МАГ
Пользователь
- С нами с
- 13/01/11
- Постов
- 4
- Оценка
- 14
- Живу в:
- Волжский
- Для знакомых
- Александр
- Охочусь с
- 1970
- Оружие
- ТОЗ-34
- Собака(ки)
- РПГ
Молодым охотникам посвящается.
Я не помнил, как уснул. Наверное, это произошло уже тогда, когда явзялся за угол одеяла. Последнее, что зафиксировала память, была мысль: «наконец-то»! Дальше провал. Дальше было то, что происходит сейчас, под утроЯ проснулся в той же позе, которой обычно засыпал - на спине, запрокинув руки за голову. Похоже, что я не переворачивался за время сна. Тело, от неподвижности занемело. Мышцы рук как будто облили гипсом, а пальцы, кончик носа, застыли и были как ледышки. Холодно, избу за ночь выдуло.Пора! Тихо, безмолвно на улице. Темнота, окружила все вокруг. Свет фонарика, утыкался в густую пелену, нет, не тумана, а взвеси мелкой водяной пыли, неподвижно повисшей в воздухе. Луч света терялся, едва находя контуры предметов на расстоянии десятка метров.Все исказилось, стало не узнаваемым.Стена дровяника, жерди забора, обильно напоенные влагой, чернели, будто выкрашенные. Ветка куста калинысплошь покрыта каплями воды, скопившимися на кончиках оставшихся листьев. Капли крупныено,не падали на землю. Они висели с четко сформировавшейся перемычкой отрыва, находясь в каком - то неестественно равновесном состоянии. Казалось вот, в следующее мгновение капли оторвутся и, согласно закону тяготения, устремятся вниз, к земле. Так было всегда,но прошла минута, вторая – ни чего не изменилось. Все вокруг замерло как на черно белом фото. Почему? Может время для окружающего мира остановилось? Может, ход времени замечаю только я? А может, ветка, не видимыми для меня путами, удерживает капли, боясь, что какая-нибудь из них своим падением нарушит хрупкое равновесие? И тогда вновь как вчера поднимется ветер, будет рвать, метать, налетая с разных сторон, трепать, раскачивать, подбрасывать, опрокидывать все, что попадается ему на пути с завыванием, треском поломанных сучьев и деревьев, бросая охапками сначала снежную крупу, затем мокрый снег, затем снег с дождем, затем дождь со снегом, наконец просто дождь. А сейчас наступила передышка, долгожданная тишина и покой. Пусть они продляться еще немного?!
Собрался быстро. Завтрак не готовил. Поскрябал ложкой по сковородке, собирая остатки вчерашнего ужина, да чая попил. Пустовато в желудке, но ничего, сегодня домой, дома откормят. В путь!
Идя по тропе вдоль покоса, по привычке поправляя патронташ, ножны, прислушивался к приближающимся звукам ручья. Какие перемены! Вчера утром он чуть слышно щебетал, стыдливо прячась в середине русла, обнажив свои отмели. А за ночь набрал воды,заматерел и, приглушенно забасил Трамшак. Здорово ручей! Ишь, как надулся,важным стал. Только я тебя и сегодня, не распуская болотников, перескачу. Эй, ножки мои верные, просыпайтесь, работенка есть. А ну по перекату, под углом, бегом, выносите хозяина на то берег! Шлеп, шлеп, шлеп, Буух! Эх, зараза! Все - таки черпанул водицы, потекла ледяная в сапог по штанине. Ну, ни чё, не сахарные, не растаем, лишь бы до щиколотки влага не опустилась, да ноги не сбить. На том берегу заблажили собаки – Умка и Каюр. Понятно, что не хочется после сна лезть в воду. Впрочем, сегодня могли остаться при дворе. Дел то у меня, обходы проверить - верхний да нижний, а с этим я и один управлюсь. В 18 часов отец на развилке дорог ждать будет, а до неё ещё 11 км от избы шлепать по бывшей лесовозной дороге. И на все про все, в нашем распоряжении 10 часов вот крутись, как хочешь. Оба обхода за день я только по чернотропу успевал пройти. А сейчас вторая декада ноября, снег лег уж как две недели и день короче. Надо было вчера верхний обход проверить с утра, а потом норку по ручьям искать. А ведь увлекся - успею, успею, еще немного, а потом эта непогода. Пришлось обходить старый лес, по которому обход проложен мелко лесником, чтоб сучками или упавшим деревом не придавило.
Первой догнала Умка. Пробежала, на ходу лизнув руку, как бы извиняясь за задержку и, растворилась в утренних сумерках. Каюр еще поскуливал на той стороне ручья, идя параллельно, но вскоре замолчал и через минуту выкатилсяиз кустов. Ну вот, команда в сборе. Пока поднимался косогором до первого капкана, окончательно рассвело и картина вчерашнего погрома, предстала во всей красе. Снег был обильно утыкан поломанными ветками, сучьями. Вязы, березы, осины, дубы белели свежими изломами как ранами. Много деревьев было повалены с корнем, многие повисли, зацепившись ветками крон за стволы соседей, обнажив свои корневище с прилипшей к ним землёй, камнями. Да, ребята, крепко вас вчера потрепало! Образовавшийся бурелом приходилось обходить но, снег пропитался дождем, уплотнился, и, в целом, идти было легче. Вновь путик подошел к Трамшаку и, некоторое время, мы шли параллельно друг другу, если не считать, что ручей петлял, изгибаясь на своем пути чередуя перекаты и плеса. Собаки, как только подошли к ручью, свалились в его пойму и, привычно по-хозяйски шарили своими носами под валюгами, подмытыми берегами. Не останавливаясь, не поощряя поиск собак, я ходом устремился к устью оврага, там был последний капкан на этом берегу и переход через ручей на ту сторону. Капкан был открыт, приманка тоже не тронута. Ну что же, не всё коту масленица, ухожу на ту сторону дола. Ручей, а вернее уже малую речку, перешел по сваленной ветром осине, здесь Трамшак набрал силу, приняв в свои воды еще один приток.
Продираясь через заросшую пойму, мне послышался лай. Ну,точно, это голос Каюра. Только его нетерпеливое повизгивание, ни чего не значит. Умка молчала, и останавливаться, а тем более возвращаться, не имело смысла, вернее на это нет времени. Побрешут и догонят, успокаивал я себя. Хотя сердце приятно заныло – а вдруг! Пройдука - ка я по кромке поляны до кустов калины и черёмухи, что разрослись у выхода овражка. Найдя повод, чтоб не уходить далеко от собак, я отклонился от тропы. Место для рябчика хорошее, где как не здесь ему схорониться от вчерашнего ветра. Взяв ружьё на изготовку, я по краю поляны подошел почти в плотную к кустам, когда из них с шумом и трёканьем, означающим сигнал тревоги, вылетел петушок и, пролетев полтора десятка метров, уселся на средних ветках осины. Тут же поднялась на крыло курочка. Бах, бах!прозвучал дуплет, и звук его раскатился эхом по окрестностям. Ну вот, есть мелочишка на супишко, заодно и собаки на выстрел придут. А вы ребята, крепко спите, приговаривал я, собирая тушки рябчиков. Нельзя быть такими беспечными, здесь лес, здесь кто кого.
