WW
Пользователь
- С нами с
- 09/07/19
- Постов
- 30
- Оценка
- 16
- Живу в:
- Вышгород
- Для знакомых
- Васильич
- Охочусь с
- 1980
- Оружие
- ИЖ-27
- Собака(ки)
- Нет
Егерь Волосок опаздывал. Солнце уже поднялось, от первых его лучей зарделась черепица на крыше дома охотника. Народ занервничал. Игорь Петрович то и дело расстегивал рукав куртки, посматривая на «Ролекс», подаренный женой. Парамонов, хорошо знающий Волоска, недовольно пробубнил:
– С негритоской наверное забавляется, придурок чертов.
Смысл произнесенной Парамоновым фразы знали не все, а кто знал – заулыбались. Когда-то, во время Московской олимпиады, Волосок, тогда бравый старшина одной из подмосковных воинских частей, проникся вдруг страстным желанием: познакомиться, и как можно ближе… с темнокожей женщиной. И познакомился. А после двух свиданий договорился о встрече. Снял на краю города гостиничный номер, потратив последние крохи армейского жалованья. Но по каким-то причинам встреча та не состоялась, а начавшийся роман с африканской девушкой не получил дальнейшего развития. Иногда после охотничьего дня, за ужином, когда языки развязывались по - полной, Волосок вспоминал темнокожую красавицу, причмокивая губами:
– Эх, с «шоколадкой» бы той встретиться…
Мимо проходил директор охотхозяйства Тимофей Зосимович, мужчина средних лет, уже седой, в руках с кожаной на молнии папкой, давно вышедшей из моды. Как всегда, чем-то озабоченный.
– Сидите-сидите, – поспешно замахал он охотникам, будто стареющий профессор университета, чего, мол, вставать, не такая я важная персона. «Волосок уже идет», – бросил он на ходу. Наконец подошел Волосок, в защитном бушлате бельгийского покроя, без собак.
– В журнале все расписались? – поздоровавшись и будто не слыша приветствия, переспросил он. – Собак сегодня не будет, так шо звыняйтэ. Тимофей Зосимович распорядился отдать другой бригаде, шишка какая-то из министерства приехала… – и протянул Парамонову несколько ярких жилетов.
– А у нас другие деньги, да? – вставил вопрос Игорь Петрович. Егерь промолчал.
– Слышь, Федосеич, тут тобой Наоми Кэмпбелл интересовалась, не надо ли чего? – принимая жилеты, вымолвил Парамонов.
– Кто-кто? – егерь ощерился, бросив на Парамонова удивленный взгляд.
– Ну, девушка, негритянка, звезда модельного бизнеса, ну очень красывый дэвушка.
–Тьфу-ты, епишина мать, – лицо Волоска налилось краской. До него дошла подначка Парамонова. – Та чого? Трэба!.. – включился он в словесную игру, переходя на украинский. – Тильки грошей нэма. Петро Зосимович зарплатню затрымуе.
– Ну, без грошей сам знаешь…
Охотники дружно сели в машины, колонна двинулись за головной, в которой сидел Волосок. Приехали к Вязовскому болоту. С одной стороны тянулись заросли камыша, рогоза, слева, до леса, простирались непроходимые чащобины кустарника. Первый загон оказался неудачным. Но уже во втором – на стрелковую линию, растянувшейся вдоль просеки, заросшей подростом, вышел крупный секач. Парамонов видел, как слева от него закачались ветки молодых сосенок. Зверь, почувствовав опасность, выбирал нужный проход, в сторону, где пролегала старая дорога, по которой давно никто не ездил. Но что это? Деревца замерли. Прошла минута-другая. Вот сосенки опять заходили. Кабан неожиданно поменял направление и двинулся прямо на Парамонова. Тот уже приставил к плечу ружье, заряженное пулями «Савестре», которыми снабдил его Игорь Петрович. «Даже сто метров… и кабаняра твой!» – вспомнил он наставление товарища. «И все же с картечью как-то увереннее…» – метнулась в сознании мысль.
Парамонову показалась – прошла вечность, когда из-за сосенки высунулось кабанье рыло, а потом клиновидная голова и половина туловища. Зверь встал, как вкопанный. Вот он охотничий фарт! Ухнул выстрел. Кабан резко брыкнул в воздухе, и тут же исчез. Затрещали, сильнее задергались молоденькие деревца. «Неужели промазал? Ну, не может быть!..» – глушил в себе червь сомнения Парамонов. Шум стих, движение прекратилось. Парамонов смотрел на верхушки сосенок, перевел взгляд в прогал, и не поверил своим глазам, – на открытом месте, у начала взгорка, чернела туша поверженного секача.
