LDmitry
Участник
- С нами с
- 01/10/12
- Постов
- 33
- Оценка
- 56
- Живу в:
- Нижний Новгород
- Для знакомых
- Дмитрий
- Оружие
- иж27,тоз-63.
- Собака(ки)
- Курцхаар
Ток деда Антипыча.
В покой болотной тишины,
Сквозь предрассветные туманы,
Где в соснах, точат глухари…
…Игривое весеннее солнышко, мелькало меж зеленых сосен, отражаясь в лужицах, брызгалось своими слепящими лучиками, а от сотни солнечных зайчиков рябило в глазах. Весенний хмель дурманил сознание, хрустально чистый воздух пьянил голову, а синее небо манило в высь, своим бездонным ультрамарином. Лес оживал, наполнялся звуками, запахами, красками. Где-то, одиноко грустила кукушка, в глубине чащи бойко спорили суетливые птахи, дружно звенели прозрачные ручейки. В темных низинах и под изумрудными лапами молодых елей, еще лежал снег, но весна, с каждым днем, все уверенней брала своё. Мутные речки повыходили из берегов, разливаясь по пойменным лугам бескрайними озерами, образовывая клондайки для водоплавающей живности…
Раскисшей дорогой, Митяй шел к «своей» избушке, веселочвакая сапогами по оловянным лужам и наслаждаясь открывающимися пейзажами. Дорожка петляла лесом, вилась между бурлившими овражками и журчащими талой водой болотцами, выходила на старую вырубку и терялась в ней. Попутно лежал заросший мелятником просек, выходивший, к когда-то, брошенной, деревни. По нему, кустами, лезть было не с руки, и Митяй шел бором, параллельно.
Хибарка стояла на сосновом бугре у старого зарастающего поля, в близи заболоченного ручья, разливающегося весной широким логом. В километре от лога, на гривах, находился глухариный ток – замысел нынешней Митькиной охоты. Димка увидел избушку издалека, в алом свете вечерней зари, она одиноко притаилась под высокой раскидистой елью, прячась за её мохнатыми лапами. Митяй открыл дверь, взял чайник с котелком, сходил до лога, набрал журчащей водицы, смахнул сухарину на дрова. Свежий вешний ветерок, быстро выветрил прелый запах. Огонек заиграл, свивая растопочную бересту в упругую спираль. Печка–согревушка ожила, задышала березняком, как ладан, распыляя, приятный запах по тесной комнатушке. Заря догорела, темнота проглотила птичий гам, и кто-то невидимым огнивом зажег звезды. Митяй вскипятил чайник, перекусил и долго еще сидел, глядя на живой огонек свечи.
Рано утром, еще в темноте, охотник, в полной готовности, выдвинулся к току. Легкий морозец ледком подернул, закраины луж, а звезды равнодушно наблюдали за ним с высоты. Замшелая земля предательски похрустывала под ногами. Митяй перешел лог, поднялся на бугор, и стал слушать тишину. Воздух был прозрачен, пахучий бор дремал, рядом звучал ручей, а хвойные макушки шептались, посмеиваясь над охотником. Димка тщетно вслушивался в предрассветную тайгу – глухарь, в это утро, не играл. Звезды тускли, на востоке заиграла заря, на поле забулькали тетерева, где-то весело замолотил дятел, и лес начал заполнятся щебетанием птиц. Митяй вернулся назад, сходил на поле, подновил прошлогодний шалаш, а остаток дня провел в заготовке дров. Вечером он снова отправился на ток, послушать, прилетит ли мошник. В сумерках Митяй услышал две посадки тяжелых птиц, дождался полной темноты, и бесшумно удалился. Он решил, что утром посидит в шалаше, а глухаря пока оставит – мало его.
Печурка гудела, березовые полешки дружно потрескивали внутри, свечка тусклым огоньком освещала аскетичный быт. Митяй баловался ароматным чайком, заваренным, на брусничных листьях. В дверь постучали,
- Пустишь добрый человек, передохнуть?
