Загадка.

[Ган]

Уважаемые форумчане. Кто на фотографиях?

 

[Scorpion]

Ты про мужика что ли?

 

[Ган]

ДА.
Про этого пожилого человека.

 

[bna]

Ярослав, не так давно читал литературу по поводу гончих, как мне кажется, последнюю фотографию, групповую, правда в ч/б изображении и не очень качественную видел. На вскидку, если не изменяет память, середина 70х годов выставка в Москве.
Вечером дома, еще раз посмотрю, завтра повторю попытку!

 

[Ган]

Выставка Ленинградская. А вот время правильное, год 1978.

 

[bna]

Значит, в целом на правильном пути! Осталось вспомнить, кто этот, судя по всему, уважаемый, гончатник.

 

[Ган]

Ну и что. Просмотрело уже 75 человек, поэтому подсказка.

Это уважаемый писатель, Ленинградец.
И не совсем гончатник, он больше сеттерист.

 

[Джедай]

Ливеровский Алексей, по моему Юрьевич?

 

[Ган]

Правильно!!!
Ливеровский Алексей Алексеевич со своей РПГ выжловкой по кличке Шелонь.
А вот брата его звали Юрий Алексеевич, был известным заводчиком лаек в 30-х годах.
Эрик, спасибо. Вот, что значит настоящий ирландист.
Фотографий Алексея Алексеевича в возрасте было очень мало.

 

[Джедай]

Да, Алексей Алексеевич,извиняюсь.По рассказам людей знавших его лично,приятнейший человек глубоко любящий и знающий природу,охоту и собак.
Спасибо большое, Ярослав, что напомнили,лежит не прочитанная книга его пера.

 

[Oleg7]

Ярослав, Вы уверены в том что это именно Алексей Андреевич?

Сравните плз

на этой А.А.Ливеровский справа

здесь с Искрой

А брат его да, лаек держал
но еще и гордонов И был профессором МГУ

 

[Вепс]

Олег, сори но Алексей Алексеевич ( умер в 1991 г.), а брат его Юрий Алексеевич.

 

[Oleg7]

Да, Константин, я знаю :-(
Относительно фото, вывешенного в начале
Честно я не нашел в нем полного сходства с фото А.А.Ливеровкого, имеемыми у меня. Может это и он, я не могу спорить, только предполагать, потому именно так и задал вопрос

 

[Oleg7]

Кстати, Ярослав, еще что смущает, насколько припоминаю, Шелонь была 1980 г рождения и в возрасте 2 или 3 лет А.Ливеровский подарил ее Модесту Калинину
Точно что-то не бьется
И , кстати

Рождение гончей
​

Каждый день рано-рано утром мы уходим с Шолкой гулять. Первое время маленькая вставала с подстилки неохотно, долго потягивалась, отойдя от дома, оглядывалась - не вернуться ли на теплую постель. Теперь - много ли времени прошло - повзрослела, вскакивает охотно, радуется безмерно, пегим чертиком прыгает по зеленой траве, нагнешься - в губы норовит лизнуть. "Гулять" - теперь понятное, веселое слово.

Имя моей собачки - Шелонь , перенял от отца обычай называть выжловок именами рек - заранее знал, что в семье полное имя не удержится, переиначат обязательно, вот и получилась Шолка. Привыкли все, и она отзывается. Даже подходит имя - шерсть-то у щенка совсем шелковая, мягкая.

На первых прогулках - с неделю - Шолка не отходила ни на шаг, потом начала отбегать и вновь прилипала к ногам как только мы приходили в лес. Еще через неделю и этот страх прошел, и начала моя спутница все чаще и чаще пропадать из глаз.

Надо ли говорить, как быстро проходят летние дни? Удивляться приходится - ну совсем недавно, кажемся, чуть не на той неделе, нашли первую спелую земляничину, а сегодня уже и черника поспела, а за ужином первый раз зажгли свет. Так все стремительно! И выжловка моя растет стремительно: не помещается уже на подстилке - ноги торчат, длиннющие, не может уже пробежать под стулом - надо нагибаться, мисочку алюминиевую пришлось сменить - купить вдвое большую. По лесу скачет быстро, уходит далеко, но не теряется: постоянно слышу за спиной быстрый поскок - Шолка обгоняет меня и вновь пропадает. Часто слышу пискливое повизгивание - не сразу понял, что такое, потом определил - выжловочка отмечает каждый взлет, встречу с любой пичугой: пискнет - и дальше скачет. На поле и по берегу с голосом гоняет жаворонков и куличков-перевозчиков. С тетеревами и рябчиками - дело другое: долго кружит на месте подъема выводка, взлаивает, подняв голову, голос чуть грубее - не такой отчаянный цыплячий писк, как по мелким птичкам. Людей и коров встречает отрывистым грозным басом.

А зайцы? Зайцы? Неужели совсем не встречались? Нет, похоже, что было дело. Несколько раз слышался голос Шолки чуть другой, и главное - не на одном месте, а быстро продвигающийся. И еще. Раза два, правда, не повезло: очень далеко - слышал какой-то незнакомый голос, может быть, и не Шолка, чужая собака.

Так день за днем, неделю за неделей гуляли мы с Шолкой по лесу, все дольше и дольше. И какая это радость - наблюдать за молодой кровной собакой! Как она растет, крепнет, как проявляется чутье, прогулочный, ребячливый ход меняется на поиск, на деловой полаз, как волнуют щенка лесные встречи. Ей-богу, это не хуже самой охоты! И уже совершенно не стоит, нечестно вспоминать в это время разгрызенные любимый гребень жены и свои новые туфли.

Наступили дни встречи позднего лета с ранней осенью. Удивительные в своем разнообразии: провальные переходы от неожиданного ливневого студеного буйства к тишайшей кротости возвращенного лета.