– Дошел! Дошел! – закричал Парамонов, не слыша своего голоса. Стрелков сняли с номеров. Первыми у туши оказались Игорь Петрович и Волосок. Зверь не подавал признаков жизни. Осмотрели, подивились, стали поздравлять Парамонова «с полем».
– Нынче канкан у самцов мощный, не всякая пуля возьмет, – заметил Волосок.
– Канкан – в парижском «Мулен Руж», а у кабана во время гона на боках и груди увеличивается подкожный слой, калкан называется, но пуля «Савестре» пробивает… легко, – поправил егеря Игорь Петрович. Подошли другие охотники. «На кровях! На кровях!» – не принимая возражений, произнес егерь. Вскоре на полянке, невдалеке от лежащего кабана, появился раскладной столик с выпивкой и закуской. Разлили водку. Волосок держал в руках лафитник, посматривая на секача:
– Ну, за охоту! – произнес он коротко словами известного киногероя, опрокинул содержимое лафитника в рот, не закусывая, взял ружье и направился в сторону кабаньей туши.
– Контрольный выстрел… – оглянувшись, пояснил Волосок недоумевающим взглядам охотников. Он еще не дошел до кабана, как поверженное животное вскочило и торпедой понеслось на егеря. Тот ловко увернулся за стоящее рядом деревце, секач рванул на охотников. Началась паника. Кто-то искал ружье, кто-то полез на дерево, большинство бросились в рассыпную. Вепрь поддал раскладной стол с бутылками и рванул в сторону болота. Кто-то успел послать вдогонку запоздалый выстрел.
Нервозность в коллективе нарастала. Зарядили ружья, подошли к камышу, за ним начиналось болото.
–Он мой! Всем оставаться на месте! – лаконично, с пафосом проговорил Волосок. Народ зароптал: «Не много ли егерь на себя берет? Как бы чего не вышло?..» Но в камышах уже скрылся защитного цвета егерский бушлат. Пошли томительные минуты, вскоре прогремел выстрел.
– Наконец-то... – вздохнул кто-то с облегчением. Прошло еще время.
– Что за шум? Вы слышите? – спросил Игорь Петрович. Все притихли, насторожились. И глухой бы услышал, как кто-то ломился через камыш.
– Да это Волосок… кабана тащит…
Шум и непонятный крик вскоре переместился в другую сторону, заставив оглянуться. Все неожиданно увидели такую картину. Из дальнего окоема камыша с резвостью спринтера бежал Волосок, без шапки, без ружья, на ходу расстегивая тяжелый бушлат бельгийского покроя.
– Пыльнуй! Пыльнуй! Стреляй! – кричал егерь.
Игорь Петрович приставил к лицу бинокль, а поведя им, проговорил:
– Однако он хороший актер, решил нас посмешить...
Но вскоре и без бинокля было видно, что дело принимает серьезный оборот и уже не до смеха – за Волоском гнался огромный секач.
– Чо стоим, стреляем! – заорал Парамонов
– В кого… Волоска!?
– В кабана, придурки, так перетак…
Стрелять не пришлось, кабан, пробежав несколько метров, рухнул наземь. Волоска долго искали, наконец, нашли. Он сидел у старой сосны, весь бледный. Егеря колотило, он заикался, пытаясь рассказать о причине своего неудачного похода за секачом. Приехал Тимофей Зосимович с охотоведом. Охотники, обговорив ситуацию, пришли к выводу: хорошо – когда все хорошо кончается. А после была жареная печенка, шурпа с большими жирными кусками мяса... После нескольких рюмок водки, пришедший в себя Волосок, несколько раз, сквозь смех и слезы, рассказывал о том, как лопухнулся с кабанчиком.
С охоты возвращались поздно. Молодой месяц поднялся над верхушками деревьев, наполняя лунным светом лес, овраги, ярко освещая поляны.
Егерь Волосок, уткнувшись в кожаное сиденье джипа Игоря Петровича, дремал, посапывая и причмокивая губами. Быть может, ему снилась темнокожая красавица Наоми Кэмпбелл.
Игорь Петрович нервничал, когда на лесной дороге встречались колдобины и ухабы, а ветки царапали бока машины; размышлял о том, что охота в последние годы стала для него мало привлекательной, что нет в ней той страсти, которую переживал прежде. «Может, права жена: «сколько можно шляться лешим по ночам в лесу?» – повторял он, адресованный ему вопрос жены.