Прислушался, ожидая прихода собак. Но лай не затих. Напротив, к Каюру добавился голос Умки - бархатистый, деликатный, с длинными паузами. Голос звучал как бы, с ленцой, как бы, не очень уверенно, как бы, не очень зовущий. Но я то, отлично знаю цену её голоса. Золотой голос! Эти мысли пронеслись в моей голове уже тогда, когда я во весь опор летел своим следом обратно. Ух! Что - то есть, что - то есть! Только бы успеть, только бы успеть. Лай собак не прекращался, а звал и креп, и поднялся на более высокую ноту, срываясь на визг. Просто собачьи страдания! Ещё немного, и перейдут на человеческую речь – где же ты, хозяин, чего не помогаешь? А лай то звонкий, то глухой. Значит, прижали зверька, либов нору, либо под валюгу или под коренья дерева. Поднимут морды от земли – звонкий голос, опустят – глухой, это просто. Однако по норке работают! Ну, вот и место –протока Трамшака.Высокий её берег,поросший зарослями ольхи и молодых вязов. Под кореньями угадывается пустота - ниша, которая сверху прикрывалась переплетеньями корней деревьев, сползшим, проросшим травой, грунтом. Всё это, как ширма, разделило собак и зверька по разные стороны. Этот «навес», заканчивался под крупной ольхой. Это был тупик, но и самая глубокая и защищенная его часть. Корни были подкопаны лапами, покусаны зубами собак. От кромки воды до переплетения корней узкая полоска снега, забросанная землёй, на которой крутились собаки. Каюр головой и передними лапами протискивался в убежище, подкапывая грунт и кусая корни. Умка, находилась чуть сзади, сбоку от кобеля уступив ему делать «грязную» работу.Она не хватала и не грызла коренья как Каюр, а на расстоянии, крутя головой, принюхивалась и только иногда преподала носом к земле, скребя передними лапами препятствия, как бы показывая напарнику, где нужно капать. Она почти не испачкалась, чего не скажешь о Каюре. Черно – белый окрас его шерсти превратился в однотонную серо – грязную, сырую массу. Глаза от ярости покраснели. Пасть в крови от кровоточащих десен, пораненных о корни деревьев. Вот завёлся кабель!
А ведь норочка вот-вот тронется, если она ещё там, сбрасывая рюкзак, доставая топор и сетку-обмет, ругал я себя за нерасторопность. Обмет по воде растянуть надо. Но, сначала снег оттоптать на берегу за ольхой, чтоб зверёк не ушёл верхом, через возможный отнорок, к следующим завалам. Выскочил на берег, сапогами оттаптывая тропинку в снегу, отмечая, что нет выходных следов. Подошел к ольхе,посмотрев сверху поле «битвы», и с мыслью, а ни чего не будет, ударил комлем топора по дереву.Однако, после удара, Каюр вылетел задним ходом из - под навеса,ослепленный химической атакой, мотая и тряся головой. В это же секунду, черной молнией у него под лапами проскочила норка, и шмыгнула в воду, оставив в снегу, покрывающим поверхность круглое отверстие, как от брошенного камушка. Блин! Блин! Блин! Зачем я это сделал, зачем поспешил, зачем понадеялся, что собаки давнут зверька на месте. Надо было подстраховаться, надо было воду обметом закрыть. Теперь к устью, замереть и смотреть. В три прыжка с ружьём наперевес, подскочил к слиянию проток - здесь, самое мелкое место, здесь вода не покрыта снегом. Но это открытое место по длине от силы полтора метра! Дальше, слияние с основной протокойТрамшака, там большая вода, там спасение для норки. Должна здесь пойти.Берегом, открытым местом, ей собаки не дадут. Ах, как долго тянуться секунды! Ну, неужели всё, неужели упустил, неужели ушла другим местом? Куда же она делась? Жадно, с надеждой шарил глазами по поверхности воды, берегу, надеясьувидеть хоть какие - то признаки зверька. Нет, чисто!Каюр продолжал рыть свой подкоп, так и не поняв, что зверька там уже нет. Умка, бережком, скользила, принюхиваясь к воде, в моем направлении. И вдруг, на поверхности воды, шевельнулся комочек снега. Как будто снизу его кто-то подтолкнул, как будто что-то всплыло со дна. Ещё, и уже ближе! СМОТРЕТЬ! Что это, напротив меня за темный контур в воде? Это, какая- то тряпочка увлекаемая течением, прижатая ко дну, лениво скользит по направлению к выходу протоки. Стоп! Какое здесь течение и какая здесь тряпочка, это норка!
Выстрел, сделанный 12 калибром с расстояния трех метров, выкинул на поверхность воды зверька, на мгновение, оглушив его. Я ринулся в протоку, чтоб прижать сапогом норку ко дну но, разве лайку обгонишь! Умка, буквально с моих ног схватила барахтающегося зверька, выскочила на берег, придавила зубами. Всё, дело сделано!На редкость крупный самец! Ясно, не молодняк, не этого года.Мех густой, лосниться.Мездра белая, жиром желтым залитая, нагулял кобелек! Только два синяка от Умкиного прикуса на шкурке. Первый сорт, без сомнений.Фарт сегодня, факт фарт! В начале ноября норку здесь уж всю выбивают, а тут такой экземпляр.Везучий ты Санек! Вот так, знай наших!Пока обдирал тушку, собаки успокоились. Убрал мех, достал свой харч, надо собачек поблагодарить. А еды у меня, три пряника, да шесть карамелек. Я и котелок не брал – в обед в избушке буду, там поем. Чего лишний груз таскать! разделили трапезу по - братски и вперед, наверстывать время затраченное. В общей сложности, почти час потерял.
