DIMA
Завсегдатай
- С нами с
- 13/02/04
- Постов
- 2 605
- Оценка
- 551
- Живу в:
- СПб, Веселый поселок
- Для знакомых
- Дима
- Охочусь с
- 1989
- Оружие
- убедили, что писать не стоит...
- Собака(ки)
- сам спаниэлем подрабатываю...
Владимир Матов
НЕОБЫЧНАЯ ОХОТА
О и ОХ, №3 март 1965 г.
Впервые мне пришлось стрелять тетерева из-под стойки в том памятном августе, когда началась первая мировая война. С тех пор у меня бывали легавые разных пород, собаки с различными характерами, с неодинаковым чутьем, с неодинаковой манерой работы. Что же касается тетеревов, то их поведение в течение пяти десятков лет, мне кажется, нисколько не изменилось.
Все так же молодые тетерева, застигнутые в куче, взлетают дружно и тут же рассаживаются на деревьях. Замечен¬ные в разброде на жировке — крепко таятся. Хорошая собака «подает» их одного за другим. Позже тетерева уже подпускают собаку, вылетают всё дальше, да еще за каким-нибудь укрытием, а собака опасается подойти к птице поближе.
Взматеревшие тетерева делаются «трудной» дичью. К тому времени, когда у молодых петухов отрастают косицы и «муаровое» и «фазанье» оперение сменяется блестяще-черным, пестрой остается только головка, то есть ко времени листопада близкий выстрел по тетереву выпадает редко. Правда, иной раз случится застать тетерева в каком-нибудь кустарнике посреди открытого пространства, где, упустив момент, птица вынуждена таиться до крайности, но такую удачу приходится отнести к исключениям из правила. А ко времени осеннего пролета вальдшнепа охоту на тетерева с легавой, к сожалению, приходится считать законченной, даже если имеешь собаку, умеющую обойти птицу. И это именно так, ибо продолжать в эту пору охотиться на тетерева с легашом — значит множить подранков.
Тем сильней удивило, даже поразило меня исключение из этого правила, из этого охотничьего закона, который я так долго полагал непреложным.
В сотне километров от Москвы Ленинградская автострада пересекает лесной массив. На восток и северо-восток от вытянувшегося в этом месте вдоль автострады большого села Спас-Заулок простираются леса, которые постепенно переходят в не менее обширные торфяные болота. Километрах « двенадцати от Спас-Заулка находится Вьюхово — деревенька, поля которой граничат с лесным массивом. А километрах а двух от этой опушки начинается так называемое Срезнево — расположенная в глубине лесов вырубка времен Великой Отечественной войны. Вырубка настолько обширна, что за один день ее трудно «выходить», как говорят охотники. В пасмурную погоду новичку без компаса в Срезневе легко заблудиться.
Обширные открытые пространства, заросшие только низким кустарником и высокой травой, сменяются зарослями молоденьких осинок и берез. Попадаются сухие травянистые болотца, но их немного и ходьба по ним нетрудная. Есть в Срезневе небольшие покосные площади, вытянувшиеся по обеим сторонам пересекающего вырубку ручейка, густо заросшего темной зеленью ольшняка. В нескольких местах попадаются отличные ягодники; всюду встречаются огромные уже подгнившие пни вековых елей. А кое-где, точно маяки, видны высокие ели помоложе, оставленные для обсеменения. Короче говоря, трудно придумать для тетерева лучшее место, в особенности в Подмосковье. И действительно, тетеревов в Срезневе, по крайней мере, всего несколько лет назад, было много.
Попал я на эту замечательную вырубку, к сожалению, только в конце сентября, то есть в самом конце сезона охоты на тетерева с легавой. К тому же выводки оказались давно разбитыми, как и следовало ожидать в столь близком от Москвы месте. Все же мне удалось положить в сумку пару тетеревов, прежде чем, часов в одиннадцать, зарядил дождь, ис¬портивший охоту. Впечатление от Срезнева, однако, осталось сильное, и, когда в начале октября установилось ведро, я на¬думал побывать на вырубке еще раз, чтобы получше с нею познакомиться. На тетеревов я, понятно, рассчитывать уже не мог, но начался листопад. А в эту пору каждого охотника, имеющего легавую собаку, преследует мысль — не появился ли уже северный вальдшнеп, не посчастливится ли найти высыпку?
