Баллада о геологах.

[Акинак]

Кругликову А.Г. посвящается

Солнце. Еще одно утро. Или это вечер? Воспаленный мозг отказывался о чем-то думать. Только восприятие фактов. Или отрывков?
Григорий Максимович Фирсов, начальник геологической партии, уже третью неделю был и начальником и рабочим и поисковиком. Он сидел и смотрел на солнце, пытаясь понять какое сейчас времясуток. И для чего ему это надо?
…С самого начала партию постигли неудачи. Ли-2 при старте сломал стойку шасси и плюхнулся в поле сразу за взлетной полосой, оставив за собой длинную борозду. Все остались целы, лишь только Людочка, симпатичный радист авиатранспортного полка поцарапала лоб, чем вызвала кучу шуток и подначек со стороны летунов, мол, шрамы авиатору, что тебе награда. Потом эта заброска.… Один из пилотов сбился с курса и сбросил партию груза где-то в болота необъятной Сибири. А там было не менее важное, чем все приборы партии, там была часть провианта. Тогда еще кто-то мрачно пошутил, что НКВД теперь накормит весь экипаж на всю жизнь и за нас и за них. Перспектива ребят удручала. Все понимали, что при тех навигационных условиях, при которых происходила переброска партии, каждый рейс считался героическим. Но реалии.… Но перспектива чего-то нового, неизведанного не давала засидеться дурным мыслям, закиснуть. Впереди работа. Впереди фарт.
В основном отряд состоял из бывших политзаключенных, выразивших желание таким образом оправдаться перед Родиной. Перед которой они были ни в чем не виноваты...
…Шел третий месяц работ, не принесший ничего, кроме усталости, злости голода и каких-то следов нефти, больше похожих на издевательство. В одном месте натолкнулись на следы, причем количественный состав указывал на наличие, и в довольно большом объеме, высокомолекулярных углеводородов. Но потом оказалось небольшим месторождением асфальта. Среди низин… Если б Георгий Максимович был верующим, подумал что это проделки нечистой силы. Но он был всего лишь геологом, воспитанником партии, сыном красного командира. Его отец словом и саблей доказывал в Средней Азии о верности коммунистического пути дела Ленина, и погибший где-то в районе Амударьи. Сидя в своей палатке и разглядывая карту, Фирсов не мог никак понять «Где?». Он все больше склонялся к мысли, что нужно идти севернее километров сто двадцать. Высказанная Губкиным версия о богатых залежах нефти Западной Сибири подтверждались всеми теоретическими анализами. Но это в теории, а на практике – полуоголоданая партия, затерянная в болотах речки Конды. Но ведь не это важно. Важно то, что на фронте сотни танков и самолетов нуждаются в нефти, в бензине.
- Григорий Максимыч, вас по рации Москва,-как бы виновато заявила голова самого молодого члена партии, торчащая в проеме палатки, - через десять минут снова связь, выходить или нет?
- Да, я иду, - он понимал, что это возможно конец. - Григорий Максимович, как у вас обстоят дела с задачей, порученной Родиной и партией? – в голосе с кавказским акцентом, известном во всем Советском Союзе, не было ни злости, ни угрозы. Был просто интерес, но Фирсов знал, что это все.
- Ищем, товарищ Сталин!
- Плохо ищете, товарищ Фирсов. Политбюро решило снять геологов с поиска, и перебросить на более важный участок. Что скажете?
- Я полагаюсь на мудрость партиии политбюро, товарищ Сталин!
- Вот и отлично! – сквозь треск радиопомех донесся отзвук вечности.
Потом было собрание. Решено было, что партия остается на месте, и дожидается прибытия летчиков. Лишь Фирсов с тремя добровольцами решил идти дальше. Он не мог вернуться. Ему нельзя было возвращаться…
Первым погиб Витя Попович, однофамилец геройского предка. Даже как-то глупо получилось. Ушел вперед и пропал. И какого черта его понесло через топь? Потом Иван. Или Ванятка, как его называли товарищи. Веселый заводила, гармонист. Почему о тех, кого не вернуть думается лишь только самое хорошее? Лишь работа не давала скиснуть, застрять мыслям в голове. Это была последняя точка. Дальше идти было бессмысленно. И Георгий с напарником работал. Вкалывал. Он знал, что на верном пути. Что здесь будет черное золото. Он не должен ошибиться, он все верно просчитал. Лишь только голод заставлял задумываться о будущем. Но Фирсов гнал все мысли прочь. Нефть. Нефть. Как молотом долбило в его воспаленном мозгу. Нефть для Родины, для брата, который, как и он голодал в осажденном Севастополе. Для матери в далеких Гродичах. Осталось немного…

Наверное утро… Слишком ярко. Или так кажется? Или это конец? У него не было страха перед смертью. Была только усталость и чувство вины. Он сделал все что мог. Он хотел сделать больше…
Утреннее солнце 6 сентября 1942 года осветило одинокую фигуру под сосной у разлива реки Конда. Григорий Максимович Фирсов не знал что через семнадцать лет чуть севернее, в районе Шаима, найдут нефть. А еще через три года найдут его останки, новая техника в его шурфе найдет то самое черное золото. Что среди болот и топей западной Сибири вырастет столица нефтяников Тюмень. Он не ошибся.
И что его брат, капитан второго ранга, Александр Максимович Фирсов в Москве будет идти по улице, носящей имя брата.
Имя советских геологов…