Митяй отдернул щеколду, на порог зашел и сел у стола старик, лет семидесяти, в бесцветной телогрейке, в трех ухой шапке, с морщинистым лицом и редкой белесой бородкой. Он, кряхтя, снял с плеча свою фузею, не известной системы и поставил в угол.
- Ну, как паря охота?
- Нормально дедушка, чаю будешь?
- Спасибо сынку.
Дед достал почерневшую от сажи крышку солдатского котелка и положил на стол. Митяй сдернул с печки чайник, бросил пакетик ему в «кружку» и налил кипятка.
-А ты, куда дедушка направился, темень на дворе.
-За глухарём сынку, за ним родимым.
-Так ведь, ток то тут слабый, поди последний петух и остался.
Дед, хитро улыбнулся, посмотрел на Митяя с прищуром,
- А сам то, что не взял?
- Что, не уж то не стрельнул?
- В следующий год возьму.
Дед смерил Митяя взглядом,
- А ты откуль будешь?
- Городской я, Дмитрием зовут.
Старик вынул махорки, достал кусок старой газетки, трясущимися руками свернул попироску, закурил.
- А меня Антипычем кличут.
- Здесь ток, всегда чахленький был.
- За речку я, на болото, знаешь?
Митяй прикинул, до речки километров пять, там еще сколько-то. Он был там один раз, завязал круг, да уж больно далеко, за день не прохватишь, дальше уже тайга, деревень нет одни зоны. Десятую часть, этих угодий, за выходные не обойдешь, а тут за речку.
-Нет, дед, не знаю.
-А я, тебя научу.
- По узкоколейке речку перейдешь, бери правее на бугор, в конце бугра деляночка, от неё просек восточный, дуешь до столба, от него на большой ковш пару километров по болоту увидишь место.
- Вона, у тебя сапоги забродные, вода сейчас средняя, должно хватить. Ступай если не спужаешься, а я, до другого, мож дойду.
Антипыч допил чай, взял свой курмультук. И со словами
- Бывай, паря, - растворился в темноте.
Митяй глянул на часы – натикало полночь. Димка знал от деревенских охотников, что где-то за речкой есть тока, но вот где, толком никто не ведал. Он прикидывал, идти или нет, ориентиры призрачные, ночью шарахаться, хрен знает где, мероприятие сомнительное, да и дед, верно, пошутил над ним.
-А если не сейчас, то когда?
– Следующей весной?
–Да, и не заблужусь, компас ведь есть,- думал Митька.
Задело Митяя - дед ходит по звездам, а он, по компасу опасается.
-Все решено двигаю.
Димка сунул в рюкзак топорик, краюшку хлеба, банку тушенки, натянул болотники, нацепил подсумок, взял ружье фонарь и вышел в сумрак ночи.
Ночь была тихой, месяц нырял меж седых облаков, тусклым светом освещая путь охотника. Димка разрезал полем, на узкоколейку, и засеменил по шпалам. Он дошел до моста, свернул вправо, на бугор. Бугор оказался не вытянутым возвышением, а размытой верховой равниной, конец которой на местности был достаточно абстрактной точкой. Митяю ничего не оставалось, как придерживаться направления захода. Он долго уже пёрся, лес казался враждебным, темные каряжины вырастали перед ним неоткуда, выкорчи казались дикими зверями, а сумрачные тени, нагоняя жуть, мелькали в полумраке. Митяй где-то пропустил делянку, уперся в болото. Взял левее. Метров через двести показалась заросшая вырубка, а в конце её, по разницам верхушек, проглядывался просек. Димка немного успокоился, глянул на часы – большая стрелка показывала на двойку. Просек был хламной, приходилось перелазить и подныривать через упавшие деревья, но сходить с единственного ориентира Митяй не решался. Покосившийся деревянный столб, черным обелиском вырос из зловещей темноты. Местами его поверхность была покрыта мхом, а квартальные цифры стерлись. По двум номерным выемкам, Митяй понял, что столб угловой и дальше просек нет. Звезд не было видно. Димка прикидывал, что большой ковш чуть левее маленького, и значит немного западней севера. Он смахнул шест, взял примерный азимут и шагнул в болотистую бездну.
Воды было по колено, по оконцам кочкового болота, скользил полумесяц, редкие корявенькие деревца выплывали на встречу из туманной дымки. Вязь, казалась бесконечной, Митяю хотелось все бросить и развернуться, но изредка, меж седых облаков, показывалась Большая Медведица, ласково маня охотника. Спустя три четверти часа мыканий, Митяй, сквозь пелену, увидел верхушки корабельных сосен.
- Надо же, не обманул старик!
Охотник повеселел, зашагал гораздо уверенней, перед ним открылась вереница сосновых островов, протяженность которых, из-за тумана, он определить не мог. Митяй вышел на сухую землю, присел на валежену, перевел дух, закрыл глаза и не заметил, как задремал. Какое то, шестое чувство, заставила его вздрогнуть. Не далече, чем в ста метрах, закрэкал мошник. Его щелканье раздавалось все чаще и чаще, переходя в характерную трель, Димка даже разобрал точение. Митяй услышал еще одного и ещё. Глухари заливались в весенней огонии, дразня и раззадоривая друг друга. Заря, еще не родилась, и лишь на востоке небо начинало сереть, отнимая блеск у утренних звезд. Митяй встал, под второе колено ближнего петуха сделал первый шаг по мшалой земле, еще не веря в свою удачу. Глухарь щелкал почти без пауз, и уже, через несколько минут, охотник смог рассмотреть его на кособокой сосне. Митяю казалось, что осторожная птица вот-вот замолчит, спрыгнет, с толстого сука на планер и скроется в предрассветной мгле. Но мошник, без устали, все снова и снова, начинал свою реликтовую песню. Димка подкрался на выстрел, дождался очередного точения и спустил курок. Плотный звук выстрела пронесся над болотной марью. Глухарь, сраженный не ведомой силой, завалился на бок и тяжело плюхнулся в мох.
Митяй был счастлив, он мысленно восхвалял всех святых и, конечно же, деда Антипыча. Второго выстрела не было, значит, дед не стрелял. Занималась заря, митяй вышел из болота, подрезался на узкоколейку, дошел до моста и долго ещё ждал старика, ему хотелось поблагодарить его, но напрасно, больше они не встретились. Следующей весной Митяй разведал, рядом, еще пару токов и еще долго, с рачительной осторожностью, пользовал их…
…В Больницу Дмитрий Лазаревич, попал две недели назад, старуха его приставилась в прошлом году, после чего и сам он сильно сдал. Старшая дочка переехала с мужем в столицу, и лишь младшая, урывками от семьи, навещала его, через день. В эти дни, он чувствовал себя не ловко, чем-чем, а становится обузой, для родных, в его планы не входило. Немного подлечив старика, зав.отделения, без зазрения совести подписал документы на выписку, рекомендовав лекарства, покой и пастельный режим…
Дед вошел, домой, проверил затхлый запах, вышел на балкон, вдохнул городской воздух, сел на табурет и долго так сидел, щурясь от яркого апрельского солнца, думал о своем. Вечерело. После смерти жены, ночами, он почти не спал, вот и в эту, длинную ночь, старик не знал, куда себя деть. Утром дед Митяй снял со стены фотографию, где они с женой молодые, а дочки еще школьницы, нежно провел загрубевшими пальцами, по родным ликам. Черканул несколько строк, на листке бумаги, положил его на середину стола. Достал из крайней книжки пятьсот рублей, сунул, кое-что, из холодильника в рюкзак, взял из кладовки ружье и вышел прочь.
Лазарич шел к своей избушке, в которой не был несколько лет. Он вяло, перебирал, не слушающимися ногами, по весенней распутице, часто присаживался на валежины, что бы перевести дух и рассосать таблетку валидола. Потяжелевшее ружье, оттягивало нывшее плечо, а полупустой рюкзачок казался пудовым баулом. К хибарке он вышел уже в темноте, на удивление, в окне светился огонек. Он постучал.
