tvi55
Команда форума
- С нами с
- 27/05/08
- Постов
- 3 945
- Оценка
- 1 738
- Живу в:
- Санкт-Петербург
- Для знакомых
- Владимир Иванович
- Охочусь с
- 1994
- Оружие
- ИЖ-27М, ОП СКС 7.62х39
- Собака(ки)
- Английский кокер спаниель
Генералу Михаилу Ефремову, командующему 33-армией, попавшей в котёл в Ржевско-Вяземской операции, предлагали эвакуироваться из окружения. Но он предпочёл остаться со своими бойцами
Советская открытка. Генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов. Художник Ю. Виноградов, 1955 год
Командующий 19-й танковой дивизией генерал-лейтенант Густав Шмидт торопился. Водитель выжимал из «Опеля» все его лошадиные силы, с трудом лавируя между воронками от снарядов и разбитой техникой. Только что из штаба армии генералу сообщили: на опушке Шпырёвского леса нашли мёртвого русского офицера. И похоже, что это командующий 33-армией генерал-лейтенант Михаил Ефремов. Шмидту доложили: пленные уже несут тело в Слободку, это в паре километров от места гибели.
Завтра, 20 апреля, день рождения фюрера. Отсюда и спешка, которая совсем не нравилась генералу. В Слободку, неслыханное дело, вроде бы собирался даже командующий 9-й армией вермахта Вальтер Модель. В штабе хотели сделать Гитлеру подарок, сообщить о том, что 33-я армия русских, так долго и яростно дравшаяся в котле под Вязьмой, похоже, наконец ликвидирована. Ефремова, конечно, надеялись взять в плен. Зря, что ли, так долго вели его группу лучшие разведчики из команды «Бранденбург 800», но он, похоже, застрелился.
– Что ж, поступок, достойный офицера, – пробормотал под нос Шмидт.
Он слышал, что Ефремов воевал ещё в Гражданскую войну. Может, где-то и пересекались на Восточном фронте Первой мировой. В память о ней у Шмидта остались воспоминания молодости, шрамы и два Железных креста. Нет, генералу надо было непременно посмотреть на своего противника. Главное, чтобы не похоронили раньше времени. Почти три месяца 33-я армия была в окружении. Да, вермахту удалось разбить её на отдельные отряды, но все части русских продолжали отчаянно сражаться даже поодиночке. В плен попадали только тяжелораненые. «Вот это дисциплина», – подумал про себя Шмидт.
– Слободка, господин генерал, – прервал его мысли сидевший рядом переводчик из бывших царских офицеров. Шмидт всё никак не мог запомнить его длинную фамилию и звал коротко «Соломон», как иудейского царя.
– Останови рядом с церковью, там лагерь для пленных, – приказал шофёру Шмидт.
Наступление советских войск под Москвой, декабрь 1941 года.
Наконец он вылез из машины. Размял затёкшие ноги. На земле на берёзовых лагах лежал труп. Шмидт ткнул своей тростью ближайшего пленного солдата:
– Переведите ему. Это ваш генерал Ефремов?
Рядовой лишь опустил голову.
– Так точно, – шепнул кто-то Шмидту на ухо. – Его уже опознали.
– Тогда переложите тело на носилки и похороните. И не смейте мародёрствовать. Пусть пленные выроют могилу. Соберите всех жителей села. Да, и не забудьте про немецких солдат. Я хочу, чтобы они тоже присутствовали на похоронах, – распорядился генерал.
Тело завернули в плотную непромокаемую ткань. Сверху накрыли генеральской шинелью. Могилу выкопали тут же, у сельской церкви. Вокруг неё в каре выстроились все, кто был в Слободке: русские и немцы.
– Солдаты фюрера, вы должны сражаться за Германию так же храбро и мужественно, как этот генерал за свою Родину! – громко и чётко произнёс Густав Шмидт.
– А местным переведите, – это он уже обратился к Соломону. – Пусть ухаживают за захоронением. И на могиле поставьте обязательно крест.
