Бывало, и копна сена взрывалась

[tvi55]

Рассказывая о вручении награды, я несколько забежал вперед. Вернусь к событиям, развернувшимся на земле Украины.Поздняя осень 1943 года. Позади форсирование Днепра. Войска Первого Украинского фронта собирают силы для нового стремительного броска. Такое положение штабисты обычно называют стабильным. В сводках Советского Информбюро изо дня в день одни и те же слова: «Бои местного значения, поиски разведчиков».
Уже несколько раз выпадал снег, но тут же таял. Нудные дожди превратили в кашу проселочные дороги. Неподвижные свинцовые тучи день и ночь висят над аэродромом. Туман лишь изредка поднимается метров на десять-пятнадцать над землей.
В полной готовности стоят самолеты, но летчики и стрелки изнывают без работы. В такую погоду и думать нечего о полетах.
Наш полк расположен неподалеку от разрушенного села Александрия, за ним — Знаменка, а дальше — Кировоград, превращенный немцами в мощный оборонительный узел. Именно здесь они — в который уже раз! — грозятся дать решительный бой советским войскам.
Сидим в землянке. Обшитые тесом стены, вдоль них нары, за расхлябанной дверью — маленькое помещение, в котором находится командир полка подполковник Шишкин. Здесь же наш КП. Уже рассказаны все интересные истории, надоело стучать по колченогому столу костями домино, а дождь все идет. На чем свет стоит клянем погоду, но туман от этого не рассеивается, тучи не становятся светлее.
Однажды утром возле землянки остановился залепленный грязью штабной «газик». Распахнулась дверь, и в землянку, пригнувшись, вошел генерал-майор. Мы вскочили и довольно нестройно приветствовали высокого гостя. Генерал прошел к командиру полка. Говорили они вполголоса, но нам был слышен почти весь их разговор. Генерал приехал из штаба крупного соединения и вел речь о разведке.

— В такую погоду нечего думать о полете, — возражал Шишкин.
— Нужно, товарищ подполковник, нужно.
— Поймите, товарищ генерал-майор, самолет от земли не оторвется. Ведь по оси в грязи машины стоят.
— Тем не менее разведка нужна. Есть данные, что противник накапливает силы для контрудара. Особенно тревожит положение вот здесь, — генерал наклонился над картой.
— Я все понимаю, — тихо произнес наш командир. — Приказ есть приказ. Но ведь посылаем человека почти на верную смерть.
Мы переглянулись. У каждого, конечно, пронеслась мысль о том, кому придется сегодня лететь. Кому же? И тут мы услышали приглушенный голос генерала:
— Может быть, мы пожертвуем одним человеком, но сохраним тысячи.
Воцарилось молчание. Его нарушил громкий голос подполковника.:
— Товарищ Бегельдинов!
Вхожу. Ловлю на себе изучающий и, как мне показалось, недоумевающий взгляд генерала. Действительно, было чему удивляться, взглянув на мою нескладную фигуру. Кожаные брюки, кожаная куртка, сапоги.
— Почему не в форме? — спросил генерал. — Где ваши погоны?
Я объяснил, что это необычное обмундирование очень удобно в полете. Известно, что кожа не горит, а это важно. Кому-кому, а мне после Харьковского аэродромного узла это хорошо известно.
Генерал засмеялся:
— Ладно, убедили. Но как прикажете к вам обращаться?
— Младший лейтенант Бегельдинов!
Подошли к карте. В десяти километрах за линией фронта тянется глубокий овраг. Неподалеку есть две гравийные дороги. В такую погоду, когда проселки непроезжи, эти дороги, безусловно, интенсивно используются немцами. Языки, взятые наземными войсками, ничего связного объяснить не могут. Нужна разведка с фотографированием.
— Задание ясно?
— Ясно! — а сам думаю о дожде и тумане.
С одной стороны, они сейчас союзники, ибо я застрахован от нападения истребителей и прицельного зенитного огня, но, с другой… Нет, лучше не думать об этом перед полетом.
Механики быстро подготовили самолет. Провожать меня вместе с генералом и командиром полка пришли летчики, стрелки, даже солдаты и офицеры батальона обслуживания. Сел в кабину, закрыл фонарь. Завел мотор, даю газ, но… машина не трогается с места. Что за чертовщина? Даю полный газ. Самолет нервно вздрагивает, но продолжает стоять, как привязанный. Выключаю мотор, откидываю фонарь. Ясно! Колеса засосала грязь. Вижу трех механиков, бегущих с лопатами. Да, это всем полетам полет. Наконец колеса освобождены, мотор работает. Проходит несколько минут — «ИЛ» в воздухе.

