий проект, домом назвать было нельзя, даже хижина сказочной бабы Яги была больше и лучше. Казалось, эта перекошенная набок изба сейчас завалится, а за ней следом и пара построек скособоченных вокруг этой избушки. В одной из построек мычала корова, неизвестно каким образом туда попавшая, ведь в моем представлении корова должна быть больше чем сарайка, из которой мычало. Пришла мысль, что именно так выглядело то, что оставалось после нашествия хана Мамая. Неужели там кто-то живет. Ответ на мой немой вопрос не заставил себя долго ждать. Видимо услышав подъезжающий авто, из избы вышел маленький человек, неопределенного возраста, весь заросший и нечесаный лет десять, ну чисто леший, отличавшийся от наших городских бомжей разве что осмысленным взглядом. Мы вышли из машины поздоровались, представились, дали бумагу. Изучив ее, леший произнес: «Пойдем в дом, чайку попьем».
Внутри изба казалась больше, чем снаружи. Она была разделена на четыре части печью, стоявшей посредине, в одной из которых стоял стол и, видимо, это была гостиная и кухня и приемная.
Закипел чайник. Наш леший, которого мы сразу прозвали Кузьмич по одноименному персонажу, заварил чай, поставил стаканы на стол, налил себе, сел и задумался. Это навело на мысль, что он последняя инстанция в этом лохотроне, и ему нас отфутболить некуда.
«Чего они вас сюда пригнали», – задумчиво произнес он, – «я же им говорил, что у меня еще ничего нет. Рано еще. Куда мне вас вести? Ладно, располагайтесь в той комнате, подумаем, а пока сходим рябчика посвистим. Рано они охоту открыли, еще недели две ждать надо».
Голос его звучал как то успокоительно, не вызывал протеста, и хотя мы знали, что весной рябчика не охотят, задавать вопросов не стали. Я посмотрел на кума, он многозначительно кивнул, и мы остались в этой лачуге. В одной из частей оказалась маленькая комнатка два на два метра, совсем недавно неумело оклеенная обоями, и поэтому чистенькая, в которой как то уместился комплект мягкой мебели и маленький стол, на котором стоял электроинкуботор. В ней мы и разместились. Пообедав, мы выяснили, что наш Кузьмич не пьет, что здесь еще живет его помощник алкоголик Леха, который помогает ему по хозяйству, что хозяйство состоит из двух коровенок какой-то северной породы, чуть больше козы, и нескольких кур. Короче, по здешним меркам, все не так и плохо, и даже он чуть ли не помещик. У него есть работа, и он получает хоть какие-то деньги.
После обеда он повел нас на прогулку. Мы нарядились как обычно это делают «городские охотники», нацепляв на себя разных мулек, штучек, якобы нужных на охоте и потащились за нашим Кузьмичом, вдоль не то речки, не то ручья, сразу не определить, но не замерзшего. Наст нас уже не держал, мы постоянно проваливались по колено в снег, что нельзя сказать за Кузьмича, который легко шлепал по насту «аки по суху». Мы заметили, что «дедок далеко не прост», к нам скорее всего присматривается, поэтому решили «умирать молодыми» и посмотреть что будет. В одном из изгибов пересекли следы кабана, Кузьмич остановился, сунул в след пальцы, подумал и пошел дальше. Разумеется, это не могло остаться не замеченным, и я прицепился с вопросами.
- След свежий, теплый еще – сказал он – на болотину пошли, там отсиживаются. У меня тут пара их трется, больше нет, одни проходные.
- А что так, поубивали всех – спросил я.
- Нечем держать – ответил он – полей не сеют, кормов нет. Что им тут делать. Чтобы кабан держался надо кормить, зерна сыпать регулярно. Для этого надо тонн по двадцать хотя бы на год, а мне за прошлый год четыре мешка дали, чем я их удержу. Поле что сеем, медведь укатывает за неделю. Им не достается особо.
- Подожди – возмутился я – такие бабки за лицензии берут, а кормов не дают, как это.
- Бабки, они берут там – спокойно, улыбнувшись, ответил он – до нас они не дойдут, там деньги получили и отправили, а дальше им нет дела до тебя. Если скандалить начнешь, на меня спишут, мол я виноват, охоту не сделал, а нет, так и нет. Они на кабана сюда лицензии каждый год выписывают, а кабана нет, где я им его возьму, люди впустую деньги платят. Да и с медведями тоже, что наверняка, так сами приедут, или кого надо пришлют, а так гоняют народ впустую. Я все равно виноват останусь. А возразить я права не имею, я человек подневольный. Как говорится «наше дело телячье, обосрался – стой».
- А что и медведь есть – заинтересовался я.
- Медведь есть – сказал он – у него тут раздолье, и клюква, и брусника, и черника. Бобров опять же, лосей много. У медведя все хорошо. Только не просто его добыть, он не глупый. Там дальше у меня привада поставлена, будем проходить зайдем, посмотрим.
Как то я задумался, мы тут с дробью шаримся, а здесь кабаны, медведи. Или просто пугает или я что-то не понимаю.
– А что, на медведя тоже охотитесь?
- Стреляют – ответил он – скоро пришлют кого нибудь. Пока рано, не встал еще. Недельки через две, водой задницу подмочит, подымется, начнет на приваду ходить, так или кто сам приедет, или кого пришлют. Своих в основном. Кому везет, а кто и в пустую. Я сам их давно не стреляю. Посижу на лабазе, посмотрю, а стрелять не стреляю. Они меня не трогают, я их. Сейчас на глухаря, на тетерева начнут присылать, вон вас уже прислали.
Так, слово за слово, мы подошли к небольшой поляне, еще покрытой снегом, на краю которой стояла перевернутая вверх дном двухсотлитровая бочка. Вокруг нее все было истоптано разными следами, и птичьими, и какими-то мелкими зверями. Он пнул ногой, бочка опрокинулась. Вместо крышки у нее была решетка из прутьев в палец толщиной, с ячеей сантиметров 10-15, плотно привязанная тросом 5-6мм, и этим же тросом привязана к дереву на расстоянии 2-3м. Внутри бочки валялись чьи-то шкуры, копыта, и еще что то.
- Вот видите, не ходит еще – сказал Кузьмич, показывая нам конструкцию.
- Это и есть привада, а как работает – проявил я интерес.
- Я - произнес он - когда загоны на лосей делал, всю эту требуху сюда свез, пока снегоходом можно было. А что бы лисы, куницы не растащили, бочку перевернул. Вот теперь так оставлю. Медведь, он, когда встанет, ему надо брюхо чем ни будь набить, а запах он версты за четыре чует. Начнет ходить, а достать не просто, вот и будет дня три – четыре драть. А вон у меня лабаз – он указал на дерево в метрах тридцати от бочки, на котором в 2-3 метрах высотой было подобие приколоченного стула с лестницей.
- И что, он будет ходить – не отставал я.
- Будет. Не один, так другой, не другой так третий – начал он – медведь, он, если себе нычку не сделал, что делает - ищет лосика, хату бобриную может разобрать, или падаль какую, вот и идет на запах. А нычку он по осени бывает делает - завалит лося, привалит ветками, и где то рядом сам ложится. А по весне встанет, пробку выбъет и за нычку. Но это уже умный, матерый медведь сделать может.
- А пробка, это что – не унимался я.
- А пробку он перед тем как лечь делает, прочистится рябиной, нажрется смолы, коры всякой и ложится на зиму, что бы не обделаться под себя, а по весне пробку «выдувает», и ему жрать много сразу надо.
Так слушая всякие рассказки Кузьмича, мы протопали не менее 10 километров.
В результате мы вернулись с прогулки все в мыле, побросав с себя весь не нужный хлам, измотанные, но не заныли. Справедливости ради, надо заметить, что рябчика мы так и не свистели. Зато принесли с прогулки зайца беляка, который перебегал нам дорогу и был изъят из фауны, что заметно подняло нам настроение. Вечером, сели за стол, поужинали зайчатиной, выпили-закусили, и жизнь стала обретать смысл и надежду на лучшее. И вот сидя за столом, все в той же позе со стаканом чая Кузьмич произнес вердикт.
- Тетерева мы не возьмем, рано ему еще, не токует он толком, и не пролезть нам туда, сами видели снегу сколько. Мы вот что сделаем, я вас на глухариный ток сведу, там уже «чертят». Есть шансы, и на твоей машине мы туда проедем, почти до тока, на УАЗке мы проезжали.
- А насос у тебя есть – вспомнил я про колеса.
– Найдем – ответил он.
Ну, не ждали мы такого поворота событий, и не знали, как на это реагировать. Глухарь конечно трофей знатный, но мы абсолютно не готовы к нему, и как надо себя вести, тоже не представляли. Но глухарь - это не тетерев, это глухарь. Насос, который нашел Кузьмич, оказался старым ручным насосом от какого-то мотоцикла. Мы по очереди, на глаз, по количеству качков, накачали колеса и завалили вопросами Кузьмича, как себя вести на этой охоте и что делать. И вот он до ночи объяснял нам как надо подходить, по одному - два шажка, замереть и ждать третьего колена песни, выбирая место для следующего перехода, не забывать, что он все видит, не спешить, и так далее. Но признаться толком, я так и не понял. Мысль, что завтра мне предстоит неожиданная охота, согревала душу, в голову полезли всякие фантазии, ожидание стало тяжелым, сон не шел.
--- Добор поста---
Рано утром, можно сказать поздней ночью, часа в три, мы отъехали от избушки. Расстояние по разговору было не более семи километров, два из которых мы спокойно проехали по вполне приличной грунтовой дороге. После мы свернули на так называемый накат, это наложенные поперек один к одному бревна на болотистых и топких местах, для проезда лесовозов при вырубке леса. Накат был старый, и порядком разбитый. Местами бревна были выворочены, где свернуты набок, где кусками вообще отсутствовали, и на нас зияла откровенная гать, и, ныряя туда, становилось жутко. Все это усиливала кромешная темнота, разбиваемая светом фар. Но наш «боливар» наверно решил взять реванш за вчерашнее фиаско в поле, он достойно кряхтел, рычал всеми своими блокировками и лез вперед. Я четко выполнял инструкции штурмана – туда не лезь, возьми левее, правее, не газуй, не рви, здесь с разгону и т.д. Аппарат начал вселять уважение, и даже когда эта «полная задница» закончилась и началась «задница с дырками». Мы съехали с наката на просто вырубленный участок, по которому проехало и накатало колею что-то очень огромное, где кругом торчали пни и куски деревьев. Автомобиль продолжил движение. Но пройдя метров пятьсот, перескочив правым передним колесом через пень, повис на правом пороге, а левая сторона затонула обоими колесами по самые двери.
- Ладно – услышал я – потом вытащим, пойдем, тут рядом.
Мы бросили машину, и пошли дальше. Пройдя еще около километра, очутились на поляне, слева от которой вниз уходило поросшее сосняком болото.
- Вот до сюда мы неделю назад доезжали – сказал Кузьмич.
Спустившись в болото, он расставил нас под разными соснами, а сам ушел дальше. Мы стали ждать рассвета. Мороз начал сгущать свои утренние краски, рьяно показывая свою силу, и хоть я оделся как на зимнюю рыбалку, все же начал промерзать. Потом я узнал, что в это утро было -20. Начало светать. Различные крики дятлов, глухарок по краю болота стали наполнять лес жизнью. Ожидаемых мною звуков я не слышал. Периодически надо мной пролетали тяжелые птицы, с шумом осаживаясь где то в стороне. Вдруг, недалеко от меня, метрах в тридцати, сел на снег глухарь. Я видел эту птицу впервые, и она мне показалась огромной. Он растопырил крылья, распушил хвост, стал еще больше, и начал ходить кругами. Через секунд 10-15 к нему подлетел еще один, и они оба улетели. Я стоял, не шевелясь, и ждал, когда же он сядет на дерево и начнет щелкать, что бы совершить свой подход. Но этого не случилось. С рассветом я стал видеть иногда пролетающих птиц, но и они стали видеть меня, и все мои попытки приблизиться не увенчались успехом. Наст не держал, с шумом проваливался, и в итоге я распугал весь ток. В сердцах, увидев летящую недалеко птицу, я выстрелил влет. Естественно промазал, но тут же получил по голове, и был обруган материализовавшимся из неоткуда Кузьмичом. Оказалось, я пальнул в глухарку – копылуху. Дальше все мои попытки были тщетны. Уже рассвело, глухаря стало не видно и не слышно. Меня окрикнули. Я пошел на поляну, с которой заходили, и увидел там Кузьмича и довольного кума, перед которым лежал трофей - его первый глухарь. Разумеется, имел место бурный рассказ, как он подлетел, как подошел, как стрельнул, куда упал, как искал, как Кузьмич помог найти и т.д. После Кузьмич повернулся ко мне и спросил:
- Ну, а ты чего его не стрелял, он перед тобой полчаса плясал.
- Так я думал, он должен на дерево сесть – начал было я, и понял, что дебил, упустил свой шанс.
Смешанные чувства овладели мной, и досада от осознания своей ошибки, и радость за кума, и в то же время зависть.
- Ну, не расстраивайся – произнес Кузьмич – завтра возьмешь, я с тобой сяду. Он, если звонок тебе наверху прозвенел, тебя дождется, а если не твой зверь, то и нечего переживать. Охота – это не магазин – философски подытожил он, и мы пошли обратно.
Солнце начало пригревать, и от утреннего мороза не осталось и следа. Стало тепло, и мы начали раздеваться. Дорогой мы пересекли маленький ручеек, и я поймал себя на мысли, что идя туда, я его не видел. «Странно», – подумал я – «как они на УАЗке здесь проехали, мы бы точно утопли». Подойдя к машине, нам открылась удручающая картина. Авто стоял на пне. Порог был выгнут до края дверей. Габаритный маяк на кенгурине висел на «честном слове», и я оторвал эту палочку совсем, чтобы не потерять. Домкрата у нас уже не было, лопата игрушечная, а лебедки не было еще. Кузьмич, совершенно спокойно подтащил бревно, которых в округе, спасибо бесхозяйственности лесорубов, валялось предостаточно. Бросил его вдоль утонувшей колесами стороны машины, и приказал нам делать то же самое. В результате, положив пирамидкой одна на одну четыре бревна вдоль края и подоткнув под порог другое, мы выдрали всю сторону из грязи, подняв колесами над землей. Мы вдвоем держали машину на весу, а Кузьмич запихал в колею бревно. Примерно тоже мы сделали со второй стороной, и положили бревно под переднее колесо. Машина оказалась на колесах, и, сдав назад, мы выехали из своего плена. Со всей работой мы управились за полчаса. В довершении, выйдя на дорогу, я услышал бряканье снизу, это был отвалившийся конец глушителя, висевший на серьге и жившей своей жизнью. Я снял трубу, и привязал на багажник. На этом, в этой поездке разгром автомобиля закончился.
Придя в избу, конечно, мы на эмоциях устроили фотосессию. Разглядели как следует диковенного зверя. Ну и естественно возник вопрос о его сохранении, ведь в маленькую морозилку дореволюционного холодильника Кузьмича он просто не мог поместится. Задали этот вопрос нашему гуру, он сделал следующее. Срезав ветку и обрезав ее так, что получился крючок, он засунул его в задницу глухарю и, провернув, вытянул из него весь кишечник. Затем принес ветку можжевельника и, разобрав ее на несколько веточек, напихал их во внутрь птицы. Расправил перья, сложил голову под крыло, прижал лапы к брюху. Получился комок перьев, который он положил на балку под крышу в сенцах.
- Так – объяснил он – неделю спокойно полежит. А вообще, надо за голову его подвесить и ждать пока она оторвется, тогда он готов к употреблению.
На этот день происшествий больше не было. Мы выспались, поели, помогли по хозяйству, устроили баню. Налили алкашу Лехе, который нам показался очень добрым мужичком, и не понимали, почему Кузьмич с ним так строг. Короче день прошел в «культурном отдыхе».
Конечно, мы уже поняли, что попали под обычный, развод горе-коммерсантов от охоты. Что нас кинули как в лотерее на удачу куда подальше, а там как вывезет. Что серьезная организация, на поверку оказалась кучкой паразитов, сидящих как раковая опухоль на массе увлеченных охотой людей и живущих за счет взносов такой же серой массы лохов как и я, которые просто обязаны состоять в обществе, что бы им позволили на законных основаниях стрельнуть утку, и ничего больше. Горстка людишек, «профессиональных охотников», имеющих за наш счет свои, выгодные только им, охоты, приглашая за наш счет нужных им людей, берет деньги за ничем не обеспеченную услугу, даже не пытаясь что-то сделать. Заведомо прописывая, что деньги не возвращают за не добытого зверя, и основной целью которых является именно взять вперед деньги, продать листок ничем не обеспеченной бумажки. Мошенники, твердо уверенные в своей безнаказанности, ни чем не отличаются от обычных второразрядных наперсточников, а то и хуже, так как на них нет закона. И мы, как и многие другие попали под этот лохотрон. Но что сделано - то сделано, и как говорится «нет худа без добра», будем смотреть на вещи оптимистично.
Утром, зная дорогу, я не стал съезжать с наката, и мы прошли немного больше, но без приключений. Все повторилось примерно так же, но в этот раз мы сели под сосенку с Кузьмичом друг напротив друга. В этот раз глухарь слетел за моей спиной в пяти метрах, повернуться, что бы не испугать его я не смог, и пока мы решали с Кузьмичом, надо ли ему стрелять, он улетел. В это утро больше фарта ни у кого не было.
По просьбе Кузьмича мы зашли на солонец, он оказался не далеко от тока, помогли ему отнести соль. Солонец состоял из нескольких заваленных осин диаметром примерно с полметра, с высокими, на метр не меньше от земли пнями. Осины были все очищены, как наждачной бумагой. На верхушках пней и на лежащих стволах были вырублены углубления, типа корыта. Мы принесли каждый по куску соли, килограмм по пять, завернутый в полиэтиленовый пакет. Кузьмич оторвал кончик пакета и положил кусок в корытце оторванным кончиком вниз, с нашими кусками он сделал тоже самое. Это для того, объяснил он, чтобы дождем не размывало сразу, и соль из оторванного конца медленно уходит в ствол. Так кусок год лежит.
Приехав в избу мы не нашли Леху, он испарился, и недолго поискав его по не выдающимся постройкам, Кузьмич спросил:
– А вы канистру убрали.
- Нет – ответил кум – под столом оставили.
- Понятно – произнес он – нет канистры.
Но, привезенная нами десятилитровая канистра водки оказалась на своем месте. Только вместо оставленных в ней 6-7 литров, после нашего принятия и вытаскивания машины с поля, в ней было от силы литра два. Кто-то изрядно ее опорожнил, и в том, кто этот кто-то, мы даже не усомнились.
- Все – сказал Кузьмич – хорошо, если через неделю появится. Не замерз бы где. Хотел пристроить в баню сенцы, теперь все, придется отложить.
К нашему сожалению, мы не могли уже больше оставаться, нужно было ехать в город, и мы, оставив все свои запасы, начали сборы домой. Я знал, что у меня не получиться приехать сюда еще в течение положенного для весенней охоты времени, а всю ответственность свалят на Кузьмича. К тому же впечатления от знакомства с Кузьмичом были крайне положительны, поэтому мы закрыли ему наши путевки как выполненные. Да и домой мы уезжали с трофеем, и кум сиял от счастья.
- Приезжай на 9 мая – сказал при прощании Кузьмич – мы с тобой на настоящий глухариный ток сходим, за озеро, с подслухом, как положено. Снег уже сойдет, подходить мягко будет. Добудешь своего глухаря, а тетерева потом возьмешь, ни куда он не денется.
- Так как же – удивился я – сезон то закрыт будет. Кузьмич хитро улыбнулся – охотиться надо тогда, когда это нужно, а не тогда, когда это можно. А тетерев с глухарем, токуют до тех пор, пока лист на осине не будет в пятикопеечную монету советского образца, нынче значит в пять рублей. Мой отец в июне еще на ток ходил.
- Ну что же, я приеду – пообещал я, и мы уехали.
