К июню 1941-го года, Александр Минеевич Шапкайц уже полтора года отслужил в автороте при Военно-транспортной академии имени Кагановича на Тучковой набережной. По его словам, наша Красная Армия находилась тогда в процессе больших преобразований и модернизации.
Александр Минеевич уверен в том, что коренное переустройство вооружённых сил СССР было вызвано неэффективными действиями наших войск в ходе советско-финской войны.
Если бы в результате этой войны наши войска не понесли такие ощутимые потери, не обнаружилась их слабая способность вести боевые действия; то такую необученную, допотопно вооружённую, без надёжных средств связи, эффективную только на парадах армию – Гитлер и его союзники действительно смогли бы окончательно разгромить в 1941-м.
А так – группа высших военачальников во главе с Тимошенко почти уже создали «мало-мальски что-то напоминающее армию» (по словам Шапкайца).
Менее чем за полтора года удалось как-то немного усилить армию, немного перевооружить, вычеркнуть из состава танковых войск танкетки, пробиваемые даже обыкновенными пулями, и частично заменить танки БТ-7, БТ-9, БТ-26 (основные тогда), на более современные и боеспособные КВ, Т-34.
А.М.Шапкайц (слева). Фото в свободном доступе.
Запомнилось, что за день до войны, 21 июня 1941 года, солдатам выдали на каждое стрелковое отделение по автомату ППД, и все бойцы выполнили такое упражнение: очередь 5 патронов на 100 м с колена. Стреляные гильзы старшина велел собирать и сдать ему после стрельбы.
А вскоре после начала вторжения – выдвинули занимать оборонительные рубежи в Лужском районе Ленинградской области. Всем дали по одной водочной и винной бутылке с горючей жидкостью. К водочной полагалась здоровенная спичка (крепилась к бутылке резинкой) и тёрка, которой нужно перед броском терануть по спичке, а винную – можно было сразу бросать: жидкость там была самовоспламеняющаяся.
Также выдали по одной противотанковой гранате, а в вещмешки – по 120 винтовочных патронов. Пока пришли к оборонительному рубежу – там были уже почти вырыты эскарпы и контрэскарпы, силами мобилизованного на земляные работы мирного населения Лужского района. Почти готово все было.
На позиции поставили по гряде над долиной, по дну которой тянулась наезженная грунтовая дорога, рядом – хутор Тужурово и деревня Заполье. Заняли оборону, были готовы встретить захватчиков как следует. Но они по этому направлению не пошли, а пытались прорваться у соседей.
Над позициями часто пролетали немецкие самолёты всех видов и марок.
Передний бомбардировщик задымил, стал падать тут же, и из него выпрыгнули один за другим три лётчика, но парашютов не раскрыли и погибли, попадав в болото. А вот четвёртый, последний, как выпрыгнул, сразу парашют раскрыл, благополучно приземлился, и, не сопротивляясь, сдался в плен.
Его спросили – почему немецкие лётчики не раскрывали парашюты и погибли, хотя могли бы остаться в живых. Ответ, и его поведение ошеломило всех. Он спокойно отвечал, что они договорились: если самолёт подобьют над территорией противника, то в плен не сдаваться, а прыгать из самолета не раскрывая парашютов. Но он передумал и решил раскрыть парашют, раз всё равно весь экипаж погиб, и никто никогда не узнает, как он прыгал. Он не захотел погибать, и решил, что это глупо.
Соседи в оборонительных боях не только сдержали натиск противника, но и перешли в контратаки, и неплохо потеснили его. Командование решило спрямить линию фронта, и дало указание выдвинуться вперёд, оставив эти позиции и оборудовав себе впереди новые.
Ночью начали осторожно продвигаться вперёд. Фронта не было. У немцев в этом месте была брешь, а может быть открытый фланг. Однако периодически на дороге попадались немцы – по-видимому, накрытые нашей артиллерией.
Запомнились два убитых немца: у них на брючном ремне было привязано по две уже ощипанных курицы. Наших убитых нигде не было видно, ни одного. Только среди воронок – немцы по одному и группами. Явно попавшие под артналёт.
У кого из наших были плохие сапоги – с разрешения командования переобулись, сняв с убитых немцев их добротные сапоги.
