Цесис
Завсегдатай
- С нами с
- 27/11/07
- Постов
- 605
- Оценка
- 919
- Живу в:
- Екатеринбург
- Для знакомых
- Александр
- Оружие
- меркель 201 12/70, МР 153, Blaser BBF 97 (12/76,30-06)
- Собака(ки)
- Английский сёттер "Риана"Есть
Этот рассказ не однозначен, но я решился его разместить буду рад любым оценкам
Собрался я на утреннюю тягу вальдшнепа. Выезжал, вечерело, и уже почти доехал до места, как откуда ни возьмись, из густых сумерек, на дорогу вышел одинокий Гаишник с полосатой палкой. Я остановился. Уважительно вышел из машины и говорю ему:
-Здрасти, мол, господин полицейский.
А он мне в ответ:
-Я ещё не полицейский, луна, видишь, ещё не взошла, я пока «милипоц».
Тут я сразу сообразил - оборотень, поэтому и аттестацию не прошёл, таких из жалости по ночам выпускают, чтобы к полицейскому жетону привыкли. Решил я бежать от греха подальше. Ну, как бы бочком, бочком к машине, а он на глазах меняться стал. Руки в лапы превращаются, щетина небритая - в шерсть. И такая ухмылочка злорадная во весь рот. А рот - и не рот вовсе: волчья пасть ненасытная. Я рыбкой в машину прыг. Слышу, зубы лязгнули, ваккурат у заднего кармана, где деньги лежат. Я - по газам, пока этот «милипоц» мне вместе с карманом нежные места не отхватил.
Ну, значит, в лес приехал, меня всего трясет, лихорадит. Я ружьё собрал и бегом к елани, но чувствую - плохо дело: контроль над собой теряю. Видно оборотень вместе с карманом мне шкуру на заднице ободрал. Я и так, и сяк - зудит зараза, и мало того, чувствую, как личность моя на три независимых части расходится. Одна - такая большая немногословная, жестокая и даже злая браконьерская часть, другая - маленькая, тщедушная, вроде как «остаток человека» во мне сохраняет, а третья - это мой собственный мозг, простой, циничный и практичный. И я сам, как в 3d-кине сижу, слыхали, про такое? Сижу, значит, и слушаю, что эти части сами по себе вытворяют.
«Остаток человека» по-умному так, как бухгалтер в колхозе, возьми да завизжи: "Вернись, хомо-прямоходящий-сапиенс. Какая, к чёрту, утренняя тяга? Даже если протянет, в такой темноте стрелять невозможно". А мозг его как бы не слышит, врубил режим "шагаем, пока нога в воздухе - спим" и прёт тупо на елань.
Тут «длинноносый» протянул, часа три ночи было. «Остаток человека» хмыкнул, мозг потёрся о череп, а браконьер зло скрипнул зубами. Скоро носатые стали хорхать со всех сторон. Но «слышать – слышимо, видеть – невидимо» церковно прогнусавил «остаток человека», мозг шевельнул извилиной, браконьер шлифонул зуб до корня.
Часа в четыре утра на елани стали видны пень и поваленная берёза. Быстрой серой тенёхою на берёзу села самочка вальдшнепа. Браконьер поднял ружьё, «остаток человека» извёлся, сердечком занемог, мозг, во избежание горя мытного, выключил зрение. Слепой браконьер завыл, как кобель при кастрации, «остаток человека» удовлетворённо хрюкнул, мозг браконьеру попенял за задумку бесчинства безобразного и включил бесстыжие гляделки обратно. Самка упорхнула восвояси.
Под ветками ёлки закопошилась куница. Браконьер напрягся и полез, было, за дробью покрупнее. «Остаток человека» принялся звонить нашему главному по животине и по понятиям, уважаемому ВВП, но почему-то постоянно попадал на бабу сумасшедшую: Новодворская, кажись, звать, а та, торба, орала непотребности. Велела дробь в охотничьих патронах развешивать не по 32 грамма, а по 31 в защиту 31 статьи Конституции и мужа её - Константина. Мозг стукнул левым полушарием о правое, и двое из этого 3d-балагана посинели, как «аватары». Куница спокойно продолжила ковыряться под елью. Небо светить занялось, и браконьер, наконец, рассмотрел, в како место стрельнуть. Пара вальдшнепов, милуясь на свой лад, неслись над острыми ёлками. Браконьер сглотнул слюну, к плечу приложил приклад и повёл стволом второго вальдшнепа. «Остаток человека» печально вздохнул. Мозг рассчитал поправки. Грохнул выстрел. Любовник был бит. «Остаток человека» тут же затянул свою батву: стишок, говорит, называется "На смерть вальдшнепа". И заблеял, как соседский бяшка:"Влюблённое сердце пробила дробина".А мозг, не дурак, окончил:"У самки от горя заныла вагина".