Прошло всего трое суток с нашего отъезда из Питера, а нам казалось, что прошел месяц. Мы ехали уставшие, измученные, но под большим впечатлением от проведенного времени. Совершенно неожиданно мы увидели другую охоту, другой мир охоты, на которую не ходят, не планируют, а в которой живут, живут каждый день, делая какую-то повседневную работу, и не делая из нее праздника. Мы не жалели, что попали пусть и не надолго в этот мирок, как то смогли помочь человеку, пусть и не по своей воле.
--- Добор поста---
II
Впечатлений было полна тележка. Мы везли разбитый фонарь, оторванный глушитель, покореженный обвес, сломанные домкрат и насос. Ехали на автомобиле, без слез на который смотреть со стороны было нельзя. Мы даже не увидели из дали предмет нашей охоты, но попали на другую. Нас распирало от этого приключения так, что на это внимания уже не обращалось.
Сутки мы отмокали от грязи, отходили от усталости, которая навалилась огромным комом сразу, отсыпались, приводили себя в надлежащий для жителя большого города вид.
Я не стал скандалить с горе-коммерсантами, спустил все на тормозах, да и честно говоря они даже не поинтересовались о наших впечатлениях. Наверно решили, что все удалось. Как говорится бог им судья, в этой жизни все по принципу бумеранга - как ты поступил, так и с тобой поступят. Рано или поздно, но это обязательно произойдет. А в моем случае, блин комом, но все может не так и плохо. У меня были виды на продолжение приключения.
Постепенно я привел своего коня в порядок: приварили оторванное, выгнули погнутое, заменили что можно и нужно. Теперь у меня все было более дуракоустойчивое: нормальный насос, компрессор, два механических домкрата, лопата, небольшая ручная лебедка, и, на всякий случай, в багажник я положил три полосы сантиметровой фанеры, вместо траков.
Я провел ревизию своему арсеналу, выкинул все лишнее, тяжелое и бестолковое. И вот, я с полным пониманием происходящего, крещеный так сказать боем, с поднятым носом и самооценкой отправился за своими трофеями.
Картина моего конечного путешествия уже не выглядела так удручающе, снег стаял, все распускалось, зеленело и радовало глаз. Грязь, снег, прошлый раз казавшиеся всюду, подсохли, вода сошла, и все вокруг приняло иные, радостные тона.
Алкоголик Леха, который появился на четвертый день после нашего отъезда, обрадовался мне и, как собачонка, стал крутиться около меня, но в этот раз «у меня с собой не было», и праздник у него не получился.
Сходив в баню, в которой можно испачкаться больше, чем вымыться, и напившись чаю, под вечер мы собрались в путь.
- Ну что – поинтересовался я – добыли у тебя мишку.
- Нет – ответил он – приезжал человек, два утра просидел, медведь не вышел. А только уехал, на другое утро загремел. Три утра подряд грохот на весь лес стоял, слышно у меня даже было. Мимо будем проходить посмотрим.
- А на тетерева присылали кого – не забыл осведомиться я.
- Присылали двоих, после вас сразу, на тетерева не ходили – ответил он – на глухаря водил, один добыл. Видишь, что твориться, охоту закрыли, а тетерев с глухарем только токовать толком начали, утки только неделю назад появились. Кто так охоту открывает, о чем там думают, не знаю. На прошлой неделе охотовед заезжал, забрал лицензии, спрашивал про вас. Я сказал все нормально.
В этот раз весь путь предстоял пеший где то с три-четыре километра, за исключением около километра, который мы должны были пройти на лодке, переплыв озеро. Кузьмич взял видавший виды рюкзачок, положил в него шерстяной свитер, несколько пачек сигарет, пластмассовую кружку, чай, сахар и половинку батона. Надел телогрейку, болотники, взял ружье и пошел. Я решил собраться поосновательней, взяв туристический коврик, спальник и термобелье, и еще всяких удобных мелочей. Все же на ночь идем. Спустившись от избушки к озеру, недолго думая я схватился за весла (помоложе буду) и резво налег, но через пять минут выдохся, а мы не прошли и полпути. Пришлось убавить свою прыть и пересмотреть расход энергии. Показать свою слабость со стороны было стыдно, и я еле дыша, почти умирая, догреб до берега. Дальше меня ждало очередное непредвиденное испытание. Набрав с собой на ночь всякого нужного хлама, я быстро понял, что с ним мне не дойти, в результате я оставил только пенку и телогрейку, остальное бросил на тропе. К концу нашего пути я уже шел по пояс голый, а всю верхнюю одежду нес за спиной в рюкзаке. По дороге мы прошли вдоль полянки, на которой перевернули бочку. Полянку было узнать сложно, все изменилось, а бочка была совершенно другой. В прошлый раз, она не показалась мне сильно гнилой, но неужели такое возможно. Бочка была разорвана как консервная банка от обода до обода, оторвана от дерева и вычищена. Кое - где по поляне валялись куски шкуры и кости. Стоял запах тухлятины, и кругом орали вороны. Все, эта привада была «отработанна». Пройдя от озера километра два-три, мы подошли к старому вырубку, окружавшему большое болото, на котором стояло несколько приличных по своим размерам лесных островов, к одному из которых мы и направились. По пути имело место интересное событие, на которое хочется обратить внимание. От впереди идущего Кузьмича громко вспорхнула птица и, отлетев метров на двадцать, села на поваленную елку. Он посмотрел на меня:
- Гляди, рябчик уводит, гнездо где то.