Вернулся на тропу, отмечая, как измениласьпогода. Потянул легкий ветерок и тумана след простыл. Стали видны очертания гор. Над ними,как бело – серое, всклокоченное одеяло, распласталась облачность.Кое- где стали видны узкие лоскуты синего неба. Слегка стало подмораживать, как это говориться, подсушивать стало. Капли влаги застыли и отсвечивали сине – желтыми бликами. Снег стал покрываться тоненькой корочкой льда –глянцем. Сапоги, при движении, издавали высокий, тонкий звук дзз-и-нь.Затем, опускаясь в мокрый снег, сминали его со звуком хр-у – м. Дзинь - хрум, дзинь – хрум. Будто сын с отцом дрова пилят. У мальчика сил хватает только чтоб ручку пилы протянуть на себе, не прижимая к бревну. А отец, придавливает с силой и тянет резче. Дзинь-хрум, дзинь-хрум как поет пила на морозе. Такая вот музыка. Только эта музыка вперёд на сотни метров любую лесную живность предупредит, что охотник идет. Всё попрячется. Да мне и не надо таиться. Из капкана дичь не уйдет, а мне идти быстрее надо, время потраченное наверстывать. А ну, шире шаг, полу- бегом, рысью, вперёд. Сегодня охотники на марше! Главное в этом деле в темп втянуться и дыхание не сбить! И веселей, всё получиться, день сегодня фартовый.
Эх, ком роты, даёшь пулемёты! Огонь батарея, чтоб стало веселее!
Тропа, после переправы шла полугорой. Здесь снега больше, идти стало тяжелей и не только мне. Корочка наста начала резать лапы собакам. Первым по моим следам поплёлся Каюр, затем и Умка.
Дол поворачивал влево, открывая фантастическую по своей красоте панораму на гору Весёлую. Каскад её предгорья, словно отчерченный гигантской линейкой четко делился на две части черную и белую. Нижняя их часть, это область вчерашнего дождя и, соответственно, деревья на ней были черного цвета. Выше линии, была зона снега, куржака, которые посеребрили ветки деревьев и они, украшенные природными кружевами, создавали причудливые рисунки на белом фоне. Вершина горы, словно не желая обнажаться, зацепилась за облачность, удерживая её. Вытянутые облака, как косы перекрученные ветром, растянулись по небу в форме гигантского веера, меняя окраску от черно-синей до белой, растворяясь в дымке на противоположной стороне горизонта.Остальная часть небосвода сияла своей синевой. А приметы то, к морозу! Появилось урочище бывшего поселка Виляй, стали видны дома.
Заныли связки на ногах от беготни по снегу! Терпеть! Так, что у нас со временем? Ого, уже 13.40! А хотел до 12 управиться. Нарушен график. Так что делать будем, охотничек - промысловичок? Надо бы,зайти в избу, перекусить, а то уже живот к спине прилип. Но на это уйдет, 25-30 минут минимум. И, потом, в дом только зайди, разуйся, поешь, лень и жалость к себе скрутит. А может, действительно, и не проверять верхний обход? Может там ни чего и не попалось, чего тогда подвиг совершать? Но-но-но! А вот как влетела куничка, другая в капкашек? Её же до следующей проверки мыши источат, пропадет мех. Грех это великий! Неделал так ни когда и начинать не буду. Поставил капкан – проверь, и ни каких исключений! Как же успеть то всё? А ты, не заходя в избу, напрямик, на Лысую гору, Это не только время сэкономит, но и лишних метров четыреста ногами не надо молотить. А как же на лыжи встать? Да я нормально и в сапогах передвигаюсь, ни чего мне несделается. Объявляю сегодня разгрузочный день от еды, а сейчас, заключительный марш бросок. Не грусти, студент, были бы кости, а мясо нарастет, вперёд!
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Преодолеть пространство и простор, Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца – пламенный мотор.
До первого капкана от окраины Виляя, метров 800. Прошел быстро, в темпе. Дальше, вроде и поднялся к горам не много, а толщина снега выросла почти до колен. Ногу приходиться задирать вертикально чуть не до подбородка, перед тем как её переместить и поэтому шажки короткие получаются, скорость упала.Тяжело, сердце в грудной клетке беситься, успокоиться не может. А я сейчас я чуть отдохну, назад на свои следы посмотрю. Вон они, какие потешные, как строчка из маленьких колодцев, меж деревьев. Дорогого каждый такой шаг стоит. Ноги гудят, есть хочется. Вот, перед выездом в лес, на 7 ноября собирались. Сколько всего вкусного было. Уговаривала хозяйка пельмешков еще тарелочку, ещё голубцов. Студня сколько осталось на столе, а я, отказался, вот глупый! Эх, сейчас бы сюда эту тарелочку! Так, отставить охи- вздохи, желудок ходячий. Ещё не много, и в обратную сторону, там под гору. Вперёд!
Что то, студено стало. Иду, двигаюсь, а зябко. Как так? Значит, медленно двигаюсь, надо быстрее идти, тогда и согреюсь. Давай, давай, шевели ходулями. Ты же спортсмен, тебе же в лесу на ноги равных нет. Терпеть! Вот, наконец, самый верхний капкан обхода.Наконец в обратный путь, наконец, легче будет. Сейчас, только чуть- чуть отдохну. Сколько же времени? А не буду смотреть, сколько не есть всё моё! Вперёд! Так, вот и ручей, сейчас отдохнём немного, и до дорожки лесной, что на Угайдинский перевал ведет. Вдоль неё последние четыре капкана. Какой здесь снег глубокий, вот овраг чертов. Ну, мы сейчас руками за кусты. Руки ведь не ноги, не устали. Раз и поднимемся.
А чего так трясет всего, что это за танец мышц? Не так уж я и замерз. Непонятно, что – то новое у вас в репертуаре, охотничек - промысловичок! Постоим чуток, подышим. Есть охота. Вот кусты шиповника, на них с десяток ягод, во льду замерзших. Сейчас, подкрепимся. Вкусно, но маловато. Остальное, снегири-сверистели, рябчики - дрозды подчистили. У-у, вражины, птички- синички, не могли оставить побольше. Пить охота, аж глотка горит. А пить нельзя, ослабнешь ты парень. Терпеть надо. Ну, мы маленько, снежок то белый, вкусный. Ну, еще немного. Солнце за гору ушло. Сумеречно стало. Луна, ещё прозрачная, на небосводе обозначилась, и звезда первая зажглась. Морозит. Корка снежная в наст превратилась. Собаки вон как по льду бегают, только коготки клацают. Вот мне бы так. А для меня, совсем плохо стало. Ногой наст пробить не могу – держит! А только вес свой поднимешь на прямую ногу, наст рушиться. Следующий шаг, тоже самое, и следующий. Вверх-вниз, вверх вниз. Бу-у-х, бу-у-х, Как выстрел каждых шаг по лесу раздается. От такой гимнастики, аж в голове отдается. А главное, плетусь как улитка. Эх, сей час бы лыжи, давно бы чай в избушке пил. Поздно, батенька прозрел, вот так балбесов и лечат.