Стояли теплые, безветренные, солнечные дни золотой осени, один краше другого. Не удивительно, что моя жена, страстная любительница собирать грибы, решила отправиться со мною. При удаче еще можно было рассчитывать найти запоздалый белый, не говоря об опятах. Таким образом, экспедиция состояла из трех участников — жена с корзинкой, я с двустволкой и, конечно, наша верная черная с подпалинами Лада, которую, в соответствии с ее ролью, собственно говоря, следовало бы упомянуть на первом месте.
Настоящего охотника, возможно, несколько покоробит от участия в охотничьей поездке женщины с корзинкой для грибов, но я ведь не относился к поездке слишком серьезно. Рассматривал ее всего, как прогулку. Ждать вальдшнепа, пожалуй, было я все-таки рановато.
До Вьюхова мы добрались часам к трем пополудни. По второму разу отыскать путь в Срезнево оказалось не так-то просто. Попусту исходив несколько километра!, только в пятом часу мы оказались в том месте опушки, которое я наконец признал. Непосредственно от границы поля здесь начинается старый смешанный лес. Могучие дубы, березы, клены растут на значительном расстоянии друг от друга, но кроны настолько велики, что образуют сплошной шатер. Изредка попадаются ели; внизу — раскидистый орешник и другие кусты. И всё вокруг было устлано опавшей листвой — желтой, бронзовой, золотой.
В лесу Лада далеко не уходила, как и полагается гордону, да и любой другой хорошо натасканной собаке легавой породы. Наслаждаясь прогулкой, я следил за собакой не особенно внимательно. Однако, едва черный силуэт перестал привычно мелькать в поле зрения, я тотчас остановился. Посмотрел направо, налево, оглянулся назад, где, кажется, Лада мелькнула в последний раз. Так и оказалось; «он, в просвете между ветками орешника, видно что-то черное; не движется — значит, вероятно, Лада. Она отличалась «мертвой» стойкой, даже, по правде сказать, несколько затяжной. Но место было достаточно открытое, я направился к собаке, не мешкая. Вальдшнеп вырвался шагах в пятнадцати от Лады. Как обычно в крупном лесу, он пошел круто вверх «штопором», мелькая за толстыми стволами. Погорячившись, я промазал из правого ствола, но поправился из левого.
Судя по довольно далекому вылету, это мог быть и местный вальдшнеп. Но, так или иначе, мы нашли его не в крепи, а на опушке, где, следовательно, могли оказаться другие. Действительно, скоро Лада после короткой подводки снова вытянулась на стойке. Второй вальдшнеп вылетел значительно ближе, чем первый, но выстрела моего не последовало: я птицу только слышал — настолько густ был молодой осинник. Мы переместили вальдшнепа раза три, после чего он улетел в сторону вырубки. До нее оставалось меньше километра. Ну, а уже где, где, а в Срезневе можно рассчитывать найти высыпку.
Оживленно обсуждая приятную перспективу, мы восполь¬зовались давно заросшей, едва заметной сеновозной дорогой, настолько старой, что ее не сразу различишь, и прибавили шагу. Солнце уже заметно клонилось к западу. Как обычно, настроение охотника немедленно передалось собаке. Веселым скоком Лада пустилась вперед.
Только я было взялся за свисток, чтобы умерить ее пыл, как мою собаку будто прострелило. Круто изогнувшись на прыжке, она стала, указывая черным носом на кустарник, что был не далее чем в пяти шагах от ее морды. Нисколько не сомневаясь, что это, конечно, опять вальдшнеп, я встал позади собаки, подняв ружье. Мы постояли минуты две — вылета не последовало. Попытка послать Ладу вперед ничего не дала. Она посунулась всего на полшага и только несколько ниже опустила морду, как будто видела сидевшую на земле птицу. На пустую стойку все это похоже не было; мелькнула мысль о каком-нибудь подранке.
Осторожно отступив шага на три, продолжая держать ружье на изготовку, я обошел кустарник и остановился напротив Лады. Кроме моего положения, ничего не изменилось. Стойка, притом очень страстная, продолжалась. Однако, если это был подранок, то мне очень захотелось его рассмотреть. Я стал вглядываться в то место, куда был устремлен взгляд горящих собачьих глаз. И вдруг в сумраке под ветвями, в траве что-то сдвинулось. Но вместо ожидаемого пестро-коричневого оперения, взгляд подметил очень быстрое движение чего-то, как мне показалось, иссиня-черного, блестящего, крупного. Даже, как будто, мелькнуло красное пятно. Неужели петух? В тоже мгновенье он не выдержал и вырвался возле самой собачьей морды. На что Лада была выдержанной собакой и та едва удержалась, чтобы не схватить петуха. Такой вылет не может не взволновать охотника. Поторопившись, я опять промазал. К счастью, место было открытое и после второго выстрела с потяжкой тетерев упал.
Петух оказался молодым. Я поднял его, недоумевая — столь близкий вылет и за месяц до того был бы в диковинку, тем более, что петушок так крепко и долго таился. Пришлось вернуться к версии, что значит это все-таки был подранок или, может быть, больная птица. Однако оба предположения опровергал вес тетерева. Он вовсе не производил впечатления истощенного, наоборот, казался отъевшимся на обильных брусничниках.
Не следует, конечно, думать, что я чересчур терзался тео¬ретическими сомнениями. Поздний тетерев — редкая добыча, тем более она была приятна в том случае, когда вместо грибов в корзинке лежала уже вторая птица, притом крупная. Несмотря на довольно поздний час, мы углубились в вырубку, окрыленные многообещающим началом.
И не прошло получаса, как Лада снова встала. Затем, как по писанному, повторился предшествующий эпизод. Он даже закончился точно так же. Опять птица очень долго выдерживала стойку, опять вместо вальдшнепа оказался молодой черныш. Так же петух вырвался чуть не из-под носа собаки, чтобы, как на смех, упасть лишь после второго выстрела.
Все это уже по-настоящему меня удивило. Ведь уж совсем трудно было предположить, что нам попались подряд два подранка или два больных тетерева. Впрочем, последнее было бы все же более вероятным, например, при какой-нибудь эпизоотии. Тетерева иногда страдают заразными болезнями. Однако, когда тетерева выпотрошили, это предположение тоже не подтвердилось.
Чем же могло объясняться необычное для начала октября поведение молодых косачей? Именно молодых самцов, Дело в том, что на следующее утро, хотя это может показаться невероятным, я добыл в Срезневе из-под близкой стойки еще одного, третьего молодого тетерева-петуха.
Не берусь утверждать, что я разгадал странную загадку. Единственное ее объяснение, мне думается, может заключаться в следующем. На второй день охоты в Срезневе я находил еще тетеревов. Все они поднимались не в размер, то есть вели себя, как им и полагается в это время года. Каждый раз это были три-четыре тетерки, очевидно, остатки разбитых выводков. Но петушков в этих группах не было: на глаза не попался ни один.
Возможно молодые самцы только что отделились от тетерок и их странное поведение этим и объяснялось. В самые первые дни одинокой жизни, именно вследствие непривычно¬сти одиночества, молодые тетерева, возможно, переживают короткий период возврата робости цыплячьего возрасте.
К сожалению, проверить правильность этого предположения мне не пришлось из-за отсутствия собаки. Попасть в Срезнево или иное богатое тетеревами место с Ладой мне больше уже не пришлось. Эта последняя и лучшая из моих собак вскоре закончила свой и охотничий и жизненный путь.