…Если бы не Первая мировая война и не революция, то из уроженца Тарусы Михаила Ефремова вышел бы, наверное, неплохой гравёр. Парень был толковый, не зря приглянулся он московскому купцу Рябову, взявшему его на свою фабрику подмастерьем. Дело спорилось, а тут ещё и учиться на Пречистенские рабочие курсы отправили. А так война спутала ему все карты. Михаилу уже исполнилось 18, так что парня призвали в армию. На фронт сразу не отправили. Сначала рядовым в запасной полк, но там Ефремов долго не задержался. Способного юношу, который выделялся и ростом, и грамотностью, откомандировали в Телави, в школу прапорщиков. Чуть больше полугода обучения на холмах Грузии, и вперёд – в действующую армию, на Юго-Западный фронт. И почти сразу артиллерийский дивизион, в котором служил прапорщик Ефремов, попал в самое пекло – в Брусиловский прорыв.
Армия Ефремова ликвидировала группировку врага под Наро-Фоминском, не дав ей прорваться к столице.
Военная служба Михаилу нравилась. Солдаты юного офицера уважали: свой же, из батраков. Нос не задирает, не высокомерничает. Ласково называли «наш прапор». Вот только после Февральской революции дела на фронте пошли совсем плохо.
– Ехали бы вы, господин прапорщик, домой, а то как бы и вас агитаторы на штыки не посадили. И рабоче-крестьянское происхождение на спасёт, – посоветовали в полку.
Да и за кого было воевать, за господ Львова и Керенского, что ли? Ефремов вернулся в Москву. Снова подался на фабрику. Но город бурлил, и в стороне оставаться было сложновато. Ефремов, впрочем, недолго думал над выбором: он добровольно записывается в один из рабочих отрядов. Там такому кадру были рады, как же, фронтовик и происхождение правильное. Назначили инструктором – учить рабочих держать винтовку в руках. В этом качестве Ефремов и встречает Октябрьскую революцию. Участвует в боях на московских улицах.
– Человек он был уже тогда незаурядный, – считает Никита Буранов, главный специалист научного отдела Российского военно-исторического общества. – И очень необходимый молодой Красной армии.
Когда в 1918 году советская власть призывала на службу в Красную армию царских офицеров – военспецов, уговаривать Михаила не пришлось. Командовал полком, охранял железные дороги. Это только на первый взгляд служба не пыльная. Миссия в военное время важнейшая, абы кому не поручишь: от этого зависело снабжение войск, а значит, и победа над противником. И куда только его не бросало в Гражданскую: Астрахань, Новохопёрск, Грузия. Во время боёв под Царицыном артиллерист Ефремов предлагает превратить железнодорожные платформы в подвижные батареи. Рацпредложение оказалось удачным. Его заметили, рекомендацию в партию давал лично председатель Реввоенкома Астраханского края Сергей Киров.
Но по-настоящему звёздный час Ефремова настал в апреле 1920-го. Тогда в Москве приняли решение срочно взять Баку: Советской России были нужны нефть и верный союзник на Каспии. Тогда и родилась идея ворваться в город на бронепоездах по железной дороге. Пехота 300 километров сколько идти будет, а тут нужна стремительная атака.
Командовал группой из четырёх бронепоездов 23-летний комбриг Ефремов. На одном из них ехал видный большевик Анастас Микоян, будущий сталинский нарком, про которого народ за его политическое долгожительство потом сложит поговорку «От Ильича до Ильича без инфарктов и паралича». Это знакомство в 1937-м спасёт Михаилу Григорьевичу жизнь.
Ржевско- Вяземская операция. Командующий 33-й армией (справа) на передовой, 1942 год.
Операция прошла успешно, рейд действительно оказался абсолютно неожиданным для правивших тогда в Азербайджане мусаватистов. Баку взяли почти без крови. Молодого комбрига наградили с кавказским размахом: золотая сабля – от реввоенсовета 11-й армии, хрустальная ваза с камнями от ревкома Азербайджанской ССР. И наконец, орден Красного Знамени РСФСР и аналогичная награда от Советского Азербайджана, но уже под номером один. Именной орден с гравировкой на обороте «Тов. М.Г. Ефремову за Баку. 1920 г.». Второй такой он получит за Гянджу. Вазу в 1921-м, правда, экспроприировали бандиты под Пятигорском. Бог с ней, главное, сам чудом остался жив.