Двадцать шагов и маленькая остановка на три вздоха. Раз, два, три…. ну хорошо через пятнадцать шагов, ну через десять. Всё, похоже, финиш, приплыли. На четвереньки, голову к коленям, обхватив руками. Так тепло меньше теряю. Черт, колотит всего, в глазах пятна фиолетовые расплываются и в висках как молотобойцы стучат. Бум! Бум! Бум! Эй, ребята, Вы там потише! Пить хочу. Не будем паниковать, подумаем. Идти дальше, пока не могу, даже шевелиться не хочется, но тогда замерзну, чего доброго. Как бы ни было беды. Костерок развести, рябчика на вертеле поджарить? Горячее сырым не бывает! И силы вернуться, и отдохну, и наст окрепнет, может, как собаки верхом пойду, не проваливаясь. Вариант! А времени то сколько – ого, 18.40! Это уже как 40 минут меня отец ждет. Прислушивается, всматривается вдаль, переживает. Ему то, за что эти мучения? Пока обождем с костерком. Надо что – то придумать. Обратно, своим следом идти – нет, раньше надо было поворачивать. Плашки из жердей вырубить, снегоступы сделать? Топор есть, верёвка есть. Не то, бредятина полная, тоже мне, папа Карло нашелся. А сколько мне по прямой, до избушки? Да километра два, от силы осталось. Два километра! На стадионе я из семи минут, не напрягаясь, выбегу. А здесь? Надо будет на следующий год по чернотропу попробовать, для интереса, с секундомером. С обходом капканов на сегодня закончили, это понятно. Умка подошла, ухо лижет. Теплый язык, какой! Хреново, собачки, хреново. Хорошо вам, вы на четырех лапах. А может мне на четырех точках попробовать? А на четвереньках, наст держит! Так, болотники повыше подтянем, рукава суконки в кулаки зажмем и, по собачьи. Ну, хоть так. Вперёд, в Виляй, напрямки!
Врагу не сдаётся наш гордый Варяг. Пощады ни кто не желает.
Ползу, себя контролирую, а то равнодушие какое-то подступает, в сон клонит. Тени по лесу от деревьев гигантские. Ночь свои права взяла, а светло как днем. Это всё луна. Вон она, над горой повисла здоровая, круглая, желтая, как блин. Блин, опять ты еде! Вычеркиваем тему.Колени, локти рук натер, намял. Больно. Вот и до просеки добрался, еще не много и край покоса. Уже слышно, как в Виляе собаки брешут, корова вот проревела. Как близко, а дойти не как не могу. Как же так получилось, я ли это? Здесь уже снега меньше, надо пробовать на ноги вставать, а то эволюция в обратную сторону пошла. Бедный Дарвин.
Дальше шел на ногах, но как шел, толком не помню, как во сне. К крыльцу подошел, помню. Ступеньки во льду. Подняться не могу. Сил нет, и трясет всего. На четвереньках к двери подполз, на четвереньках замок открыл, на четвереньках и в избу заполз.Зажег керосиновую лампу и к еде.Сейчас закину в желудок пищу, и всё пройдет и силы восстановятся и трясти перестанет, Сейчас! Вот тушенка, сюда её под нож. Открою, и с хлебом. Сейчас. И вдруг, отвращение, рвотная реакция от мысли о запахе тушенки, от вид жира белого в желатине. Это ещё что такое? Банка завтрак туриста – фууу, там перловка, паста воняет, нет!Что ж такое со мной? Надо покушать, это приказ! А хлеб, молоко? Это нормально. Сладкого хочу. Сгущенного молока бы, да где ж его. В чулан! Там банка меда стоит. Сюда её. Мед засахарился, твердый ложкой не взять. А мы его ножом, и с хлебом, крупными кусками и водой запьем – принял желудок! Так, хватит, уже больше стакана меда съел и четвертинку буханки хлеба, кабы не было беды от такой еды, хватит. Что сейчас? А сейчас, время 20 часов 35 минут. Отец на дороге один, чего только он не передумал. А ведь до конца, до утра стоять будет, не уедет. Как ему весточку передать, что у меня все нормально, только выйду завтра, утром. А ни как не передашь. Тогда вперёд! Потерпи, отец, ещё немного.
Лыж то у меня здесь две пары. Одни охотничьи, это по лесу шастать. Одни беговые, чтоб до Виляя, от проезжей дороги добираться и обратно. На беговых-то по дороге быстрее, их и одену.Только озноб не проходит, силы не возвращаются, вялость. Похоже, вся кровь к желудку за калориям бросилась.Но где- то в подсознании, внутренний голос подсказывал, иди, не сдавайся, верь в себя. Решено! Далеко от избы отходить не буду. Если будет хуже, вернусь, заночую здесь. Рюкзак легкий за плечами. Взял только трофеи охотничьи, да ружье. Лыжи долго не мог одеть. Руки закоченели, да ещё трясутся, ни как крепления не совместить. Ну, с богом!
С первых, робких шагов, почувствовал легкое жжение в животе, затем тепло, волнами расходящееся по грудной клетке. Желудок заработал, мышцы стали получать питание, восстанавливались силы. Озноб утихал, появилась уверенность в движениях. Слава, Богу! Отпустило! В руках палки лыжные. Сейчас ими поработаем, кровь разгоним, согреемся окончательно. Дорога по снегу не езженая, ровная, без колей. Лыжи по такому насту скользят прекрасно.Это идеальные условия для конькового хода. А этому меня учили, и не один год. Вперёд! Как хорошо, тело вновь слушается, как хорошо бежать на лыжах. Ах, какая скорость! Два взмаха и я за поворотом. А сколько бы я времени потратил на это расстояние пешком? А на четвереньках? И подумать страшно. Ну, собачки, не отставайте. Луна хорошо подсвечивает, в глянце снежном отражаясь. Перед заключительным подъемом на перевал, суконную куртку снял, так разогрелся.Наверх выбежал, постоял собак подождал, оделся, застегнулся перед спуском. Время посмотрел. Ого! Большую часть пути, да ещё и в гору за 40 минут пробежал! Ну, собачки, сейчас вниз, догоняйте. Спуск на лыжах с крутой горы, при луне, дело ответственное. Только бы не упасть, только бы с дороги не вылететь, да с деревом не поздороваться. Обе палки соединив, взял в руки, помогая себе в поворотах.
Через двадцать минут, я подъезжал к месту встречи с отцом. Его одинокая фигура отделилась от костра, разведенного у обочины дороги. В руках его был посох. Он стоял, опершись на него. Когда я подъехал, и поздоровался, он сказал: вот этим дрыном тебя отходить надо, за твои фокусы. Когда научишься приезжать во время?