Вчера мы с женой устроили Шолке день рождения - решили отметить полгода со дня появления ее на свет: накормили любимой ухой из окуней и угостили конфеткой - Шолка неистовая лакомка.

Это вечером, а с утра мы с ней как всегда - в лес.

В поле согрелись кузнечики и так зашумели, застрекотали, будто заклинания творят - упрашивают вернуть еще недавнее тепло. Оттаяли примороженные к чашечкам сивца шмели и устремились куда-то в тяжелом гудящем полете. Первые в это утро облака пытались вновь утвердить лето, принять обычную ватную округлость - не получилось: тревожными белесыми прядями разлохматились их края. И холодом веет просинь меж облаками, подчеркнутая летучей паутиной.

В лесу влажно и тихо, пожелтел папоротник-орляк, рдеют ягоды ландыша, мягко подается под ногой зеленый мох ельника, расцвеченный побрызгами палого листа.

Я расстегнул ошейник, постояли мы с Шолкой "под островом", как полагается, и не одну минуту. Мне хорошо в торжественные минуты наброса, Шолке трудно - ногами перебирает, на меня часто оглядывается: когда же кончится эта мука?

- Арря! Давай, Шолушка, давай!

В старом высокоствольном березняке поднялся я на высокий бугор над болотом. Папоротник чуть не до горла - земли не видно. И тут пискнула моя выжловочка, как бы в удивлении или от испуга, запела взволнованно и горячо. Мимо меня, шурша и струйчато колебля резные верхушки папоротников, рядом прошел, прошмыгнул кто-то. Я не видел кто - заяц? лисица? Но Шолкины белые бока промелькнули там, где слышалось шуршание. Поет Шолка, да, да, поет. Невозможно сказать: "Залаяла моя собака". Прямо оскорбительно и неверно.

Шел гон, яркий, без скола, почти без перемолчек. Мчалась выжловка, не разбирая дороги, сквозь высокую траву, хлесткие прутья, через болотную грязь и подпорную воду - за ним, за ним, за убегающим, за тем, кто так маняще пахнет. И пела, кричала во весь голос, то победно, чуть гнусаво трубя, когда настигала, то почти рыдая, когда зверь отрастал и надо было поскорее доспеть, то металлически звонко вскрикивая от радости и удивления, когда вновь попадала на потерянный на доли секунды след.

Шел гон, ровный, неумолчный - вначале по небольшому кругу под бугром, где я стоял, потом шире. Повела выжловка вторым кругом - голос полный, иногда подвеивает, а когда вышла на мох, заиграло эхо в болотных кромках и островах, будто не одна собака гонит, а две - или бог знает сколько - гремят в тишине лесов.

Сел на пень и слушаю, слушаю. Знаю окрестные места и мысленно следую за выжловкой: там широко разлилась от осенних дождей речушка, большое зеркало воды, прошлепает по нему зверь, обманет - нет, скололась, конечно, но справилась, гонит; а дальше дорога хоть и не сильно езженная - трудно будет все же - перемолчка, и опять справилась: за дорогой чистый лес - тут хорошо - и верно, ровный гон, а дальше - ох, не дай бог! - на склоне оврага столько ветровала после смерча, прямо крепость деревянная - тяжело будет... Слушаю, слушаю и боюсь - стихнет, замрет голос, окончится гон. Нет! Перемолчка, и снова радует настойчивый голос Шолки.

Возликовала душа моя - радость-то, радость какая: родилась новая гончая, свой выкормок, не пропали зря работа, труды, любовь к смешному маленькому существу, принесенному в дом за пазухой. И сколько впереди у нас с Шолкой совместного счастья - охотничьих дней!

Сошла выжловка со слуха, а я не трублю, не иду в ту сторону - не хочу мешать. Хожу по дорожке и слушаю, слушаю. Оказалось, не один. Пастух встретился, спрашивает: "Что это?" Так необычен голос не дворовой собаки, а кровной выжловки на горячем гону. Идут с грибов сестра моя с мужем, говорят: "Хорошо, что ты здесь - мы беспокоились: шли мимо болота, там Шолка лаяла очень странно, с ней что-то случилось?" Не охотники они - не понимают.

И мой друг, сосед по деревне, заядлый гончатник Володя, старый, больной, прошел сто шагов к полю от крыльца, где он отдыхал после положенной двухсотметровой прогулки, и слушал, как выжловка с песней, без скола провела зайца через наши поля к озеру, вернула через лес, через пищугу у реки в болото и увела со слуха, а он все стоял и надеялся, что услышит еще; уверен я, уверен, что слезу уронил, может быть, и не одну.

Гон стал угасать и стих недалеко от места подъема. Я сидел там на пеньке и не удивился, когда прибежала Шолка, горячая, взволнованная. Поджав прутик-гон, жадно пила воду из лужи. Еще раз сунулась куда-то в сторону, вернулась и вдруг забралась мне на колени. Я поцеловал ее в ровную белую проточину на рыжей голове, не согнал - ведь она еще маленькая; сказал грубым охотничьим приказным голосом сейчас нелепое: "Стоять, стоять!" Сидел тихо, гладил ее, смотрел, как собачонка, мурлыкнув, закрывает глаза и думал: "Вот так звонко и заметно рождаются новые гончие".

А. Ливеровский

"Охота и охотничье хозяйство № 1 - 1982 г."

 

[Ган]

В споре рождается истина.
Так вот ошибку я допустил. Ошибка в том, что до Шелони была у Ливеровского Радоль, 73-го года рождения. А Шелонь была рождена в 81-м году, а Модесту передана в 85. Следовательно Олег7 прав в неувязке с датами. А в остальном все верно.