После Гражданской войны карьера Ефремова плавно шла вверх, ступенька за ступенькой: командир дивизии, корпуса, командующий войсками Приволжского, затем Забайкальского округа. Параллельно Михаил Григорьевич продолжал учиться – военные курсы начальствующего состава РККА, Академия им. Фрунзе. Ему это нравилось. Характеристики были только положительные: энергичен, инициативен, дисциплинирован, заботится о подчинённых. Сам преподавал. Он был не только практиком, но и неплохим теоретиком.
И вдруг внезапный вызов из Забайкалья в Москву. На дворе был 1938 год. И ничего хорошего поездка в столицу Ефремову не сулила, это он прекрасно понимал. Последнее время газеты читать было жутковато: осуждены и расстреляны Тухачевский, Якир, Уборевич, арестован Дыбенко. Поселили Ефремова в гостинице «Москва», вот только выйти оттуда он никуда не мог. Возле номера круглосуточно дежурили сотрудники НКВД. Периодически возили на допросы на Лубянку. На время следствия лишили всех чинов и наград. Это был пусть и домашний, но арест.
Донос на него написал ещё один герой революции и Гражданской войны Павел Дыбенко. На очной ставке он заявит, что завербовал Ефремова в Куйбышеве в 1937-м. «И зачем он меня оговорил, всё равно не поможет», – ужаснулся тогда опальный генерал. Ефремов на допросах все обвинения отвергал. Общались с ним порой весьма жёстко, напирали на то, что добровольное признание смягчит вину.
Тогда в отчаянии Ефремов пишет письмо старому боевому товарищу Микояну, а ещё одно – тогдашнему наркому обороны Ворошилову. «Климент Ефремович! Последнее моё слово к Вам. Пусть оно будет и к тов. Сталину. Я перед партией Ленина – Сталина, перед страной, советским правительством совершенно чист. Отдавал жизнь за твердыни Советской власти и в годы Гражданской войны, и в национально-освободительной войне китайского народа против империалистов. И в любое время готов драться с врагами с такою же беззаветной преданностью и храбростью, как и раньше. Если верите мне, то спасите от клеветы врагов народа. Прошу простить меня за принесённую Вам заботу. Мне тяжело невероятно! Всегда Ваш – Ефремов М.».
Говорят, что на одном из допросов лично присутствовал Сталин. Послушал объяснения ??генерала Микояну и Ворошилову?????. А в конце беседы взял и выкинул папку с делом Ефремова в мусорную корзину. Говорят, что уж через два часа опальному командиру вернули все награды и звания.
И вот он снова командующий округом, теперь уже Орловским. Всего в его карьере таких округов будет пять. Войну он встретит в ранге 1-го заместителя генерал-инспектора Красной армии. Но в тылу отсиживаться Ефремов не пожелал и со словами «Почему сын воюет, а я здесь сижу в тылу?» попросился на фронт. Добро дали лишь после третьего рапорта.
Его назначают в 21-ю армию, которая сражалась на ключевом, Могилёвском направлении. Затем синусоида войны возносит Ефремова до командующего Центральным фронтом, а потом его снова понижают до командующего армией. Той самой, 33-й. Кто был тот кукловод, который дёргал за ниточки его судьбы?..
– Похожая судьба была и у маршала Малиновского, – говорит Никита Буранов. – Только сложилась у него она счастливее.
Армию надо было собирать фактически заново в кратчайшие сроки – враг подходил к столице, и в основном из необстрелянных ополченцев. Тем не менее именно армия Ефремова сыграет важнейшую роль в битве под Москвой, ликвидировав группировку противника под Наро-Фоминском, не дав ей прорваться к столице. Об этом было не принято говорить. Цена победы – почти половина личного состава выбыла из строя.