- Пустишь добрый человек передохнуть?
Скрипнула щеколда, дверь ему отварил молодой человек.
-Здравствуй сынок.
-И тебе не болеть, дед.
-Лазарич прошел, поставил в уголок свою потертую тулку, сел у стола.
-Чаю будешь?- вежливо спросил «хозяин».
Старик, кряхтя, развязал лямку рюкзака, достал кружку, поставил на стол.
Парень сдернул с печи горячий чайник и налил деду заваренный чай.
- Ну, как охота, паря?
- Нормально.
- А ты куда деда, по темноте то, направляешься?
- Глухарей послушать, сынку. Их родимых.
- Так ведь, нет тут тока, то! Старики сказывали, что был, за логом, да вырубили его, лет восемь назад.
Дед хитро, с прищуром посмотрел на охотника.
- А ты, чей будешь то?
-Да я, не местный, городской, Лехой звать.
- Ну, а меня Лазаричем кличут.
- За речку я, на болото знаешь?
Леха, выдержал паузу, прикидывая, что-то в голове.
- Нет, дедушка, не знаю.
- А я тебе подскажу…
Старик объяснил как найти ток, допил чай, взял ружье.
- Ну, бывай паря, коль не поленишься - будет тебе счастье.
Лазарич вышел и растворился во мраке ночи.
Он двигался, знакомым маршрутом. Одинокий месяц освещал ему путь, а бор питал живительной силой. В лесу, старый охотник знал каждую коряжину, каждый выкорч. Вот бывшая делянка, заросшая непроходимой чапыгой, здесь, когда-то был просек. А этот, вросший в землю, продолговатый бугорок - остатки от квартального столба. В груди у старика зажгло, дыханье перехватило. Нужно было передохнуть. Обессиленный дед сел прямо на сырую замшелую землю, вдыхая воздух, частыми не глубокими глотками. - Сейчас посижу и дойду,- уговаривал он себя, - немного осталось.
Он отдышался, причастился из ручья, собрался с силами и сделал шаг в бескрайний кочкарник. В оконцах воды плавали равнодушные звезды, и лишь далекая Большая Медведица, ласково манила к себе. Впереди замаячили острова сосновых грив. Старик ступил на твердую землю. Приступ повторился, жгучая боль зарождалась в груди, растекаясь по всему телу. В горле пересохло, закружилась голова. Дед сел, достал из кармана пустую пачку, из-под таблеток и отбросил в сторону. Рядом заиграл мошник, в стороне, еще один. Лазарич опустил голову, закрыл глаза и слушал. Шапка слетела с головы и откатилась за куст. Глухари щелкали и точили, заливались в пьянящем экстазе. Неподалеку раздался плотный выстрел. Дед улыбнулся и замер…
В открытых, но безжизненных глазах старика купалась румяная заря, а вешний ветерок теребил его, не покрытую, седину.
…Игривое весеннее солнышко, мелькало меж зеленых сосен, отражаясь в лужицах, брызгалось своими слепящими лучиками, а от сотни солнечных зайчиков рябило в глазах. Лес оживал, наполнялся звуками, запахами, красками. Где-то, одиноко грустила кукушка, в глубине чащи бойко спорили суетливые птахи, дружно звенели прозрачные ручейки. В темных низинах и под изумрудными лапами молодых елей, еще лежал снег, но весна, с каждым днем, все уверенней брала своё...
Путник в дороге устанет -
В тайге, найдя свой приют,
Ветер, о нём, панихиду сыграет,
Глухари его отпоют…
В тайге, найдя свой приют,
Ветер, о нём, панихиду сыграет,
Глухари его отпоют…
(охотникам посвящается)
), к сожелению, уже исправить не могу, сайт не позволяет. А на счет большого ковша - знал я этого Митяя, он когда то был мастером спорта по спортивному ориентированию, занимал призовые места на ЧМ, не говоря уже о первенствах внутри страны. В этом споре, мы с Вами в разных весовых....