Сидевший на заднем сиденье Тимофей Зосимович, скупо отвечал на нечастые реплики Игоря Петровича, радовался растущим доходам, которые стала приносить охота на диких свиней. «Егерям бы надо со следующего года зарплату повысить …» – в который раз подумал он о егерях.
– С негритоской наверное забавляется, придурок чертов.
Смысл произнесенной Парамоновым фразы знали не все, а кто знал – заулыбались. Когда-то, во время Московской олимпиады, Волосок, тогда бравый старшина одной из подмосковных воинских частей, проникся вдруг страстным желанием: познакомиться, и как можно ближе… с темнокожей женщиной. И познакомился. А после двух свиданий договорился о встрече. Снял на краю города гостиничный номер, потратив последние крохи армейского жалованья. Но по каким-то причинам встреча та не состоялась, а начавшийся роман с африканской девушкой не получил дальнейшего развития. Иногда после охотничьего дня, за ужином, когда языки развязывались по - полной, Волосок вспоминал темнокожую красавицу, причмокивая губами:
– Эх, с «шоколадкой» бы той встретиться…
Мимо проходил директор охотхозяйства Тимофей Зосимович, мужчина средних лет, уже седой, в руках с кожаной на молнии папкой, давно вышедшей из моды. Как всегда, чем-то озабоченный.
– Сидите-сидите, – поспешно замахал он охотникам, будто стареющий профессор университета, чего, мол, вставать, не такая я важная персона. «Волосок уже идет», – бросил он на ходу. Наконец подошел Волосок, в защитном бушлате бельгийского покроя, без собак.
– В журнале все расписались? – поздоровавшись и будто не слыша приветствия, переспросил он. – Собак сегодня не будет, так шо звыняйтэ. Тимофей Зосимович распорядился отдать другой бригаде, шишка какая-то из министерства приехала… – и протянул Парамонову несколько ярких жилетов.
– А у нас другие деньги, да? – вставил вопрос Игорь Петрович. Егерь промолчал.
– Слышь, Федосеич, тут тобой Наоми Кэмпбелл интересовалась, не надо ли чего? – принимая жилеты, вымолвил Парамонов.
– Кто-кто? – егерь ощерился, бросив на Парамонова удивленный взгляд.
– Ну, девушка, негритянка, звезда модельного бизнеса, ну очень красывый дэвушка.
–Тьфу-ты, епишина мать, – лицо Волоска налилось краской. До него дошла подначка Парамонова. – Та чого? Трэба!.. – включился он в словесную игру, переходя на украинский. – Тильки грошей нэма. Петро Зосимович зарплатню затрымуе.
– Ну, без грошей сам знаешь…
Охотники дружно сели в машины, колонна двинулись за головной, в которой сидел Волосок. Приехали к Вязовскому болоту. С одной стороны тянулись заросли камыша, рогоза, слева, до леса, простирались непроходимые чащобины кустарника. Первый загон оказался неудачным. Но уже во втором – на стрелковую линию, растянувшейся вдоль просеки, заросшей подростом, вышел крупный секач. Парамонов видел, как слева от него закачались ветки молодых сосенок. Зверь, почувствовав опасность, выбирал нужный проход, в сторону, где пролегала старая дорога, по которой давно никто не ездил. Но что это? Деревца замерли. Прошла минута-другая. Вот сосенки опять заходили. Кабан неожиданно поменял направление и двинулся прямо на Парамонова. Тот уже приставил к плечу ружье, заряженное пулями «Савестре», которыми снабдил его Игорь Петрович. «Даже сто метров… и кабаняра твой!» – вспомнил он наставление товарища. «И все же с картечью как-то увереннее…» – метнулась в сознании мысль.
Парамонову показалась – прошла вечность, когда из-за сосенки высунулось кабанье рыло, а потом клиновидная голова и половина туловища. Зверь встал, как вкопанный. Вот он охотничий фарт! Ухнул выстрел. Кабан резко брыкнул в воздухе, и тут же исчез. Затрещали, сильнее задергались молоденькие деревца. «Неужели промазал? Ну, не может быть!..» – глушил в себе червь сомнения Парамонов. Шум стих, движение прекратилось. Парамонов смотрел на верхушки сосенок, перевел взгляд в прогал, и не поверил своим глазам, – на открытом месте, у начала взгорка, чернела туша поверженного секача.
– Дошел! Дошел! – закричал Парамонов, не слыша своего голоса. Стрелков сняли с номеров. Первыми у туши оказались Игорь Петрович и Волосок. Зверь не подавал признаков жизни. Осмотрели, подивились, стали поздравлять Парамонова «с полем».