Но тут новый приказ: наступать дальше на Вязьму, развивать успех победы под Москвой, пока враг не успел опомниться. Потом маршал Жуков признает это решение ошибочным. Но приказы не обсуждают. Обескровленная, не готовая к такому стремительному наступлению 33-я армия уже в феврале 1942 года оказалась в окружении.
– На десять выстрелов противника они могли ответить одним, – рассказывает Никита Буранов. – Боеприпасы сложно было подвозить, а тут ещё и дивизию, державшую дорогу, по которой снабжали ефремовцев, снимают с направления.
Жуков был в ярости. Но 33-я продолжала держаться, хотя кольцо вокруг неё сжималось всё сильнее. Приказа прорываться к своим не было: зимой по снегу это сделать проще, чем по весенней распутице.
– Ефремов так наладил работу своего штаба и частей, что армия организованно оборонялась до последнего, – говорит Никита Буранов. – И я убеждён, что если бы Ефремов тогда выжил, то вполне мог дойти до Берлина и стать маршалом.
Точное место гибели командарма в смоленских лесах поисковикам удалось установить только в 2013 году. Этому предшествовала 20-летняя работа в российских и немецких архивах.
В начале апреля немцы предлагают Ефремову капитулировать: «Германское руководство и германский солдат питают уважение к мужеству окружённой 33-й Красной армии. Германскому командованию хорошо известно, что в ваших рядах свирепствует тиф, число заболевших уже велико и растёт с каждым днём. Кроме того, голод опустошает ваши ряды, раненые не имеют должного ухода. Боевая сила армии слабеет, и полное уничтожение истощённых дивизий лишь вопрос времени.
Командиры! Генерал Ефремов! Подумайте о своём будущем. Никакие усилия не спасут вас от гибели. Германское верховное командование предлагает вам сдаться. Мы устроим вам военный трибунал и гарантируем жизнь всем красноармейцам и командирам. Германские солдаты не убивают пленных».
Прочитав это, Ефремов телеграфирует командующему Западным фронтом Жукову: «Покрепче бомбите позиции врага» – и координаты немецких позиций.
За генералом высылают самолёт по личному приказу Сталина. Но Ефремов отказался бросать своих солдат. «Я сюда с солдатами пришёл, с ними и уйду». В Москву улетели знамёна частей, ценные документы и тяжелораненые бойцы. Наконец Жуков даёт приказ прорываться к своим в сторону Кирова. Но тут Ефремов посчитал, что так далеко его обескровленные части не пройдут. И связывается напрямую со Сталиным – идти нужно через реку Угру. Прорывались отдельными группами. Ефремов был тяжело ранен, идти уже не мог. Силы покинул его. Он присел возле сосны, достал пистолет и приложил его к виску…
Из окружения под Вязьмой вышли чуть больше 800 красноармейцев, они продолжали прорываться к своим ещё и в мае. И если других ждали фильтрационные лагеря и проверки, то к ефремовцам отнеслись снисходительно. Многих даже наградили. Командарм своим поступком спас бойцов ещё раз – уже после своей смерти.
Когда в сентябре 1943 года советские войска освободили Сосновку, одним из первых сюда приехал капитан Михаил Ефремов. Сын командарма должен был опознать своего отца. Похоронив его, немцы не тронули даже золотых запонок, которые сын потом долгие годы хранил как семейную реликвию…
«Последний бой генерала Ефремова». Скульптурная композиция работы Евгения Вучетича установлена в центре Вязьмы в 1946 году.
О страшных боях под Ржевом заговорят лишь в 1990-е годы, когда уже не будет страны, за которую воевал генерал. Исследователи расскажут о подвиге генерала Михаила Ефремова, и 31 декабря 1996 года ему будет присвоено звание Героя России.
Густав Шмидт застрелится в августе 1943 года под Белгородом. Вальтер Модель пустит пулю в лоб в лесу под Дуйсбургом в апреле 1945 года, предпочтя смерть плену. Возможно, они в последнюю секунду своей жизни вспоминали русского генерала, которого так и не сумели победить под Ржевом.