Р.S. Четыре последних капкана проверил через неделю, они были пусты.
Я не помнил, как уснул. Наверное, это произошло уже тогда, когда явзялся за угол одеяла. Последнее, что зафиксировала память, была мысль: «наконец-то»! Дальше провал. Дальше было то, что происходит сейчас, под утроЯ проснулся в той же позе, которой обычно засыпал - на спине, запрокинув руки за голову. Похоже, что я не переворачивался за время сна. Тело, от неподвижности занемело. Мышцы рук как будто облили гипсом, а пальцы, кончик носа, застыли и были как ледышки. Холодно, избу за ночь выдуло.Пора! Тихо, безмолвно на улице. Темнота, окружила все вокруг. Свет фонарика, утыкался в густую пелену, нет, не тумана, а взвеси мелкой водяной пыли, неподвижно повисшей в воздухе. Луч света терялся, едва находя контуры предметов на расстоянии десятка метров.Все исказилось, стало не узнаваемым.Стена дровяника, жерди забора, обильно напоенные влагой, чернели, будто выкрашенные. Ветка куста калинысплошь покрыта каплями воды, скопившимися на кончиках оставшихся листьев. Капли крупныено,не падали на землю. Они висели с четко сформировавшейся перемычкой отрыва, находясь в каком - то неестественно равновесном состоянии. Казалось вот, в следующее мгновение капли оторвутся и, согласно закону тяготения, устремятся вниз, к земле. Так было всегда,но прошла минута, вторая – ни чего не изменилось. Все вокруг замерло как на черно белом фото. Почему? Может время для окружающего мира остановилось? Может, ход времени замечаю только я? А может, ветка, не видимыми для меня путами, удерживает капли, боясь, что какая-нибудь из них своим падением нарушит хрупкое равновесие? И тогда вновь как вчера поднимется ветер, будет рвать, метать, налетая с разных сторон, трепать, раскачивать, подбрасывать, опрокидывать все, что попадается ему на пути с завыванием, треском поломанных сучьев и деревьев, бросая охапками сначала снежную крупу, затем мокрый снег, затем снег с дождем, затем дождь со снегом, наконец просто дождь. А сейчас наступила передышка, долгожданная тишина и покой. Пусть они продляться еще немного?!
Собрался быстро. Завтрак не готовил. Поскрябал ложкой по сковородке, собирая остатки вчерашнего ужина, да чая попил. Пустовато в желудке, но ничего, сегодня домой, дома откормят. В путь!
Идя по тропе вдоль покоса, по привычке поправляя патронташ, ножны, прислушивался к приближающимся звукам ручья. Какие перемены! Вчера утром он чуть слышно щебетал, стыдливо прячась в середине русла, обнажив свои отмели. А за ночь набрал воды,заматерел и, приглушенно забасил Трамшак. Здорово ручей! Ишь, как надулся,важным стал. Только я тебя и сегодня, не распуская болотников, перескачу. Эй, ножки мои верные, просыпайтесь, работенка есть. А ну по перекату, под углом, бегом, выносите хозяина на то берег! Шлеп, шлеп, шлеп, Буух! Эх, зараза! Все - таки черпанул водицы, потекла ледяная в сапог по штанине. Ну, ни чё, не сахарные, не растаем, лишь бы до щиколотки влага не опустилась, да ноги не сбить. На том берегу заблажили собаки – Умка и Каюр. Понятно, что не хочется после сна лезть в воду. Впрочем, сегодня могли остаться при дворе. Дел то у меня, обходы проверить - верхний да нижний, а с этим я и один управлюсь. В 18 часов отец на развилке дорог ждать будет, а до неё ещё 11 км от избы шлепать по бывшей лесовозной дороге. И на все про все, в нашем распоряжении 10 часов вот крутись, как хочешь. Оба обхода за день я только по чернотропу успевал пройти. А сейчас вторая декада ноября, снег лег уж как две недели и день короче. Надо было вчера верхний обход проверить с утра, а потом норку по ручьям искать. А ведь увлекся - успею, успею, еще немного, а потом эта непогода. Пришлось обходить старый лес, по которому обход проложен мелко лесником, чтоб сучками или упавшим деревом не придавило.
Первой догнала Умка. Пробежала, на ходу лизнув руку, как бы извиняясь за задержку и, растворилась в утренних сумерках. Каюр еще поскуливал на той стороне ручья, идя параллельно, но вскоре замолчал и через минуту выкатилсяиз кустов. Ну вот, команда в сборе. Пока поднимался косогором до первого капкана, окончательно рассвело и картина вчерашнего погрома, предстала во всей красе. Снег был обильно утыкан поломанными ветками, сучьями. Вязы, березы, осины, дубы белели свежими изломами как ранами. Много деревьев было повалены с корнем, многие повисли, зацепившись ветками крон за стволы соседей, обнажив свои корневище с прилипшей к ним землёй, камнями. Да, ребята, крепко вас вчера потрепало! Образовавшийся бурелом приходилось обходить но, снег пропитался дождем, уплотнился, и, в целом, идти было легче. Вновь путик подошел к Трамшаку и, некоторое время, мы шли параллельно друг другу, если не считать, что ручей петлял, изгибаясь на своем пути чередуя перекаты и плеса. Собаки, как только подошли к ручью, свалились в его пойму и, привычно по-хозяйски шарили своими носами под валюгами, подмытыми берегами. Не останавливаясь, не поощряя поиск собак, я ходом устремился к устью оврага, там был последний капкан на этом берегу и переход через ручей на ту сторону. Капкан был открыт, приманка тоже не тронута. Ну что же, не всё коту масленица, ухожу на ту сторону дола. Ручей, а вернее уже малую речку, перешел по сваленной ветром осине, здесь Трамшак набрал силу, приняв в свои воды еще один приток.
Продираясь через заросшую пойму, мне послышался лай. Ну,точно, это голос Каюра. Только его нетерпеливое повизгивание, ни чего не значит. Умка молчала, и останавливаться, а тем более возвращаться, не имело смысла, вернее на это нет времени. Побрешут и догонят, успокаивал я себя. Хотя сердце приятно заныло – а вдруг! Пройдука - ка я по кромке поляны до кустов калины и черёмухи, что разрослись у выхода овражка. Найдя повод, чтоб не уходить далеко от собак, я отклонился от тропы. Место для рябчика хорошее, где как не здесь ему схорониться от вчерашнего ветра. Взяв ружьё на изготовку, я по краю поляны подошел почти в плотную к кустам, когда из них с шумом и трёканьем, означающим сигнал тревоги, вылетел петушок и, пролетев полтора десятка метров, уселся на средних ветках осины. Тут же поднялась на крыло курочка. Бах, бах!прозвучал дуплет, и звук его раскатился эхом по окрестностям. Ну вот, есть мелочишка на супишко, заодно и собаки на выстрел придут. А вы ребята, крепко спите, приговаривал я, собирая тушки рябчиков. Нельзя быть такими беспечными, здесь лес, здесь кто кого.
