Хожу на охоту, пишу мои вирши... Н. А. Некрасов
Сергей ДЕМЧЕНКО г. Виннипег, Канада Автор двух сборников рассказов. Публиковался в журнале «Охота и охотничье хозяйство», альманахе «Охотничьи просторы».
Вертикальная составляющая
Я стоял потрясённый, созерцая прекрасный уголок горного пейзажа с группой белых баранов... Находясь перед прозрачной витриной и видя эту неземную красоту, я был настолько поглощён этим, что казалось, скалы со снежными пиками и пронзительно голубым небом, окружив тебя, буквально проглатывают, и ты физически ощущаешь своё присутствие там – в скалистых заснеженных горах, со скользкими скалами под твоими ногами, вдыхаешь ледяной разреженный воздух, от которого трудно дышать, совершенно забывая, что ты – в выставочном зале. Когда смотришь на прекрасного барана с рогами в полный круг и двух маток на карнизе с ягнятами, кажется, что они дышат, наполненные жизнью и энергией. Красавец-баран и белые самки, готовы взлететь и помчаться с уступа на уступ по скальным карнизам позади них. Это выглядело так, словно ты столкнулся с ними на узкой горной тропе, внезапно выйдя из-за поворота скалы. Они были так близко, как не может приблизиться к ним ни один человек, до того момента, пока они ещё не сорвались в беге, и ты ещё видишь их, серо-белых – на фоне тёмных скал, с застывшим испугом в их жёлтых глазах и готовых к бегству напряжённых телах. – Чудесная работа Дэррел! Они прекрасны, просто великолепны! Нет слов... Это лучшая композиция, которую я когда-либо видел! – Мы приложили много трудов, чтобы сделать это чудо для музея. Мы старались! – скромничал он. – И мы гордимся тем, что у нас получилось! Я специально пригласил тебя увидеть их до того, как они станут доступны для обозрения широкой публике. Ты же охотник, видел их вживую, в естественной среде... Не таких может... – Этот баран... Я не видел ни разу в своей жизни лучшего! Этот, наверное, и есть лучший, которого я когда-либо видел! – я был просто потрясён живостью композиции, её природной натуральностью и естественностью. – Есть лучший!.. Самый лучший, которого я видел... – обронил Дэррел, после задумчивого молчания. В его голосе прозвучало такое, что я невольно повернулся к нему, всматриваясь в его лицо. Высокий, сухой, состоявший из одних мышц мужчина, с мужественным строгим лицом, тёмными, серьёзными глазами, кто добыл всех этих животных и вынес их с далёких заснеженных пиков. Неутомимый, умелый, страстный охотник и таксидермист самого высокого класса, он однажды отказался от оружия, навечно поселив его в свой сейф. Я это знал! Он крутил в пальцах правой руки пустую гильзу, по привычке достав её из кармана, по всей видимости она была постоянно с ним. – Ты промахнулся в него? – предположил я, видя, как погас его взгляд. – Нет, – ответил он. – Это было очень странно... Тогда я прекратил охотиться... Ты не торопишься? – Нет... – ответил я, поняв, что настало то время и ему очень хочется поговорить со мной. Сегодня я наконец узнаю тайну принятого им решения. *** ... Я вернулся обратно к своей работе, – начал он свой рассказ, – вернулся после того как взял эту группу. Но я не был удовлетворён бараном, несмотря на то, что он был лучшим из тех, которых я видел в тот раз. Погода не дала мне охотиться дольше, река замерзала, морозы давили, и мы должны были быстро выходить оттуда, если вообще хотели уйти живыми. И когда я был дома, я уже не думал, что вернусь туда когда-нибудь ещё. Юкон – это очень далёкая и дорогая поездка, более того я не становился моложе год от года. Охота на баранов это тяжелейшая из всех видов охот. Ты же об этом знаешь! Знаешь, что такое горы... Но, тем не менее, когда я уже работал у себя в мастерской над этой композицией и собрал группу, то понял, что этот баран не очень крупный, и ловил себя на мысли, что хочу увидеть те горы ещё раз, может – последний. Они всплывали в моей памяти холодной чистотой и удалённым одиночеством, которые можно увидеть только там, на севере Юкона. Компания сомневалась в результатах следующей поездки, но решающим для неё стал тот факт, что я предложил музею покрыть половину расходов этой поездки самостоятельно и надеялся добыть лучшего барана для этой композиции. В прошлый раз я охотился в горном массиве близ Опеки, почти на границе с Аляской, и собирался повторить поездку туда же.