Я начал искать глазами, но ничего не увидел, тогда Кузьмич подошел ближе к поваленной елке, и птица снова вспорхнула и, отлетев метров на десять, села на землю. Тут я ее разглядел. Он подошел еще, и она опять отлетела недалеко.
- Пойдем, хватит расстраивать – произнес Кузьмич, и мы пошли в своем направлении к болоту.
Болото было не топкое, клюквенное и держало очень хорошо. Шли почти не проваливаясь, а лишь приминая ногами мох, и только перед выходом на землю немного проваливались по щиколотку. Зайдя на сухое, Кузьмич подвел меня к нескольким растущим рядом елям, определив меня на «поселение». Сам же пошел дальше. Уже начинало вечереть.
Я присел на кочку у елки и стал слушать. Ждать оказалось не долго, вскоре надо мной послышался тяжелый шум, издаваемый крыльями большой птицы. Но хлопок от приземления был далеко. Через какое-то время, я услышал еще и еще шум крыльев и хлопки от приземления птиц, но все они были на достаточном удалении от меня. Я уже начал определяться, куда мне перейти поближе к раздаваемым шлепкам, как вдруг очень ясно услышал надвигающийся на меня лет глухаря. Через мгновенье, на ель метрах в пятидесяти за мной я услышал тяжелое приземление. Я замер, превратился в елку и стал слушать. Спустя минуту, другую я услышал щелканье, осторожное, первое коленце глухариной песни, издаваемое за спиной. Как и учили, я сидел не шевелясь, давая глухарю успокоится и распеться. Через минут пять он уже не умолкал, и я отчетливо слышал все коленца его песни, в особенности скрип его третьего коленца, под который мне предстояло осуществить свой подход. Осторожно повернувшись к звукам лицом, я определил направление своего движения. Не дыша, под скрип, сделал два шага вперед и замер. Песня не прекратилась, и, дождавшись очередного скрипа, я сделал еще два шага. Так, переходя по два шага от дерева к дереву, я медленно подошел к огромной ели, с верхушки которой, метрах двадцати от меня, исходили звуки, называемыми глухариной песней. Оставалось дело за малым, выстрелить. Признаться, я уже видел себя с трофеем в руках, представлял себе, как сделаю фотографию, куда отдам делать чучело и т.д. и т.п. Но пока я подходил, уже порядком стемнело, и мне ни как не удавалось его разглядеть. Я отчетливо слышал, откуда идут звуки, видел, как тряслись ветки на ели, сыпался мусор, но в черноте этих ветвей я не видел цели. Так друг напротив друга мы простояли до кромешной темноты, пока он не прекратил петь. В этот момент у меня были разные мысли: и стрелять на звук, и попробовать шумнуть и выстрелить в лет, но здравый смысл остановил эти позывы нетерпения. Я понимал, что он никуда уже не денется, просидит на этой ели до рассвета, и начнет токовать. Для этого мы и пришли на «подслух». Я привязал на ветку тряпочку в качестве маячка и потихоньку отошел к своему первоначальному месту, куда уже подходил Кузьмич.
- Ну что, слышал – спросил он.
- Ну да – ответил я – там на той ели сидит, не разглядеть было.
- Ладно, утром стрельнешь, я штук двадцать насчитал. Ну что, пошли спать.
Мы вышли из этого островка леса, перешли по болоту метров двести в другой островок. Прошли где-то столько же по лесу, перейдя этот островок, и подошли к костровищу, от которого метрах в пятидесяти снова начиналось болото.
Я начал ломать хворост для костра, накладывая его шалашиком, создавая гору, как учили в мою пионерскую юность. Кузьмич же молча, бросил свой рюкзак под дерево, и пошел в сторону. Вскоре он притащил две большие валежины, которых надо заметить кругом было множество, и больших и маленьких, и гнилых и еще свежих. Потом еще одну, и в завершении подтащил валежину, с которой я старательно обламывал ветки на хворост. На мою заготовку совершенно не обращая ни какого внимания, повалил одна на одну, параллельно друг другу эти валежины, придавил их ногой, выдернул из под них пук хвороста, оставшийся от моего творения, засунул его между бревен, оторвал от одной из валежин кусок бересты, сунул его туда же, и поджег. Затем, посмотрев по сторонам, он поднял какую-то консервную банку, не то от консервированных фруктов, не то от собачьих консервов, объемом где-то с литр, всю прокопченную, с медной проволочкой вместо ручки. Пошел с ней к болоту, потоптал, сделав углубление, зачерпнул оттуда воду, пришел и поставил эту банку на бревна, которые уже разгорелись без всякого участия из вне. Банка закипела очень быстро, Кузьмич взял палочку, подцепил за проволоку, снял ее с огня и поставил на землю. Достал чай, высыпал в нее добрую горсть, и этой же палочкой размешал. «Сейчас чайку попьем», – произнес он.