Все это происходило 14-15 июля 1941 года. Поэтому Шапкайц и его товарищи были очень поражены, когда внезапно вышли к немецкому воинскому кладбищу. Идеально ровными, как по линеечке рядами торчали деревянные березовые кресты. Много –создавалось впечатление, что их тут не одна тысяча. Запомнилась также одинокая, отдельно от немецких расположенная могила какого-то финна – и надпись по-немецки «Миннен Воонунг».
Было невероятно, что менее чем за месяц после начала боевых действий уже погибло так много оккупантов.
За этим кладбищем фронт и появился. Немцы вдруг открыли огонь с закрытых позиций из пушек и миномётов, но снаряды все легли на 100-150 метров перед нашими продвигавшимися вперёд подразделениями.
Здесь и пришлось занимать оборонительные рубежи. Первые живые немцы, которых увидел на этой войне Александр Минеевич, тоже его очень удивили. Тем, что они были с велосипедами!
«Очень меня поразили эти велосипеды, для чего они им были нужны?»– недоумевает ветеран.
Фронт надолго стабилизировался на этом рубеже. Немцы, несколько раз попытавшись прорваться, были отбиты и отказались от этой затеи. Пошла коварная позиционная война, со взаимными вылазками и потерями.
Запомнилось ещё три случая, произошедших, опять же, в небе над нашими позициями. Наш истребитель подбил «Мессершмитт». Немецкий лётчик выбросился с парашютом и приземлился в нейтральной зоне. Ему нужно было бежать со всех ног в сторону своих позиций, а он спрятался, стал ждать чего-то.
Лебёдка была закреплена сразу за нашими окопами, то есть они поднялись сразу над передовой. Длина троса была метров 800, ветер дул в сторону немцев, поэтому аэростат очутился посередине нейтральной полосы. Как только аэростат с корзиной, в которой находились корректировщики, поднялся, подлетели наши два истребителя, и стали летать вокруг аэростата, охраняя его.
Прошло не больше 15-ти минут. Наши самолёты стали облетать небольшое облако, появившееся со стороны немцев. Как только они залетели за это облако – из него как по волшебству, будто там до этого сидели и ждали момента, - вылетело три «Мессершмитта», и атаковали аэростат. Он мгновенно превратился в огненный шар. Еще и трос со свистом упал с небес. А мессеры – как растаяли. Когда наши самолёты появились из-за облака – не было ни немцев, ни аэростата. Артиллеристы даже не успели сделать ни одного выстрела по командам погибших корректировщиков.
Третий случай. Ночью шли на Ленинград немецкие бомбардировщики, целой тучей, близко друг от друга, на низкой высоте. Пулемётчики открыли по ним огонь. Видны были искры от рикошета пуль, попадавших в брюхо бомбардировщиков.
Ни один самолёт не сбили – все улетели. Однако не зря стреляли: через несколько минут один бомбардировщик вернулся, решив отбомбиться по своим обидчикам.
А.М. Шапкайц (1921-2021) не дожил до своего 100-летия всего несколько месяцев. Фото в свободном доступе.
Но он отбомбился и улетел назад, а не к Ленинграду. Это было очень хорошо, что немец все бомбы покидал в болото, а не на город.
Ему предстояло выдержать ещё многое: блокада только начиналась.
От автора: по мне, в тексте есть много сомнительных моментов, про танки и т.д. Но вся информация взята со слов Героя тех событий, и как известно: "из песни слов не выкинешь".
https://dzen.ru/a/ZAIPQdKpHVsrsogr?referrer_clid=3000&from_site=mail
Александр Минеевич уверен в том, что коренное переустройство вооружённых сил СССР было вызвано неэффективными действиями наших войск в ходе советско-финской войны.
Если бы в результате этой войны наши войска не понесли такие ощутимые потери, не обнаружилась их слабая способность вести боевые действия; то такую необученную, допотопно вооружённую, без надёжных средств связи, эффективную только на парадах армию – Гитлер и его союзники действительно смогли бы окончательно разгромить в 1941-м.
А так – группа высших военачальников во главе с Тимошенко почти уже создали «мало-мальски что-то напоминающее армию» (по словам Шапкайца).