Лечу, как с завязанными глазами. До линии фронта около пятнадцати километров. Набираю высоту и вхожу в облачность, прохожу линию фронта в облаках без приключений. Ясно, немцы далеки от мысли, что в такую погоду к ним летит гость.
Еще на земле я решил, что, пройдя линию фронта, углублюсь километров на пятьдесят на оккупированную территорию, а потом развернусь и пойду в заданный квадрат. Это собьет с толку немцев.
Проходит минут десять полета. Можно снижаться. Плавно отдаю ручку от себя. До земли пятьсот метров… четыреста… триста, двести… И вдруг самолет выходит из облачности. Ясно вижу внизу дороги, дома, повозки, машины. Опускаюсь еще ниже. На высоте сорока метров иду в квадрат, указанный генералом.
Глубокий овраг. Пусто. Ну, этой мнимой пустотой и кажущейся тишиной меня не проведешь. На высоте не более двадцати метров включаю фотокамеры, пролетаю над оврагом. Разворачиваюсь, набираю высоту и атакую овраг: сбрасываю бомбы, выпускаю реактивные снаряды и снова включаю фотокамеры. Ага! Раздается несколько сильных взрывов, видны мечущиеся человеческие фигурки. Повылезали, гады! С трудом удерживаюсь от желания прочесать их из пулеметов. Нельзя. Ведь нужно еще побывать над дорогами.
Иду к ним на бреющем полете. Облачность поднялась метров на двести над землей, дождь стих. Видимость приличная. Вот и дороги. В два ряда идут по ним танки с мотопехотой. Ну, уж тут меня ничто не удержит. Атакую колонну и бью из пушек и пулеметов. Пехотинцы горохом рассыпаются в разные стороны. Вспыхивают два танка и несколько машин.
Вхожу в облака, разворачиваюсь и вновь атакую колонну уже с другой стороны. Фотокамеры все время включены. Можно лететь домой. Набираю высоту и беру курс на Александрию.
Видно, я не очень точно рассчитал и начал пробивать облачность раньше времени. Вынырнул из тумана, километра три не долетая линии фронта. Внизу поле, на нем копны. Ох, уж эти копны в прифронтовой полосе! Чего только не скрывают в них, чем только они не грозят пехоте!
Решаю на всякий случай атаковать одну из копен. Уж очень они подозрительны. Пикирую и бью из пушек. Вот так штука! Копна вдруг взрывается. Атакую следующую и вижу, как отлетают в сторону клочья сена и несколько человек очертя голову бегут от копны, а из нее предательски выглядывает ствол орудия. Танк! Значит предчувствие не обмануло.
Летаю над полем и бью по копнам из пушек, пулеметов. Видно, не выдержали нервы у немцев. Танки, разворотив сено, удирают куда попало. Фотографирую поле и теперь уже окончательно решаю идти домой.

Вот и линия фронта. Ну как тут удержаться и не послать гитлеровцам «привет»! Лечу вдоль немецких окопов и поливаю их свинцовым дождем, отвожу душу за дни вынужденного безделья. Лишь когда кончился боезапас, повернул к аэродрому.
Облачность опять опускается, прижимает к земле. Наконец вижу свой аэродром и захожу на посадку. Раскидывая в стороны жидкую грязь, «ИЛ» бежит по земле, резко снижает скорость пробега и останавливается.
Прямо по лужам, распахнув шинель, идет к самолету генерал. Его обгоняют летчики. Они буквально вытаскивают меня из кабины, обнимают.
Докладываю генералу и командиру полка о полете. Из фотокамер вытаскивают пленку и немедленно несут ее проявлять.
Генерал просит возможно подробнее рассказать о том, что видел, не упустить даже кажущейся мелочи. Говорю о взрывах в овраге.
— Ясно, склады боеприпасов, — кивает генерал. — А вот танковую колонну зря атаковали. Риск ничем не оправдан. Что, и линию фронта тоже атаковали? Подполковник, где же дисциплина? — поворачивается он к Шишкину, а у самого веселые огоньки в глазах. — Может быть, накажем Бегельдинова?
Приносят пленку. Генерал рассматривает ее, затем аккуратно сворачивает, прячет в планшет.
— Поздравляю вас, лейтенант…
— Младший лейтенант, — робко поправляю я.
— Я не оговорился. Поздравляю вас, лейтенант, с орденом Славы.
Генерал уехал. Через несколько дней пришел приказ о присвоении мне очередного звания. Погода как будто радовалась вместе со мной — ушли тучи, брызнуло солнце. Вновь начались боевые вылеты. Война шла все дальше на запад. Фронт был накануне Корсунь-Шевченковской операции.

Летчик-штурмовик, дважды Герой Советского Союза, Талгат Якубекович Бегельдинов, «Илы» атакуют», 1966г.

 

[Ветер]

на одном дыхании!
вот это были ЛЮДИ!

что то мне подсказывает, что сухой текст, не передаёт той опасности такого полёта: взлёт по глине с возможностью не оторваться от земли или кувырнуться прям на взлёте, посадка в такую глину, поиск своего аэродрома при отсутствии видимых ориентиров, а горючка имеет свойство заканчиваться. а все "выныривания" из облачности на высоту где начиналась видимость - нереальная удача и опыт пилота, что не заканчивались в лесу или земле.