Я все это время внимательно наблюдал за его действиями. Сказать, что я был удивлен, было бы очень мягким сравнением. За какие-то полчаса времени, были растоптаны в прах все мои жизненные, бойскаутские познания по организации лагеря, костра, готовки. Только что, без каких-то усилий, так, ненавязчиво, между делом, был организован огонь, кипяток, и все это без ничего и из подручного материала. И более того, чай из болота. Сразу вспомнилась сказка про Аленушку и ее братца Иванушку.
- А что, козленочками то не станем – спросил я – или того, не передрищемся.
- Не ссы, козлами уже давно стали, а подристать иной раз и полезно – улыбнулся он - давай, что там у тебя есть.
Я достал кружку, он налил мне этой жижи, налил себе, насыпал туда сахару, размешал, взял кусок белого хлеба и сел на рюкзак под дерево. Я, пересиливая свое отвращение, дабы не «острамиться перед державою», отхлебнул. На вкус жижа оказалась обычным чаем, но с земляным привкусом. Мы просидели так часа три, периодически проваливаясь в дрему, или пили чай и болтали. Оказалось, у нас много общего что произошло с нами в разные временные периоды, в силу разницы в возрасте, но одинаково повлиявшие на нашу дальнейшую жизнь. И не такой он и леший, как казался на первый взгляд. Иногда он вставал и ногой проталкивал прогоревшую валежину вперед, отчего костер становился больше и ярче.
В какой-то момент, сквозь дрему, я услышал – ну что, пошли, пора.
Мы поднялись, взяли ружья и тихонько, не шумя, пошли на вчерашнее место. Я достаточно быстро нашел свою помеченную ель, разместился под ней и стал ждать рассвета, позволив своей фантазии поиграть. Лес начал оживать, вокруг зазвенело, затренькало, зачирикало, но ожидаемых мною звуков, я так и не услышал. Как я не прислушивался, как не приглядывался, нигде не было и намека на присутствие вчерашних глухарей. Уже рассвело, все стало видно, но на нашу цель не появилось и намека.
Позади меня хрустнуло, я обернулся, подходил Кузьмич.
- Ничего не понимаю, куда все делось, мы подшуметь не могли. Пойдем к вырубку посмотрим.
Мы пошли к вырубку, который начинался сразу от края болота, на котором мы находились, и, пройдя метров сто, мы пересекли какую-то странную тропу. Тропка была свежая, а странность ее заключалась в следах - они были круглые и часто натоптаны, как будто кто-то натыкал в болото бревном. Тропа шла между наших островков и уходила в сторону вырубка. Кузьмич, посмотрев на нее, как то поменялся в лице, встал, задумался.
- Ты посиди-ка тут, на краю, я пойду гляну и вернусь – сказал он и пошел вдоль тропки за лесной островок.
Меня уже клонило ко сну, бессонная ночь сделала свое дело, и я с удовольствием присоседился на сухой бугорок под деревом, и задремал.
Не могу сказать, сколько прошло времени, может минут десять, может полчаса. В сознание меня привели крики. Кричал Кузьмич, и кричал где-то сзади меня.
- А, куда прешь, бл..ть такая, ну, пошел на х..й – отчаянно кричал он.
Я сразу очухался, и, не понимая что это, схватил ружье и побежал через лес напрямую, на крик. Я выскочил на другую сторону островка. Передо мной открылся край болота, и вверх поднимался старый, уже начавший зарастать вырубок. Метрах в ста, на краю болота левым боком ко мне стоял Кузьмич, правее от него, за спиной стоял небольшой лось, повернутый мордой к нему. Я опешил, так как впервые воочию, увидел такое животное.
Но он кричал в другую от лося сторону и я, посмотрев туда, остолбенел совсем, впал в полный ступор.
В метрах семидесяти, не больше стоял крупный медведь, намного больше овчарки, и смотрел в его сторону. Позади его, полубоком стояли еще два, несколько поменьше, но не медвежата. Первый вытянул вперед морду и нюхал воздух, затем пошел вперед, Кузьмич снова крикнул на него, и поднял ружье. Тот остановился, смотря на него, и через секунду снова пошел. Кузьмич выстрелил поверх медведя, он встал, развернулся и не спеша пошел в обратную сторону, двое других спокойно пошли за ним. Лось стронулся со своего места и пошел в другую от медведей сторону. Несколько секунд слышен был хруст веток с обоих от нас сторон, уходящий в разные стороны. Все действие заняло не больше десяти секунд.
Кузьмич повернул ко мне голову и нервно спросил:
– Тебе где сказано быть?
- Там – ответил я, показывая рукой направление.
- Ну и какого х..я, ты здесь?
- Так ты орал же, я и прибежал.
- Тебе орал?
- Нет.
- Ну и какого х..я? – повторился он.
- Блин, ну извини, обосрался – сказал я, пытаясь разредить обстановку.
- Ладно, пойдем что ль, похоже ток то нам обгадили – сказал успокоившись Кузьмич.
- Пойдем – сказал я, все еще плохо понимая произошедшее.
Мы пошли назад к костру, пересекая заинтересовавшую Кузьмича тропинку, я внимательно разглядел ее. И тут-то до меня дошло, что означали эти круглые ямки, и в какой близости от нас они были, и почему Кузьмич так странно себя повел. Мне сразу стало ясно, почему пропали глухари с тока. Я так же представил себя там, возле ели одного, без Кузьмича, в этой ситуации, и холод прошелся вдоль спины.
