old uhu
Участник
- С нами с
- 16/11/16
- Постов
- 1 114
- Оценка
- 261
- Живу в:
- Пермь
- Для знакомых
- Сергей
- Охочусь с
- 1991
- Оружие
- мр-133 12/76, иж-94"север" 22LR-20/70, "сайга"-308win.
- Собака(ки)
- были лайки, сейчас РОС и два дворянина
Селезень
Жизнь свела меня с этим человеком случайно, в середине девяностых годов, и некоторые истории из его жизни показались мне достойными пересказа.
Познакомился я с ним, на кухне, родителей моего друга Михаила, по приглашению которого, приехал на рыбалку, в их деревушку, расположенную на севере Пермской, тогда ещё Области. Приехал я не с пустыми руками, привезя, по Мишкиной просьбе, двух щенков от моей лайки, одного на подарок Мишкиному отцу, Владиславу Захаровичу, бывшему охотоведу, второго на продажу однокласснику Михаила у которого недавно умер старый гончак.
Добрались мы в деревню глубоким вечером, и сразу были усажены за стол гостеприимными хозяевами. Захарыч очень обрадовался привезённой собаке, вручил мне положенный в таких случаях «пятачок», и поинтересовался судьбой второго щенка. Узнав, что парень, которому везлась собака, не может определиться с выбором, между лайкой и гончей, он встрепенулся: «У меня же, кореш Селезень, щенка ищет, сейчас ему позвоню» - и потянулся к телефону: «Слыш, старый, дуй сюда, дело есть».
Так я впервые услышал это прозвище, давно ставшее для этого человека вторым именем. На мой вопрос: «Селезень, это кто?». Захарыч хитро улыбнулся, и огорошил: «Это у нас человек легенда, он медведю под зад пинал» - и, видя, моё недоверие продолжил: «Было это ещё до Мишкиного рождения, году так в семидесятом. Поехали мы за Каму, на болота, клюквы набрать, сетки проверить, ну и стрельнуть кого. Барахло в избу утащили, и разошлись каждый в свою сторону, договорившись, что вечером все вернёмся, а были мы тогда вчетвером. Вечером я вернулся вторым, чуть погодя пришёл третий, стало темнеть, а Селезня всё нет. Начали уже волноваться, я в воздух стрельнул три раза, спустя полчаса ещё три, в ответ тишина. Совсем стемнело, дождь начался, ушли в избу, сидим в карты играем, да думаем, куда Селезня унесло, уходил он на Чистое болото, стрельбу с той стороны ни кто не слышал. Время уже за полночь, спать ни кто не может, решаем, как завтра искать будем. Вдруг, раскрывается дверь и влетает Селезень, сразу зад к нарам прижал, глаза стеклянные, и трясущимися руками папиросу в ухо суёт, ружьё за спиной висит, рюкзака с торбой нету. Ружьё с него сняли, давай по мордасам хлестать, и водкой отпаивать, смотрим в себя приходит. Орём на него: «Что случилось?!!» - а он так тихонько: «М-м-мед-дведь» . Ну хоть говорить начал».
В этот момент, не запертая дверь в доме скрипнула, и на кухню вошёл, невысокого роста сухонький дедок, с по-стариковски бездонными глазами, и добродушной, располагающей к себе, улыбкой беспросветного оптимиста. Протянул руку представившись: «Селезень». На мой вопрос, как по имени, отчеству, он усмехнулся: «Да, Селезнем и зови, мне уж давно так привычней». Захарыч подвинул ему стул: «Мы тут, только про тебя говорили, рассказывай, как ты у хозяина клюкву воровал». Селезень, с не сходящей улыбкой, махнул рукой: «Да сколько можно!» - но понимая, что от Захарыча не отвертеться, продолжил: « Ну что, пошёл я тогда, клюкву драть, на Чистое. А год на ягоду тогда был богатый, и где-то посреди болота, набрёл на пятак, клюква в ствол шестнадцатого калибра не лезет. Рюкзак с торбой скинул, ружьё за спину повесил, и давай на четвереньках ползать «лапой» клюкву грести, только рюкзак за собой таскаю, час греб, может два. Как краб боком ползу, одной рукой гребу, второй рюкзак подтягиваю, ну так боком, задницей в кочку и уперся, а она возьми да толкни меня в ответ, думал, вон Славка, подкрался, да шуткует. Толкнул в ответ, сзади заворчало, я сначала не понял, поворачиваюсь, а там медведь так же боком сидит, только башку ко мне повернул, может спал, когда я в него задницей приехал, не знаю. Сидим как два дурака, спина к спине, друг на друга смотрим, помню ещё подумал: «Тройкой или пятёркой?». В стволах то дробь была, а потом как обухом по голове: «МЕДВЕДЬ!!!!». Больше ни чего не помню, видимо рванул от туда, и память со страху отшибло, как в избу дошёл не знаю, в себя пришел, когда они меня по лицу лупили». «Мы потом, пол дня его рюкзак искали, да так и не нашли» - подключился к разговору Захарыч. Селезень вздохнул: «Почти полный набрал, ну да ладно давно это было… чего звали то?».