Браконьер с недоброй улыбкой двинулся к ещё бьющему на земле самцу. «Остаток человека» взмолился: «Быстрее освободи его душу". Мозг быстро разработал десять реальных способов "открутить башку курёнку", однако ветки ели шелохнулись, и в дело вступила куница. Чиркнув на сером фоне чёрным мехом, зверёнок вцепился в крыло вальдшнепа и, петляя, шмыгнул к ручью.
Браконьер вскинул ружьё, «остаток человека» истошно заорал: "Нет!". Мозг равнодушно, но складно прибавил: "В стволе патронов нет, всё потому, что был дуплет". Браконьер скрипнул зубами, да так, что полчелюсти стёр, «остаток человека» опять замутил свою балладу: "Закуску спёрли из-под носа". Мозг тут же подхватил: "Ушёл желудок от поноса".
Но тут солнце личи запустило - ночи как бы конец пришёл. «Остаток человека» охнул филеном и стал расти как на дрожжах, вымещая из меня браконьера. Мозг в последний раз самостоятельно скрипнул извилиной и подчинился человеку. Тяга вальдшнепов прекратилась, и я ни с чем поплёлся домой. Тут бы и рассказу моему закончиться, да не тут то было. Дома-то стал я раздеваться, клещуков смотреть, да и жену позвал, со спины, чтобы глянула, а она, как глянула мне пониже спины, да как заблажит. Я к зеркалу сам смотреть, и ну, как на мягком месте, где «милипоц» меня дерзновенно хапнул, шрам у меня кровавый заковыресто вышел: "Д р у ж и н н и к".
Вот какого горя я притянул на себя с этой утренней тяги, братцы.
Собрался я на утреннюю тягу вальдшнепа. Выезжал, вечерело, и уже почти доехал до места, как откуда ни возьмись, из густых сумерек, на дорогу вышел одинокий Гаишник с полосатой палкой. Я остановился. Уважительно вышел из машины и говорю ему:
-Здрасти, мол, господин полицейский.
А он мне в ответ:
-Я ещё не полицейский, луна, видишь, ещё не взошла, я пока «милипоц».
Тут я сразу сообразил - оборотень, поэтому и аттестацию не прошёл, таких из жалости по ночам выпускают, чтобы к полицейскому жетону привыкли. Решил я бежать от греха подальше. Ну, как бы бочком, бочком к машине, а он на глазах меняться стал. Руки в лапы превращаются, щетина небритая - в шерсть. И такая ухмылочка злорадная во весь рот. А рот - и не рот вовсе: волчья пасть ненасытная. Я рыбкой в машину прыг. Слышу, зубы лязгнули, ваккурат у заднего кармана, где деньги лежат. Я - по газам, пока этот «милипоц» мне вместе с карманом нежные места не отхватил.
Ну, значит, в лес приехал, меня всего трясет, лихорадит. Я ружьё собрал и бегом к елани, но чувствую - плохо дело: контроль над собой теряю. Видно оборотень вместе с карманом мне шкуру на заднице ободрал. Я и так, и сяк - зудит зараза, и мало того, чувствую, как личность моя на три независимых части расходится. Одна - такая большая немногословная, жестокая и даже злая браконьерская часть, другая - маленькая, тщедушная, вроде как «остаток человека» во мне сохраняет, а третья - это мой собственный мозг, простой, циничный и практичный. И я сам, как в 3d-кине сижу, слыхали, про такое? Сижу, значит, и слушаю, что эти части сами по себе вытворяют.