Максим ЧИЖИКОВ, Москва
https://zen.yandex.ru/media/belrus/...rishel-s-nimi-i-uidu-5f85ef663940476c66fa7f00
Советская открытка. Генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов. Художник Ю. Виноградов, 1955 год
Командующий 19-й танковой дивизией генерал-лейтенант Густав Шмидт торопился. Водитель выжимал из «Опеля» все его лошадиные силы, с трудом лавируя между воронками от снарядов и разбитой техникой. Только что из штаба армии генералу сообщили: на опушке Шпырёвского леса нашли мёртвого русского офицера. И похоже, что это командующий 33-армией генерал-лейтенант Михаил Ефремов. Шмидту доложили: пленные уже несут тело в Слободку, это в паре километров от места гибели.
Завтра, 20 апреля, день рождения фюрера. Отсюда и спешка, которая совсем не нравилась генералу. В Слободку, неслыханное дело, вроде бы собирался даже командующий 9-й армией вермахта Вальтер Модель. В штабе хотели сделать Гитлеру подарок, сообщить о том, что 33-я армия русских, так долго и яростно дравшаяся в котле под Вязьмой, похоже, наконец ликвидирована. Ефремова, конечно, надеялись взять в плен. Зря, что ли, так долго вели его группу лучшие разведчики из команды «Бранденбург 800», но он, похоже, застрелился.
– Что ж, поступок, достойный офицера, – пробормотал под нос Шмидт.
Он слышал, что Ефремов воевал ещё в Гражданскую войну. Может, где-то и пересекались на Восточном фронте Первой мировой. В память о ней у Шмидта остались воспоминания молодости, шрамы и два Железных креста. Нет, генералу надо было непременно посмотреть на своего противника. Главное, чтобы не похоронили раньше времени. Почти три месяца 33-я армия была в окружении. Да, вермахту удалось разбить её на отдельные отряды, но все части русских продолжали отчаянно сражаться даже поодиночке. В плен попадали только тяжелораненые. «Вот это дисциплина», – подумал про себя Шмидт.
– Слободка, господин генерал, – прервал его мысли сидевший рядом переводчик из бывших царских офицеров. Шмидт всё никак не мог запомнить его длинную фамилию и звал коротко «Соломон», как иудейского царя.
– Останови рядом с церковью, там лагерь для пленных, – приказал шофёру Шмидт.
Наступление советских войск под Москвой, декабрь 1941 года.
Наконец он вылез из машины. Размял затёкшие ноги. На земле на берёзовых лагах лежал труп. Шмидт ткнул своей тростью ближайшего пленного солдата:
– Переведите ему. Это ваш генерал Ефремов?
Рядовой лишь опустил голову.
– Так точно, – шепнул кто-то Шмидту на ухо. – Его уже опознали.
– Тогда переложите тело на носилки и похороните. И не смейте мародёрствовать. Пусть пленные выроют могилу. Соберите всех жителей села. Да, и не забудьте про немецких солдат. Я хочу, чтобы они тоже присутствовали на похоронах, – распорядился генерал.
Тело завернули в плотную непромокаемую ткань. Сверху накрыли генеральской шинелью. Могилу выкопали тут же, у сельской церкви. Вокруг неё в каре выстроились все, кто был в Слободке: русские и немцы.
– Солдаты фюрера, вы должны сражаться за Германию так же храбро и мужественно, как этот генерал за свою Родину! – громко и чётко произнёс Густав Шмидт.
– А местным переведите, – это он уже обратился к Соломону. – Пусть ухаживают за захоронением. И на могиле поставьте обязательно крест.