Менее чем за полтора года удалось как-то немного усилить армию, немного перевооружить, вычеркнуть из состава танковых войск танкетки, пробиваемые даже обыкновенными пулями, и частично заменить танки БТ-7, БТ-9, БТ-26 (основные тогда), на более современные и боеспособные КВ, Т-34.
А.М.Шапкайц (слева). Фото в свободном доступе.
Запомнилось, что за день до войны, 21 июня 1941 года, солдатам выдали на каждое стрелковое отделение по автомату ППД, и все бойцы выполнили такое упражнение: очередь 5 патронов на 100 м с колена. Стреляные гильзы старшина велел собирать и сдать ему после стрельбы.
А вскоре после начала вторжения – выдвинули занимать оборонительные рубежи в Лужском районе Ленинградской области. Всем дали по одной водочной и винной бутылке с горючей жидкостью. К водочной полагалась здоровенная спичка (крепилась к бутылке резинкой) и тёрка, которой нужно перед броском терануть по спичке, а винную – можно было сразу бросать: жидкость там была самовоспламеняющаяся.
Также выдали по одной противотанковой гранате, а в вещмешки – по 120 винтовочных патронов. Пока пришли к оборонительному рубежу – там были уже почти вырыты эскарпы и контрэскарпы, силами мобилизованного на земляные работы мирного населения Лужского района. Почти готово все было.
На позиции поставили по гряде над долиной, по дну которой тянулась наезженная грунтовая дорога, рядом – хутор Тужурово и деревня Заполье. Заняли оборону, были готовы встретить захватчиков как следует. Но они по этому направлению не пошли, а пытались прорваться у соседей.
Над позициями часто пролетали немецкие самолёты всех видов и марок.
А потом, всего один раз, попала. Но зато как! Летели на малой высоте три Focke-Wulf Fw 200 Condor – четырёхмоторные тяжёлые бомбардировщики. Высота была метров 800. Так батарея сразу поразила все три эти самолёта.«Наша зенитная батарея с самого начала боевых действий стреляла по всем пролетающим немецким самолетам, надо отдать должное её смелости и дерзости, но никогда в них не попадала», – рассказывает Александр Минеевич.
Передний бомбардировщик задымил, стал падать тут же, и из него выпрыгнули один за другим три лётчика, но парашютов не раскрыли и погибли, попадав в болото. А вот четвёртый, последний, как выпрыгнул, сразу парашют раскрыл, благополучно приземлился, и, не сопротивляясь, сдался в плен.
Его спросили – почему немецкие лётчики не раскрывали парашюты и погибли, хотя могли бы остаться в живых. Ответ, и его поведение ошеломило всех. Он спокойно отвечал, что они договорились: если самолёт подобьют над территорией противника, то в плен не сдаваться, а прыгать из самолета не раскрывая парашютов. Но он передумал и решил раскрыть парашют, раз всё равно весь экипаж погиб, и никто никогда не узнает, как он прыгал. Он не захотел погибать, и решил, что это глупо.
Соседи в оборонительных боях не только сдержали натиск противника, но и перешли в контратаки, и неплохо потеснили его. Командование решило спрямить линию фронта, и дало указание выдвинуться вперёд, оставив эти позиции и оборудовав себе впереди новые.
Ночью начали осторожно продвигаться вперёд. Фронта не было. У немцев в этом месте была брешь, а может быть открытый фланг. Однако периодически на дороге попадались немцы – по-видимому, накрытые нашей артиллерией.
Запомнились два убитых немца: у них на брючном ремне было привязано по две уже ощипанных курицы. Наших убитых нигде не было видно, ни одного. Только среди воронок – немцы по одному и группами. Явно попавшие под артналёт.
У кого из наших были плохие сапоги – с разрешения командования переобулись, сняв с убитых немцев их добротные сапоги.
Все это происходило 14-15 июля 1941 года. Поэтому Шапкайц и его товарищи были очень поражены, когда внезапно вышли к немецкому воинскому кладбищу. Идеально ровными, как по линеечке рядами торчали деревянные березовые кресты. Много –создавалось впечатление, что их тут не одна тысяча. Запомнилась также одинокая, отдельно от немецких расположенная могила какого-то финна – и надпись по-немецки «Миннен Воонунг».