Прибыв на Юкон, первым делом я нашёл своего прежнего проводника Луиса – коренастого француза с бочкообразной грудью, мощного и выносливого, как лось, с белоснежный улыбкой, не сходящей с его лица, родившегося и выросшего в этих местах, хорошо знающего не только горы, но и людей в округе. Он то и предложил мне, вместо того, чтобы подниматься в верховья на каноэ, таща его по порогам и зачастую по прибрежным скалам поросшим лесом, воспользоваться лодкой полицейского патруля, который будет идти вверх через несколько дней. Это было намного проще для нас, несмотря на потерю времени в ожидании отплытия. Время до отплытия мы решили провести на судне, предварительно договорившись с патрулём. И в первый же день после ужина долго говорили с полицейскими об охоте на баранов, живущих в окрестных горах. И уже когда мы были готовы отправиться спать, один из них проговорил: «Я слышал много слухов о баране с лошадь величиной, обитающем в верховьях реки Лапэ, в самых неприступных горах» Луис, который за всё время не проронил ни слова, вдруг прохрипел, внезапно осевшим голосом: «Я тоже слышал... Просто не говорил никогда... Это плохое место... Но мы же не пойдём туда?!» Полицейский улыбнулся: «Много слухов об этом... Мистических слухов о неудачах, связанных с этим бараном. Только двое отваживались пойти туда... Один из них погиб под оползнем, а второй... Второй вернулся, но потерял ногу, сильно обморозившись. Оба они пытались добыть этого барана. Но это же все слухи» – «Да! – подтвердил и Луис. – Я тоже слышал об этом... Просто не говорил тебе о нём... Если бы они не охотились именно за этим бараном, ничего не случилось бы. Но мы же не будем искать именно его?» Его тон выказывал скрытый испуг. Боязнь неизвестности. Я никогда не мог заподозрить моего проводника в вере в потусторонние силы и думал, что ему не присуще чувство страха. Это меня заинтриговало. «А что вы думаете по этому поводу, капрал?» – обратился я к полицейскому. «Я не знаю, что об этом думать. Я мало верю в дьявольщину, но во всём этом что-то есть, скорее всего просто из-за труднодоступности и неизведанности этих районов в горах. Охотники говорили, что там сплошные отвесные пропасти и скальные обвалы. Даже без помощи нечистой силы легко можно поломать себе ноги или свернуть шею. Я бы, честно говоря, воздержался взбираться туда». – «Конечно! – обрадованно воскликнул Луис. – Много нехороших слухов об этом баране. Он живёт там, куда ни одно живое существо добраться не может! Я слышал многое, – добавил он. – Лучше пойдём в тоже место, где были прошлый раз. Разве плохой лагерь был у нас там? Баранов много по склонам». – «Правильно! – поддержал Луиса капрал, выглядевший в этот момент как провинившийся школьник, уличённый в плохом поступке. – По мне, так лучше поостеречься, чем потом сожалеть всю жизнь! Чересчур много странного связано с этим местом в горах». Я не ожидал услышать это от него. Начинал он говорить обо всём в шутливом тоне, полусмеясь, но сейчас, увидев мой явный интерес, незаметно и быстро перешёл на более чем серьёзный тон. Но на меня это произвело абсолютно противоположное воздействие. Я тут же принял решение идти именно туда, за этим бараном. Может, из-за слухов о его величине, может – просто любопытство охотника-исследователя толкнули меня принять это решение... Неудача – это вещь, в которой я всегда сомневался, так как это может быть последствием небрежной подготовки, неправильно подобранного оборудования или простой человеческой безалаберности и лени. «Мы пойдём именно туда!» – решительно проговорил я. «Может, нет...» – Луис с надеждой смотрел мне в глаза. «Нет, именно туда! – ещё раз подтвердил я. – Если ты не можешь, или боишься, я не буду настаивать. Можешь быть свободен от своих обещаний и остаться на судне!» Луис явно обиделся. Сжавшись весь, он смущённо возился со своими башмаками: «Нет, сэр, я пойду, – перешёл он на официальный тон. – Но мне всё это определённо не нравится...» Капрал выбивал курительную трубку о борт лодки, думая о своём и выговаривая: «Я сожалею, конечно, что рассказал об этом баране. Но... что сделано, то сделано... Надеюсь, ты изменишь своё решение, у нас ещё есть несколько дней, пока мы не дойдём до этих мест. Подумай ещё...» И с этим мы ушли спать. Но и потом, каждый вечер во время отдыха, капрал всё пытался говорить со мной о моём решении с целью его изменить. Мы уходили всё дальше вверх по реке, обходя песчаные косы, бурлящие под водой скалы и коварные топляки.
Прошли устье Макмиллан и ушли в резко ставшую узкой реку Пелли, пройдя место нашей прошлогодней стоянки в широкой долине, зарастающей буйным кустарником и молодым лесом. Высокие лиственницы и тополя уже примерили свои осенние наряды, заливая долину жёлто- багряным цветом. Мы видели старые бобровые порубки по берегам, а однажды встретили семью индейцев, промышляющих идущих на нерест лососей. Приближалась осень... Капрал молчал... Он больше не возвращался к этой теме. В верховьях реки далёкие и тёмные округлые скалы повисли в небе, чётко очертив линию горизонта, вызывая смутное волнение и трепет в моей душе. Наконец мы достигли устья реки Лапэ, в верховьях которой, в самых снежных пиках, в самом её истоке и обитал, по слухам, баран. Мы расставались с полицейскими, оставив на берегу кучу вещей и каноэ для нашего возвращения. «Разбивайте лагерь здесь, на берегу Пэлли, – посоветовал капрал напоследок. – На обратном пути мы вас сможем увидеть!» – «Нет! Мы уйдём вверх по Лапэ насколько это возможно и разобьём лагерь там, на внутренней гряде. Наверху. Постараемся пересечь границу леса, поднявшись уже в альпику» – «Хорошо, – кивнул он. – Я желаю вам удачи... Но всё же, желательно, чтобы мы могли видеть ваш лагерь на обратном пути с реки. Всё же... ещё раз обдумайте всё». Мы пожали друг другу руки, и судно двинулась дальше вверх по реке Пэлли. Капрал стоял на задней палубе, смотря как мы пакуем вещи, я ещё долго видел его яркий жилет на фоне уходящего вверх по течению судна. Весь его вид говорил о его глубоком сожалении о нечаянно обронённых словах о чудо-баране. Мы разбили лагерь в живописнейшем месте скальной гряды, рядом с ручьём, в старом ельнике. Ручей гремел и плескался на каскадах, ниспадая с живописных, уходящих круто вверх скал, окружающих наш лагерь. Они были совершенно другими, чем те, которые мы увидели в верховьях Пэлли. Они не были круглыми и плавными, а наоборот – дикими, отвесно-обрывистыми и высокими, разрезанными каньонами и долинами. Мрачные и неприступные они уходили вверх до небес. Некоторые из них были покрыты снежными шапками. Всё это великолепие было не тронуто и естественно дико. Гребни соединялись в сплошной хребет выше линии леса, вырисовывая на фоне неба ломанную линию, похожую на горб динозавра, представляя собой прекрасное место для обитания снежных баранов, которые, в отличие от других животных, никогда не покидали этих неприступных скал. Ни лютые зимы, ни их извечные враги не могли выдавить баранов из постоянных мест обитания. Они могли спуститься на кормёжку в горные долины, но для безопасности всегда возвращались на отстои к высоким пикам, укрытым снегом. Только орлы могли подняться в горах выше этих прирождённых скалолазов. Я был уверен, что мы тоже сможем подняться туда, оспаривая с ними их исконные места обитания. Или хотя бы попытаться... Мы взбирались около четырёх часов, пробивая наш путь через заросли карликовой ивы в нагромождении скал, преодолевая крутые подъёмы на пути к вершинам. Однажды мы видели россыпь белых точек в нескольких километрах от нас, но бинокли показывали большое стадо самок с ягнятами. Мы продолжали подъём, оставляя позади всё живое, кроме взрывающихся иногда из-под самих ног стаек белых куропаток и торчащих столбиками из своих нор сурков, свистящих нам вслед и быстро снующих по своим норкам. Далеко позади, внизу, раскинулись долины с чёрными ельниками, разрезанные бурым цветом черничников и золотом тополей и осин. А вокруг, сколько может видеть глаз, изрезанные лабиринты серо-белых горных хребтов.
Чувство пронзительного одиночества всегда посещало меня в такой безлюдной, холодной и дикой красоте. Только здесь ты чувствуешь свою мизерность на земле, здесь твоя жизнь ничего не значит для окружающих тебя безмолвных исполинов. Лёгкая дымка начала подниматься вокруг окруживших нас горных вершин, и Луис ворчал, что нам нужно возвращаться уже. Мы были не так далеко от перевала, и я согласился идти назад, после того, как мы его достигнем и осмотрим склон за ним. Мы добрались до вершины и переварили её, ломая ноги в нагромождении скал. Противоположный склон уходил почти отвесно вниз на несколько сот метров, но, отшатнувшись от этой пропасти, я всё же заметил, что на уступе скалы, в паре сотне метров ниже нас, стоял баран. Он смотрел куда-то вниз, рельефно выделяясь на фоне долины своей величиной и совершенством. Это был баран, лучше которого я никогда в своей жизни не видел. Я знаю все трофеи баранов, размеры и форму их рогов до каждого сантиметра, но ни один из известных мне не шёл ни в какое сравнение с увиденным мною сейчас. Я услышал удивлённых всхлёб Луиса, и баран поднял голову, заметив нас. Он стоял чеканно выделяясь на фоне диких изломанных откосов, висящих над дымчатой долиной, прекрасный в своём великолепии. Он был идеал бараньей красоты, совершенный до невероятности. Я вскинул винтовку, но как только прицел лёг чуть позади лопатки барана, что-то застопорило меня – породив ожесточённое сопротивление и сумятицу в моём мозгу. Это было абсолютно чуждое для меня чувство. Я хотел этого барана, но мой мозг отказывался делать это. Это выглядело так, как будто кто-то со стороны невидимый парализовал мой мозг, запрещая давать команду моим рукам. В то же время, тренированный годами указательный палец поджимал спуск, как бы в нерешительности, и, когда винтовка, в конце концов, выстрелила, я увидел, что на место моего барана вспрыгнул молодой, чуть меньший в размерах, которого я до этого не видел, закрыв собой старого. Было уже невозможно удержать палец на спуске. Я услышал шлепок пули по телу животного и увидел, как молодой свалился вниз, и в тоже время старый, сделав короткий скачок, исчез за краем скального выступа. Какое-то мгновение никто из нас не способен был даже пошевелиться.
Скалы всё ещё грохотали эхом вокруг нас, когда мы двинулись к краю карниза. Добравшись до его гребня ползком, я впился пальцами рук и ног в скалы, отложив в сторону мою винтовку, пытаясь заглянуть вниз. Обрыв подо мной заставил сжаться моё сердце, дыхание перехватило. Осторожно я взглянул вниз, ожидая увидеть барана, все ещё летящего далеко внизу, но я увидел его быстро пересекающим отвесную стену цирка, прыгающего с карниза на карниз и находящегося в полной безопасности. В этот момент я даже не подумал о моей винтовке, которую я мог взять. Лишь попятившись назад с обрыва, я просто смотрел на барана, скачущего по-над пропастью по еле заметным выступам, пока он не скрылся за нависшим каменным лбом большой скалы. Я отполз назад и прислонился спиной к отвесной стене. Страх, сжавший меня внутри, всё ещё не отпускал. А когда я взглянул на Луиса, то увидел, что он крестился, а по его смуглому лицу тёк пот, а в глазах поселился страх. «Сэр, – прошептал Луис, – это был ОН! Пуля не взяла его. Он не сошёл, он улетел с этого обрыва, подставив вместо себя молодого. Всё, мы уходим! Мы его видели, и мы должны уйти с этого места! Он – дьявол! Сэр! Вы не можете застрелить его, – Луис буквально умолял. – Пожалуйста, давайте уйдём отсюда, чем быстрее, тем лучше! Что-то случится с нами! Я это чувствую... У вас же уже есть баран...» Это был слабый голос его суеверий, всплывший из глубины веков, из сознания его предков, пытающийся играть на моих внутренних убеждениях. В воздухе всё ещё висели картины нереального появления и исчезновения старого барана. От его быстрого полёта по отвесной стене, от чего-то сверхъестественного, мой мозг будто парализовало. Неудача... Но именно поэтому я пришёл сюда – развеять поселившийся в этих горах миф о неудачах, и не намеревался уходить, пока не докажу обратное. «Нет! – отмёл я все его сомнения. – Мы будем здесь, пока я не возьму его!
Дальше я поднимаюсь один, буду ночевать выше по хребту, а ты иди в лагерь». Луис смотрел на меня как на сумасшедшего, самого себя приговорившего к смерти. Я показал на лежащего на карнизе молодого барана: «Как думаешь, мы его сможем спустить целиком или разделаем здесь?» – «Если ты поможешь, то мы сможем его спустить целиком», – пожал он плечами. Добытый мною молодой баран был явно крупнее уже имеющегося в музее. И это уже был результат моей поездки! Следующий день я провёл за фотографированием барана, выставляя его на фоне гор в естественных позах, поддерживающих его на подпорках. Это нужно было для моей команды художников-таксидермистов. Потом снимал шкуру, на что потратил почти целый день. Следующим утром я ушёл из лагеря на рассвете. Ночи становились длиннее, и, чтобы не тратить драгоценное время на подъёмы от лагеря и спуски, мною было принято решение ночевать наверху, как можно ближе к вершинам. Я взял с собой так мало, как возможно, рассчитывая на четыре-пять дней нахождения высоко в горах. Сшитый из шкур карибу балахон, тёплый и не промокаемый, способный укрыть меня с головы до ног и продукты: бекон, шоколад, чай, сухие бисквиты, маленькую сковороду, лёгкую кружку и газовую горелку. Всё это легко уместилось в небольшой рюкзак. Утро принесло сильный мороз, который я ощутил сразу же, как только вышел из палатки. Изменение погоды сильно беспокоило меня. Замёрзнуть здесь, в горах, не добыв барана, совсем не входило в мои планы. Я понял, что моё время здесь стало на вес золота и я должен спешить. Это была не обычная охота на баранов, когда ты карабкаешься на очередную вершину и осматриваешь противоположные склоны в бинокль с надеждой обнаружения достойного трофея на подходящей для стрельбы дистанции.
Это была охота на конкретного барана, в самом сердце его местообитания, в отвесных пиках. Охота, требующая не только нечеловеческих усилий, но и удачи оказаться с ним в одно время, в одном месте. То есть самому стать этим бараном, прочувствовав его жизненный цикл, его жизненные каждодневные потребности. Я попросил Луиса ежедневно осматривать хребты и, если он меня не увидит на пятый день, подниматься искать меня. Он закивал головой, явно смутившись, что остаётся здесь. Уже через пять часов я был на гребне. Рассматривая топографические карты и привязывая их к местности в направлении, в котором исчез баран, я пришёл к выводу, что мне нужно уходить от ручья, из долины реки, в самый центр вздымающихся заснеженных пиков. Стараясь держаться ниже линии горизонта, скрываясь на фоне скал от зорких глаз баранов, преодолевая остроконечные крутые выступы и скользкие скалы, я пробирался под самыми верхами. Это было не только крайне тяжело, но и опасно. В большинстве своём, охотясь по-крупному зверю, охотник рискует, ожидая его нападения. Бараны никогда не нападают, их места обитания на каждом шагу преследуют тебя смертельной опасностью. Часами карабкаясь по почти отвесным скалам, чтобы добраться к намеченному гребню, за которым, по твоему мнению, должны быть бараны, и уже почти добравшись, с изрядно замёрзшими, иногда отмороженными лицом и руками, и покрывшимся липким потом телом, выбившийся из сил, ты повисаешь над бесконечной пропастью, понимая, что дальше прохода нет и тебе нужно ещё раз проделать тот же путь, но в обратную сторону. Это – горы! Ты в вертикальном мире, распахнувшем свои бесконечные объятия только для тебя, жаждущем обнять и проглотить тебя и постоянно наблюдающем за тобой и ожидающем малейшей оплошности с твоей стороны – не правильного шага или просчёта. Эта отчужденная враждебность постоянно следует за тобой, поселившись в твоём сознании. Проведя четыре дня в этом мире, я постоянно думал о следующей по моим пятам опасности. Не то чтобы думал, она просто постоянно напоминала мне о своём невидимом присутствии внезапным камнепадом или простым падением в обломках скал. За это время я видел баранов, очень много. Но не его. Я мог взять не один очень достойный трофей, но всем спортсменам известно это чувство сродни безумию – растущая с каждой минутой решимость взять именно его, покончить со слухами о преследующих неудачах здесь, в этих горах.
Поэтому я продолжал. На пятый день, ранним утром, я проснулся в маленьком каньоне, где, выбившись из сил, я приткнулся под отвесной стенкой, завернувшись в балахон. Проснулся застывшим почти до трупного окоченения, с лёгким головокружением от накопившейся усталости, но с каким-то внутренним убеждением, что сегодня что-то должно произойти. Что-то внутри меня подсказывало, что именно сегодня я должен увидеть барана. Я быстро приготовил чай и поджарил бекон, почувствовав себя много лучше после сытного завтрака. За час я проделал огромную дугу по периметру горного цирка, выйдя много выше лагеря. Настроив бинокль, я увидел Луиса, который стоял возле костра и смотрел на меня в свой бинокль. Я помахал ему рукой, и он тоже радостно замахала мне в ответ. Конечно же, на фоне неба я был для него как на ладони. И он наблюдал за мной давно, ожидая, когда я его увижу. Я ушёл ещё выше, к седловине, чтобы, перевалив через неё, осмотреть следующий цирк. Рассвет принёс облачность, и вскоре тучи проглотили только что поднявшееся солнце. Ветер застонал, разбиваюсь о пики. Вскоре начался снег, белым облаком накрыв всё вокруг, спрятав окрестные вершины. Стало очень холодно, и опасность дальнейшего восхождения резко возросла. Я должен был прекратить восхождение и отправиться вниз, в лагерь. Но убеждение, что баран где-то здесь, рядом, росло и росло во мне. Около часа ещё я бился за каждый шаг со снежной бурей. Перевалив следующую вершину, я внезапно очутился на внутреннем, спрятанном от ветра склоне, сплошь состоящем из острых громоздящихся друг на друге и шевелящихся под ногами скал. Сквозь замедлившийся снежный танец я внезапно увидел внизу, за грудой каменных обломков, тёмный силуэт пары изогнутых рогов. Я узнал их сразу, вторых таких не могло быть в целом мире.
Я понял, если я смогу пройти сейчас на противоположную сторону этого гребня, то баран будет на виду. Я не мог забраться на уступ, он был почти отвесный, но, если мне повезёт, я смогу обойти его в основании. Оставив вещи и забросив на спину винтовку, после часового, полного риска перехода, выглянув из-за скалы, я увидел его, лежащего на крошечном карнизе и осматривающего долину далеко внизу, в трёхстах метрах подо мною. Внезапно налетевший снежный шквал затуманил картину, заставив меня спешить. Опасаясь, что он может стронуться с места, я торопился и, поторопившись, ступил на ушедший под моей ступней валун. Я падал... Быстрый, нарастающей рокот камнепада зашумел в моей голове... Я больше не видел ничего, пока сквозь пробуждающееся сознание не увидел склонившееся надо мной размытое лицо Луиса, поперхнувшись от обжигающего моё горло глотка виски. Он знал, что мне нужны продукты и отдых, и после того, как увидел меня на верху гребня, поспешил ко мне, к моему счастью.
Я провёл в лагере три дня, отсыпаясь, залечивая мою разбитую голову и наблюдая за птицами и белками, пытающимися украсть хоть что-то со сковороды, как только Луис поворачивался к ней спиной. Я должен был пребывать в блаженстве тишины, наслаждаясь журчанием ручья, высокими елями, упирающимися вершинами в небо, румяными пиками гор, яркими в утренних ранних и вечерних лучах солнца, и чёрными и рельефными на фоне северного сияния ночами. Но я не мог. Так как ночи становились холоднее, лист падал всё быстрее, и я понимал, что очень скоро всё здесь будет заковано в сплошной зимний панцирь. Это может случиться и сегодня, и завтра, в любой момент, как обычно это случается в горах. Я стал нервно-нетерпеливым, понимая, что время уходит безвозвратно. Я должен был спешить, но мне крайне необходим был и отдых! Я всё время думал о баране. Этого никогда не случалось со мной прежде, я смотрел на зверя раньше просто как на дичь, которую нужно добыть. Этот же баран не давал мне покоя. Сейчас уже я смотрел на себя глазами барана. Я видел его только однажды за пять дней охоты, но сколько раз он видел меня!? Меня, который стал его неисчезающей тенью, тенью опасной, с расчётливым умом и дальнобойной винтовкой, следующей за ним по пятам и вселившей в его сердца страх, заполнившей его жизненное пространство и следящей за ним во время кормежки, покоя и переходов. Эти мысли не давали мне покоя, и я неоднократно подходил к мысли оставить эту затею. Подходил, но оставить не мог. Его прекрасные рога не давали мне покоя, но он был ещё и источником неудачи, как моей, так и предыдущих охотников. Я должен был разобраться и доказать это прежде всего себе, без спешки уже в следующий раз. Когда на третий день вечером я сказал Луису, что утром я выхожу опять, он выронил из рук сковороду от неожиданности и, уставившись на меня обезумевшими глазами, пробормотал: «Я думал всё кончено, Сэр». – «Что окончено?» Луис не ответил. Он молча пошёл под навес и принёс мой меховой жилет. Вывернув его наизнанку, он показал амулет-оберег, вшитый в воротник. «Это твой оберег, который я пришил в первый день охоты. А его нет... Ужасный камнепад...», – и, повернувшись, унёс жилет обратно. Весь вечер его настроение было мрачным.
Спать мы легли молча. Я ушёл ранним холодным утром. Луис провожал меня, поднявшись по склону больше километра, а потом пожал мне руку, оставшись на склоне и долго смотря мне в след, безо всяких эмоций. Снега на вершинах стало заметно больше, дни стали ещё короче. Было крайне необходимо спешить, но спешить в этих условиях было смертельно опасно. Я знал уже большую часть ареала обитания этого барана и пытался просто рассчитать, где он ещё может быть. Но вместе с пониманием и предположением о его местонахождении, мне нужно было ещё и проверять мои догадки. А он уходил всё выше и выше, чувствуя моё постоянное присутствие за его спиной. Это были сверхтрудные восхождения. Горные пики поднимались из облаков, кажущиеся плывущими айсбергами в белом море. Это величественная красота держала мои нервы в постоянном напряжении, именно здесь я понял всё правдоподобие слухов о злом роке, преследующем охотников за этим бараном. Это была охота за пределами человеческих возможностей, на самой вершине мира, где вертикальная составляющая стала самым важным фактором твоей безопасности. Именно здесь я понял, насколько глупым выглядел мой смех над слухами о злом роке, следующим за бараном. Мне было совсем не до смеха. Я и не смеялся совсем, стараясь беречь мои силы и дыхание для более серьёзного момента, понимая, что это охота будет долгой и трудной. Но буквально на следующий день, на снежном покрывале небольшой долины я пересёк след, который мог оставить только старый баран. Он уходил к самому высокому пику в окрестностях. Я знал, что это будет нелегко – подойти на выстрел к нему, и я не знал, как далеко он ушёл, но начал преследовать его прямо здесь, с этого момента, удвоив моё внимание и осторожность.
Стараясь скрываться от его глаз, я пошёл окольными путями, прикрываясь утёсами и скалами. К закату я начал подъём на пик, следуя оставленному следу. На какое-то время я остановился в расщелине приготовить себе чай и подождать восхода луны. Стало очень холодно. Этот пронизывающий высокогорный холод пришёл сразу после захода солнца. Мои зубы стучали. В такт им бились мои мысли – подойти к нему в сумерках, хотя это и было опасно. Луна взошла, и я начал подъём. Всё изменилось в лунном свете до неузнаваемости – тени превратились в скалы, клочки тумана повисли в воздухе скалами и обрывами. Тысячи раз я был на волосок от смерти этой ночью, и всю свою оставшуюся жизнь я буду помнить, как полз на животе по острому как нож гребню, шириной в подоконник и скользкому как стекло, около часа. Края его ниспадали в туманную, чёрную мглу, а пики, вставшие на дыбы из тумана вокруг, сверкали бледно-фиолетовым блеском в лунном свете, зачаровывая и маня в свои объятья. Когда я добрался до следующего гребня, луна почти ушла, но всё же ещё было достаточно света, чтобы я увидел его голубоватой силуэт. Он был чуть ниже гребня, и я рассмотрел в бинокль, что это был именно он. Близился рассвет. Я был уверен, что баран переместится с рассветом. У меня совершенно не было времени, чтобы обойти хребет, я должен перебраться через него. Это было практически отвесное восхождение через повисшую в воздухе скалу без видимого основания.
Я долго колебался, прежде чем начать мой подъём. В конце концов я решился, стащил мой рюкзак, максимально освободив и облегчив себя. Мои мокасины скользили на скалах, я сбросил их вниз, к рюкзаку, оставшись в одних вязаных носках из грубой шерсти. Мелкие обломки скал острыми гранями шевелились под моими руками и ногами, но я упорно полз. В конце концов, один из них скользнул под моей ногой во время толчка, и я повис на руках, к счастью найдя опору моему колену. Я повис, дав секундный отдых уставшему телу, и посмотрел вниз. Далеко, может тысячу метров подо мной, свинцовой гладкой поверхностью блестела вода застывшего озера, а я был почти на самом верху, куда карабкался, преодолевая свои физические возможности. Из последних сил, я зацепился за скалу надо мною и, перевалив её, распластался наверху, совершено обессиленный.
Потревоженный ногой обломок скалы обрушился вниз с улетающим вместе с ним щелкающим звуком. Казалось, этот звук не прекратится никогда. Я лежал, сжавшись, раскинув ноги и руки по поверхности скалы, а когда поднял голову, то увидел поднимающегося на ноги барана, прислушивающегося к грохоту камнепада. Он встал с поднятой головой, сгруппировавшись для прыжка, на фоне обломков скал. В бледном занимающемся рассвете он был как призрак! Винтовка выстрелила... Она выстрелила помимо моей воли, громко загрохотав меж вершинами гор, отражаясь от них многократным эхом выстрела. Я боялся признаться себе, что попал в него. Баран не упал. Ещё мгновение он стоял на карнизе, а потом просто исчез, растворившись в выступах скал. После многодневной охоты, морально и физически меня истощившей, ночного холода и одиночества, постоянного чувства опасности, я был не в себе – сродни сумасшествию! Не думая, как лунатик, я пробрался на скалу к началу карниза, который был чуть шире метра и повисал над долиной, обрываясь своим краем в бездонную пропасть. Я полез по карнизу на четвереньках, совершенно не думаю об этом. Я полз, огибая выступы, и вдруг увидела его. Старый баран стоял в десятке метров впереди – там, где карниз упирался в отвесную стену. Не могу сказать, что я ожидал тогда увидеть и ожидал ли вообще чего-либо, ползя в изнеможении по этому карнизу. Но, увидев барана, я оцепенел. Бараны – очень осторожные животные. Но если ты загоняешь животное в угол, то даже маленькая пугливая мышь будет ожесточённо драться за свою жизнь... Этот баран мог бы сделать один прыжок и сбить меня с карниза туда, к стальной глади озера... Может... Если я буду двигаться, подниму винтовку или просто положу палец на спусковой крючок. Может... Если я его спровоцирую... Я всё стоял, уставившись на животное, и вдруг до моего сознания дошло, что сейчас этот баран, его вид и близость буквально смяли меня, натянув до предела мои нервы, парализовали сознание и внушили страх, рождая очередную легенду. Этот баран – идеальный представитель своего семейства, воплощение красоты, над которой работали годы эволюции. Я не смогу его стрелять. Родившееся в самом начале этой охоты чувство, росло и крепло во мне. После долгой охоты за ним, где я каждую секунду рисковал своей жизнью, я не смогу сделать это. Может быть больше никогда природа не создаст такого совершенства, и он не должен принадлежать никакому музею мира, где тысячи зевак смогут, просто приехав на автобусе, часами рассматривать это совершенное великолепие, чавкая чипсами и припивая их колой.
Он должен принадлежать только этим гордым и отчуждённым вершинам, куда никто, кроме самых отчаянных, добраться не сможет, до тех пор, пока он не умрёт своей смертью или роковая ошибка не сбросит его с этих утёсов на съедение орлам, его соседям по вертикальному миру. Оба мы смотрели друг на друга в течение растянувшихся на вечность секунд. И во время этих секунд чувство реальности начало оживать во мне. Я уже видел долину с озером и окружившим его чёрной полосой пихтарника, багряные осенние склоны, сверкающие белизной вершины и звонкий прозрачный воздух вокруг меня. Мне до боли захотелось видеть это вечно! Пронзительно захотелось жить! Старый баран напрягся, собравшись и подсев на ногах... И в следующее мгновение он прыгнул через меня, обдав плотным бараньим духом, приземлившись далеко позади, перед самым обрывом... Ещё прыжок, и он исчез за повисшей над карнизом скалой. Я ещё слышал цокот его копыт по скалам во время пересечения гребня, потом стало тихо. Меня бил озноб. Повернувшись, я пополз в начало карниза, а выбравшись на скалы, обнял их руками. Как же я любил жизнь... Не менее получаса прошло, пока я смог нормально дышать и моё сердце перестало гулко колотиться, и к этому моменту я уже знал, что больше никогда не смогу убить. Эта встреча на горном карнизе, пройдя сквозь меня, изменило мою охотничью сущность, поразив во мне охотника. И, как память об этом моменте, я буду хранить последний патрон, который остался в моём стволе.
Я потянул затвор и вытащил его. Он был стреляным... Это было гильза от последнего выстрела по барану, когда я стрелял с вершины и в безумной спешке к карнизу оставил её в патроннике, забыв перезарядиться. Мурашки поползли по моей спине, когда я представил себе яркую картину, как я вскидываю винтовку с пустым патронником, разорвав гипнотическое оцепенение нас обоих, пытаясь остановить атакующего барана... Это был очень долгий путь не только обратно в лагерь, но и сквозь себя. Путь, заставивший меня обдумать и понять и охоту двух моих предшественников на этого барана, и слова капрала о духе гор, обитающем здесь, воплотившемся в одного из них и изменившем моё сознание.
Сергей ТЮРИН п. Пчёлка, Кинельский р-он, Самарская обл.
От автора. Мне 52 года. Писать рассказы начал в начале нулевых, и началом послужило обычное событие – выезд на рыбалку с отцом и сыном. Но тогда почему-то всё так сложилось: и погода, и дорога – туда и обратно, и результат дня, что запустился какой-то процесс во мне, захотелось это не просто запомнить, но и записать. Так со временем я стал записывать в дневник некоторые события, произошедшие со мной и моими друзьями и близкими на охоте или рыбалке. И именно при встрече с Природой хочется не просто оставить в памяти эти радостные и приятные сердцу моменты, а запечатлеть их на бумаге и, перечитывая, заново переживать! Однажды выложил на суд местного охотничьего форума один из своих рассказов, и форумчанам понравилось! Сказали: «Пиши ещё!» Я и пишу.
Охота в Оренбуржье
За спиной у меня трепетали крылья! Наконец-то я еду в кабине «Газели», что возит медикаменты из Самары в Оренбуржье, в знакомые мне места! А в ногах у меня уютно устроилась моя легашка. Дражайший мой свояк, коему и принадлежит транспорт, любезно согласился довезти меня до вожделенных мною мест. Дорога была недолгой, и к утру пятницы 27 августа мы были в Сорочинске – одном из райцентров Оренбургской области. Узнав, где происходит «таинство» получения путёвок, я поспешил навстречу судьбе. Оказалось, что сначала надо заплатить госпошлину в 400 рублей в сбербанке, после чего, при предъявлении всех соответствующих документов (а это: охот.билет с отметкой об уплаченных взносах, лицензия на оружие, паспорт, вет.книжка собаки и, соответственно, чек об уплате пошлины), мне было выдано разрешение абсолютно бесплатно. Потому как практически вся территория района – это ОдОУ (общедоступные охотничьи угодья). Всё, завтра открытие!!! Планов громадьё, и мечты, мечты, мечты!
День первый, 28 августа.
Знакомый автобусник увозит меня в шесть утра на рейсовом в западную часть района, и я выхожу километрах в пяти от окраины Сорочинска. Путь мой лежит вниз по течению реки Самары по берегу, урёме и прилегающим лугам. Рассвет и растекающийся туман тревожат мою душу и горячат молодую собаку! Всё, пора! Выбираю направление и, ориентируясь по ветру, пускаю помощницу в поиск. То опускаясь к урёме, луговой её части, то поднимаясь в степь по береговой круче, челночим с собакой просторы Оренбуржья в поисках пернатой дичи. Собственно приехал я сюда в надежде поохотиться с легавой на перепелов и куропаток, коих, помнится мне, здесь было предостаточно. Но луговина за луговиной, поле за полем оказываются пусты... Лишь жаворонки, вылетая из травы, тревожат собаку и навевают на меня уныние. Вот и полдень, пора отдохнуть. Мы выбираем местечко на берегу Самарки и, искупавшись в её прохладных струях, закусываем чем Бог послал! Собака сладко дремлет, и меня тоже начинает клонить в сон... Нет! Хватит! Вперёд! И вот мы снова бороздим просторы степей в надежде найти нашу птичку.
Вижу, что помощница моя выложилась в горячем азарте первого дня, и я прекращаю пустые поиски, решив излишне не напрягать собаку. Спускаемся к реке. Идём вдоль берега, изредка обходя вплотную заросшие осиной и осокорем участки. Утка есть, местная, небольшими стайками по 5-8 штук. Держится под навесом ветвей деревьев, что стоят у самой воды. Решил, что не буду её стрелять, не ради неё приехал. Тут замечаю сидящих на сухом ветвистом дереве стаю вяхирей и начинаю её скрадывать. Собака, видя мою напряжённую походку, начинает азартиться и лезть вперёд, чем заставляет меня приложить немало усилий сдержать её порыв! Всё, в меру подойдя, беру одного! Остальные, как ветер, уносятся на другую сторону реки и исчезают за лесом.
Собаке не даю подать, а подбираю сам, потому как не её это дичь и нечего «примазываться к чужой славе»! Ну, вот я и открылся! Наливаю из фляжечки в отстрелянную гильзу тёщиной самогоночки и выпиваю с превеликим удовольствием – «С полем!». Побродив ещё немного, обнаружил вторую стаю вяхирей, из которой удачно взял тем же скрадыванием вторую птицу. Пора и домой возвращаться, так как идти порядочно, а ноги уже гудят от усталости. Пройдено мной было в этот день: от окраины Сорочинска, не доходя с километр посёлка Уран, забрал на юг на посёлок Николаевка и, не дойдя полукилометра до моста через реку, перешёл в брод Самарку. Дальше полевыми дорогами по месту, называемому Пчельник, вернулся к окраине города, где меня любезно согласился подбросить до дома подвернувшийся на старом «Москвиче» дядечка. Получается по моим подсчётам около 30 километров. А сколько же собака пробежала!!!
День второй, 29 августа.
На кануне вечером свояк мой предложил свои услуги, решив заодно посмотреть на процесс охоты. Выехали мы поздно, около девяти утра по местному, причиной чему были наши вчерашние посиделки! Наш путь пролегал в юго-западном направлении, к посёлкам Фёдоровка и Романовка, а точнее – к окружающим их полям. Объездили мы с дражайшим моим своячком немало полей и перелесков, но ничего славного этот день нам не принёс, за исключением двух случаев, которые я вам сейчас и поведаю. Периодически выбирая, казалось бы, перспективное место, где может держаться перепел и куропатка, я просил свояка остановить и пускал собаку в поиск. Обшаривая края подсолнечника, примыкающего к участкам степей, всё-таки нам с помощницей удалось столкнуть одинокого перепела, который переместился метров на пятьдесят.
Взяв собаку «рядом» и не сводя глаз с места приземления птицы, пошли на перемещённого. Душа трепетала!!! Подойдя поближе, краем глаза замечаю в этом месте движение чего-то тёмного и крупного. Собака в это время на крыле челнока делает потяжку и встаёт! Душа запела ораторию и засветилась в предвкушении работы собачки!!! Всё! Вот он, момент истины! Посылаю собаку и вижу следующее. Вместо того, чтобы поднять птицу в прыжке, собака по дуге обходит предполагаемое место нахождения птицы и как бы сторонится чего-то... Даю «пиль», и собака всё же бросается, но тут же отпрыгивает и... из подсолнуха взлетает полевой лунь, держа в одной лапе перемещённого нами перепела. Его-то я, оказывается, и заметил краем глаза, когда перепел приземлился недалеко от него, и он, не заставив себя ждать, быстренько метнулся и завладел им.
Потому и собака осторожничала, явно работая на стойке «в узерку» и не рискуя бросаться к такой птице. Ну что ж, прощай перепёлочка, видать не судьба... Больше за всё время охоты, а это ещё три дня, мы перепела так и не встретили. Второй случай – это встреча тетерева, который вылетел у меня из-под ног. Пройдя по участку брошенного поля с горохом, опустился в низинку, где росли берёзы. Сначала шёл среди деревьев, но потом вышел на край и, чуть пройдя, столкнул этого черныша, вылетевшего из кустов вишарника. Это было что-то!!! Шум, треск, хлопанье крыльев! Стрелять и не думал... Стоял обалдевший и... грустный. Птичка-то лицензионная. Благо, что собака лазила в это время в берёзках, а то если бы отработала тетерю – стал бы я браконьером... Так закончился наш второй день. Прошёл километров пятнадцать, не больше. На машине намотали ровно пятьдесят. Очень удобно, кстати. Пока я с собакой челночу, свояк уже переехал и ждёт на условленном месте!
День третий, 31 августа.
Удручённый состоянием дел, решил пройтись снова по Самарке, в надежде на авось и небось... Кружились и по лугам, и по полям. Подходили и к береговой круче, прочёсывали камыши и кусты. Итогов этого дня стали два кулика-веретенника и селезень кряковой. Куликов и крякву взял с подхода. Утку, к чести собаки, добыл благодаря ей, которую она и выгнала из камышей, и подала с другого берега речки. Куликов же – просто с подхода, когда они взлетали с отмелей, обнаружив наше приближение. Прошёл километров двадцать, собаку особо не гонял, так как она заметно подустала за два предыдущих дня. День четвёртый, 2 сентября. На этот раз путь мой пролегал строго на юг района. Решил снова попытать счастья в полях и степных участках. В шесть утра меня забрал опять знакомый автобусник, который выполняет рейсы по району. Автобус шёл в Белогорку, что в сорока километрах от Сорочинска, но мне выходить чуть раньше – в Покровке. Светало около семи утра (разница в 2 часа), а я уже половина седьмого стоял на обочине и ждал первых лучиков солнца. Покурив, двинулся в сторону Михайловки, до которой восемь километров. Решил идти по некоси вниз по течению безымянного ручья.
Уже во всю расцвело, а ничего даже не перевидел. Так потихоньку, то осматривая подходы к воде, то пуская собаку в поиск по небольшим лужкам, подошли к окраине Михайловки. В село и дальше решил не идти, потому как по данным моей ГУГЛовской разведки там сплошные поля, сгоревшие и вспаханные и потому не представляющие интереса. Двинулись мы с собакой к пруду, который, по словам знакомых, не так давно запрудили и зарыбили. На подходе увидал вагончик и табличку «Рыбалка запрещена». Ну, это нас не касается, мы охотиться пришли! Проходим мимо сторожки, выходит сторож и спрашивает закурить. Постояли, поговорили, и он сказал, что утка держится вверху пруда, в заросших камышом и рогозом овражках. Двинулся туда с собакой, заставляя её идти сзади, потому как постоянно рвётся её необузданная натура вперёд, что может мне помешать. Подходим к берегу, место просто замечательное, радует глаз пейзаж и вселяет надежды. Здесь-то и поставлю чучалки, прихваченные на этот раз с собой! Смотрю, собака стоит у воды и пялится на другой берег... Зову к себе, и в этот момент... взлетают утки! Прямо в десяти метрах из камыша! Мать твою! Вскидываюсь, отстреливаюсь с правого, и одна валится на другой берег! Ура! Первый выстрел дня – и уже с добычей! Собачка всё, конечно же, прекрасно видела и без команды (засранка!) ринулась за птицей. Благо, до другой стороны метров двадцать-тридцать. В общем, с поиском и подачей битой птицы проблем нет!
Оказалась, уточка чирка-трескунка, взрослая, не этого года. Хорошо-то хорошо, да только уток пуганул теперь... Но всё равно, выставляю чучела, принимая прохладные утренние ванны! Нашёл сухих веток талов и наладил шалашик, заботливо прикрыв его захваченной и самостоятельно сделанной массетью. Сидел три часа. Собака спала рядом, периодически посматривая на меня и как бы вопрошая: «Ну как? Ничего? Ну тогда я ещё посплю!» Утки налетали три раза, кружились, но так и не присели... ...Вот и завершилась моя поездка в Оренбуржье, в этот благословенный степной край с высоким и чистым небом и воздухом, наполненным ароматом полыни! Я обязательно сюда ещё вернусь! Сентябрь, 2010 год