Узнав про щенка, он, было, обрадовался как ребёнок, а потом погрустнел: «Серёжа, у меня сейчас денег нет». В то время по дальним деревням, пенсию задерживали по нескольку месяцев. Понимая, что собака попадёт в надёжные руки, успокаиваю его: «Не переживай, денег не надо, дашь что не жалко, хоть капсюлей пригоршню, и нормально». «Добро, пойду, старуху обрадую» - он довольный унёс щенка домой, вернувшись с банкой пороха, в качестве платы за собаку. Дальше разговоры потекли за охоту, собак и оружие.
Когда упомянули старые ружья, Селезень выдал, ещё одну историю: «Лет мне тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Собрались мы за уткой, на Зелёный, знаешь остров на том берегу Камы, который от болот протока отделяет. Приехали вечером, костёр развели, сидим, завтрашнюю охоту отмечаем. Вдруг по протоке, скрип - скрип, скрип – скрип, выплывает вёсельная лодка, в ней дед. Нас увидел, и кричит: «Сынки, патронами не поделитесь?». Патронов, в те времена, у нас покупных не было, крутили сами, кто на дымном, кто на «соколе». Спрашиваем его: «Дед, калибр тебе какой?» - а он так уверенно: «Да мне всё равно». Мы удивились, но кто один кто два патрона деду скинули, он уплыл, ну а мы дальше пировать. Утром туман, слышно только кряканье стаи, на воде. Мы уключины смочили и тихонько подплываем, лишний раз вздохнуть боимся, стая большая, сидят плотно. До стаи метров сто пятьдесят остаётся, на воде, да в тумане, расстояние тяжело определить, стараемся подплыть поближе, вдруг сзади, от Зелёного, скрип-скрип, скрип-скрип. Вчерашний дед, на своей плоскодонке, нарисовался, и гребёт в нашу сторону. Мы шёпотом материмся: «Чёрт старый, чтоб у тебя руки вместе с вёслами отвалились, смочи уключины» - пытаемся успеть, пока стая, от дедова скрипа, на крыло не встала. Оставалось нам, до уток, метров может восемьдесят, когда ближние утки перелетать начали, деду до нас метров ещё полста, когда сзади громыхнуло. Стая на крыло поднялась, но не вся…. по центру полоса осталась, из битой птицы. Смотрим назад, на месте дедовской лодки, облако дыма, мы быстрей туда спасать старого. Пока гребли, дым растянуло, подплываем, и видим такую картину. На дне лодки, копошится дед, пытаясь сесть, на сидуху. Рядом с дедом, лежит фузея, длинной чуть не в половину дедова корыта, ствол чуть не смою руку толщиной, а на прикладе валенок одет. Подплыли, спрашиваем: «Ты живой, чёрт старый? Откуда такой мушкет откопал?». Дед с силами собрался, залез на сидуху: «Нормально сынки, нормально, а ружьё наследство от деда моего». «А валенок зачем?» - допрос продолжаем. «Раньше так стрелял, а как старый стал, без него не могу, дерётся зараза шибко» - объяснил своё изобретение дед, под наш хохот».
Просидели мы за разговорами до полуночи, после рыбалки я уехал домой, и больше с Селезнем не встречался. Только Михаил с Владиславом Захаровичем, передавали от него приветы и благодарности за собаку, с которой он пропадал постоянно на охоте до последних своих дней.
Жизнь свела меня с этим человеком случайно, в середине девяностых годов, и некоторые истории из его жизни показались мне достойными пересказа.
Познакомился я с ним, на кухне, родителей моего друга Михаила, по приглашению которого, приехал на рыбалку, в их деревушку, расположенную на севере Пермской, тогда ещё Области. Приехал я не с пустыми руками, привезя, по Мишкиной просьбе, двух щенков от моей лайки, одного на подарок Мишкиному отцу, Владиславу Захаровичу, бывшему охотоведу, второго на продажу однокласснику Михаила у которого недавно умер старый гончак.
Добрались мы в деревню глубоким вечером, и сразу были усажены за стол гостеприимными хозяевами. Захарыч очень обрадовался привезённой собаке, вручил мне положенный в таких случаях «пятачок», и поинтересовался судьбой второго щенка. Узнав, что парень, которому везлась собака, не может определиться с выбором, между лайкой и гончей, он встрепенулся: «У меня же, кореш Селезень, щенка ищет, сейчас ему позвоню» - и потянулся к телефону: «Слыш, старый, дуй сюда, дело есть».
Так я впервые услышал это прозвище, давно ставшее для этого человека вторым именем. На мой вопрос: «Селезень, это кто?». Захарыч хитро улыбнулся, и огорошил: «Это у нас человек легенда, он медведю под зад пинал» - и, видя, моё недоверие продолжил: «Было это ещё до Мишкиного рождения, году так в семидесятом. Поехали мы за Каму, на болота, клюквы набрать, сетки проверить, ну и стрельнуть кого. Барахло в избу утащили, и разошлись каждый в свою сторону, договорившись, что вечером все вернёмся, а были мы тогда вчетвером. Вечером я вернулся вторым, чуть погодя пришёл третий, стало темнеть, а Селезня всё нет. Начали уже волноваться, я в воздух стрельнул три раза, спустя полчаса ещё три, в ответ тишина. Совсем стемнело, дождь начался, ушли в избу, сидим в карты играем, да думаем, куда Селезня унесло, уходил он на Чистое болото, стрельбу с той стороны ни кто не слышал. Время уже за полночь, спать ни кто не может, решаем, как завтра искать будем. Вдруг, раскрывается дверь и влетает Селезень, сразу зад к нарам прижал, глаза стеклянные, и трясущимися руками папиросу в ухо суёт, ружьё за спиной висит, рюкзака с торбой нету. Ружьё с него сняли, давай по мордасам хлестать, и водкой отпаивать, смотрим в себя приходит. Орём на него: «Что случилось?!!» - а он так тихонько: «М-м-мед-дведь» . Ну хоть говорить начал».
В этот момент, не запертая дверь в доме скрипнула, и на кухню вошёл, невысокого роста сухонький дедок, с по-стариковски бездонными глазами, и добродушной, располагающей к себе, улыбкой беспросветного оптимиста. Протянул руку представившись: «Селезень». На мой вопрос, как по имени, отчеству, он усмехнулся: «Да, Селезнем и зови, мне уж давно так привычней». Захарыч подвинул ему стул: «Мы тут, только про тебя говорили, рассказывай, как ты у хозяина клюкву воровал». Селезень, с не сходящей улыбкой, махнул рукой: «Да сколько можно!» - но понимая, что от Захарыча не отвертеться, продолжил: « Ну что, пошёл я тогда, клюкву драть, на Чистое. А год на ягоду тогда был богатый, и где-то посреди болота, набрёл на пятак, клюква в ствол шестнадцатого калибра не лезет. Рюкзак с торбой скинул, ружьё за спину повесил, и давай на четвереньках ползать «лапой» клюкву грести, только рюкзак за собой таскаю, час греб, может два. Как краб боком ползу, одной рукой гребу, второй рюкзак подтягиваю, ну так боком, задницей в кочку и уперся, а она возьми да толкни меня в ответ, думал, вон Славка, подкрался, да шуткует. Толкнул в ответ, сзади заворчало, я сначала не понял, поворачиваюсь, а там медведь так же боком сидит, только башку ко мне повернул, может спал, когда я в него задницей приехал, не знаю. Сидим как два дурака, спина к спине, друг на друга смотрим, помню ещё подумал: «Тройкой или пятёркой?». В стволах то дробь была, а потом как обухом по голове: «МЕДВЕДЬ!!!!». Больше ни чего не помню, видимо рванул от туда, и память со страху отшибло, как в избу дошёл не знаю, в себя пришел, когда они меня по лицу лупили». «Мы потом, пол дня его рюкзак искали, да так и не нашли» - подключился к разговору Захарыч. Селезень вздохнул: «Почти полный набрал, ну да ладно давно это было… чего звали то?».
Узнав про щенка, он, было, обрадовался как ребёнок, а потом погрустнел: «Серёжа, у меня сейчас денег нет». В то время по дальним деревням, пенсию задерживали по нескольку месяцев. Понимая, что собака попадёт в надёжные руки, успокаиваю его: «Не переживай, денег не надо, дашь что не жалко, хоть капсюлей пригоршню, и нормально». «Добро, пойду, старуху обрадую» - он довольный унёс щенка домой, вернувшись с банкой пороха, в качестве платы за собаку. Дальше разговоры потекли за охоту, собак и оружие.
Когда упомянули старые ружья, Селезень выдал, ещё одну историю: «Лет мне тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Собрались мы за уткой, на Зелёный, знаешь остров на том берегу Камы, который от болот протока отделяет. Приехали вечером, костёр развели, сидим, завтрашнюю охоту отмечаем. Вдруг по протоке, скрип - скрип, скрип – скрип, выплывает вёсельная лодка, в ней дед. Нас увидел, и кричит: «Сынки, патронами не поделитесь?». Патронов, в те времена, у нас покупных не было, крутили сами, кто на дымном, кто на «соколе». Спрашиваем его: «Дед, калибр тебе какой?» - а он так уверенно: «Да мне всё равно». Мы удивились, но кто один кто два патрона деду скинули, он уплыл, ну а мы дальше пировать. Утром туман, слышно только кряканье стаи, на воде. Мы уключины смочили и тихонько подплываем, лишний раз вздохнуть боимся, стая большая, сидят плотно. До стаи метров сто пятьдесят остаётся, на воде, да в тумане, расстояние тяжело определить, стараемся подплыть поближе, вдруг сзади, от Зелёного, скрип-скрип, скрип-скрип. Вчерашний дед, на своей плоскодонке, нарисовался, и гребёт в нашу сторону. Мы шёпотом материмся: «Чёрт старый, чтоб у тебя руки вместе с вёслами отвалились, смочи уключины» - пытаемся успеть, пока стая, от дедова скрипа, на крыло не встала. Оставалось нам, до уток, метров может восемьдесят, когда ближние утки перелетать начали, деду до нас метров ещё полста, когда сзади громыхнуло. Стая на крыло поднялась, но не вся…. по центру полоса осталась, из битой птицы. Смотрим назад, на месте дедовской лодки, облако дыма, мы быстрей туда спасать старого. Пока гребли, дым растянуло, подплываем, и видим такую картину. На дне лодки, копошится дед, пытаясь сесть, на сидуху. Рядом с дедом, лежит фузея, длинной чуть не в половину дедова корыта, ствол чуть не смою руку толщиной, а на прикладе валенок одет. Подплыли, спрашиваем: «Ты живой, чёрт старый? Откуда такой мушкет откопал?». Дед с силами собрался, залез на сидуху: «Нормально сынки, нормально, а ружьё наследство от деда моего». «А валенок зачем?» - допрос продолжаем. «Раньше так стрелял, а как старый стал, без него не могу, дерётся зараза шибко» - объяснил своё изобретение дед, под наш хохот».
Просидели мы за разговорами до полуночи, после рыбалки я уехал домой, и больше с Селезнем не встречался. Только Михаил с Владиславом Захаровичем, передавали от него приветы и благодарности за собаку, с которой он пропадал постоянно на охоте до последних своих дней.
. Но время не умолимо, и теперь о них остаются только воспоминания.
.