Было невероятно, что менее чем за месяц после начала боевых действий уже погибло так много оккупантов.
За этим кладбищем фронт и появился. Немцы вдруг открыли огонь с закрытых позиций из пушек и миномётов, но снаряды все легли на 100-150 метров перед нашими продвигавшимися вперёд подразделениями.
Здесь и пришлось занимать оборонительные рубежи. Первые живые немцы, которых увидел на этой войне Александр Минеевич, тоже его очень удивили. Тем, что они были с велосипедами!
«Очень меня поразили эти велосипеды, для чего они им были нужны?»– недоумевает ветеран.
Фронт надолго стабилизировался на этом рубеже. Немцы, несколько раз попытавшись прорваться, были отбиты и отказались от этой затеи. Пошла коварная позиционная война, со взаимными вылазками и потерями.
Запомнилось ещё три случая, произошедших, опять же, в небе над нашими позициями. Наш истребитель подбил «Мессершмитт». Немецкий лётчик выбросился с парашютом и приземлился в нейтральной зоне. Ему нужно было бежать со всех ног в сторону своих позиций, а он спрятался, стал ждать чего-то.
В другой раз на позиции на машинах привезли аэростат. Из баллона его надули каким-то газом, и с двумя наблюдателями при телефоне и биноклях, одетыми во всё лётное обмундирование, стали их подымать.«Нас всех построили в цепь, и мы двинулись. Сзади на коне ехал особняк. Между прочим, цепь не заметила лётчика и прошла мимо него. Если бы он сидел тихо, его бы не нашли, а потом и немцы бы опомнились, послали бы ему на выручку группу. Но у летчика не выдержали нервы, и он выстрелил в особняка, но в него не попал, а попал в коня и убил его беднягу, а особняк только слетел с коня». Лётчика схватили, и он попал в плен.
Лебёдка была закреплена сразу за нашими окопами, то есть они поднялись сразу над передовой. Длина троса была метров 800, ветер дул в сторону немцев, поэтому аэростат очутился посередине нейтральной полосы. Как только аэростат с корзиной, в которой находились корректировщики, поднялся, подлетели наши два истребителя, и стали летать вокруг аэростата, охраняя его.
Прошло не больше 15-ти минут. Наши самолёты стали облетать небольшое облако, появившееся со стороны немцев. Как только они залетели за это облако – из него как по волшебству, будто там до этого сидели и ждали момента, - вылетело три «Мессершмитта», и атаковали аэростат. Он мгновенно превратился в огненный шар. Еще и трос со свистом упал с небес. А мессеры – как растаяли. Когда наши самолёты появились из-за облака – не было ни немцев, ни аэростата. Артиллеристы даже не успели сделать ни одного выстрела по командам погибших корректировщиков.
Третий случай. Ночью шли на Ленинград немецкие бомбардировщики, целой тучей, близко друг от друга, на низкой высоте. Пулемётчики открыли по ним огонь. Видны были искры от рикошета пуль, попадавших в брюхо бомбардировщиков.
Ни один самолёт не сбили – все улетели. Однако не зря стреляли: через несколько минут один бомбардировщик вернулся, решив отбомбиться по своим обидчикам.
«Но бомбы попадали за сотни метров от нас, в болото. И ни одна бомба не разорвалась, к сожалению, – летал немец так низко, что если бы бомбы рвались, то осколки попадали бы в него самого. Честно скажу: было страшно, пока самолет нас бомбил, мы запрятались в окопы и дрожали.
А.М. Шапкайц (1921-2021) не дожил до своего 100-летия всего несколько месяцев. Фото в свободном доступе.
Но он отбомбился и улетел назад, а не к Ленинграду. Это было очень хорошо, что немец все бомбы покидал в болото, а не на город.
Ему предстояло выдержать ещё многое: блокада только начиналась.
От автора: по мне, в тексте есть много сомнительных моментов, про танки и т.д. Но вся информация взята со слов Героя тех событий, и как известно: "из песни слов не выкинешь".
https://dzen.ru/a/ZAIPQdKpHVsrsogr?referrer_clid=3000&from_site=mail