…Если бы не Первая мировая война и не революция, то из уроженца Тарусы Михаила Ефремова вышел бы, наверное, неплохой гравёр. Парень был толковый, не зря приглянулся он московскому купцу Рябову, взявшему его на свою фабрику подмастерьем. Дело спорилось, а тут ещё и учиться на Пречистенские рабочие курсы отправили. А так война спутала ему все карты. Михаилу уже исполнилось 18, так что парня призвали в армию. На фронт сразу не отправили. Сначала рядовым в запасной полк, но там Ефремов долго не задержался. Способного юношу, который выделялся и ростом, и грамотностью, откомандировали в Телави, в школу прапорщиков. Чуть больше полугода обучения на холмах Грузии, и вперёд – в действующую армию, на Юго-Западный фронт. И почти сразу артиллерийский дивизион, в котором служил прапорщик Ефремов, попал в самое пекло – в Брусиловский прорыв.
Армия Ефремова ликвидировала группировку врага под Наро-Фоминском, не дав ей прорваться к столице.
Военная служба Михаилу нравилась. Солдаты юного офицера уважали: свой же, из батраков. Нос не задирает, не высокомерничает. Ласково называли «наш прапор». Вот только после Февральской революции дела на фронте пошли совсем плохо.
– Ехали бы вы, господин прапорщик, домой, а то как бы и вас агитаторы на штыки не посадили. И рабоче-крестьянское происхождение на спасёт, – посоветовали в полку.
Да и за кого было воевать, за господ Львова и Керенского, что ли? Ефремов вернулся в Москву. Снова подался на фабрику. Но город бурлил, и в стороне оставаться было сложновато. Ефремов, впрочем, недолго думал над выбором: он добровольно записывается в один из рабочих отрядов. Там такому кадру были рады, как же, фронтовик и происхождение правильное. Назначили инструктором – учить рабочих держать винтовку в руках. В этом качестве Ефремов и встречает Октябрьскую революцию. Участвует в боях на московских улицах.
– Человек он был уже тогда незаурядный, – считает Никита Буранов, главный специалист научного отдела Российского военно-исторического общества. – И очень необходимый молодой Красной армии.
Когда в 1918 году советская власть призывала на службу в Красную армию царских офицеров – военспецов, уговаривать Михаила не пришлось. Командовал полком, охранял железные дороги. Это только на первый взгляд служба не пыльная. Миссия в военное время важнейшая, абы кому не поручишь: от этого зависело снабжение войск, а значит, и победа над противником. И куда только его не бросало в Гражданскую: Астрахань, Новохопёрск, Грузия. Во время боёв под Царицыном артиллерист Ефремов предлагает превратить железнодорожные платформы в подвижные батареи. Рацпредложение оказалось удачным. Его заметили, рекомендацию в партию давал лично председатель Реввоенкома Астраханского края Сергей Киров.
Но по-настоящему звёздный час Ефремова настал в апреле 1920-го. Тогда в Москве приняли решение срочно взять Баку: Советской России были нужны нефть и верный союзник на Каспии. Тогда и родилась идея ворваться в город на бронепоездах по железной дороге. Пехота 300 километров сколько идти будет, а тут нужна стремительная атака.
Командовал группой из четырёх бронепоездов 23-летний комбриг Ефремов. На одном из них ехал видный большевик Анастас Микоян, будущий сталинский нарком, про которого народ за его политическое долгожительство потом сложит поговорку «От Ильича до Ильича без инфарктов и паралича». Это знакомство в 1937-м спасёт Михаилу Григорьевичу жизнь.
Ржевско- Вяземская операция. Командующий 33-й армией (справа) на передовой, 1942 год.
Операция прошла успешно, рейд действительно оказался абсолютно неожиданным для правивших тогда в Азербайджане мусаватистов. Баку взяли почти без крови. Молодого комбрига наградили с кавказским размахом: золотая сабля – от реввоенсовета 11-й армии, хрустальная ваза с камнями от ревкома Азербайджанской ССР. И наконец, орден Красного Знамени РСФСР и аналогичная награда от Советского Азербайджана, но уже под номером один. Именной орден с гравировкой на обороте «Тов. М.Г. Ефремову за Баку. 1920 г.». Второй такой он получит за Гянджу. Вазу в 1921-м, правда, экспроприировали бандиты под Пятигорском. Бог с ней, главное, сам чудом остался жив.