К костру подошли молча, Кузьмич перевернул свою банку и положил ее под елку, взял свой рюкзачок:
– Ну что, пошли?
- А костер?- спросил я
- Сам стлеет, пошли.
Я быстро покидал в рюкзак свой скарб и пошел за ним. Лес уже ожил, солнце поднималось, было уже около девяти утра. Кругом раздавались различные шорохи, трески, на которые по пути я реагировал очень эмоционально, и все время озирался. Мне казалось, что эта троица преследует нас, и я все время ощущал на спине чьи то взгляды.
К лодке подошли молча, я, не дожидаясь, прыгнул в нее и сел за весла. Кузьмич молча оттолкнул ее от берега и запрыгнул сам.
Зная, что грести не мало, я не стал торопиться и взял спокойный, размеренный темп. Мы медленно поплыли. Кузьмич сидел задумавшись.
- Нет, не жилец он – произнес он.
- Кто не жилец – спросил я.
- Лось – ответил он,- медведь очень приставуч, если прицепился, уже не отстанет, догонят наверняка. Он когда с берлоги встает, первым делом лося ищет, ему надо брюхо набивать, лось ему большое подспорье.
- Что же ты этого лося сам тогда не стрелял?
- А выносить как ты его от туда будешь? – возбудился он, - или ты думаешь они нам дали бы потом к мясу подойти? Запомни, медведь, как и любой зверь, панически боится человека, и всегда лучше обойдет его за сто километров. Но когда медведь на добыче, тут все может случиться, просто так он добычу не отдаст, да еще весной. А тут их три. Так что пусть у лосика будет шанс, может и уйдет еще.
- Слушай, а чего ты туда пошел то – спросил я, для продолжения разговора.
- След свежий, перед нами прошли, сам испугался. Думаю, подшумлю, отойдут, а тут нате не ждали. Они походу тоже на ток пришли за глухарем да по клюкве, а тут этот дурачек попался, вот и повели, а может давно ведут. Он как то загадочно улыбнулся – хорошо не нас.
- А что могли и нас – спросил я.
- Да нет, зачем им с нами связываться, им лось интересней, хотя…
- А как ты к ним-то подошел – поинтересовался я.
- Да я и не подходил, я пошел посмотреть куда идут, а тут выходит лось, и прет на меня. Я на него рявкнул, куда мол прешь то, а он обошел меня и встал, я то пулю пока заряжал. Гляжу, а с боку медведи прут, ну я на них тоже гаркнул, а дальше ты видел. Прибздел конечно, особенно когда сразу не повернул, все думаю пиз..ц! Их трое, а пули у меня только две, не повернет, бежать бесполезно, я над ним то и пальнул, что бы испугать. А лось то, видать защиты просил, вот ведь как жизнь устроена, решил наверно лучше от пули, чем так. А может еще чего, кто их разберет, что у них на уме. Ты не расстраивайся, завтра добудешь своего глухаря…
Кузьмича наверно начало отпускать после произошедшего, он разговорился и уже не замолкал до самого берега. Обсудили ум животных, и глупость начальства, затронули бытовуху и прочее.
Я же наоборот, все больше уходил в себя, и отвечал ему односложными ответами, думая о произошедшем случае и возможных вариантах их развития. И уже приплыв к берегу и подходя к его хижине, я четко для себя определил, что такая охота не для меня, и я не хочу идти снова на ток.
Днем выспавшись, я сослался на дела и собрался домой, объяснив, что претензий у меня нет и быть не может. Оставил свои запасы, и к вечеру того же дня был на пути домой, с четкой уверенностью, что это была моя последняя поездка, что кроме утки у себя на даче я больше никого стрелять не буду. Что на этом с меня приключений достаточно.
Однако, прощаясь, Кузьмич как то лукаво произнес: «Ты заезжай, когда захочешь». Думаю, он наперед знал, что я уже никуда не денусь, что первоначальный страх пройдет, а желание придти снова и довести до логического конца начатое - нет, что я все равно вернусь позже. Но, так или иначе, уже в конце лета я был снова у него. Снова я лазил с ним по болотам, наматывая километры, преследуя разные цели, и всегда случайно или не случайно встречая «хозяина», задавая себе вопрос «зачем мне это надо», и не находя ответа ехал снова. И посещаю эти лесные дебри уже много лет. Наверно там намазано чем. Потом были и тетерев, и глухарь, и лось, и медведь, увлечение пушниной, но это уже совсем другие истории. Утку вот охотить стал очень редко, на нее вечно нет времени, да и не ем я ее.
Правда этот случай не прошел бесследно для моей психики, если вообще такое может пройти без следа. До сих пор оставаясь в темном лесу один, у меня начинается паника, и хотя постоянно борюсь с этим явлением, все же фобия пока сильней меня. Поэтому ночью в лес один стараюсь не ходить. А может это и к лучшему, нечего одному по тайге то шастать.
Антонов Роман
Последнее редактирование:
. Сразу не осилил. Позже дочитаю.
Зачет, Роман Василич