Прислушался, ожидая прихода собак. Но лай не затих. Напротив, к Каюру добавился голос Умки - бархатистый, деликатный, с длинными паузами. Голос звучал как бы, с ленцой, как бы, не очень уверенно, как бы, не очень зовущий. Но я то, отлично знаю цену её голоса. Золотой голос! Эти мысли пронеслись в моей голове уже тогда, когда я во весь опор летел своим следом обратно. Ух! Что - то есть, что - то есть! Только бы успеть, только бы успеть. Лай собак не прекращался, а звал и креп, и поднялся на более высокую ноту, срываясь на визг. Просто собачьи страдания! Ещё немного, и перейдут на человеческую речь – где же ты, хозяин, чего не помогаешь? А лай то звонкий, то глухой. Значит, прижали зверька, либов нору, либо под валюгу или под коренья дерева. Поднимут морды от земли – звонкий голос, опустят – глухой, это просто. Однако по норке работают! Ну, вот и место –протока Трамшака.Высокий её берег,поросший зарослями ольхи и молодых вязов. Под кореньями угадывается пустота - ниша, которая сверху прикрывалась переплетеньями корней деревьев, сползшим, проросшим травой, грунтом. Всё это, как ширма, разделило собак и зверька по разные стороны. Этот «навес», заканчивался под крупной ольхой. Это был тупик, но и самая глубокая и защищенная его часть. Корни были подкопаны лапами, покусаны зубами собак. От кромки воды до переплетения корней узкая полоска снега, забросанная землёй, на которой крутились собаки. Каюр головой и передними лапами протискивался в убежище, подкапывая грунт и кусая корни. Умка, находилась чуть сзади, сбоку от кобеля уступив ему делать «грязную» работу.Она не хватала и не грызла коренья как Каюр, а на расстоянии, крутя головой, принюхивалась и только иногда преподала носом к земле, скребя передними лапами препятствия, как бы показывая напарнику, где нужно капать. Она почти не испачкалась, чего не скажешь о Каюре. Черно – белый окрас его шерсти превратился в однотонную серо – грязную, сырую массу. Глаза от ярости покраснели. Пасть в крови от кровоточащих десен, пораненных о корни деревьев. Вот завёлся кабель!
А ведь норочка вот-вот тронется, если она ещё там, сбрасывая рюкзак, доставая топор и сетку-обмет, ругал я себя за нерасторопность. Обмет по воде растянуть надо. Но, сначала снег оттоптать на берегу за ольхой, чтоб зверёк не ушёл верхом, через возможный отнорок, к следующим завалам. Выскочил на берег, сапогами оттаптывая тропинку в снегу, отмечая, что нет выходных следов. Подошел к ольхе,посмотрев сверху поле «битвы», и с мыслью, а ни чего не будет, ударил комлем топора по дереву.Однако, после удара, Каюр вылетел задним ходом из - под навеса,ослепленный химической атакой, мотая и тряся головой. В это же секунду, черной молнией у него под лапами проскочила норка, и шмыгнула в воду, оставив в снегу, покрывающим поверхность круглое отверстие, как от брошенного камушка. Блин! Блин! Блин! Зачем я это сделал, зачем поспешил, зачем понадеялся, что собаки давнут зверька на месте. Надо было подстраховаться, надо было воду обметом закрыть. Теперь к устью, замереть и смотреть. В три прыжка с ружьём наперевес, подскочил к слиянию проток - здесь, самое мелкое место, здесь вода не покрыта снегом. Но это открытое место по длине от силы полтора метра! Дальше, слияние с основной протокойТрамшака, там большая вода, там спасение для норки. Должна здесь пойти.Берегом, открытым местом, ей собаки не дадут. Ах, как долго тянуться секунды! Ну, неужели всё, неужели упустил, неужели ушла другим местом? Куда же она делась? Жадно, с надеждой шарил глазами по поверхности воды, берегу, надеясьувидеть хоть какие - то признаки зверька. Нет, чисто!Каюр продолжал рыть свой подкоп, так и не поняв, что зверька там уже нет. Умка, бережком, скользила, принюхиваясь к воде, в моем направлении. И вдруг, на поверхности воды, шевельнулся комочек снега. Как будто снизу его кто-то подтолкнул, как будто что-то всплыло со дна. Ещё, и уже ближе! СМОТРЕТЬ! Что это, напротив меня за темный контур в воде? Это, какая- то тряпочка увлекаемая течением, прижатая ко дну, лениво скользит по направлению к выходу протоки. Стоп! Какое здесь течение и какая здесь тряпочка, это норка!
Выстрел, сделанный 12 калибром с расстояния трех метров, выкинул на поверхность воды зверька, на мгновение, оглушив его. Я ринулся в протоку, чтоб прижать сапогом норку ко дну но, разве лайку обгонишь! Умка, буквально с моих ног схватила барахтающегося зверька, выскочила на берег, придавила зубами. Всё, дело сделано!На редкость крупный самец! Ясно, не молодняк, не этого года.Мех густой, лосниться.Мездра белая, жиром желтым залитая, нагулял кобелек! Только два синяка от Умкиного прикуса на шкурке. Первый сорт, без сомнений.Фарт сегодня, факт фарт! В начале ноября норку здесь уж всю выбивают, а тут такой экземпляр.Везучий ты Санек! Вот так, знай наших!Пока обдирал тушку, собаки успокоились. Убрал мех, достал свой харч, надо собачек поблагодарить. А еды у меня, три пряника, да шесть карамелек. Я и котелок не брал – в обед в избушке буду, там поем. Чего лишний груз таскать! разделили трапезу по - братски и вперед, наверстывать время затраченное. В общей сложности, почти час потерял.
