tvi55
Команда форума
- С нами с
- 27/05/08
- Постов
- 3 950
- Оценка
- 1 741
- Живу в:
- Санкт-Петербург
- Для знакомых
- Владимир Иванович
- Охочусь с
- 1994
- Оружие
- ИЖ-27М, ОП СКС 7.62х39
- Собака(ки)
- Английский кокер спаниель
Вторая атака
Будь то конный,
будь то пеший —
валит всех
орудийный шквал.
Возле города
Будапешта
я в атаке
опять побывал.
В декабре,
в сорок четвертом
на венгерский
растаявший снег
окровавленным
или мертвым
не желает
упасть человек.
Не желаю!
Не желаю!
Пулям кланяюсь,
но бегу.
Разрывается
мина злая
черным веером
на снегу.
Разлетаются
серые комья.
Но пехоте уже не до них…
Я теперь
ничего не помню
после лютых атак
штыковых.
И сегодня
после отбоя
я в чужом блиндаже
захрапел.
Я был очень
доволен собою
и во сне
даже плакал и пел.
Мне приснилось:
гремят оркестры,
я в Москву
возвратился весной —
пьют друзья,
и моя невеста
неразлучна опять
со мной.
Не будите меня!
Не надо!
Пусть продлится,
хотя бы во сне,
встреча с той,
за кого прикладом
и штыком
молюсь на войне.
1944, Семён Петрович Гудзенко
Перед атакой
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним
идет охота.
Ракету просит
небосвод
и вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
1942, Семён Петрович Гудзенко
Подрывник
К рассвету точки засекут,
а днем начнется наступленье.
Но есть стратегия секунд,
и есть секундные сраженья.
И то,
что может сделать он
и тол
(пятнадцать килограммов),
не в силах целый батальон,
пусть даже смелых
и упрямых.
Он в риске понимает толк.
Уверенно,
с лихим упорством
вступает он в единоборство
с полком.
И разбивает полк.
И рассыпаются мосты.
И падают в густые травы,
обламывая кусты,
на фронт идущие составы.
И в рельсах, согнутых улиткой,
отражена его улыбка.
1942, Семён Петрович Гудзенко
Первая смерть
Ты знаешь, есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
однокашника, друга…
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
и трубку курили по кругу.
Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
и подал соседу.
Ты знаешь,
есть заповедь на войне:
дождаться разведку
и вместе обедать.
— Ну, как там ребята?..
Придут ли назад?.. —
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
Сержанту подал автомат.
— Сережа убит…
В голову…
Сразу… —
И если ты
на фронте дружил,
поймешь эту правду:
я ждал, что войдет он,
такой,
как в лесах Подмосковья жил,
всегда пулеметною лентой обмотан.
Я ждал его утром.
Шумела пурга.
Он должен прийти.
Я сварил концентраты.
Но где-то
в глубоких
смоленских снегах
замерзшее тело
армейского брата.
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть…
Говорили по кругу —
и все об одном,
ничего о себе.
Только о мести,
о мести
за друга.
1942, Семён Петрович Гудзенко
Будь то конный,
будь то пеший —
валит всех
орудийный шквал.
Возле города
Будапешта
я в атаке
опять побывал.
В декабре,
в сорок четвертом
на венгерский
растаявший снег
окровавленным
или мертвым
не желает
упасть человек.
Не желаю!
Не желаю!
Пулям кланяюсь,
но бегу.
Разрывается
мина злая
черным веером
на снегу.
Разлетаются
серые комья.
Но пехоте уже не до них…
Я теперь
ничего не помню
после лютых атак
штыковых.
И сегодня
после отбоя
я в чужом блиндаже
захрапел.
Я был очень
доволен собою
и во сне
даже плакал и пел.
Мне приснилось:
гремят оркестры,
я в Москву
возвратился весной —
пьют друзья,
и моя невеста
неразлучна опять
со мной.
Не будите меня!
Не надо!
Пусть продлится,
хотя бы во сне,
встреча с той,
за кого прикладом
и штыком
молюсь на войне.
1944, Семён Петрович Гудзенко
Перед атакой
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним
идет охота.
Ракету просит
небосвод
и вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
1942, Семён Петрович Гудзенко
Подрывник
К рассвету точки засекут,
а днем начнется наступленье.
Но есть стратегия секунд,
и есть секундные сраженья.
И то,
что может сделать он
и тол
(пятнадцать килограммов),
не в силах целый батальон,
пусть даже смелых
и упрямых.
Он в риске понимает толк.
Уверенно,
с лихим упорством
вступает он в единоборство
с полком.
И разбивает полк.
И рассыпаются мосты.
И падают в густые травы,
обламывая кусты,
на фронт идущие составы.
И в рельсах, согнутых улиткой,
отражена его улыбка.
1942, Семён Петрович Гудзенко
Первая смерть
Ты знаешь, есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
однокашника, друга…
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
и трубку курили по кругу.
Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
и подал соседу.
Ты знаешь,
есть заповедь на войне:
дождаться разведку
и вместе обедать.
— Ну, как там ребята?..
Придут ли назад?.. —
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
Сержанту подал автомат.
— Сережа убит…
В голову…
Сразу… —
И если ты
на фронте дружил,
поймешь эту правду:
я ждал, что войдет он,
такой,
как в лесах Подмосковья жил,
всегда пулеметною лентой обмотан.
Я ждал его утром.
Шумела пурга.
Он должен прийти.
Я сварил концентраты.
Но где-то
в глубоких
смоленских снегах
замерзшее тело
армейского брата.
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть…
Говорили по кругу —
и все об одном,
ничего о себе.
Только о мести,
о мести
за друга.
1942, Семён Петрович Гудзенко
Последнее редактирование: