tvi55
Команда форума
- С нами с
- 27/05/08
- Постов
- 3 943
- Оценка
- 1 738
- Живу в:
- Санкт-Петербург
- Для знакомых
- Владимир Иванович
- Охочусь с
- 1994
- Оружие
- ИЖ-27М, ОП СКС 7.62х39
- Собака(ки)
- Английский кокер спаниель
Почему штурм столицы гитлеровского рейха оказался очень непростым для РККА
На фото: Берлин, 1945 год. Маршал Советского Союза Г. К.Жуков и советские офицеры у Бранденбургских ворот (Фото: ТАСС)
2 мая 1945 года была поставлена точка в ходе крупнейшего штурма Второй мировой — после многодневных кровопролитных боев капитулировал гарнизон Берлина. По сути, это была последняя крупная операция советских войск. В последующих сражениях фактически добивались остатки гитлеровцев, пытавшихся прорваться к союзникам, чтобы сдаться в плен им, а не нашим войскам с последующей, как им казалось, отправкой в Сибирь.
К моменту начала штурма 16 апреля 1945 г. фронта в полном смысле этого слова на Западе уже не было. Большая часть гитлеровских войск попала там в окружение, оставшиеся были фактически рассеяны и стягивались как раз к столице Третьего рейха, чтобы дать там последний бой Красной армии.
Оценки исхода сражения за Берлин разнятся. С одной стороны, крупный город был взят и достаточно быстро, если учесть, что эшелонированная оборона вокруг готовилась как минимум два месяца. Но с другой — прорвать эту самую оборону на направлении главного удара сразу не удалось, что привело к достаточно тяжелым боям и весьма серьезным потерям.
Почему же Третий рейх довольно серьезно огрызнулся в состоянии фактически агонии? Почему советскому поколению победителей пришлось выдержать еще один, последний бой, который «трудный самый», как верно пелось в песне М. Ножкина? Тому есть как минимум три причины.
Гитлеровцы сконцентрировали очень серьезные силы
Нацистская военная и государственная машина к апрелю 1945 г. была, разумеется, основательно разрушена, но функционировать не прекращала. Притом, что нашим танкам оставалось всего несколько десятков километров до полной победы. Но на этих самых десятках километров было собрано противником свыше миллиона солдат и офицеров, не считая еще так называемого фольксштурма — наспех сколоченных, но фанатичных добровольческих подразделений нацистов. В распоряжении гитлеровцев было 1,5 тысячи танков и САУ, это было в четыре раза меньше, чем у РККА, но ведь они находились в глухой обороне и могли действовать из засад или как доты.
Уступали нацисты и в авиации, но у Люфтваффе накануне их разгрома появились реактивные «мессершмиты». Причем подниматься в воздух они могли с всепогодных бетонированных берлинских аэродромов, а не с еще до конца невысохших после весенней распутицы полевых, как вынуждены были наши Яки и МиГи.
О том, что чуть ли не на каждом километре до Берлина наших бойцов ждали те или иные укрепления противника — и говорить нечего. Основательно подготовились нацисты и в черте самого города. В результате едва ли не каждый дом и каждую улицу пришлось брать штурмом советским и польским бойцам. Да, да, и польским. В Берлинской операции союзники РККА из Войска Польского принимали самое активное и деятельное участие, что отражено в фильмах советской эпохи, в частности, в киноэпопее «Освобождение».
В общем, план обороны у Вермахта был, и он его придерживался — отойти с передовой, сохранив максимум сил после мощной артподготовки Красной армии и дать бой в глубине своих укрепленных линий. Другое дело, что увенчаться успехом никакой, даже самый хитроумный план Гитлера и его приспешников уже не мог. Слишком мощна была уже Красная армия, слишком заряжены уже были наши воины на то, чтобы уничтожить зверя в его логове, как тогда писали. Остановить такую силу не способен был никто. Речь могла идти лишь о времени, на которое хватит духу гитлеровским частям сопротивляться.
Ошибка советского командования с направлением главного удара
Когда Г. К. Жуков сменил в октябре 1944 г. К.К. Рокоссовского на посту командующего 1-м Белорусским фронтом, для всего мира стало ясно, с какого направления предполагается брать Берлин. Разумеется, стало ясно и противнику, что Красная армия не будет ничего особого выдумывать, а станет прорываться к столице рейха по кратчайшей прямой.
Так что когда 16 апреля 1945 г. начался штурм Берлина, неожиданностью действия советских войск для гитлеровской группировки не стали. Они ждали прорыв в районе Зееловских высот — его там и предприняли наши армии. И как следствие, уперлись в яростное сопротивление врага, которому уже нечего было терять.
И неизвестно, как развивались бы в итоге события, если бы наша армия не была бы в апогее своего могущества за всю историю и не наступала бы фактически тремя колоннами. Не только войсками 1-го, но и 2-го Белорусского под командованием обиженного Рокоссовского, а самое главное, 1-го Украинского под руководством амбициозного И.С. Конева. Понятно, что Сталин для пользы дела играл на полководческом самолюбии своих маршалов.
Когда у Жукова не заладилось, он переговорил с Коневым и предложил ему развернуть его две танковые армии на север, на Берлин. С этого момента в штурме формально одного единственного города, хотя и являющегося столицей Германии, принимали сразу четыре бронированных кулака. Такие удары выдержать никто не смог бы — и гитлеровцы, несмотря на свое фанатичное сопротивление, посыпались.
Но скорее всего, это случилось бы раньше и с меньшими потерями, если бы изначально главный удар наносился бы в полосе 1-го Украинского, которому нужно было форсировать относительно небольшую реку Нейсе, а не буквально прогрызать одну линию обороны за другой в возвышенной и неудобной для танков местности, как соседям из 1-го Белорусского. Пошли же сначала этим более сложным путем, скорее всего, под влиянием Г. К. Жуков. Он ведь был заместителем Верховного Главнокомандующего и, конечно, в погоне за лаврами полководца, взявшего столицу неприятеля, имел куда больше шансов стать первым.
Осуждать Георгия Константиновича сложно — так, скорее всего, поступил бы любой военачальник на его месте. Соблазн был слишком велик. Понимал это и Сталин, поэтому коррективы внес уже по ходу действия. Так что некоторый просчет с направлением главного удара, конечно, был, но избежать ее заблаговременно было невозможно даже руководителю Ставки при всем его стальном характере. И понятно почему — бойцы и командиры 1-го Белорусского, а также их прославленный командующий уже стояли у ворот Берлина.
Пассивность американо-британских войск
США и Великобритания, конечно, тоже спешили первыми занять Берлин, но ровно до того момента, когда стало окончательно ясно, что займется столицей рейха все-таки Красная армия. Тут же интерес к ее взятию у них как-то угас. Вероятно, поворотным пунктом в тактике и стратегии западных союзников СССР стало очень неприятное для них контрнаступление гитлеровцев в Арденнах. Тогда они сами фактически попросили советское командование подсобить, что и было сделано, да так, что 1-я гвардейская танковая армия в принципе могла попробовать рискнуть и взять цитадель гитлеровского нацизма с ходу еще в феврале-марте 1945 г.
И наверное, можно было бы пойти на такой риск, если бы у нашей Ставки была бы хоть какая-то уверенность, что союзные армии в свою очередь будут столь же быстро продвигаться навстречу, чтобы рассечь Вермахт на две группировки — северную и южную. Это и произошло в действительности во время исторической встречи на Эльбе, но двумя месяцами позже.
О том, что оказаться там или даже восточнее американо-британские войска могли и раньше, говорит сожаление руководителей западных держав, что после высадки в Нормандии они не начали наступление сразу вглубь Германии. В результате промедления на старте в гонке в Берлин они уступили пальму первенства РККА,
После осознания своего опоздания рваться помогать советским войскам им резко расхотелось. Собственно, ничего нового в этой тактике не было — она просто и без затей повторила их же глобальную стратегию максимального ослабления СССР путем откладывания открытия Второго фронта в Европе.
Поэтому во время штурма Берлина войсками Жукова и Конева его тоже фактически не было. Именно поэтому малахольные в ставке Гитлера до конца надеялись на армию Венка, которая должна была подойти с запада, и так радовались печальной вести о смерти президента США Ф.Д. Рузвельта, произошедшей в тот самый момент, когда танки Красной армии уже подошли к берлинским окраинам.
И надо сказать, надежды нацистских главарей, как потом выяснилось, не были совсем уж беспочвенны. Видимо, они знали, что плененные на Западном фронте гитлеровские части фактически сохраняются, а их вооружение складируется. Понятно, не для того, чтобы подарить все это в День победы Дядюшке Джо.
Были и реальные инциденты между союзниками — в Венгрии американская авиация якобы по ошибке разбомбили советскую колонну, а в небе как раз над Берлином трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб сбил два союзнических «Мустанга», которые внезапно атаковали его.
Но все же больше проблем доставили не какие-то недружественные действия союзников, а именно их неторопливость. Они действительно предоставили право взять Берлин Красной армии, но, получается, вместе с бременем тяжких потерь в ходе и этой конкретно операции. При этом после окончания войны получили свои зоны оккупации в германской столице. Последние потом стали серьезной занозой в теле ГДР под названием Западный Берлин.
Если бы союзные армии поспешили бы на помощь РККА, наверняка сопротивление Вермахта было бы сломлено гораздо раньше, многие десятки тысяч жизней было бы спасены. Но этого, увы, не случилось.
Право на штурм
А можно ли было советскому командованию в свою очередь пойти по пути союзников и уступить им право ценой немалых потерь штурмовать Берлин? И кстати, вовсе не обязательно немалых — наверняка против англо-американских войск гитлеровцы не сражались бы столь же фанатично и упорно, как против РККА, видя в ней главного противника.
Конечно, наше командование никогда бы так не поступило. Красная армия имела полное и моральное, и политическое, по согласованию с союзниками право поднять над Рейхстагом красное знамя. Никто бы в нашей стране не понял бы, если бы Егоров и Кантария уступили свою законную, предоставленную им ценой своей жизни миллионами павших советских воинов и мирных граждан возможность поставить победную точку в войне против нацизма каким-нибудь рядовым Райаном при всем уважении к братьям по оружию.
http://svpressa.ru/post/article/199258/
Автор Александр Евдокимов
На фото: Берлин, 1945 год. Маршал Советского Союза Г. К.Жуков и советские офицеры у Бранденбургских ворот (Фото: ТАСС)
2 мая 1945 года была поставлена точка в ходе крупнейшего штурма Второй мировой — после многодневных кровопролитных боев капитулировал гарнизон Берлина. По сути, это была последняя крупная операция советских войск. В последующих сражениях фактически добивались остатки гитлеровцев, пытавшихся прорваться к союзникам, чтобы сдаться в плен им, а не нашим войскам с последующей, как им казалось, отправкой в Сибирь.
К моменту начала штурма 16 апреля 1945 г. фронта в полном смысле этого слова на Западе уже не было. Большая часть гитлеровских войск попала там в окружение, оставшиеся были фактически рассеяны и стягивались как раз к столице Третьего рейха, чтобы дать там последний бой Красной армии.
Оценки исхода сражения за Берлин разнятся. С одной стороны, крупный город был взят и достаточно быстро, если учесть, что эшелонированная оборона вокруг готовилась как минимум два месяца. Но с другой — прорвать эту самую оборону на направлении главного удара сразу не удалось, что привело к достаточно тяжелым боям и весьма серьезным потерям.
Почему же Третий рейх довольно серьезно огрызнулся в состоянии фактически агонии? Почему советскому поколению победителей пришлось выдержать еще один, последний бой, который «трудный самый», как верно пелось в песне М. Ножкина? Тому есть как минимум три причины.
Гитлеровцы сконцентрировали очень серьезные силы
Нацистская военная и государственная машина к апрелю 1945 г. была, разумеется, основательно разрушена, но функционировать не прекращала. Притом, что нашим танкам оставалось всего несколько десятков километров до полной победы. Но на этих самых десятках километров было собрано противником свыше миллиона солдат и офицеров, не считая еще так называемого фольксштурма — наспех сколоченных, но фанатичных добровольческих подразделений нацистов. В распоряжении гитлеровцев было 1,5 тысячи танков и САУ, это было в четыре раза меньше, чем у РККА, но ведь они находились в глухой обороне и могли действовать из засад или как доты.
Уступали нацисты и в авиации, но у Люфтваффе накануне их разгрома появились реактивные «мессершмиты». Причем подниматься в воздух они могли с всепогодных бетонированных берлинских аэродромов, а не с еще до конца невысохших после весенней распутицы полевых, как вынуждены были наши Яки и МиГи.
О том, что чуть ли не на каждом километре до Берлина наших бойцов ждали те или иные укрепления противника — и говорить нечего. Основательно подготовились нацисты и в черте самого города. В результате едва ли не каждый дом и каждую улицу пришлось брать штурмом советским и польским бойцам. Да, да, и польским. В Берлинской операции союзники РККА из Войска Польского принимали самое активное и деятельное участие, что отражено в фильмах советской эпохи, в частности, в киноэпопее «Освобождение».
В общем, план обороны у Вермахта был, и он его придерживался — отойти с передовой, сохранив максимум сил после мощной артподготовки Красной армии и дать бой в глубине своих укрепленных линий. Другое дело, что увенчаться успехом никакой, даже самый хитроумный план Гитлера и его приспешников уже не мог. Слишком мощна была уже Красная армия, слишком заряжены уже были наши воины на то, чтобы уничтожить зверя в его логове, как тогда писали. Остановить такую силу не способен был никто. Речь могла идти лишь о времени, на которое хватит духу гитлеровским частям сопротивляться.
Ошибка советского командования с направлением главного удара
Когда Г. К. Жуков сменил в октябре 1944 г. К.К. Рокоссовского на посту командующего 1-м Белорусским фронтом, для всего мира стало ясно, с какого направления предполагается брать Берлин. Разумеется, стало ясно и противнику, что Красная армия не будет ничего особого выдумывать, а станет прорываться к столице рейха по кратчайшей прямой.
Так что когда 16 апреля 1945 г. начался штурм Берлина, неожиданностью действия советских войск для гитлеровской группировки не стали. Они ждали прорыв в районе Зееловских высот — его там и предприняли наши армии. И как следствие, уперлись в яростное сопротивление врага, которому уже нечего было терять.
И неизвестно, как развивались бы в итоге события, если бы наша армия не была бы в апогее своего могущества за всю историю и не наступала бы фактически тремя колоннами. Не только войсками 1-го, но и 2-го Белорусского под командованием обиженного Рокоссовского, а самое главное, 1-го Украинского под руководством амбициозного И.С. Конева. Понятно, что Сталин для пользы дела играл на полководческом самолюбии своих маршалов.
Когда у Жукова не заладилось, он переговорил с Коневым и предложил ему развернуть его две танковые армии на север, на Берлин. С этого момента в штурме формально одного единственного города, хотя и являющегося столицей Германии, принимали сразу четыре бронированных кулака. Такие удары выдержать никто не смог бы — и гитлеровцы, несмотря на свое фанатичное сопротивление, посыпались.
Но скорее всего, это случилось бы раньше и с меньшими потерями, если бы изначально главный удар наносился бы в полосе 1-го Украинского, которому нужно было форсировать относительно небольшую реку Нейсе, а не буквально прогрызать одну линию обороны за другой в возвышенной и неудобной для танков местности, как соседям из 1-го Белорусского. Пошли же сначала этим более сложным путем, скорее всего, под влиянием Г. К. Жуков. Он ведь был заместителем Верховного Главнокомандующего и, конечно, в погоне за лаврами полководца, взявшего столицу неприятеля, имел куда больше шансов стать первым.
Осуждать Георгия Константиновича сложно — так, скорее всего, поступил бы любой военачальник на его месте. Соблазн был слишком велик. Понимал это и Сталин, поэтому коррективы внес уже по ходу действия. Так что некоторый просчет с направлением главного удара, конечно, был, но избежать ее заблаговременно было невозможно даже руководителю Ставки при всем его стальном характере. И понятно почему — бойцы и командиры 1-го Белорусского, а также их прославленный командующий уже стояли у ворот Берлина.
Пассивность американо-британских войск
США и Великобритания, конечно, тоже спешили первыми занять Берлин, но ровно до того момента, когда стало окончательно ясно, что займется столицей рейха все-таки Красная армия. Тут же интерес к ее взятию у них как-то угас. Вероятно, поворотным пунктом в тактике и стратегии западных союзников СССР стало очень неприятное для них контрнаступление гитлеровцев в Арденнах. Тогда они сами фактически попросили советское командование подсобить, что и было сделано, да так, что 1-я гвардейская танковая армия в принципе могла попробовать рискнуть и взять цитадель гитлеровского нацизма с ходу еще в феврале-марте 1945 г.
И наверное, можно было бы пойти на такой риск, если бы у нашей Ставки была бы хоть какая-то уверенность, что союзные армии в свою очередь будут столь же быстро продвигаться навстречу, чтобы рассечь Вермахт на две группировки — северную и южную. Это и произошло в действительности во время исторической встречи на Эльбе, но двумя месяцами позже.
О том, что оказаться там или даже восточнее американо-британские войска могли и раньше, говорит сожаление руководителей западных держав, что после высадки в Нормандии они не начали наступление сразу вглубь Германии. В результате промедления на старте в гонке в Берлин они уступили пальму первенства РККА,
После осознания своего опоздания рваться помогать советским войскам им резко расхотелось. Собственно, ничего нового в этой тактике не было — она просто и без затей повторила их же глобальную стратегию максимального ослабления СССР путем откладывания открытия Второго фронта в Европе.
Поэтому во время штурма Берлина войсками Жукова и Конева его тоже фактически не было. Именно поэтому малахольные в ставке Гитлера до конца надеялись на армию Венка, которая должна была подойти с запада, и так радовались печальной вести о смерти президента США Ф.Д. Рузвельта, произошедшей в тот самый момент, когда танки Красной армии уже подошли к берлинским окраинам.
И надо сказать, надежды нацистских главарей, как потом выяснилось, не были совсем уж беспочвенны. Видимо, они знали, что плененные на Западном фронте гитлеровские части фактически сохраняются, а их вооружение складируется. Понятно, не для того, чтобы подарить все это в День победы Дядюшке Джо.
Были и реальные инциденты между союзниками — в Венгрии американская авиация якобы по ошибке разбомбили советскую колонну, а в небе как раз над Берлином трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб сбил два союзнических «Мустанга», которые внезапно атаковали его.
Но все же больше проблем доставили не какие-то недружественные действия союзников, а именно их неторопливость. Они действительно предоставили право взять Берлин Красной армии, но, получается, вместе с бременем тяжких потерь в ходе и этой конкретно операции. При этом после окончания войны получили свои зоны оккупации в германской столице. Последние потом стали серьезной занозой в теле ГДР под названием Западный Берлин.
Если бы союзные армии поспешили бы на помощь РККА, наверняка сопротивление Вермахта было бы сломлено гораздо раньше, многие десятки тысяч жизней было бы спасены. Но этого, увы, не случилось.
Право на штурм
А можно ли было советскому командованию в свою очередь пойти по пути союзников и уступить им право ценой немалых потерь штурмовать Берлин? И кстати, вовсе не обязательно немалых — наверняка против англо-американских войск гитлеровцы не сражались бы столь же фанатично и упорно, как против РККА, видя в ней главного противника.
Конечно, наше командование никогда бы так не поступило. Красная армия имела полное и моральное, и политическое, по согласованию с союзниками право поднять над Рейхстагом красное знамя. Никто бы в нашей стране не понял бы, если бы Егоров и Кантария уступили свою законную, предоставленную им ценой своей жизни миллионами павших советских воинов и мирных граждан возможность поставить победную точку в войне против нацизма каким-нибудь рядовым Райаном при всем уважении к братьям по оружию.
http://svpressa.ru/post/article/199258/
Автор Александр Евдокимов