Вернулся на тропу, отмечая, как измениласьпогода. Потянул легкий ветерок и тумана след простыл. Стали видны очертания гор. Над ними,как бело – серое, всклокоченное одеяло, распласталась облачность.Кое- где стали видны узкие лоскуты синего неба. Слегка стало подмораживать, как это говориться, подсушивать стало. Капли влаги застыли и отсвечивали сине – желтыми бликами. Снег стал покрываться тоненькой корочкой льда –глянцем. Сапоги, при движении, издавали высокий, тонкий звук дзз-и-нь.Затем, опускаясь в мокрый снег, сминали его со звуком хр-у – м. Дзинь - хрум, дзинь – хрум. Будто сын с отцом дрова пилят. У мальчика сил хватает только чтоб ручку пилы протянуть на себе, не прижимая к бревну. А отец, придавливает с силой и тянет резче. Дзинь-хрум, дзинь-хрум как поет пила на морозе. Такая вот музыка. Только эта музыка вперёд на сотни метров любую лесную живность предупредит, что охотник идет. Всё попрячется. Да мне и не надо таиться. Из капкана дичь не уйдет, а мне идти быстрее надо, время потраченное наверстывать. А ну, шире шаг, полу- бегом, рысью, вперёд. Сегодня охотники на марше! Главное в этом деле в темп втянуться и дыхание не сбить! И веселей, всё получиться, день сегодня фартовый.
Эх, ком роты, даёшь пулемёты! Огонь батарея, чтоб стало веселее!
Тропа, после переправы шла полугорой. Здесь снега больше, идти стало тяжелей и не только мне. Корочка наста начала резать лапы собакам. Первым по моим следам поплёлся Каюр, затем и Умка.
Дол поворачивал влево, открывая фантастическую по своей красоте панораму на гору Весёлую. Каскад её предгорья, словно отчерченный гигантской линейкой четко делился на две части черную и белую. Нижняя их часть, это область вчерашнего дождя и, соответственно, деревья на ней были черного цвета. Выше линии, была зона снега, куржака, которые посеребрили ветки деревьев и они, украшенные природными кружевами, создавали причудливые рисунки на белом фоне. Вершина горы, словно не желая обнажаться, зацепилась за облачность, удерживая её. Вытянутые облака, как косы перекрученные ветром, растянулись по небу в форме гигантского веера, меняя окраску от черно-синей до белой, растворяясь в дымке на противоположной стороне горизонта.Остальная часть небосвода сияла своей синевой. А приметы то, к морозу! Появилось урочище бывшего поселка Виляй, стали видны дома.
Заныли связки на ногах от беготни по снегу! Терпеть! Так, что у нас со временем? Ого, уже 13.40! А хотел до 12 управиться. Нарушен график. Так что делать будем, охотничек - промысловичок? Надо бы,зайти в избу, перекусить, а то уже живот к спине прилип. Но на это уйдет, 25-30 минут минимум. И, потом, в дом только зайди, разуйся, поешь, лень и жалость к себе скрутит. А может, действительно, и не проверять верхний обход? Может там ни чего и не попалось, чего тогда подвиг совершать? Но-но-но! А вот как влетела куничка, другая в капкашек? Её же до следующей проверки мыши источат, пропадет мех. Грех это великий! Неделал так ни когда и начинать не буду. Поставил капкан – проверь, и ни каких исключений! Как же успеть то всё? А ты, не заходя в избу, напрямик, на Лысую гору, Это не только время сэкономит, но и лишних метров четыреста ногами не надо молотить. А как же на лыжи встать? Да я нормально и в сапогах передвигаюсь, ни чего мне несделается. Объявляю сегодня разгрузочный день от еды, а сейчас, заключительный марш бросок. Не грусти, студент, были бы кости, а мясо нарастет, вперёд!
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Преодолеть пространство и простор, Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца – пламенный мотор.
До первого капкана от окраины Виляя, метров 800. Прошел быстро, в темпе. Дальше, вроде и поднялся к горам не много, а толщина снега выросла почти до колен. Ногу приходиться задирать вертикально чуть не до подбородка, перед тем как её переместить и поэтому шажки короткие получаются, скорость упала.Тяжело, сердце в грудной клетке беситься, успокоиться не может. А я сейчас я чуть отдохну, назад на свои следы посмотрю. Вон они, какие потешные, как строчка из маленьких колодцев, меж деревьев. Дорогого каждый такой шаг стоит. Ноги гудят, есть хочется. Вот, перед выездом в лес, на 7 ноября собирались. Сколько всего вкусного было. Уговаривала хозяйка пельмешков еще тарелочку, ещё голубцов. Студня сколько осталось на столе, а я, отказался, вот глупый! Эх, сейчас бы сюда эту тарелочку! Так, отставить охи- вздохи, желудок ходячий. Ещё не много, и в обратную сторону, там под гору. Вперёд!
Что то, студено стало. Иду, двигаюсь, а зябко. Как так? Значит, медленно двигаюсь, надо быстрее идти, тогда и согреюсь. Давай, давай, шевели ходулями. Ты же спортсмен, тебе же в лесу на ноги равных нет. Терпеть! Вот, наконец, самый верхний капкан обхода.Наконец в обратный путь, наконец, легче будет. Сейчас, только чуть- чуть отдохну. Сколько же времени? А не буду смотреть, сколько не есть всё моё! Вперёд! Так, вот и ручей, сейчас отдохнём немного, и до дорожки лесной, что на Угайдинский перевал ведет. Вдоль неё последние четыре капкана. Какой здесь снег глубокий, вот овраг чертов. Ну, мы сейчас руками за кусты. Руки ведь не ноги, не устали. Раз и поднимемся.
А чего так трясет всего, что это за танец мышц? Не так уж я и замерз. Непонятно, что – то новое у вас в репертуаре, охотничек - промысловичок! Постоим чуток, подышим. Есть охота. Вот кусты шиповника, на них с десяток ягод, во льду замерзших. Сейчас, подкрепимся. Вкусно, но маловато. Остальное, снегири-сверистели, рябчики - дрозды подчистили. У-у, вражины, птички- синички, не могли оставить побольше. Пить охота, аж глотка горит. А пить нельзя, ослабнешь ты парень. Терпеть надо. Ну, мы маленько, снежок то белый, вкусный. Ну, еще немного. Солнце за гору ушло. Сумеречно стало. Луна, ещё прозрачная, на небосводе обозначилась, и звезда первая зажглась. Морозит. Корка снежная в наст превратилась. Собаки вон как по льду бегают, только коготки клацают. Вот мне бы так. А для меня, совсем плохо стало. Ногой наст пробить не могу – держит! А только вес свой поднимешь на прямую ногу, наст рушиться. Следующий шаг, тоже самое, и следующий. Вверх-вниз, вверх вниз. Бу-у-х, бу-у-х, Как выстрел каждых шаг по лесу раздается. От такой гимнастики, аж в голове отдается. А главное, плетусь как улитка. Эх, сей час бы лыжи, давно бы чай в избушке пил. Поздно, батенька прозрел, вот так балбесов и лечат.
Двадцать шагов и маленькая остановка на три вздоха. Раз, два, три…. ну хорошо через пятнадцать шагов, ну через десять. Всё, похоже, финиш, приплыли. На четвереньки, голову к коленям, обхватив руками. Так тепло меньше теряю. Черт, колотит всего, в глазах пятна фиолетовые расплываются и в висках как молотобойцы стучат. Бум! Бум! Бум! Эй, ребята, Вы там потише! Пить хочу. Не будем паниковать, подумаем. Идти дальше, пока не могу, даже шевелиться не хочется, но тогда замерзну, чего доброго. Как бы ни было беды. Костерок развести, рябчика на вертеле поджарить? Горячее сырым не бывает! И силы вернуться, и отдохну, и наст окрепнет, может, как собаки верхом пойду, не проваливаясь. Вариант! А времени то сколько – ого, 18.40! Это уже как 40 минут меня отец ждет. Прислушивается, всматривается вдаль, переживает. Ему то, за что эти мучения? Пока обождем с костерком. Надо что – то придумать. Обратно, своим следом идти – нет, раньше надо было поворачивать. Плашки из жердей вырубить, снегоступы сделать? Топор есть, верёвка есть. Не то, бредятина полная, тоже мне, папа Карло нашелся. А сколько мне по прямой, до избушки? Да километра два, от силы осталось. Два километра! На стадионе я из семи минут, не напрягаясь, выбегу. А здесь? Надо будет на следующий год по чернотропу попробовать, для интереса, с секундомером. С обходом капканов на сегодня закончили, это понятно. Умка подошла, ухо лижет. Теплый язык, какой! Хреново, собачки, хреново. Хорошо вам, вы на четырех лапах. А может мне на четырех точках попробовать? А на четвереньках, наст держит! Так, болотники повыше подтянем, рукава суконки в кулаки зажмем и, по собачьи. Ну, хоть так. Вперёд, в Виляй, напрямки!
Врагу не сдаётся наш гордый Варяг. Пощады ни кто не желает.
Ползу, себя контролирую, а то равнодушие какое-то подступает, в сон клонит. Тени по лесу от деревьев гигантские. Ночь свои права взяла, а светло как днем. Это всё луна. Вон она, над горой повисла здоровая, круглая, желтая, как блин. Блин, опять ты еде! Вычеркиваем тему.Колени, локти рук натер, намял. Больно. Вот и до просеки добрался, еще не много и край покоса. Уже слышно, как в Виляе собаки брешут, корова вот проревела. Как близко, а дойти не как не могу. Как же так получилось, я ли это? Здесь уже снега меньше, надо пробовать на ноги вставать, а то эволюция в обратную сторону пошла. Бедный Дарвин.
Дальше шел на ногах, но как шел, толком не помню, как во сне. К крыльцу подошел, помню. Ступеньки во льду. Подняться не могу. Сил нет, и трясет всего. На четвереньках к двери подполз, на четвереньках замок открыл, на четвереньках и в избу заполз.Зажег керосиновую лампу и к еде.Сейчас закину в желудок пищу, и всё пройдет и силы восстановятся и трясти перестанет, Сейчас! Вот тушенка, сюда её под нож. Открою, и с хлебом. Сейчас. И вдруг, отвращение, рвотная реакция от мысли о запахе тушенки, от вид жира белого в желатине. Это ещё что такое? Банка завтрак туриста – фууу, там перловка, паста воняет, нет!Что ж такое со мной? Надо покушать, это приказ! А хлеб, молоко? Это нормально. Сладкого хочу. Сгущенного молока бы, да где ж его. В чулан! Там банка меда стоит. Сюда её. Мед засахарился, твердый ложкой не взять. А мы его ножом, и с хлебом, крупными кусками и водой запьем – принял желудок! Так, хватит, уже больше стакана меда съел и четвертинку буханки хлеба, кабы не было беды от такой еды, хватит. Что сейчас? А сейчас, время 20 часов 35 минут. Отец на дороге один, чего только он не передумал. А ведь до конца, до утра стоять будет, не уедет. Как ему весточку передать, что у меня все нормально, только выйду завтра, утром. А ни как не передашь. Тогда вперёд! Потерпи, отец, ещё немного.
Лыж то у меня здесь две пары. Одни охотничьи, это по лесу шастать. Одни беговые, чтоб до Виляя, от проезжей дороги добираться и обратно. На беговых-то по дороге быстрее, их и одену.Только озноб не проходит, силы не возвращаются, вялость. Похоже, вся кровь к желудку за калориям бросилась.Но где- то в подсознании, внутренний голос подсказывал, иди, не сдавайся, верь в себя. Решено! Далеко от избы отходить не буду. Если будет хуже, вернусь, заночую здесь. Рюкзак легкий за плечами. Взял только трофеи охотничьи, да ружье. Лыжи долго не мог одеть. Руки закоченели, да ещё трясутся, ни как крепления не совместить. Ну, с богом!
С первых, робких шагов, почувствовал легкое жжение в животе, затем тепло, волнами расходящееся по грудной клетке. Желудок заработал, мышцы стали получать питание, восстанавливались силы. Озноб утихал, появилась уверенность в движениях. Слава, Богу! Отпустило! В руках палки лыжные. Сейчас ими поработаем, кровь разгоним, согреемся окончательно. Дорога по снегу не езженая, ровная, без колей. Лыжи по такому насту скользят прекрасно.Это идеальные условия для конькового хода. А этому меня учили, и не один год. Вперёд! Как хорошо, тело вновь слушается, как хорошо бежать на лыжах. Ах, какая скорость! Два взмаха и я за поворотом. А сколько бы я времени потратил на это расстояние пешком? А на четвереньках? И подумать страшно. Ну, собачки, не отставайте. Луна хорошо подсвечивает, в глянце снежном отражаясь. Перед заключительным подъемом на перевал, суконную куртку снял, так разогрелся.Наверх выбежал, постоял собак подождал, оделся, застегнулся перед спуском. Время посмотрел. Ого! Большую часть пути, да ещё и в гору за 40 минут пробежал! Ну, собачки, сейчас вниз, догоняйте. Спуск на лыжах с крутой горы, при луне, дело ответственное. Только бы не упасть, только бы с дороги не вылететь, да с деревом не поздороваться. Обе палки соединив, взял в руки, помогая себе в поворотах.
Через двадцать минут, я подъезжал к месту встречи с отцом. Его одинокая фигура отделилась от костра, разведенного у обочины дороги. В руках его был посох. Он стоял, опершись на него. Когда я подъехал, и поздоровался, он сказал: вот этим дрыном тебя отходить надо, за твои фокусы. Когда научишься приезжать во время?
Р.S. Четыре последних капкана проверил через неделю, они были пусты.
