Сергей Михалков. ДАНИЛА КУЗЬМИЧ

[tvi55]

«...В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах... а сам с ноготок!»
Н.А. Некрасов




Немножечко меньше их, чем Ивановых.
Но все-таки много на свете Смирновых:
Смирновы — врачи и Смирновы — шоферы,
Радисты, артисты, танкисты, шахтеры,
Швецы, кузнецы, продавцы, звероловы,
Смирновы — певцы и портные Смирновы.
Есть дети Смирновы и взрослые тоже,
И все друг на друга ничуть не похожи:
Веселые, мрачные, добрые, злые, —
Смирновы — такие, Смирновы — сякие.

Один из Смирновых попал в эту книжку.
Приехал я раз в небольшой городишко,
На карте отмечен он маленькой точкой —
Географ ему не поставил кружочка.
В том городе были: аптека и баня,
Больница и школа и парк для гулянья,
Некрасова улица, площадь Толстого,
Базар и вокзал пароходства речного.
Но самое главное в городе этом
Был выросший за год и пущенный летом,
Кругом огорожен стеной здоровенной,
Завод номерной. Очень важный. Военный.
Из непробиваемой пулями стали
В три смены он делал для танков детали.
И я вам хочу рассказать про Смирнова,
Который вставал в половине шестого,
Который, с трудом подавляя зевоту.
Садился в трамвай и спешил на работу, —
Где восемь и десять часов, если надо,
Работал, как мастер шестого разряда.

Я шел по заводу, вдруг слышу: «Здорово!»
Вот так в первый раз я услышал Смирнова.
— Здорово! — хотел я кому-то ответить,
Кого не успел еще даже заметить.
«Что ходишь! Что смотришь!» — послышалось снова.
И тут в первый раз я увидел Смирнова.

Я знал, что бывают какие-то гномы.
Которые людям по сказкам знакомы.
Я помню, что слышал однажды от сына.
Что жил человечек смешной — Буратино,
Которого ловкий топор дровосека
Из чурки простой превратил в человека.
Но в жизни своей не встречал я такого,
Как этот Смирнов, человечка живого!

В большой, не по росту, казенной тужурке,
В огромной ушанке из кроличьей шкурки,
В таких сапожищах, что я испугался, —
Стоял человечек и мне улыбался.
— Как звать! — я спросил.
«По работе кто знает, —
Ответил малыш, — Кузьмичем называет.
Смирновым Кузьмой был покойный папаша
Данила Кузьмич — будет прозвище наше».

— А сколько вам лет? — я спросил у Смирнова.
«Четырнадцать минуло двадцать восьмого», —
Сердито ответил он басом солидным
(Должно быть, вопрос показался обидным).
— Да ты не сердись! —
— А чего мне сердиться! —
Кузьмич отмахнулся большой рукавицей.
— Таких-то немало у нас на заводе.
И ростом другие поменее вроде!

Мы шли с Кузьмичем корпусами завода.
И нас проверяли у каждого входа,
У каждого выхода нас проверяли —
Мы оба свои пропуска пред’являли.
— Куда мы идем! — я спросил у Смирнова,
Но я из ответа не понял ни слова.
Гудели динамо — жуки заводные.
Шуршали, как змеи, ремни приводные.
И масло машинное ниточкой тонкой
Тянулось без устали над шестеренкой.
И падали на пол, цепляясь друг к дружке,
Витые, стальные, блестящие стружки.
И нужные танку стальные детали
Со звоном одна за другой вылетали.
И вот, наконец, мы дошли до плаката:
БЕРИТЕ ПРИМЕР СО СМИРНОВА, РЕБЯТА!
В ТЫЛУ НЕ РАСХОДИТСЯ ДЕЛО СО СЛОВОМ,
НА ФРОНТЕ ТАНКИСТЫ ГОРДЯТСЯ СМИРНОВЫМ!»

А сам мужичок с ноготок знаменитый
По шумному цеху шагал деловито.
И кто мог подумать, что в эту минуту
Его вспоминали в сражении лютом.

Смирнов по-хозяйски зашел за решетку,
Умело взял в руки железную щетку,
Протер этой щеткой поверхность металла.
Как зеркало, сразу она засияла.

— Включайте рубильник. Готово!
— Готово!
И я за работой увидел Смирнова.
И понял я, что никакой Буратино
Не смог бы стоять возле этой машины.
И что никакие волшебники-гномы,
Которые людям по сказкам знакомы.
Которые силой чудесной владеют,
Творить чудеса, как Смирнов, не сумеют.
И я, человек выше среднего роста.
Себя вдруг почувствовал карликом просто.

* * *

Прославим же юного мастерового:
Ткача, маляра, кузнеца и портного,
Сапожника, токаря и столяра,
Даниле Смирнову и прочим — «УРА!»