– Нынче канкан у самцов мощный, не всякая пуля возьмет, – заметил Волосок.
– Канкан – в парижском «Мулен Руж», а у кабана во время гона на боках и груди увеличивается подкожный слой, калкан называется, но пуля «Савестре» пробивает… легко, – поправил егеря Игорь Петрович. Подошли другие охотники. «На кровях! На кровях!» – не принимая возражений, произнес егерь. Вскоре на полянке, невдалеке от лежащего кабана, появился раскладной столик с выпивкой и закуской. Разлили водку. Волосок держал в руках лафитник, посматривая на секача:
– Ну, за охоту! – произнес он коротко словами известного киногероя, опрокинул содержимое лафитника в рот, не закусывая, взял ружье и направился в сторону кабаньей туши.
– Контрольный выстрел… – оглянувшись, пояснил Волосок недоумевающим взглядам охотников. Он еще не дошел до кабана, как поверженное животное вскочило и торпедой понеслось на егеря. Тот ловко увернулся за стоящее рядом деревце, секач рванул на охотников. Началась паника. Кто-то искал ружье, кто-то полез на дерево, большинство бросились в рассыпную. Вепрь поддал раскладной стол с бутылками и рванул в сторону болота. Кто-то успел послать вдогонку запоздалый выстрел.
Нервозность в коллективе нарастала. Зарядили ружья, подошли к камышу, за ним начиналось болото.
–Он мой! Всем оставаться на месте! – лаконично, с пафосом проговорил Волосок. Народ зароптал: «Не много ли егерь на себя берет? Как бы чего не вышло?..» Но в камышах уже скрылся защитного цвета егерский бушлат. Пошли томительные минуты, вскоре прогремел выстрел.
– Наконец-то... – вздохнул кто-то с облегчением. Прошло еще время.
– Что за шум? Вы слышите? – спросил Игорь Петрович. Все притихли, насторожились. И глухой бы услышал, как кто-то ломился через камыш.
– Да это Волосок… кабана тащит…
Шум и непонятный крик вскоре переместился в другую сторону, заставив оглянуться. Все неожиданно увидели такую картину. Из дальнего окоема камыша с резвостью спринтера бежал Волосок, без шапки, без ружья, на ходу расстегивая тяжелый бушлат бельгийского покроя.
– Пыльнуй! Пыльнуй! Стреляй! – кричал егерь.
Игорь Петрович приставил к лицу бинокль, а поведя им, проговорил:
– Однако он хороший актер, решил нас посмешить...
Но вскоре и без бинокля было видно, что дело принимает серьезный оборот и уже не до смеха – за Волоском гнался огромный секач.
– Чо стоим, стреляем! – заорал Парамонов
– В кого… Волоска!?
– В кабана, придурки, так перетак…
Стрелять не пришлось, кабан, пробежав несколько метров, рухнул наземь. Волоска долго искали, наконец, нашли. Он сидел у старой сосны, весь бледный. Егеря колотило, он заикался, пытаясь рассказать о причине своего неудачного похода за секачом. Приехал Тимофей Зосимович с охотоведом. Охотники, обговорив ситуацию, пришли к выводу: хорошо – когда все хорошо кончается. А после была жареная печенка, шурпа с большими жирными кусками мяса... После нескольких рюмок водки, пришедший в себя Волосок, несколько раз, сквозь смех и слезы, рассказывал о том, как лопухнулся с кабанчиком.
С охоты возвращались поздно. Молодой месяц поднялся над верхушками деревьев, наполняя лунным светом лес, овраги, ярко освещая поляны.
Егерь Волосок, уткнувшись в кожаное сиденье джипа Игоря Петровича, дремал, посапывая и причмокивая губами. Быть может, ему снилась темнокожая красавица Наоми Кэмпбелл.
Игорь Петрович нервничал, когда на лесной дороге встречались колдобины и ухабы, а ветки царапали бока машины; размышлял о том, что охота в последние годы стала для него мало привлекательной, что нет в ней той страсти, которую переживал прежде. «Может, права жена: «сколько можно шляться лешим по ночам в лесу?» – повторял он, адресованный ему вопрос жены.
Сидевший на заднем сиденье Тимофей Зосимович, скупо отвечал на нечастые реплики Игоря Петровича, радовался растущим доходам, которые стала приносить охота на диких свиней. «Егерям бы надо со следующего года зарплату повысить …» – в который раз подумал он о егерях.