После Гражданской войны карьера Ефремова плавно шла вверх, ступенька за ступенькой: командир дивизии, корпуса, командующий войсками Приволжского, затем Забайкальского округа. Параллельно Михаил Григорьевич продолжал учиться – военные курсы начальствующего состава РККА, Академия им. Фрунзе. Ему это нравилось. Характеристики были только положительные: энергичен, инициативен, дисциплинирован, заботится о подчинённых. Сам преподавал. Он был не только практиком, но и неплохим теоретиком.
И вдруг внезапный вызов из Забайкалья в Москву. На дворе был 1938 год. И ничего хорошего поездка в столицу Ефремову не сулила, это он прекрасно понимал. Последнее время газеты читать было жутковато: осуждены и расстреляны Тухачевский, Якир, Уборевич, арестован Дыбенко. Поселили Ефремова в гостинице «Москва», вот только выйти оттуда он никуда не мог. Возле номера круглосуточно дежурили сотрудники НКВД. Периодически возили на допросы на Лубянку. На время следствия лишили всех чинов и наград. Это был пусть и домашний, но арест.
Донос на него написал ещё один герой революции и Гражданской войны Павел Дыбенко. На очной ставке он заявит, что завербовал Ефремова в Куйбышеве в 1937-м. «И зачем он меня оговорил, всё равно не поможет», – ужаснулся тогда опальный генерал. Ефремов на допросах все обвинения отвергал. Общались с ним порой весьма жёстко, напирали на то, что добровольное признание смягчит вину.
Тогда в отчаянии Ефремов пишет письмо старому боевому товарищу Микояну, а ещё одно – тогдашнему наркому обороны Ворошилову. «Климент Ефремович! Последнее моё слово к Вам. Пусть оно будет и к тов. Сталину. Я перед партией Ленина – Сталина, перед страной, советским правительством совершенно чист. Отдавал жизнь за твердыни Советской власти и в годы Гражданской войны, и в национально-освободительной войне китайского народа против империалистов. И в любое время готов драться с врагами с такою же беззаветной преданностью и храбростью, как и раньше. Если верите мне, то спасите от клеветы врагов народа. Прошу простить меня за принесённую Вам заботу. Мне тяжело невероятно! Всегда Ваш – Ефремов М.».
Говорят, что на одном из допросов лично присутствовал Сталин. Послушал объяснения ??генерала Микояну и Ворошилову?????. А в конце беседы взял и выкинул папку с делом Ефремова в мусорную корзину. Говорят, что уж через два часа опальному командиру вернули все награды и звания.
И вот он снова командующий округом, теперь уже Орловским. Всего в его карьере таких округов будет пять. Войну он встретит в ранге 1-го заместителя генерал-инспектора Красной армии. Но в тылу отсиживаться Ефремов не пожелал и со словами «Почему сын воюет, а я здесь сижу в тылу?» попросился на фронт. Добро дали лишь после третьего рапорта.
Его назначают в 21-ю армию, которая сражалась на ключевом, Могилёвском направлении. Затем синусоида войны возносит Ефремова до командующего Центральным фронтом, а потом его снова понижают до командующего армией. Той самой, 33-й. Кто был тот кукловод, который дёргал за ниточки его судьбы?..
– Похожая судьба была и у маршала Малиновского, – говорит Никита Буранов. – Только сложилась у него она счастливее.
Армию надо было собирать фактически заново в кратчайшие сроки – враг подходил к столице, и в основном из необстрелянных ополченцев. Тем не менее именно армия Ефремова сыграет важнейшую роль в битве под Москвой, ликвидировав группировку противника под Наро-Фоминском, не дав ей прорваться к столице. Об этом было не принято говорить. Цена победы – почти половина личного состава выбыла из строя.
Но тут новый приказ: наступать дальше на Вязьму, развивать успех победы под Москвой, пока враг не успел опомниться. Потом маршал Жуков признает это решение ошибочным. Но приказы не обсуждают. Обескровленная, не готовая к такому стремительному наступлению 33-я армия уже в феврале 1942 года оказалась в окружении.
– На десять выстрелов противника они могли ответить одним, – рассказывает Никита Буранов. – Боеприпасы сложно было подвозить, а тут ещё и дивизию, державшую дорогу, по которой снабжали ефремовцев, снимают с направления.
Жуков был в ярости. Но 33-я продолжала держаться, хотя кольцо вокруг неё сжималось всё сильнее. Приказа прорываться к своим не было: зимой по снегу это сделать проще, чем по весенней распутице.
– Ефремов так наладил работу своего штаба и частей, что армия организованно оборонялась до последнего, – говорит Никита Буранов. – И я убеждён, что если бы Ефремов тогда выжил, то вполне мог дойти до Берлина и стать маршалом.
Точное место гибели командарма в смоленских лесах поисковикам удалось установить только в 2013 году. Этому предшествовала 20-летняя работа в российских и немецких архивах.
В начале апреля немцы предлагают Ефремову капитулировать: «Германское руководство и германский солдат питают уважение к мужеству окружённой 33-й Красной армии. Германскому командованию хорошо известно, что в ваших рядах свирепствует тиф, число заболевших уже велико и растёт с каждым днём. Кроме того, голод опустошает ваши ряды, раненые не имеют должного ухода. Боевая сила армии слабеет, и полное уничтожение истощённых дивизий лишь вопрос времени.
Командиры! Генерал Ефремов! Подумайте о своём будущем. Никакие усилия не спасут вас от гибели. Германское верховное командование предлагает вам сдаться. Мы устроим вам военный трибунал и гарантируем жизнь всем красноармейцам и командирам. Германские солдаты не убивают пленных».
Прочитав это, Ефремов телеграфирует командующему Западным фронтом Жукову: «Покрепче бомбите позиции врага» – и координаты немецких позиций.
За генералом высылают самолёт по личному приказу Сталина. Но Ефремов отказался бросать своих солдат. «Я сюда с солдатами пришёл, с ними и уйду». В Москву улетели знамёна частей, ценные документы и тяжелораненые бойцы. Наконец Жуков даёт приказ прорываться к своим в сторону Кирова. Но тут Ефремов посчитал, что так далеко его обескровленные части не пройдут. И связывается напрямую со Сталиным – идти нужно через реку Угру. Прорывались отдельными группами. Ефремов был тяжело ранен, идти уже не мог. Силы покинул его. Он присел возле сосны, достал пистолет и приложил его к виску…
Из окружения под Вязьмой вышли чуть больше 800 красноармейцев, они продолжали прорываться к своим ещё и в мае. И если других ждали фильтрационные лагеря и проверки, то к ефремовцам отнеслись снисходительно. Многих даже наградили. Командарм своим поступком спас бойцов ещё раз – уже после своей смерти.
Когда в сентябре 1943 года советские войска освободили Сосновку, одним из первых сюда приехал капитан Михаил Ефремов. Сын командарма должен был опознать своего отца. Похоронив его, немцы не тронули даже золотых запонок, которые сын потом долгие годы хранил как семейную реликвию…
«Последний бой генерала Ефремова». Скульптурная композиция работы Евгения Вучетича установлена в центре Вязьмы в 1946 году.
О страшных боях под Ржевом заговорят лишь в 1990-е годы, когда уже не будет страны, за которую воевал генерал. Исследователи расскажут о подвиге генерала Михаила Ефремова, и 31 декабря 1996 года ему будет присвоено звание Героя России.
Густав Шмидт застрелится в августе 1943 года под Белгородом. Вальтер Модель пустит пулю в лоб в лесу под Дуйсбургом в апреле 1945 года, предпочтя смерть плену. Возможно, они в последнюю секунду своей жизни вспоминали русского генерала, которого так и не сумели победить под Ржевом.
Максим ЧИЖИКОВ, Москва
https://zen.yandex.ru/media/belrus/...rishel-s-nimi-i-uidu-5f85ef663940476c66fa7f00