«Остаток человека» по-умному так, как бухгалтер в колхозе, возьми да завизжи: "Вернись, хомо-прямоходящий-сапиенс. Какая, к чёрту, утренняя тяга? Даже если протянет, в такой темноте стрелять невозможно". А мозг его как бы не слышит, врубил режим "шагаем, пока нога в воздухе - спим" и прёт тупо на елань.
Тут «длинноносый» протянул, часа три ночи было. «Остаток человека» хмыкнул, мозг потёрся о череп, а браконьер зло скрипнул зубами. Скоро носатые стали хорхать со всех сторон. Но «слышать – слышимо, видеть – невидимо» церковно прогнусавил «остаток человека», мозг шевельнул извилиной, браконьер шлифонул зуб до корня.
Часа в четыре утра на елани стали видны пень и поваленная берёза. Быстрой серой тенёхою на берёзу села самочка вальдшнепа. Браконьер поднял ружьё, «остаток человека» извёлся, сердечком занемог, мозг, во избежание горя мытного, выключил зрение. Слепой браконьер завыл, как кобель при кастрации, «остаток человека» удовлетворённо хрюкнул, мозг браконьеру попенял за задумку бесчинства безобразного и включил бесстыжие гляделки обратно. Самка упорхнула восвояси.
Под ветками ёлки закопошилась куница. Браконьер напрягся и полез, было, за дробью покрупнее. «Остаток человека» принялся звонить нашему главному по животине и по понятиям, уважаемому ВВП, но почему-то постоянно попадал на бабу сумасшедшую: Новодворская, кажись, звать, а та, торба, орала непотребности. Велела дробь в охотничьих патронах развешивать не по 32 грамма, а по 31 в защиту 31 статьи Конституции и мужа её - Константина. Мозг стукнул левым полушарием о правое, и двое из этого 3d-балагана посинели, как «аватары». Куница спокойно продолжила ковыряться под елью. Небо светить занялось, и браконьер, наконец, рассмотрел, в како место стрельнуть. Пара вальдшнепов, милуясь на свой лад, неслись над острыми ёлками. Браконьер сглотнул слюну, к плечу приложил приклад и повёл стволом второго вальдшнепа. «Остаток человека» печально вздохнул. Мозг рассчитал поправки. Грохнул выстрел. Любовник был бит. «Остаток человека» тут же затянул свою батву: стишок, говорит, называется "На смерть вальдшнепа". И заблеял, как соседский бяшка:"Влюблённое сердце пробила дробина".А мозг, не дурак, окончил:"У самки от горя заныла вагина".
Браконьер с недоброй улыбкой двинулся к ещё бьющему на земле самцу. «Остаток человека» взмолился: «Быстрее освободи его душу". Мозг быстро разработал десять реальных способов "открутить башку курёнку", однако ветки ели шелохнулись, и в дело вступила куница. Чиркнув на сером фоне чёрным мехом, зверёнок вцепился в крыло вальдшнепа и, петляя, шмыгнул к ручью.
Браконьер вскинул ружьё, «остаток человека» истошно заорал: "Нет!". Мозг равнодушно, но складно прибавил: "В стволе патронов нет, всё потому, что был дуплет". Браконьер скрипнул зубами, да так, что полчелюсти стёр, «остаток человека» опять замутил свою балладу: "Закуску спёрли из-под носа". Мозг тут же подхватил: "Ушёл желудок от поноса".
Но тут солнце личи запустило - ночи как бы конец пришёл. «Остаток человека» охнул филеном и стал расти как на дрожжах, вымещая из меня браконьера. Мозг в последний раз самостоятельно скрипнул извилиной и подчинился человеку. Тяга вальдшнепов прекратилась, и я ни с чем поплёлся домой. Тут бы и рассказу моему закончиться, да не тут то было. Дома-то стал я раздеваться, клещуков смотреть, да и жену позвал, со спины, чтобы глянула, а она, как глянула мне пониже спины, да как заблажит. Я к зеркалу сам смотреть, и ну, как на мягком месте, где «милипоц» меня дерзновенно хапнул, шрам у меня кровавый заковыресто вышел: "Д р у ж и н н и к".
Вот какого горя я притянул на себя с этой утренней тяги, братцы.
Вообще люблю такие сюжеты, с недосказанностью какой-то где-то..)) 
не Пушкин
